Последний караван. Понедельник, Фельд

«ПОСЛЕДНИЙ КАРАВАН».
(Легенда)


ПОНЕДЕЛЬНИК.

Что ни говори, а сидеть в морозный день в теплом помещении и любоваться живописным пейзажем за окном очень приятно. Ты здесь, все остальное - там.
Никто и ни что не мешает отдыхать после обеда.

Высокогорное солнце, как и положено в конце марта, ощутимо согревает даже через двойное стекло. Отражаясь от белоснежного покрывала земли, оно слепит в глаза так отчаянно, что без темных очков смотреть на окружающее великолепие нестерпимо.

Вкусный лагман и свежайший хычин с мясом сделали свое дело, и я не заметил, как отключился. Знаете, такая легкая дрема с блаженным состояние завершенности и согласия внутреннего с окружающим.

Очнулся от легкого толчка в ногу. На полу, задрав голову вверх, сидел кот и внимательно смотрел мне в глаза.

Рыжий, чего тебе?

Вместо ответа кот снова боднул лобастой головой в ботинок.

Я посадил полосатого аборигена к себе на колени и провел рукой по его спине от ушей до хвоста. Кот вытянулся в струну и громко заурчал.

Через окно кафе было видно, как у входа три девушки снимали свои лыжи.
Дверь распахнулась и через порог, старательно поднимая ножки в тяжелых горнолыжных ботинках, протопала самая маленькая из них, за ней – мама, и последней вошла Мария - детский инструктор.
Малышка, раскрасневшаяся от движения, прямо с порога стала рассказывать маме, как «Матя» привязала ее веревочкой, чтобы не упасть с горки.
Увидев кота у меня на коленях, она замолчала и с ходу ухватила Рыжего за хвост.

Коту такое обращение не понравилось, и он моментально исчез…

Мы познакомились.
Девочку звали Катюша, ей недавно исполнилось три годика, в горах и на лыжах впервые, а вот ее мама бывала в Домбае раньше.
Малышка уже несколько дней ходила в детский сад-школу, давая маме и папе возможность покататься в свое удовольствие. Садик находился на площадке у входа на посадку пятой очереди канатной дороги. В группе, кроме Катюши, было еще двое малышей. Инструктора ставили ребяток на лыжи, играли с ними и кормили обедом.
А после «тихого часа» родители разбирали своих маленьких человечков по домам и гостиничным номерам.

День прошел замечательно!
Выкатав абонемент дважды, в начинающихся сумерках я спустился на лыжах к входу в «Пик Инэ», с удовольствием помылся в душе и плотно поужинал.
Для первого дня впечатлений было вполне достаточно, поэтому, посмотрев по телевизору дневные новости, я отправился спать. В номере было тепло, но меня, как обычно в первый день, слегка знобило.

Закутавшись в одеяло, я улегся на кровать и, в который раз за этот длинный день, вспомнил, как перед отъездом прощался с дочкой и женой, и как малышка обхватила меня за шею, прижалась щекой и ни в какую не хотела отпускать.

А ночью приснился чужой сон ...


ФЕЛЬД.

О-о, черт!
Повозка резко вздыбилась, и Фельд крепко приложился головой о ее деревянный борт. Сна как ни бывало.

Шестой день скитаний, а пейзаж вокруг не меняется. По - прежнему лишь седые с голубоватыми прожилками ледников вершины гор, нескончаемая стена деревьев с шапками снега на мохнатых ветвях, да выложенная каменными плитами неровная дорога.
Тряская повозка едва двигалась, высоко подскакивая каждый раз, когда колесо наезжало на неровный стык дорожного покрытия.

Кажется, прошла целая вечность, а Фельд все не хотел верить в реальность происходящего. Казалось, вот сейчас он закроет глаза на мгновение, а когда откроет, то снова окажется вместе с друзьями в клубном кафе с горячим пирогом в одной руке и стаканом душистого чая с лимоном в другой.
В ту знаменательную ночь неведомая сила перенесла его с вершины Муссы в незнакомый лес. Фельд долго плутал по склону горы, пока не забрел в непроходимый бурелом. Он сделал небольшой костерок, наломал лапника для постели и окунулся в тревожный сон.

Очнулся Фельд от острого предчувствия смертельной опасности.
Сквозь чащу в его сторону пробирался кто-то большой и уверенный в себе. И вел он себя как хозяин этих диких мест. Было слышно, как «хозяин» шумно принюхивался к незнакомому для него запаху пришельца, определял направление, делал несколько быстрых шагов по скрипучему снегу, останавливался и снова шумно и быстро вдыхал - выдыхал морозный воздух.

К тому времени костер почти прогорел. Затухающие по краям еще теплого круга угли неровно подернулись черной вуалью и лишь в середине кое-где поднимались языки алого пламени.
Фельд нащупал в костре подходящую по размеру лесину, ухватил ее покрепче и направил краснеющим в темноте ее концом в сторону приближающихся шагов.

Головешка от резкого движения воздуха ярко вспыхнула и высветила огромную медвежью тушу. Зверь стоял, вытянув голову в сторону сидящего на снегу человека, и принюхивался. Его морда со свисающей с уголков рта слюной, влажным черным носом и блестящими глазами находилась от Фельда на расстоянии вытянутой руки.

Вот он какой Конец! – мелькнула в голове последняя здравая мысль.

Медведь начал вставать на задние лапы и навис мохнатой и вонючей горой над человеком. В безысходном отчаянии путник заорал во все горло, подпрыгнул как ужаленный и ткнул огненной палкой в глаз зверю.
Медведь взревел от боли и неожиданности и счел за благо ретироваться восвояси. Звуки ломающихся веток, похожие на частые пистолетные выстрелы, удаляющейся очередью затихли в темноте.

Страх, притушенный поначалу выбросом адреналина, навалился на беззащитного человека обступившей со всех сторон ночной мглой. Фельда затрясло так, что зубы начали лязгать друг о друга, а скулы свело судорогой. Он набросал в костер побольше хвороста и медленно осел на свое ложе.
Так и просидел с открытыми глазами до самого рассвета.

Весь следующий день ушел на розыски тропинки вниз.
Мороз и пронизывающий до костей ветер быстро выдули последние остатки тепла из-под горнолыжной куртки. Щеки секло сдуваемой с наста снежной крошкой.
Фельд старался зря не рисковать и подходил к краю обрыва только там, где это было возможно, но горное плато всякий раз заканчивалось отвесной скалой.

К вечеру он набрел на защищенную от ветра ложбинку у большого камня между двумя вековыми елями, нижние ветви которых лежали поверх глубокого снега. Фельд приподнял тяжеленную еловую лапу, разгреб ногами снег под ней, наломал лапника и уложил его на дно своего лежбища толстым слоем, а потом притащил несколько сухих лесин.
Учитывая опыт предыдущей ночи, он сладил костер по всем правилам: затесал с одной стороны два сухих бревна, сложил их затесами вместе, настрогал в щель между бревен сухой стружки и разжег. Такой костер, он знал наверняка, будет теплиться всю ночь, давая постоянное и ровное тепло человеку, лежавшему рядом.

Утром неподалеку от места ночлега, за поваленным деревом он обнаружил неприметную тропинку, по которой спустился к реке, а затем и вышел на эту странную дорогу, мощенную гладкими каменными плитами.
Дорога не выглядела заброшенной: по всей ширине она была щедро усыпана смесью смерзшихся кусков конского навоза со снегом. Местами виднелись следы подков, расплывчатые отпечатки обуви, и узкие ленты колеи от колес.
Запах от всего этого стоял соответствующий.

Первый же попавшийся навстречу человек не бельмеса не понимал по-русски, и заговорил на незнакомом языке. Ни карачаевцы, ни черкесы, язык которых Фельд знал, так не разговаривали. Но в то же время мелодика речи была неуловимо знакома.

Одет человек был в полотняные штаны, вывернутую овчиной наружу доху и черного цвета неопределенной формы меховую шапку. Ростом он был высок, телосложением крепок, волосами темно-рус.
Незнакомец показывал пальцем вдоль дороги, и что-то громко вещал на своем гортанном языке.
Все, что Фельд разобрал в речи путника, это то, что надо поворачивать обратно, и ни под каким видом нельзя идти туда, куда он шел, что в той стороне Магас, а в Магасе - Смерть.

Магас, Магас… где-то он уже слышал это название?
А, ладно! Добраться бы хоть куда, - решил он, - а там разберемся.

До вечера он шел вместе с неожиданным попутчиком по скользким каменным плитам, перешагивая через крупные куски льда. Слева от дороги бесконечной лентой тянулись склоны горного хребта, поросшие густым ельником, справа - бурлящая в тесном каменном русле река. Шли вниз по течению реки.
Кое-где снежок подтаял, и ноги разъезжались в склизкой жиже.
На новеньких гортексовских ботинках быстро наросла толстая пахучая корка.

Полотняный в дохе поначалу настороженно косился на горнолыжный костюм Фельда и все что-то спрашивал, тыча грязным пальцем в молнию на куртке, но потом с вопросами отстал и только иногда вздрагивал, когда Фельд, раздирая липы кармана брюк, доставал платок и сморкался.

На привале попутчик раскрыл висевший за спиной мешок, покопался в нем и протянул Фельду лепешку. Лепешка была суховатая, но удивительно приятного вкуса. Фельд зачерпнул пригоршню воды из реки и осторожно, чтобы не застудить горло, маленькими глотками запил хлеб.

К концу дня их нагнала повозка, сработанная из шершавых рубленых досок.
Тащила повозку низкорослая лошадь бурой масти. Спереди на перекладине между бортами восседал человек, одетый так же, как и попутчик Фельда.
Полотняный и возница обменялись двумя гортанными фразами, повозка остановилась и оба путника расселись сзади на краю деревянного настила. Хозяин повозки, даже не посмотрев в их сторону, громко хлопнул кнутом над головой лошади.

Двое суток на снегу с промокшими ногами дали себя знать, и к вечеру у Фельда началась лихорадка. Его заботливо укутали в меховую доху и уложили на мягкое и душистое сено рядом с возницей.
Едва больной принял горизонтальное положение, как сразу провалился в забытье.

Утром повозка остановилась у высокой крепостной стены с массивными деревянными воротами посередине. У ворот стоял страж в кожаных латах с металлическими вставками на груди и плечах. В руках стража Фельд увидел огромных размеров боевой топор на длинной ручке.
Дела-а!

Повозку без задержек пропустили внутрь крепости.
Там за воротами, прямая как стрела дорога пошла между высоких крепостных стен из огромных замшелых валунов. Справа и слева на Фельда настороженно смотрели узкие бойницы со свежими следами черной смолы.

Вскоре показалась придорожная кузница.
У кузнечного горна работали молотами двое чумазых нехилого вида мужиков, которыми руководил небольшого роста, но крепкого сложения, широкоплечий старик с окладистой бородой.
Мастер держал небольшую кувалду в одной руке и щипцы в другой, поворачивая раскаленную добела заготовку и легкими ударами кувалды показывая подручным место для очередного удара молотом. У каждого на голое по пояс тело были надет кожаный фартук.
Несмотря на легкий мороз, лица и тела кузнецов были потными.

Фельд знаками попрощался с попутчиками и спрыгнул с повозки на снег.

Вдруг один из чумазых отбросил свой молот в сторону и бросился к Фельду. Руки кузнеца обхватили за пояс растерявшегося парня и подняли в воздух. Покрытое толстым слоем копоти лицо приблизилось, и губы прошептали: «Серега, да не ори ты, на нас все смотрят!»

Как только Фельд перестал дергаться, кузнец бережно поставил его на землю, потом зачерпнул воды из бочки, сполоснул лицо и перед Фельдом предстала улыбающаяся физиономия Мишани.