Крылья

Крылья. (рассказ)

 Второй раз в жизни я был в горах. Первый – еще в студенческие годы. Помню, что тогда не столько смотрел на окружающую природу, сколько под ноги, чтобы не споткнутся на заповедном бездорожье. Но и тогда горы произвели на меня неизгладимое впечатление. Дело даже не в мощи и величии этих вздыбленных каменных громад – хотя они и потрясают воображение. Самое необычное – это сверхчеловеческая красота и гармония, запечатлённая в горных хребтах и вершинах. Лучшие творения человеческого гения – готические соборы и токкаты Баха – только подражание вечным шедеврам Творца…
 
Оставив надоевший рюкзак внизу на турбазе , я налегке поднялся на ближайшую гору. Издали она была похожа на зеленый купол исполинского храма, но когда я взобрался на нее, то обнаружил что храм – это она сама. Высокими ровными колоннами стояли вокруг горные ели, смыкая наверху свои изумрудные хвойные своды. Сквозь эту зелень проглядывала местами небесная синева с белыми облачками, позолоченная солнечным светом. В тишине, нарушаемой только пением птиц, и в безлюдье, я наконец почувствовал то, за чем собственно и отправлялся в эту поездку.
 
Пришла пора подбивать итоги прожитым годам, всему сделанному и не-сделанному, недостигнутым целям и упущенным возможностям. Суд времени – самый строгий и беспристрастный: время не уговоришь возвратится назад, чтобы исправить, переделать содеянное… Здесь, среди живых колонн созданного Самим Богом собора особенно остро почувствовал, что жизнь была прожита напрасно. Ничего, совсем ничего стоящего я не сделал, никому не помог, никого не сделал счастливым, и сам счастливым не стал. Не стоило обманывать себя, что все еще впереди: большая часть жизни уже прошла, и может быть осталось совсем немного до неизбежного конца… когда же жить, когда творить добро? «Очисти, Господи, очисти… Душа моя, почто мертва?!» шептал я слова из песни иеромонаха Романа. Неужели мне так и не суждено обрести в этой жизни крылья, на которых мой дух смог бы подняться над мирской суетой, над плотскими страстишками….
 
Мне так захотелось в вышину, что я спустился с этой небольшой горы, чтобы подняться на гораздо более высокую вершину, находившуюся с нею рядом. Когда я поднимался по крутой, мало хоженой тропке вверх, неожиданно послышался женский вскрик. Раздосадованный тем, что вездесущие туристы помешали мне побыть наедине с природой и собой, я хотел уже вернутся обратно, но крик повторился. «Помогите! Да помогите же кто ни будь!» - это несомненно была просьба о помощи, и ее нельзя было оставить без ответа. Я бросился бежать вверх, пока не добрался почти до самой вершины горы. Здесь, всего в десятке шагов от края пропасти, в которой клубился вечерний туман, расположилась «веселая» компания. Лежащие кучей рюкзаки, парочка одеял, расстеленных на земле, несколько опустошенных уже бутылок водки и остатки еды. Среди этого натюрморта четверо здоровых лбов похоже собирались изнасиловать девушку. Двое ее держали, третий пытался зажать ей рот, чтобы не кричала. Четвертый стоял на тропе, прямо передо мной.
 - Чего тебе здесь надо? Шел бы лучше своей дорогой – целее будешь! - с угрожающим видом процедил он сквозь зубы. Пока я переводил дыхание после бега в разреженном горном воздухе, в голове ураганом проносились мысли: «В самом деле, надо ли вмешиваться? Их четверо, а я один. На подмогу надеяться нечего – вся наша группа, кроме меня, внизу, на турбазе. Да и девчонка ведь сама с ними сюда пришла, должна бы понимать с кем водится…». Но вид этой самой девчушки, изкоторой похоже еще не было и восемнадцати лет, отчаянно вырывающейся из лап пьяных мерзавцев, заставил умолкнуть голос благоразумия.
 - Отпустите ее, вы ей не нравитесь! – сказал я им, стараясь не выказать собственного страха.
 - Чего? – остолбенел не ожидавший такого отворота амбал, стоявший на тропе. Он был гораздо выше и тяжелее меня, к тому же под рукой не было ничего, что можно было бы использовать в качестве оружия. Даже камня подходящего не оказалось… Воспользовавшись замешательством этого троглодита, я изо всех сил ударил его кулаком по выступающему кадыку. Где-то я слышал о эффективности такого удара. И в самом деле: верзила схватился за горло, и согнулся вдвое, разрываемый неудержимым кашлем. Трое других, оценив обстановку, выпустили девчонку и бросились к палкам, лежащим у прогоревшего уже костра. Девочка тут же бросилась по тропинке вниз, мимо все еще кашляющего парня, и дальше. Пробегая мимо меня, она шепнула тихонько: «Спасибо...» и даже попыталась улыбнутся сквозь слезы и размазанную тушь. Можно было конечно попытаться улепетнуть вслед за ней, но разум мне подсказывал, что это не поможет. Догонят все равно. Лучше уж оставаться на месте: тогда хоть у девчонки будет шанс уйти…
 
У меня такого шанса не было. Когда они набросились на меня с палками, мало что можно было сделать. Точнее сделать было ничего нельзя. Я только пытался закрывать руками голову и лицо, чтобы избежать по возможности худшего. Я ведь не Сигал, не Шварценеггер, боевыми искусствами не владею… Вскоре они сбили меня с ног, а дальше уже трудно было соображать: сплошная боль затопила все вокруг…
 Избиение однако продолжалось недолго – это ведь тяжелая работа, от которой быстро устают. Они перевели дух, подняли меня на ноги, и стали решать, что им дальше делать с таким наглым типом, как я. Решали недолго – вскоре все четверо подошли снова. На все еще пьяных лицах играли издевательские ухмылки, но рожи их от этого не стали приятнее.
 - Ну лох, здорово разозлил ты нас – сказал один из них, видно босс этой шайки, - но мы не злопамятные, мы тебя отпускаем… Можешь идти – но только вверх, по этой тропке!
Остальные загоготали. Тропка вела прямо к пропасти на краю горы.
 - А если тебе тяжело идти, так мы поможем! – выкрикнул другой, и снова раздался смех. И в самом деле, снова взявши в руки палки, они начали теснить меня к самому краю обрыва. До него было всего то несколько шагов, и когда я посмотрел им в глаза, мне стало ясно, что пощады не будет… Когда то, раньше, я не раз пытался вообразить, как чувствует себя человек перед лицом неминуемой смерти – и не мог этого представить. Сейчас я сам оказался в таком положении: жить оставалось считанные секунды. Уже стоя на краю пропасти я окинул взглядом в последний раз окружающий мир: горы, леса и луга, землю внизу, от которой поднималась туманная дымка,.. – и почувствовал с небывалой остротой, как все это прекрасно. Я поднял глаза вверх и увидел парящего в высоте орла, причем он почему-то летел под наклоном, так что крылья его распростирались параллельно косому краю облака. «Мне бы такие крылья…» подумал я с легким сожалением. Не было уже страха, не чувствовалась боль, не было даже ненависти к моим убийцам. Мне было их даже жаль…
 - Мне жаль вас… – проговорил я вслух, едва разлепив распухшие губы.
 - Ах ты ж гад! – завопил главарь, замахнувшись своей дубиной для последнего удара. Я не стал его дожидаться, повернулся к ним спиной и мысленно предав душу Господу, спокойно сделал шаг в пустоту…

 На краю обрыва с остолбенелым видом стояло четверо парней. Хмель все еще не выветрился из их голов, но не это было причиной их ошеломления
- Ч-что это было? – запинаясь от волнения спросил один из них.
- Не знаю, вспышка какая-то, вроде молнии – отвечал главарь, изо всех сил пытаясь казаться невозмутимым, но дрожь в голосе выдавала его испуг…

 - Мама, мама, смотри – ангел! – закричал мальчонка внизу, у турбазы.
Его мать посмотрела вверх и вздрогнула: ей показалось, что нечто большое и блестящее скрылось за ближайшей вершиной.
 - Ну какой же это ангел, глупышка, - сказала она сыну, - это аист был – птица такая большая…
Но потом до самого вечера она оставалась задумчивой и молчаливой посреди оживленной толпы туристов. Все никак не выходил из головы облик слишком большого для любой из известных птиц существа, промелькнувшего в небе. И разве бывают у аистов такие крылья – огромные и сверкающие, как из расплавленного серебра?!...