Циники

Она еще раз оглядела комнату, в которой прожила, казалось, тысячи лет, и которую ей было совсем не жаль оставлять пустой и одинокой. Все было по-прежнему: и убогое трюмо, притулившееся в углу, и высокий, мрачноватый шкаф, чем-то отдаленно напоминавший распиленный танк и даже гордость семьи – шикарный, совсем недавно купленный, кожаный диван с деревянными, рыжими подлокотниками. Нет, теперь мебель стала ей безразлично, а глупые стены только раздражали. Она подхватила легкую, летнюю сумочку, которая столь полюбилась ей за последнее время и быстро вылетела из квартиры.
Куда идти?
Она бежала по улицам, не обращая внимания на дежурные равнодушные взгляды прохожих, мысленно отмечая про себя, что люди когда-нибудь погубят мир своим безразличием. Впрочем, разве не была она безразлична к тем привычным вещам, к которым раньше стремилась всей душой…?
Зачем скрывать эмоции?
Один раз она чуть не упала, споткнувшись о длинный кусок ржавой трубы, который почему-то валялся прямо посередине тротуара. Но это не остановило ее. Да что, в сущности, могло стать для нее, обреченной на собственное безволие, препятствием? Она улыбнулась этой мысли и, перехватив поудобнее сумочку, продолжила свой бег в никуда.
- Девушка, куда вы так спешите? – раздался чей-то полусерьезный, полуироничный голос у нее за спиной. Она повернулась, пристально вглядываясь в лицо незнакомца.
Никуда. А разве это имеет значение? – спросила она, машинально поправив растрепавшиеся во время бега волосы.
- Что вообще имеет значение? – повторил он, подходя ближе и позволяя ей уцепиться за его локоть. – Ты знаешь хоть что-нибудь, что ценно?
Нет.
- И я не знаю. Пошли вместе, раз уж все равно…
Они шли молча. Она не знала что сказать, да и не хотелось нарушать мягкого, ненавязчивого молчания, окутавшего их. Мимо бежали суетливые прохожие, которым было совершенно все равно, что происходит вокруг, но это уже не имело никакой ценности.
Он идет рядом со мной и это хорошо.
- Вы хотите мне что-нибудь сказать? – вдруг спросил незнакомец, по-прежнему глядя на пыльную дорогу и смутный поток машин, проносящихся по ней.
- Нет, - спокойно ответила она, немного ускорив шаг. – Вы идете со мной, и это хорошо.
- Я знаю, - пробормотал он.
Беседа вновь оборвалась. Было почти четыре часа после полудня и солнце уже облизывало своими жадными лучами покатые крыши кривеньких домов. Город казался пыльным и бесконечным, словно какую-то идеальную модель размножили и растянули, надев на дряхлый, измазанный во времени скелет странного животного, существовавшего очень и очень давно. Каждый квартал казался неточным отражением предыдущего, подавляющим и вызывающим желание перейти на стремительный бег. Нет, она определенно ненавидела этот город, преследовавший ее в кошмарных снах. И может быть, отчасти именно поэтому она решилась.
Как я могла прожить здесь так долго? В этом глупом, отвратительном месте, которое словно кровожадная тварь выжирало меня изнутри? Неужели я тоже поддавалась ему…?
- Нет, вы другая, - мягко вывел ее из размышлений голос незнакомца, угадавшего ее мысли. – Если вы еще можете сделать это, значит город не уничтожил вас до конца. У вас есть вторая таблетка?
- Есть, - равнодушно бросила она, припоминая, что у нее с собой практически полная упаковка. – А разве вам это нужно?
- А разве вам это нужно? – переспросил он с легкой улыбкой (впервые с момента их встречи). – Вот и мне тоже…
- Хорошо. Куда мы сейчас идем?
- Это не имеет значения. Разве город не бесконечен? Разве если идти на юг мы не придем на север? Разве улицы не ведут в живописный тупик. Все, до одной, они созданы городом, как созданы и ты и я. Да даже не городом, а просто этим миром, этой реальностью. Вы ведь знали это, так почему же спрашиваете.
- Откуда вы знаете? – она подняла свои большие, выразительные глаза на незнакомца.
- Я знаю многое, - уклончиво ответил тот, - но явно недостаточное, чтобы существовать отдельно от всего этого.
- И поэтому…
- Поэтому. Да. Имеет ли смысл пытаться что-то делать, если мы все равно упремся в тупик? - Ответьте мне на этот вопрос.
- Имеет, очевидно, если все делают.
- Все, - фыркнул он, - давно ли вы равнялись на всех? Какая чушь. Право, вы меня разочаровываете.
- Не вам судить, - холодно сказала она. – Вы не бог и вы далеко не совершенны, пусть вам и хочется так думать. Я во многом согласна с вами, пусть и совершенно не знаю, кто вы. Собственно, мне совершенно все равно. Вы, быть может, вор, убийца или маньяк, а может слабовольный человек, безумный поэт, простой клерк в банке, добропорядочный семьянин или гордый одиночка. Какая мне разница? Мы идем, и это хорошо. Впереди только стены, но вы настоящий и я настоящая. Впрочем, уже четыре часа. Пора.
- Уже? А почему именно в четыре?
- У нас будет отсрочка в два с половиной часа. Но я хочу, чтобы это случилось до захода солнца.
Он ничего не ответил, а только пристально посмотрел на нее и пожал плечами. Ему было все равно. Время перестало играть существенную роль в его жизни, поэтому сейчас он не высказал ни радости, ни сожаления. Она привычным движением распахнула сумочку и вытащила маленький пузырек из толстого коричневого стекла.
- Пойдемте, сядем куда-нибудь.
- Ага, пошлите.
Они уселись на ступеньках старого, заброшенного дома, приготовленного под снос. Но все же, несмотря на свою никчемность, этот дом существовал своей собственной, ни на что не похожей жизнью. Она повертела пузырек в руках, разглядывая веселые блики, скакавшие по ее рукам.
- Нужно что-нибудь сказать? – пробормотала она и вытащила четыре таблетки.
- Нет, зачем? По-моему, раньше мы уже все сказали, что нужно было.
- Да, - согласилась она и протянула ему две штуки.
- Не мало? – усомнился он, разглядывая белые шарики.
- О нет… это слишком сильный препарат. Даже одной хватило бы, чтобы сделать это. Одной на двоих, - она усмехнулась. – Из надежных источников, так что промашки не будет.
- Ну, тогда… вздрогнули!
И, смотря куда-то в небо, они быстро сглотнули таблетки. Мир, казалось, замер и остановился чтобы получше разглядеть двух только что познакомившихся самоубийц, которые сидели на ступеньках старого дома и непринужденно беседовали, словно ничего и не произошло. Но через пару секунд, словно в насмешку над ними, все снова пошло своим чередом: промелькнула группка смешливых девочек-подростков, с улыбками покосившихся на странную пару, прошла какая-то женщина с коляской, лысеющий мужчина с потрепанным дипломатом и… миру было все равно.
Им все равно.
- Мерзкий же у них вкус, - покривилась она.
А вы ожидали мармеладные конфеты? – засмеялся он. – Знаете, смерть может приходить под разными вкусами, но лучше знать ее в лицо.
- Да… - она немного помедлила, а потом как-то устал произнесла, - знаете, у нас еще два с половиной часа. Что вы будете делать?
- Не знаю. Не думал об этом, - он посмотрел на нее и рассмеялся. – Неужели это так важно?
Нет. Тогда расскажите мне о себе, - попросила она, придвигаясь ближе и позволяя ему себя обнять.
- Говорить обо мне? Это скучно и неинтересно. Вы пожалеете, что потратили это время, слушая меня, - он, прищурившись, посмотрел на нее, ожидая ответа.
- Нет, что вы. Я никогда ни о чем не жалею. Тем более у меня совершенно нет никаких альтернатив.
- Ну ладно, только от скуки я расскажу вам это, - засмеялся он. – Хотя, впрочем, что тут рассказывать?
- Расскажите, почему вы решились.
- Не знаю. Увидел вас и решился. Нет, лукавлю. Решился я уже давно, только все повода никак не мог придумывать, все не укладывалось в привычные рамки, чтоб хоть как-то оправдаться. А вот увидел вас и понял: вот оно мое оправдание.
- Какое оправдание? – нахмурилась она.
- Вы меня отравили, чтобы ограбить. Потом стали мучаться совестью, все мне рассказали, и сами тоже отравились. Ну как?
- Совесть! Совесть! Не говорите мне о совести! – запрокинув голову, она расхохоталась.
Согласен. Это когда в 10 лет подслушиваешь взрослые разговоры, а потом пытаешься делать выводы и, если что-то не понимаешь, идешь к родителям с повинной, вот это называется совесть. А у нас с вами… бред какой-то, а не совесть.
- Рассказывайте, рассказывайте, - подтолкнула она его к истории. – Не пытайтесь увильнуть.
- Ладно, вы победили. Тогда слушайте… знаете ли вы, что такое жить без цели, просто так? Каждый день начинается с разглядывания черных пятен на солнце, пока не заболят глаза, а заканчивается короткой молитвой Никому за то, что за день ничего не произошло. Скука! Скажете вы, и, вероятно, будете правы. Но я лелею надежду, что дело тут далеко не в скуке, а просто в моей никчемности и ненужности. Я – как болезненный пережиток исчезнувшего времени не вписываюсь в стремительный мир настоящего. Вы на меня смотрите.. непонимающе… ладно, я попробую объяснить по-другому, - он вздохнул и на секунду задумался, словно припоминая что-то. – Одна женщина любила меня, страстно, чисто, как только могла. Она бросила многое ради меня, пусть даже я и не отвечал ей взаимностью. Нет, мне несомненно было приятно ее внимание, это льстило моему самолюбию, но я ни разу не сказал ей «люблю». И самое любопытное во всей этой глупейшей ситуации то, что я совершенно не раскаивался и не хотел ничего менять. Может быть, я поступал неправильно и эгоистично, но я не гнал ее, позволяя ей каждый день унижаться передо мной, выпрашивая хоть слово, хоть взгляд. И вот, настал один такой момент, когда эта «идиллия» рухнула, словно ее и не существовало. Она прямо стала требовать с меня ответа люблю ли я ее или нет. Что я мог сказать? Мне ненавистна ложь во всех ее формах и проявлениях и уж, конечно, такая… для собственного эгоизма. Она все поняла, другого я и не мог ожидать. Я видел, каким трудом она сдерживала слезы, разрывавшие ее изнутри, но она тихо собрала вещи и ушла, больше ни слова не сказав. И я до сих пор ни о чем не жалею…
- Зачем вы мне это рассказывали? – спросила она, побледнев.
- Не знаю, вы же сами просили что-нибудь рассказать. Как вы теперь ко мне относитесь, когда знаете подробности моей прошлой жизни?
- Никак, - сказала она, задумчиво пожав плечами. – Мне ваше прошлое безразлично, да и вы тоже.
- Сколько у нас еще времени? – пробормотал он, помолчав.
- Час и сорок пять минут.
- Это, наверное, хорошо. А теперь ваша очередь рассказывать…
- Моя? – она улыбнулась и в ее глазах заиграли веселые огоньки. – А если я вам навру с три короба о том, что я незаконно рожденная дочь английской королевы. Поверите?
- Поверю. Но нужно ли вам говорить мне неправду, если через час и… - он взглянул на часы, - тридцать девять минут мы все равно будем далеко отсюда и вряд ли когда-нибудь увидимся.
- Да, пожалуй, - она рассмеялась, - ладно, я расскажу вам все… что смогу.
- Ну что вы! Не надо крайностей! Расскажите то, что вы действительно хотите рассказать мне. Не нужно насиловать себя, пусть лучше ваш рассказ будет приятным для вас.
Она промолчала, собираясь с мыслями. Легкий румянец блуждал по щекам, делая ее невыразимо красивой. Она смотрела на сереющее небо, на усталых, потрепанных птиц, рассевшихся на провисших проводах и думала обо всем том, что ей довелось пережить и как же теперь это уместить в нескольких предложениях. Где смысл? Был ли он? Или все досадное сплетение судьбы, игравшей в свою нелепую игру?… Она не знала. Ей всегда не хватало человека, готового выслушать ее.. слова, раньше пульсировавшие в голове, не шли теперь с языка, потерявшись где-то по пути в темных лабиринтах ее души.
- Я не знаю, с чего начать, - смущенно пробормотала она.
- Начинайте, я пойму…
- Хорошо. Вам случалось видеть когда-нибудь человека – абсолютного изгоя, при виде которого люди отворачиваются, перед которым люди отворачиваются и который обречен на вечное, ноющее одиночество…?
- Вы хотите сказать? – перебил он, - Неужели??
Она устало вздохнула.
- Да…
- По вам и не скажешь.
- Это потому, что вы другой. А они сразу замечают это, как будто я несу плакат перед собой. Но я жила так, считая себя вполне счастливой просто потому, что не знала никакой другой жизни. У меня не было подруг; после школы или потом института я сразу шла домой, все свое свободное время проводя с книгами или гитарой.
- Вы играете на гитаре?
- Да, училась когда-то… Вам интересно? Мне продолжать? – он молча кивнул. – Так вот.. моя жизнь напоминала густое, застоявшееся болото. До того разговора… Конечно, может быть этот случай, взорвавший мою жизнь, был вполне закономерен и продуман там, на небесах, но я придерживаюсь другой позиции. Мне кажется, они там сами удивились том, как это произошло и к каким последствиям привело. Я попробую рассказать вам столько, на сколько у вас хватит терпения, а у меня мужества…
«…Она вошла ко мне в комнату без стука рано утром в улыбчивое февральское воскресенье. На ней были темно-синие штаны, в которых она ходила уже очень давно и какая-то пестрая майка, напоминающая полинявшего жирафа. Я тогда сразу поняла, что она хочет мне что-то сказать. Просто, по глазам. Знаете, у нее были совершенно особые глаза, как у человека, которому нечего терять, идя навстречу цунами. Я помню солнечные блики, отражавшиеся от гладкой полированной поверхности моего стола-ветерана, помню холодок, вертевшийся на кончиках моих пальцев и помню ее идиотскую привычку все время поправлять волосы. В тот день она нервничала и привычка еще сильнее бросалось в глаза.
«Что ты делаешь?» - спросила она, подсаживаясь ко мне.
«Ничего», - мне не хотелось ничего объяснять, да и было заметно, что это не то, о чем она пришла поговорить.
«Почему? – вдруг начала она, - Что ты творишь? Перестань избегать людей, перестань прятаться! Живи нормально, в конце концов!»
Я промолчала. В ее интонациях промелькнуло что-то настоящее, и я была испугана. Вернее, шокирована.
«Что я такого сделала?» - пол медленно уплывал куда-то в туманную бездну.
«Родилась! – вскричала она. – С самого начала ты была ненормальной и позорила меня! Учителя в школе жаловались, и все смеялись и над тобой и надо мной. Я таскалась с тобой всю жизнь и продолжаю таскаться до сих пор. Из-за тебя я бросила работу, взвалив все на отца, которого ты почему-то считаешь врагом народа и не ценишь его! Что мне делать дальше? Мы, между прочим, тоже люди и не можем вечно выносить это!» - она замолчала и отвернулась.
Я ничего не могла сказать в свое оправдание, впервые в жизни осознав, какой громадной обузой для них являюсь. Мать, видимо, ждала от меня каких-то слов, утешений или сочувствий, но мне было жаль только себя. В душе что-то выло и царапалось, вырываясь из самых мрачных подземелий, куда раньше я и близко подойти боялась. Она, подождав еще немного, в очередной раз поправила волосы и вышла из комнаты.
Я сидела неподвижно, совершенно не отдавая себе отчет в происходящем. Всегда зная и догадываясь, я пыталась скрыть это от самой себя, чтобы не разрушать свой спокойный мирок. Каким-то невероятным образом я была уверена, что так оно и случится. Но тогда я была раздавлена той ужасающей реальностью, отбивающей всякое желание жить. Не знаю, не могу точно сказать, сколько я пробыла без движения, уставившись в одну точку, но прекрасно помню, как тем же вечером я собрала свои вещи в какую-то спортивную сумку, первой попавшуюся мне на глаза и ушла из дома в темнеющую зимнюю ночь…»
Она запнулась и стала перебирать руками складки на своей светло-бежевой кофте. Воспоминания, всколыхнувшие ее душу, вновь толпились вокруг, пугая грозными взглядами и утаскивая в свои темные глубины. Воцарилось странное, но удивительно ровное, спокойное молчание, которое первым нарушил он:
- Успокойтесь. Это прошлое, этого больше никогда не будет, не позволяйте воспоминаниям отравлять вашу жизнь. Будьте сильной! Вы ведь сильная, я знаю. Вы пережили столько.. так неужели вы разрешите прошлому тащить вас назад? Все, хватит. Взгляните на небо, какое оно прекрасное и вечное………………….


----------------------------------------------------------

- Пьяные что ли? Фу, такие молодые, красивые и напились до беспамятства! – грузная женщина укоризненно покачала головой и, переваливаясь, как пингвин, пошла прочь.
- Эй, Леша, не смотри туда, - прогундосила молодая мамаша, защищая своего драгоценного отпрыска от впечатлений, которые могут взволновать его. – Глупые, глупые.
Позовите милицию! – закричал какой-то пенсионер-активист, но, заметив отстраненные взгляды собравшихся зевак, он сплюнул и ушел.