Листопад - папины сказки

Зашли мы с Катей в книжный магазин.
Хороший магазин, просторный, есть где развернуться. Катя любит по магазинам ходить. И бегать. В этот раз она повела себя как заядлый любитель шоппинга. То есть без малейших колебаний и раздумий направилась к витрине, на которой были выложены в ярких и красивых коробках фломастеры, цветные карандаши, мелки, восковые карандаши-палочки и пластилин, а также краски всех цветов и видов. Акварельные краски у Катюшки уже есть, поэтому ей сразу сказали – Катя, даже не думай. У нас и так уже не квартира, а явка художников-авангардистов.
Катя у нас какая? Катя у нас понятливая. С восьмого раза все понимает. Ну, если и не все, то большую часть. Короче говоря, Катя прилипла к витрине и оторвать ее представлялось возможным только при помощи шанцевого инструмента. У меня с собою – только тощий бумажник, так что пришлось пользоваться им.
- Что будем брать? – спрашиваю у жены.
Она вообще-то открытку планировала взять – кажется, кому-то ко Дню рождения. Но Катя эти планы откорректировала очень легко, просто и изящно.
- Фломастелы! – понимающе сказала она, со знанием дела глядя на цветные коробочки, в которых, как патроны в магазине, ровными рядами лежали фломастеры разной толщины, длины и конфигурации.
В глазах ее уже мелькали картины неземного блаженства, которое она испытает, открыв такую коробочку. Я с тоской подумал о том, что ремонт сделали только недавно, и что зря я не послушал жену, которая прозорливо говорила – не нужно покупать дорогие обои.
- Выбрала? – спрашиваю я Катю.
- Вот эти! – она делает широкий жест рукой, захватывая не только витрину с карандашами и фломастерами, но и еще половину магазина.
Широкая у нее натура, чего уж там мелочиться.
- Поконкретнее, - уточняю я, с усмешкой ожидая реакции на незнакомое слово.
Катя посмотрела на меня, чуть не расплющив взглядом. Тяжело ей приходится, наверное. Половина личного состава родителей – непроходимо тупа, вторая половина – занята чем-то другим, открытку выбирает. Ну ничего, мы еще и до открытки доберемся.
- Вот! – коротко и емко сказала Катя, со звоном втыкая пальчик в толстое стекло. Витрина загудела, девушка-продавец втянула голову в плечи. – Эти!
Фломастеров в коробке оказалось штук шестнадцать, один из них был «волшебным». Если им помазюкать по рисунку, сделанному другим фломастером, то рисунок меняет цвет.
Дома Катя испытала это ноу-хау, но оно ее не очень впечатлило. Через час по квартире шагу нельзя было ступить, чтобы не покатиться на фломастере и не врезаться в стенку.
- Так дело не пойдет, - сказал я Кате, - Если ты будешь их раскидывать, да к тому же колпачки не надевать, то все фломастеры высохнут и перестанут рисовать.
Катя флегматично пожала плечами и предложила:
- Давай собелем и наденем полпачки.
Со звуком «к» у нее некоторые проблемы, поэтому даже свое имя она произносит не «Катя», а «Татя».
- Катя, я же тебе говорю – собери. Не я их раскидывал.
После полуторачасового препирательства папа собрал фломастеры, надел колпачки и пошел пить валерьянку. Катя продолжила свои экзерсисы, измываясь над ни в чем не повинной бумагой.
Кроме фломастеров у нее куча всяческих акварельных красок и цветных карандашей. Предпочитает она краски. Фломастеры – это как курортный роман. Стремительный, яркий и красочный, но быстро засыхающий (выводы сделаны на основе анализа где-то и когда-то прочитанного, но никак не на собственном опыте, ни-ни!). Поэтому через неделю фломастеры Катю интересовали уже не больше, чем прошлогодний снег. Правда, потрудилась с ними она изрядно.
Я принес ей пачку бумаги, так она всю эту пачку изрисовала, причем некоторые картинки я стараюсь забыть, чтобы спать спокойно.
И теперь, возвращаясь с работы, тихонько чертыхаюсь.
Я чертыхаюсь, открывая дверь в квартиру. Чертыхаюсь, снимая туфли. Чертыхаюсь, пробираясь в комнату. Все мои чертыханья сопровождает тихий шелест бумажных листков, огромными кучами рассыпанных по полу. Они везде. В зале. В спальне. В детской. В коридоре. Даже на холодильнике они зачем-то есть, и под ним.
Я чувствую себя хрупкой елочной игрушкой, которую положили в коробку, предварительно обернув в несколько слоев бумаги, и насыпали туда бумажных обрезков, чтобы было мягче.
Творчество из Кати так и хлещет, она выдает на-гора за час по дюжине шедевров, глядя на которые Моне удавился бы от зависти, а Иванов, писавший своего «Христа» четверть века, просто облысел бы и начал заикаться.
Такая вот у нас Катя… плодовитая. Искусство плодит направо, налево и под ноги.