Мужчины в моей жизни и причины разлук

Открытие.

Французский бульдог, чёрный, с белым пятном на груди всегда радовал своим приходом. Да и сам радовался, выворачивая своё короткое тело так, что если бы имел хвост, то непременно достал бы своим ртом. Вот он лёг на спину и весёлым взглядом пригласил к игре. Я пощекотала шею за ушками, и он захрюкал от удовольствия. Вошла дочь, поприветствовал её вилянием заднею частью тела, засмотрелся на неё томно просящим взглядом и маленькими шажками стал приближаться к ней, присевшей на корточки и, словно гипнотизируя, подставил свою морду для поцелуя. И дочь, читавшая статью о микробах, отвечая ему, подключилась к игре. Только внук не понимал, как можно целовать такого некрасивого пса. Ведь он ещё не забыл, как его мама и бабушка и дядя были кусаны им, глупым щенком. А я смотрела с умилением на эту картину и думала примерно так « Я люблю этого бульдога, собаку моего сына, и бываю очень рада, когда ему хорошо. Почему же я не могу так же радоваться, когда выбранный мной мужчина ведёт себя также. Когда избранник, бросая томный взгляд, подходит близко к другой женщине, словно умоляя, «прикоснись, ну, посмотри на меня» И я повторила эту мысль дочери, а она, смеясь и не переставая целовать щенка ответила «Когда ты живёшь радостью другого человека эта и есть любовь» «Значит, я ни кого и никогда не любила», проговорила я грустно и сердце сжалось от чувства безысходности, от безвозвратности что-либо исправить.
И вот предо мной промелькнула вся моя жизнь, все переживания, связанные с разными мужчинами моей долгой жизни в каком то хаотичном рисунке, не по порядку, а по силе переживаний прошлых лет. Как в калейдоскопе, то, усиливаясь, то, размываясь, мои ощущения, раня не менее сильно, выплеснулись в память. Для лёгкости восприятия читателя, я постараюсь описать в хронологическом порядке.

Друг детства.

Всё своё детство я общалась с мальчиком, которого звали Валентином, собственно как и меня. Это он научил меня видеть объём при рисовании. Это его была идея капнуть чернила между двумя листами в тетради, а при закрытии тетради капля обретала рисунок, который нужно было лишь домыслить и что-то пририсовать. Это по его милости я получила избиение прутом за порчу практически всех тетрадей, купленных к школьному году. Но зато это он приносил мне еду, когда я, ненавидя свою мать после наказания, не хотела, есть вообще из её рук. Это он катал на санках, впрягая Дозора, и когда я плакала в снегу, заботливо надевал свои варежки, а затем бегал за радостным Дозором, волочившим перевёрнутые санки. Это его я часами ждала у другой школы, так как я тогда была четвероклассницей, а он учился в шестом. Он высмеянный одноклассниками: «Смотри, твоя невеста ждёт тебя» подходил и заботливо спрашивал «Опять двойка?» Да, шептала я сквозь слёзы. « Мы всё сейчас уладим, на, надень варежки. Давно стоишь?» осведомлялся участливо. У него дома я переписывала страницу с двойкой, а он вставлял этот двойной лист на место, проверял ошибки, исправлял некоторые и оставлял нужное количество для тройки, и я успокоенная, шла домой. Мама, никогда не наказывала за двойку, но смотрела осуждающим долгим взглядом, который угнетал меня больше битья. Валька четвёрку вместо двойки ставить не решался, боясь разоблачения. Это я плакала, когда его положили в санаторий с туберкулёзом, а меня, как здоровую, отправили домой. Я хотела всегда быть с ним и с завистью смотрела на его покрасневшую руку. Это была реакция на пробу. Моя же рука выше запястья показывала, что я здорова. Поэтому, когда я перешла в седьмой, Валька уже учился в городе Моршанске. Но всё равно он был мой Валька. И вот весной я и мой Валька пришли к друзьям, он к Вовке, а я к его сестрёнке Тамаре, а там уже в гостях была девочка Роза, моя одноклассница. Я о ней знала лишь, что она «татарочка», и что они едят конину. Но это не мешало нам общаться в классе, хотя все знали об её желании всегда и обо всём рассказать учителям. Но это было тогда. Уверенная в себе девочка (она одна из немногих имела полную семью) разговаривала с Томой, когда мой Валька, поднимая её кружевной платочек, передавая его ей, коснулся её руки. И взгляд его был таким радостным, словно радугу увидел внезапно. А я смотрела на него и на неё. Тогда я подумала, что если бы я имела такой же розовый газовый шарфик, который отбрасывал на лицо розовые блики, чем изумительно преображал её, Розино лицо, то Валька бы смотрел так на меня. Мне и в голову не приходило, что Роза тогда имела нечто, что так привлекает мальчишек, это маленькая, но большая для этого возраста, девичья грудь. Валька стал догонять её, обнимая сзади и всё время восторженно заглядывая ей в глаза. Тогда больно, впервые больно и чуть холодно кольнуло в сердце. Думаю теперь, не в сердце, а в душе ожила во мне змейка ревности. Но, тогда решив для себя, что Валькино лицо в прыщах и Розино тоже, я легко отказалась от них. И сколько меня ни звала Валькина мама зайти, Валентин приехал, я не заходила ни разу. А весной уже переехали в Казахстан. Перед отъездом Валентин зашёл проститься. Над ним смеялись матери его и её. Как же ты теперь отпустишь свою невесту в далёкие края? Мне было так грустно, оттого, что они не знали, что не я его уже невеста. А он смотрел в окно, прищурив свои веки, и его черные глаза стали длинными полосками и в них заблестели слёзы. Больше я его не видела. Когда мне было 18, он написал письмо мне, что я его неоткрытая звёздочка. Я не могла забыть тот взгляд, обращённый не на меня. А ведь он 5 лет спустя, разыскал меня и вероятно думал обо мне, вот так же, как я сейчас. Но не любившая полумеры, категоричная в ущерб себе, не имевшая ни в детстве, ни в юности, то, что бы хотела, а только его, Вальку, я хотела иметь, его вместе с взглядом. Оказалось, и его я не имела тогда, а только возможность общаться с ним. Этого мне было не нужно тоже. Он уже 30 лет как умер.

Первые ощущения влюблённости.

И первая влюблённость, первая звездная ночь, первое прикосновение, когда ты теряешь равновесие, когда хочешь его видеть. Первый дневник, неделя у него, другая у меня. Когда в него пишешь не всё, что хочется, но всё читается между строк. Первый поход в кино с любимым мальчиком. Первый вопрос: «Ты знаешь, что такое любовь?». А я ему, показав на полную луну, «Коля, смотри какая луна!», вместо ответа. А он, младше меня на год вздохнул и промолвил: «А я знаю», приподнял воротник на моем зимнем пальто, взял верёвку от саней и повёз меня по скрипучему снегу. А летом я и Коля были свидетелями, как девчонка остановила коня на скаку. Её длинные волосы разметались по потным загоревшим плечам, карие огромные глаза сияли, щеки румянились. Она самодовольно и гордо тряхнула головой, а я, перехватив Колин восторженный взгляд в её сторону, услышала не менее восторженный голос его « Она будет учиться в моём классе!» Девочка выглядела старше. То была девушка, хорошо сложённая, с бюстом второго размера. И резкая боль в области сердца, словно я уже потеряла его, своего Колю. А он, ничего не понимающий, заглядывал мне в глаза, пытаясь развеселить. А я, которой девочка очень понравилась самой и при других обстоятельствах, ну, например, если бы я была мальчиком, я бы выбрала только её, не могла представить, что Коля будет видеть эту красоту и не восхищаться. А я, как и прежде, была худа. Скоро шестнадцать лет, грудь покалывала, но и только. Да и какая же это грудь. Так, маленькие прыщики вместо груди. Все в классе шептались за а моей спиной, как о прокажённой, говоря, что у неё ещё «Этого» нет». Словно, они обладали каким-то богатством, а не естественным природным явлением, которого бы рады избежать позже, да природа позаботилась. Это Коля рассказал мне, как эта девочка подморгнула учителю физики, когда он смотрел ей в глаза. Учитель физики не умел заинтересовать класс и выбирал одного ученика, слушающего, добросовестно рассказывал этому ученику. Заметила это новенькая и сказала всем присутствующим перед уроком, «Спорим, подмигну?» И подмигнула. Но Колю увезла мама на Украину, сразу же после этого рассказа. Девочку вызвали к директору школы, что бы другим не повадно бы было. Письма, частые вначале резко прекратились. Гордая, я не писала больше. Предчувствия не обманули тогда, я не встретила его в своей жизни.

Вакуум души и перый стыд за себя.

А лёгкая влюблённость к юноше по имени Роберт, которого я гипнотизировала в кино, который временно жил у соседей, поэтому из кино мы шли по одной дороге, и на плечи был наброшен его костюм. Который был загадочным, лишь потому, что был на 5 лет старше. Влюблённая я была три дня. А стыд и поражение помню до сегодняшнего момента, как после фильма, он, хрустя суставами, пригласил очень полную женщину «Ну, пойдём что ли?» «Пойдём коли так», ответила она, сбрасывая с подола шелуху от семечек, которую она нагрызла в ожидании. Зевнув, как бы с равнодушием, тоже потянулась и они, обнявшись, ушли, оставив после себя столько сора, как на земле, так и в моём сердце. Щёки горели, душа плакала холодными слезами. Наутро я уже не любовалась юношей по имени Роберт. Он казался слишком загоревшим, а голос его не таким красивым.

Но эти три укола заблокировала память тогда. Почему я ясно помню каждый взгляд не ко мне, почему и сейчас так ноет сердце моё, почему показались слёзы, хотя кажется, ни чего не произошло, не было измены? Роберт был старше меня, и тогда я не знала, что он имеет эту всепрощающую женщину, а узнала я тотчас после их ухода. Всезнающе соседки проговорили вослед: " О, повела! Мало ей!? Троих детей матери отправила, пошли четвёртого делать». Вот тогда то от стыда загорели щёки, что я могла увлечься таким.

Платоническая любовь

И в восемнадцать своих лет влюбляются девушки страстно и часто.
Он был однофамильцем, 30летним инженером и я к этому времени имела все достоинства юности. Красивая, без единого прыщика кожа. Стройная фигура при нормальном росте с нормальным бюстом. Наконец-то я поймала его восторженный взгляд, точно такой, как Валька смотрел на Розу, Коля на Галю. И однажды, при очередной встрече, он, извинившись, попросил нарвать букет цветов по моему усмотрению. Только тебе, сказал, могу доверить. Что он будет несказанно благодарен и рад. Этот разговор происходил в коридоре около его кабинета. Он увидел меня и обрадовался. Казалось, был искренне счастлив. Приписав причину счастья нашей встрече, я ответила: « Конечно, конечно» Отлично! Добавил, что сейчас приедет его невеста. Я онемела и смотрела в одну точку, в один его глаз. Стало тихо, как будто заложило уши ватой. В сердце похолодело. Пол закачался. Голова закружилась, а тут и невеста подошла, и, взглянув на меня брезгливо, бросила на ходу «кажется, я поторопилась приехать к тебе» прошла мимо меня и мимо своего жениха. Обескураженный, он бросился в след. Я же с трудом дошла до здания, в котором работала, села за письменный стол. Глазам и щекам было жарко, словно я плакала горячими слезами, но слёз не было. Была смертельная усталость. Положив, голову на руки, а прежде руки на печатную машинку, заснула. Пришли коллеги с обеденного перерыва. Никто и никогда не догадывался ни о влюблённости, ни о моём поражении. На душе после сна было легко. Сводки оставляла у секретаря Сельскохозяйственного управления, оградив себя от встреч. Нет, я не любила и тогда. А иначе бы была рада, за засидевшегося в женихах, инженера.

Но душа не может жить без любви. И два солдата, вернее ещё в солдатском обмундировании, но уже отслужившие, встреченные мною, были в том месте прекрасными объектами для влюблённости. Особенно один. Тёмные волосы. Высокий. Красивый голос. Первое волнение от близости. Нет, не от той близости, когда сливаются два тела, а от легких прикосновений рук. Подруга зазвала только заглянуть в клуб. Ах, лучше бы никогда я не заходила бы. Он танцевал, обняв крепко даму, она склонила голову к его плечу, и было видно, что она счастлива, а он горд. Сердце сжалось в ледяных тисках. Так мне казалось или вернее чувствовалось. Ушла с грустью и тоской. Вспомнив, как вчера он смотрел на гимнастку на концерте. А на меня никогда так. И наверно я не была борцом за счастье. Позже, не понимая, просил прощения, сам, не зная за что. Но, не умея забыть эти объятия и восхищённый взгляд на гимнастку, действительно гибкую, рассталась. Расстаться легче, чем страдать.

Я шла вечером домой и встретила одиноко идущего его друга. Друг рассказал о себе. Я немного о себе и стали дружить тихо.

Это не была влюблённость. Просто дружба. Три года за ручку. Поцелуй на прощанье. Три года верной любви с его стороны. Моя верность была ответной. После свадьбы пошли в гости. Девушка, хозяйка той квартиры, решила накрасить губы именно моему другу. Она в борьбе завалила его на кровать. А была Людмила в коротком, трикотажном, черном платье, с огромным вырезом. Её большая грудь, приподнятая корсетом была огромной и, казалось, что эти два шара вот-вот выкатятся из-под платья и плавно перекатятся ему в рот. Он смущённо отворачивался, и это давало ей повод ползать по нему, размазывая краску по лицу. Теперь уже другая боль сжала сердце. Теперь я была замужем и не могла легко отказаться. Первый ребёнок был во мне. Почему ему, а не другим парням. Почему он охотно согласился принять эту игру? Стыд, что я имею такого безвольного мужа, жёг душу. Мне и в голову не могло прийти, что ему это возможно нравилось. Однажды мы принимали гостей. До их прихода он учил меня играть в шахматы. Пришла красивейшая девушка моих лет. Она умела играть в шахматы. Они склонились над шахматной доской так, что их волосы соприкасались. Второй раз почувствовала себя лишней. Вот она пошла неверно, и он положил свою руку на её запястье, тем самым, разрешая переходить. В итоге она выиграла, и он с радостным восторгом пожал её руку, и я заметила, что задержал надолго и выпустил с неохотой, ещё медленно скользя своей ладонью по её ладони. А ведь мы уже были женаты. И он, никогда не ходивший на танцы, и на маскарад, побежал в этот вечер. Она приходила за украшениями (бижутерией) И только мораль Екатерины, так звали красавицу, или он ей не нравился настолько, чтобы пожертвовать дружбой со мной, спасла тогда наш брак. На вечере, станцевав с моим мужем один танец, отказалась ещё, сославшись на усталость. На другой день, принеся мои бусы, которые она занимала на маскарад для индийского костюма, отказавшись играть с мужем, хотя он и топтался радостно выжидательным, сославшись на головную боль, ушла и больше не приходила. На прощание пригласила меня к себе одну, мотивируя, что старшая сестра не любит мужское общество. Случилось ли что в тот вечер, кроме комплемента его, что она самая красивая на маскараде, я уже никогда не узнаю. Однажды муж пошёл занять очередь в баню. Маленькая банька на одну семью. Очередь живая. Его нет и нет. Беру малышку и подхожу к коридорчику ожидания. Он сидит в середине между двумя девушками. Жарко. Сидят тесно, прижавшись, друг к другу. Девушки в незатейливых легких сарафанах. Им весело. Увидел. Не встал, продолжая глупо смотреть на меня, стоявшую с ребёнком. У меня потемнело в глазах, от их близости. Ведь по краям скамьи полно свободного места. Подступила тошнота. Развернулась и ушла с дочерью домой. Ей было всего два месяца. Через час позвал в баню, а меня затошнило. Представила их потные руки и касания друг друга. С этого дня не могла его любить или не хотела его прикосновений. Стала холодной и недоступной. Стоит только вспомнить, так сердце, да и всё тело словно окатывали из ведра водой со льдом. Зубы не слушались, подбородок дрожал. И снова память заблокировала всё, мы ещё жили какое то время под одной крышей, но былое отношение не вернулось.

Развод был избавлением. Ребёнку четыре года. До её десяти ни один мужчина не интересовал. Недоверие, страх пережить подобное, останавливал от очередного знакомства. А не один ли? Сердце учащённо забилось. Он. Яков. Командир студенческих отрядов из Свердловска. Впервые чувствовала так страстно его присутствие, как никогда и ни кого до этого. Его взгляд зелёных глаз преследовал неотступно. Его записная книжка на стуле рядом в концертном зале, и всё плывёт перед глазами. В его присутствии глохла. Тело горит так, что его дыхания было бы достаточно, что бы я вспыхнула как спичка. Встреча состоялась к осени. И тут то я и увидела кольцо. Сказал, что он обручён с девушкой, продолжая гладить по волосам и целовать нежно. Сердце упало, и хотя каждая клетка тела ещё желала его, разум окатил холодом разочарования, заставил отказаться от ненужной боли в последствии. Мы не дошли до логического конца, ограничив встречу жестокими поцелуями. «Ну почему, ты же женщина?». «Как раз по тому, что женщина, ты, останешься, верен своей невесте». "Какая сила разума и нравственности! Какая сила воли, возможно, восхитится читатель. Или: «Какая же она глупая!" воскликнет кто-то. А это всего лишь сила разочарования, подобно ледяному водоёму, убивает всё желание. Хочется только согреться, зарыться, во что ни будь жаркое и безопасное. Значит, и его я не любила, коль не порадовала и не порадовалась его встрече с невестой? И опять слёзы жалости к себе самой. За что я так себя наказала. Вот и сейчас я испытываю такое разочарование в мужской неверности. Какой то заколдованный круг, водоворот в любовных взаимоотношениях как в воде, из которого не выбраться. Возможно, нужно бы пойти к психиатру? Может быть дело во мне, моей неукротимой, абсурдной, надуманной ревности? Яков и сейчас живёт в Свердловске. Возможно, как и я, сейчас, именно сейчас, вспоминает обо мне так же с болью утраты? Да пусть Бог простит меня за мою холодность, возможно жестокость. И хорошо бы простили меня эти мальчики, торопившиеся бросить важный, просящий, восторженный взгляд на другую женщину, так и не узнавшие моей настоящей любви. А могу ли я любить? Не получившая, никогда, ни от кого любви, как же научиться этому великому чувству, этому удивительному искусству любить? Возможно, не нужно было бы ловить взгляды возлюбленных моих, брошенные не на меня, нужно было бы быть гимнасткой, королевой бала, уметь останавливать лошадь на скаку? Но ведь парни, или мужчины, как я их величаю здесь, то же не были, ни принцами, ни гимнастами. Да и вряд ли могли сидеть верхом на коне.



Продолжение следует.