Азбука поневоле - ж, з, и, к, л...

ж

Желанья

Не предавай свои желанья.
Мечтам не свойственно рыдать.
И после встречи с расставаньем
нам стоит новое познать.

Тот ветер, что трепал тревогу,
что по утру воздвиг собор,
нам будет верен, ей же Богу,
забудь про плаху и топор.

Моя любовь не знает смерти,
под звёздами она летит
вдоль этой глупой круговерти,
что нам мечтать не запретит.


Жизнь

Моя мама часто повторяет:
- Жизнь. Это жизнь.

Правда, последнее время я слышу это не так часто.
Может быть, потому что - это... жизнь.
Жизнь.


З

Замок Мерче

Не спится мне. Не знаю, отчего.
Быть может, ты не дочитала стих,
и ветер за окном твоим притих –
причина страхов мира твоего.

Я здесь молчу, мой ветер треплет блик –
три тусклых фонаря и снежный грех
желаний сладостных и даже тех,
что омрачили твой подлунный лик.

Ох, тягостны и беспробудны сны
конвоя, посягнувшего на страсть.
Не биты пики – не подвластна масть
мечты твоей нетронутой весны.


и

Интермедия публицистическая

6 часов 53 минуты. Утра!
Надо же. Проснулся. Сам.
Для меня это необычно. Я в это время, бывает, только ложусь.
Что делать?
Ну, комп не включишь – Маринку разбужу.
Смехота!
На автопилоте достаю из принтера бумагу, нащупываю на письменном столе ручку и на цыпочках из комнаты вон – на кухню. Лет сто этого не проделывал.
Фу!
Включаю свет – да будет он!..

Итак. Ёлки-палки. Я и писать-то разучился ручкой. Выскальзывает из пальцев «Паркер»…
Всё по «Клаве» – стук-стук.
Там за окном – ветер. Ужасный какой-то. Ненормальный.


…А было это год назад. В зиму умопомрачительную – когда под «минус сорок». Когда пёс разделывался с утренними и вечерними обязанностями на двух лапах.
А сейчас? Сплошная позорная небесная хлябь.
Говорят, в Германии бушует какой-то там Кирилл.

Дойчланд...
Особое отношение у меня к этой стране. Публицистическое.
Не был я ни фашистом, ни коммунистом, ни интернационалистом.
Вот публицистом был.
К примеру, не могу я понять, как можно жить… ну вот в этой вот Германии.
В смысле, как туда некоторые возвращаются?

Есть у меня знакомый по фамилии Моисей Лазаревич Швендельман, последние пятнадцать лет живущий именно там – в Дойчланде.
Толстый пожилой и даже женатый доктор наук. И понятно, что надо зарабатывать на бутерброд с маслом и пр.-др.
Но в голове моей несуразной никак не укладывается факт.

Так же, как не помещается в головушке бедной – ну что, что??? потеряла полусотня тысяч армян в Турции?
Вот не могу я этого понять, и всё тут.
Хоть режьте меня, хоть по пустыне гоните с гвоздями в пятках.

Уходить надо молча. Навсегда. Такой уж я непонятливый.
Ох, и волну я сейчас подниму. А в Европе и без меня неспокойно.
Да.
Возникнет очередной всплеск цунами, в смысле, когда перенесу всё это на целомудренное поле монитора.

Что же это колбасой так несёт от стола? Чёрт возьми, ну и аромат!
Да не ели мы её вчера!..


Так вот, случилось это год тому назад.
Когда полстраны жалось к батареям теплоцентрали или обкладывалось семейными подушками, а ты бегала вниз к машине, чтобы прогреть её – милую, чтоб не смёрзлось в ней вся её механическая сущность, а потом каждое утро отвозила сына в школу – такая вот ты чудесная героическая мама.

Так-то вот.
И родилась на свет наша дружба. Опять-таки благодаря целомудрию монитора.
Я пялился в него здесь – на снежных просторах Московии, а ты – там – в городе на Неве.
Никак не могу публицистически определиться с наименованием – Питер это или всё же город трёх революций на букву «Л»?

Что же так колбасой отдаёт от столешницы?!.

Да.
Такая вот ты мама, дорогая подруга!
И поговорить с тобой можно о чём угодно. Если слишком в душу не лезть. У Инета свои законы: дружбы и подлости, преданности и обыкновенного человеческого сволочизма.

Добрая, преданная, честная, красивая, милая, смелая, отважная. Можно и наоборот.
Красивая, милая, преданная, добрая, честная...
Тасовать это дело не перетасовать – принимай для себя, как угодно.
Это всё ты, дорогой человек.
По имени Анжана.
Медведникова.

Вот такое письмо написалось.

А колбасу я вчера точно – в глаза не видел.

Точка.
7 часов 17 минут.
20 января 2007 года. А ведь наврал я всё. Дружиться мы начали 21-го.

P. S. (ЗЫ) – и почему всё-таки – интермедия публицистическая?
Интермедия – слово красивое.
А публицистическая – согласно наклонностям. Я ведь во ВГИКе публицистикой увлекался. Когда по коридорам* слонялся.

*Коридорный сценарист – это я на Прозе.
Коридорный вгиковец – в смысле заочник. Меня обидеть хотели, бедолаги. Задеть.
А чего меня задевать, я и есть заочник. По жизни.

"Эх Вы-и-и!.."
(А. С. Горький "Детство Тёмы, или Полёты во сне над гнездом кукушки")

И как водится.
Спасибо за внимание!
Шоу продолжается.


И - я

Красивая женщина – это чудо.
Ей озвучивать себя не надо.
Она должна... она обязана молчать.

Вот и всё.
Нечего тут добавлять.
Альянс женской красоты и глупости – ра-зо-ча-ро-ва-ни-е.
Для мужчин, разумеется.
Лучше уж напиться.

А у меня – Марина.
И я – у неё.


к

Как-то

Как-то мы с Мариной сидели в кафе. Давно. Лет пять или семь назад. И в дупель пьяный чувак (прости за вульгаризм, но иначе и не выразишься) вдруг обратился к нам с извинениями. Мол, простите, меня ребята, непотребно выгляжу.
Был он «новым русским», в белой такой рубашке, в очочках позолоченных...
Но дело, конечно, не в этом.
Я сказал Маринке:
– Классный тип. Наш… Какого года, чувак? – неожиданно крикнул я.
– Шестьдесят первого!
– Вот видишь!
Маринка засмеялась…

Нет. Мы всё-таки другие.
И это в кайф.


Как бы его вернуть?

Де-жа-вю.
Так его называют.
Вообще-то, странное ощущение.
И – совершенно непредсказуемое...

К примеру, заполняешь «Договор» с Роспечатью.
И вдруг, неожиданно так…

Вечер тихий!
Лето...
Было когда-то.
И причём здесь всё это? Январь же!

Вечер тихий.
Летний вечер.
Намаялся я.
Мне одиннадцать.
Чего только не было за день!.. И на дереве – на тутовом дереве висел вниз головой...
И за Маринкой гонялся...
И зелёные дядиюрины персики жевал...

Намаялся я.
Вечер. Хороший такой.
Как бы его вернуть?


Как я оказался в России

Я вмазал по стене. Кажется, палец вывихнул.
Нет, ну что за дела!
В комнате мерзко смеялись.

Я прошёл по коридору и дверью даже не хлопнул.
На улице сыро было. Тоже поганенько.
Город гудел внизу.
Я что-то крикнул с горы. Что-то невразумительное.
А окна в доме светились, ничего им не сделается.

...Вот тебе – двадцать два года, и друг, самый близкий друг, произносит в лицо:
– Ну ведь всё равно она тебе не даст. Не даст?
– Что?
– Не даст. Поэтому ты от неё отвали.
– Что?
Это дегенеративное местоимение всегда вылезает из меня не к месту.
– Что?
– Через плечо! Отвали. Понял?..

Прохладно было на улице. Февраль.
Я поёжился.
И тут у меня появилась совершенно реальная убеждённость, что разбегусь сейчас, и взлечу.
Вот с того самого пригорка-перекрёстка – взлечу, ей-Богу!
И побежал я.

Я летел над всем безобразием городским, над трамвайными линиями, над искусственными прудами, молча так летел, сбивая на лету стрижей или ласточек, хрен их разберёт, я летел над равниной – к библейской горе, а по мне палили пограничники, как по объекту, нарушившему государственную границу, я летел к неизвестным морям, там дед мой в первую мировую чуть было не стал князем курдским, и озеро Урмия возжелало омыть моё тело своими древне-армянскими волнами, а я летел себе и летел, не хотел я приземляться.

...Жаль, не хватило у меня пороху расправиться с гравитацией.
Так и очутился я в посёлке с ботаническим названием Черноголовка.


Коробок

Мой друг калининградский как-то возвращался из гостей сильно навеселе, достал сигарету, а зажигалки нет.
Попросил прикурить у какого-то мужика, тот ему протянул коробок.
Друг закурил, а спички вернуть забыл.

Утром просыпается: во рту – сушняк, в руке – коробок.
Подносит его поближе к глазам и видит кто-то нацарапал карандашом на оборотной строне:
«Хлеб – 1. ЯйцЫ – 10 шт.»


л

Лайф

Когда нет тебя рядом, и жизнь мне не в кайф,
я стучу тогда мерно по клавишам стёртым.
Это странное слово, затёртое в «лайф»,
этот северный воздух, ниспосланный к чёрту!

Мне сказать тебе нужно, что хочется жить.
По тропинке вдоль моря – забытого моря.
Это странное «лайф» нам пора освежить,
где добро – там добро, ну а горе – и горе...

Подарю я тебе семь божественных дней,
и восьмой сочиню – тот, что на фиг не нужен.
Это новое «лайф» запряжённых коней –
по осенней судьбе и сентябрьским лужам.