Роща самоубийц. Максим окончание

(Окончание)

Наташа шла чуть впереди. Она как-то ссутулилась, ноги ставила неуверенно. Они оба - и Наташа, и Максим - были ошарашены произошедшим. Что это вообще такое? Игра воображения? Параллельный мир? Что за бред – люди-деревья? Кто они? Где они жили? Или живут? Когда это произошло? Как узнать?

 Допустим, они ещё живы. И что для них можно сделать? Ну, для Любани можно поискать место в каком-нибудь приюте для молодых мамаш или, на худой конец, в Наташину квартиру поселить на время. Ленку надо в клинику. Лечить её нужно от алкоголизма. Но это же бесполезно! Сколько прошедших лечение начало пить снова! Да и не бесплатно это… У Максима таких денег нет. А что с Ромой делать? Машину забрать? В баре порядок навести? Женщину ему найти? А Илья? Ему-то как помочь. Он столько пережил, что, похоже, вообще сдвинулся.

- Наташ, ты что обо всем этом думаешь?
- Я молюсь за них, Максимчик. Иду и молюсь. Прошу, чтобы Господь вразумил их, отвел беду. Чтобы их выпустили из деревьев. Я не знаю, почему это всё обрушилось на нас… Если бы я психологом была, я бы, может, подсказала, что им делать. А так… Я ведь сама, Макс, иногда подумываю…

- Ты? Наташа!
- Да. Представляешь, какая я дура? Я себя мысленно подставила к этим деревьям…
- Ну что ты, Наташенька… Я же тебя люблю!
- Я тоже тебя люблю…

Макс обнял Наташу свободной рукой. Да, он скотина. Он иногда её не замечает. Он так привык, что она рядом, как рука или нога, как часть его самого… Ну не станешь же признаваться своей руке в любви! Это само собой разумеется. Но… надо говорить, надо сходить куда-нибудь вместе, цветы давно уже не дарил…

Вдруг, разорвав тишину леса тысячей голосов, в небо поднялась огромная стая воронов. Большие чёрные птицы покрыли сетью всё небо. Они громко… граяли – вот точное слово!

Сколько их? Не одна сотня, наверное. А может, так только кажется, потому что они не стоят на месте. Птичья сеть, опутавшая небо, была похожа на живой единый организм. Он расширялся и сжимался, менял форму и перемещался в пространстве… Изумительная синхронность движений завораживала и пугала. Кто руководит этим немыслимым танцем? Откуда вся стая знает, что сейчас нужно повернуть или взмыть ввысь? Не мешают ли лесным воронам эти двое людей на просеке? А то как в фильме Хичкока…

Внезапно, как по команде, птицы перестроились в кольцо. Широким хороводом они двигались по часовой стрелке, постепенно сближаясь. Когда вороны сомкнули круг максимально, показалось, что в небе появилось чёрное солнце.

В эту минуту снизу прямо в центр скопления птиц стремительно взлетел ещё один ворон, до этой минуты, видимо, сидевший где-нибудь на дереве. Тогда вороново солнце на секунду раскрылось в кольцо – и сомкнулось снова, поглотив «новичка».

Такого истошного крика птиц Наташа с Максимом даже вообразить не могли.

Что-то в вороньем скоплении происходило, какая-то драма. Птицы отлетали от условной середины – и бросались в столпотворение снова. Полетели перья.

- Они дерутся? Или из-за тесноты калечат друг друга? – Максим тоже не знал.

Все небесное представление длилось минуты три, не больше. И закончилось так же внезапно, как и началось. Один из воронов камнем упал вниз, а остальные просто опустились и растворились в лесу. Наступила тишина. Какая-то зловещая…

Максим пожалел, что не снял это чудо, но он как-то вообще забыл про фотоаппарат… Надо будет почитать об этом в Интернете. Что это за птичьи ритуалы?

Они свернули с просеки в лес. До шоссе оставалось минут десять ходьбы. Идти стало сложнее: корни деревьев проступали на дорожке, как вены на руках старика. Максим оскальзывался, спотыкался, потому весь был поглощён дорогой. Он чуть не столкнулся с внезапно остановившейся Наташей.
- Что случилось?
- Смотри,- Наташа кивком указала направление.

Метрах в четырёх от них под сосной лежал ворон. Тот самый, на которого обрушился гнев сородичей. Макс подошел поближе.
Тело птицы трепетало в предсмертных судорогах. Голова была расклёвана до мозга, и залитые кровью глаза только угадывались в красном месиве. Крылья явно были сломаны. Птица умирала.

- За что же тебя так, бедняжка?! – сказав это, Макс отчетливо услышал в голове ответ:
- За людей. И за вас тоже. Прости меня. Я хотел как лучше. Но это уже неважно. Я сейчас счастлив: я смогу явиться в эту жизнь в новом обличии. А вы идите. Мне уже не поможешь. Ты только разберись во времени…
- Это все ты?!..

Птица затихла. Видимо, умерла.

С ума сойти! Ворон запирает людей в деревья, чтобы спасти от смерти, а сородичи его за это ритуально показательно казнят! А время тут причем? В голове Максима всплывало всё, что он когда-либо слышал о воронах. Ну да, они умные. О них даже в Библии говорится. Ной выпустил сначала ворона для разведки состояния земли; тот долго летал, находя обильную пищу в трупах, плавающих на поверхности вод, но земли не нашёл, потому от скорби его белое оперение стало чёрным. А ещё ворон помогал выжить в пустыне пророку Илии, принося ему хлеб и мясо по утрам и вечерам. Созвездие Ворона есть… Черчилль во время Второй мировой войны распорядился подкармливать птиц Тауэра, зная о распространенном мнении, что вороны покидают свои гнёзда в преддверии голода и социальных катаклизмов… Эта птица изображена на родовом гербе Рюриковичей… Есть над чем подумать. Только Наташе – ни слова. Она и так пережила достаточно. Пусть думает, что просто птица просто умерла.

 Макс пошёл к тропинке, на которой всё так же стояла Наташа. Над головой, где-то в ветвях, громко прокаркал ворон.

- Ах ты, стервятник! Он ещё не остыл, а ты уже пищу караулишь!..
Макс схватил шишку и запустил ею в нарушителя скорбной тишины.
- А ещё говорят: ворон ворону глаз не выклюет! Эх вы, сволочи.

Наташа молчала. Она что-то сосредоточенно обдумывала. Наверное, она и не слышала ворчанья Макса, а тот не мог успокоиться до самого шоссе.

Они сели в дачный автобус. Кондукторша попыталась заговорить с новыми пассажирами:
- Хорошо хоть вы появились, а то вообще порожняком шли. На следующей неделе уже закроют маршрут.
Но, видя, что на её слова никто не реагирует, замолчала и пристроилась покемарить на первом сидении.

Вышли у вокзала.
- Пойдём пройдёмся? До набережной. Домой неохота…- Макс понял, чего хочет Наташа. Он тоже подумывал о том, что надо бы найти то место, которое так ярко представилось во время «рассказа» Любани. А ещё Ромкин бар, он ведь тоже на набережной… Да и Ленка иногда там банки собирает… Вдруг… А что вдруг? Он не знал.

Под ногами шуршали листья. Это шуршание не могли заглушить привычные звуки города. Давно ли радовались первым клейким листочкам… И вот уже летит осенняя листва, которую сбрасывают деревья, как человек выбрасывает ненужные вещи. А ведь деревья, как оказалось, не просто стволы. Быть может, в каждом из них душа? Или дух?

- Давай присядем?
- С превеликим удовольствием, Наташенька…

Они сели на скамейку, укрытую, как зонтиком, огромной нависающей веткой вековой липы. Хорошо! Так вот, о деревьях…

 У древних славян считалось, что в каждом дереве живёт душа, которая может воплотиться в девушку-древесницу с прекрасным сияющим лицом. Да и названия руки, ноги, пальцев, ногтей восходят к санскриту, где все они объясняются уподоблением человека дереву. Ногами человек прикреплен к матери-земле, туловище кажется стволом, а ветви-руки тянутся в небо…

- Максимчик, там пирожки в корзинке, достань, съедим по одному.

Достал, недовольно морщась. Мысль какая-то была… Как бы не спугнуть. Так… Славяне считали, что после смерти душа человека может перейти в дерево. Если дерево скрипит, значит душа покойного просит помолиться за неё… Поэтому никогда не рубили живые деревья, собирали хворост.

- Давай ещё по одному, они такие вкусные!
- Ты проголодалась, моя радость? – Максим достал пирожки. Нет, сейчас уже не до деревьев, нельзя сердиться, просто эту логическую цепочку надо достроить дома. – А пирожки действительно вкусные! Ты такая молодец! Они все с картошкой? – сказал и вспомнил: сливово-морковную начинку обещала Роме его мама…

- Нет… я ещё с капустой… и с яблоками… - Наташа тоже как будто что-то вспомнила – так неуверенно прозвучал её голос. Но вслух ничего не сказала.
Максим переставил корзинку на край скамейки, подвинулся к Наташе и обнял её:
 - Хорошо, правда?
- Угу.

Погода отличная, люди гуляют. Пирожки уютно расположились в желудке.

Мимо их скамейки прошли две женщины. Одна, полная, лет пятидесяти, с барашком химии баклажанного цвета, ворчливо выговаривала своей беременной спутнице:
- Это ж надо, матери родной ничего не сказать! Что ж ты у меня за дурёха такая!
А та сияла от счастья, хотя и пыталась сделать серьёзный вид.

- Макс, может, это Любаня? Коса вон какая толстая, да и живот уже большой, плащ широкий светлый... Давай я подойду и спрошу, как её зовут!

Наташа уже вскочила со скамейки, Макс еле успел схватить её за руку:
- Не надо. А вдруг не она? А если её мамаша спросит: а тебе зачем? Да и вообще…

Наташа села. Женщины тоже устроились на скамейке напротив. Теперь за ними можно было понаблюдать. Да, это, безусловно, мать и дочь: так много общего в манерах, жестах. У старшей резче очерчен упрямый рот, глубже жёсткие складки, брови кажутся низкими от привычки хмуриться. Молодая очень миловидная, круглолицая, с большими сияющими глазами. Но так легко представить, каким будет её лицо лет через двадцать пять, посмотрев на старшую из женщин.

А ведь Любаня! Или нет?

Женщины почувствовали, что их пристально разглядывают. Мать цепко оглядела пару, сидящую напротив, и от греха подальше увела дочку.

- Ну слава Богу! Теперь у Любани всё будет нормально,- облегченно вздохнула Наташа. – Но всё-таки зря ты мне не дал спросить имя. Сейчас бы знали наверняка…

- Да не надо нам знания, Наташенька. Там, в дереве, имя могло быть условное. И время могло быть условное. Может быть, Любаня – это старшая из них! А вся эта история происходила где-нибудь в Астрахани, Мурманске или Петербурге. Может, они жили десять лет назад или будут жить через пятьдесят! Почему ты решила, что это всё здесь и сейчас?

- Не знаю. Просто я не подумала… Ты прав. Но тогда зачем нам знать их истории, если мы не сможем им помочь? Ты же сам говорил, если встали на пути, значит, надо…

- Ты им уже помогла. И я тоже. Мы узнали об этих людях, посочувствовали им, ты за них помолилась… А я… наверное, напишу что-нибудь про это…

При этих словах сразу захотелось домой, к рабочему столу.

До дома добрались поздно вечером.
Наташа, уставшая от пережитого за день, сразу легла. Максим же по привычке пошёл к столу. Он пробежал глазами последнюю страницу, дописанную утром второпях, и понял, что его повесть теперь отправится на некоторое время в стол отлеживаться. Все мысли писателя были уже на поляне, где жались друг к другу деревья-уроды.