Ты услышишь?

В тот сентябрьский вечер я шла домой в полной задумчивости. Шлепала по лужам и слушала ощущения от сбегавших по щекам и скулам капель дождя. Зонт я тоже забыла открыть. Вернее, не забыла, а просто не хотела. Бывает такое состояние, когда хочется специально делать не так, как надо. Бес противоречия самой себе. Погулять под дождем без зонта. Походить без шапки по морозу. И ведь знаешь, что можешь заболеть. Но чем сильнее себе об этом напоминаешь, тем больше желание нарушить правило.
Дорога от метро до дома занимала всего несколько минут, но домой идти не хотелось. Казалось, если попаду в помещение, то стены и потолок раздавят меня своей безысходной равнодушностью.
Около моего дома рос высокий старый тополь с таким толстым стволом, что его можно было обхватить только вдвоем. Рядом с ним стояла старая зеленая скамейка, на которой обычно сидели бабушки. Было поздно, около полуночи, и скамейка была пуста. Я подошла к ней поближе, и сначала села, а потом легла на спину, облокотившись головой на подлокотник, и стала смотреть на звезды.
Я не чувствовала себя. Вернее, я слышала, что у меня бьется сердце. Слышала свое дыхание. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Чувствовала ком внутри. Он мешал дышать, думать и чувствовать.
Я лежала и наблюдала себя как-будто со стороны. Холодно и отстраненно, как-будто с некоторым любопытством лаборанта, смотрящего в микроскоп. О, дышит. Глазами моргает. Надо же. Действительно, странно. А может, я уже умерла?
Звезды. Такие далекие и загадочные. Как хорошо, что они не умеют разговаривать. Они не обступят меня с навязчивыми вопросами, чем я так расстроена. Расстроена. Ха-ха.
Расстроена. Забавное слово. Рас-строена. Был строй, которого не стало.
Рас-с-троена. Разделена натрое.

Я закрыла глаза. Тут же в голову полезли тысячи мыслей, своими осколками впиваясь в мое зыбкое спокойствие и разрывая его на кровоточащие части. К горлу подступил ком.
Тяжелый и плотный, он никак не хотел вылиться наружу потоком слез. Жаль, что я не могу плакать. Может, стало бы легче.

Звезды. Звездочки. Кружатся в хороводе, образуя созвездия. Отсюда кажется, что им там не одиноко наверху. Вон их сколько. Если не справа, то слева или сзади точно есть еще хотя бы одна звезда. Наверное, им оттуда, сверху, мы, люди, видимся также. Нас так много. Кажется, что рядом всегда есть кто-то, к кому можно протянуть руку. Кажется. Ключевое слово. Как букет цветов в прозрачной обертке. Как бездонное синее небо за окном. Протягиваешь руку в надежде ощутить бархат лепестков.. Пытаешься вдохнуть полной грудью свежий воздух..
И ничего не происходит. Обман. Стена. Иллюзия присутствия рядом.
Иллюзия.
Я закрыла глаза и выдохнула. Как хорошо, что никого нет рядом. Как убийственно, что никого нет рядом.
Дышать не хотелось. Интересно, долго я смогу не дышать? Может, организм решил, что он так больше не может? Самое время. Я тоже так больше не могу.
Глаза открылись сами. Небо прочертила едва уловимая золотистая полоска и исчезла.
Звездочка упала. Надо загадать желание. Прямо сию секунду. Пусть оно непременно сбудется. От усердия захотелось сжать кулаки, но руки безвольно лежали на животе. Сил совсем не было.
Загадать желание.. Я прислушалась к себе. В недрах панциря был пепельный океан. Пепел из перегоревших иллюзий. Много пепла. В нем можно было утонуть. Или утопить. На слова не было сил. Настолько не было, что уже два дня я старалась не говорить ничего вслух. Не получалось у меня говорить. Дислексия. Слова застревали в горле, и с огромным трудом, почти с кровью, выплевывались оттуда. Лучше молчать. Пока. Пока не исполнится желание.
Нет, я не хочу желание. Я хочу ответ на вопрос.. Самый простой и самый сложный вопрос, рвущийся из недр панциря: Почему.. Почему он не ответил?

Он.. Бородач.. такой простой и особенный..
Я снова закрыла глаза.

Мы познакомились с ним прошлой зимой.
Я одно время ездила на работу на метро. От Чистых Прудов до Крылатского, где находился тогда мой офис. Выходила из дома в одно и то же время, ровно в восемь часов двадцать минут. Привычно шла по бульвару мимо здания Лукойла, заходила в подземный переход, на ходу доставая из бокового кармана сумочки проездной, и заранее ненавидя толпу, готовилась нырнуть в подземку, чтобы потом порядком потертой и нервной выбраться наверх уже в другой части города. Как-то раз я заметила сидящего напротив меня молодого человека с усами и бородой, который смотрел на меня во все глаза. Просто смотрел и ничего не говорил. Наверное, с этого момента я и начала его замечать.
Потом я обратила внимание, что он не только ездит со мной в метро и тоже выходит в Крылатском, но еще и идет за мной по бульвару на Чистых прудах, и в метро заходит, так что у нас совпадал весь маршрут. Я про себя прозвала его Бородач. Не знаю, почему. Просто Бородач. Наверное, за его бороду и усы. А может быть, и нет. Не знаю.
Некоторое время мы так и ездили каждый день по этому маршруту, переглядываясь и ничего не говоря друг другу. А потом, в какой-то момент, я, зачитавшись своим дипломом, подняла глаза и увидела, что он стоит и нависает прямо надо мной. В этот момент взяло верх мое чувство юмора, и я просто сказала: «Здравствуйте, молодой человек. Давайте уже знакомиться». И мы познакомились.
Оказалось, что он возит дочку в детский сад, который находится прямо около моего дома. А потом едет на работу, которая находится в соседнем со мной здании.
Мы оказались с ним на одной волне. Он, взрослый и давно женатый, серьезный и стеснительный в обычной жизни тридцатипятилетний мужчина, постоянно удивлял и приводил меня в восторг всем собой. Видимо, он для меня стал той сценой и зрительным залом, которого мне так не хватало, когда мужа не было рядом: ему разыгрывались спектакли одного актера с безумной жестикуляцией, огромными карими глазами с длинными ресницами и фантастическими сюжетами, которыми полна моя бурная жизнь. А поскольку мой муж тогда работал в Питере, рядом его не было часто. Так что замужней я была редкими выходными днями, когда сама выбиралась в Северную столицу, или наша семья вновь воссоединялась в Москве.
Я не умею сидеть на месте ровно. Видимо, когда Бог раздавал спокойствие, я стояла в очереди за воображением и темпераментом. Мне все время надо кого-то организовывать, проводить соревнования по Кроку, собирать друзей лепить фигурки из соленого теста у меня дома с последующим ритуальным – нет, не сожжением, выпеканием. Играть в детские игры, с непременными прыгалками в резиночки, и чтобы игры с мячиком и много смеха!
У Бородача не было всего этого, и он утонул в водовороте моей жизни.
Я рассказывала ему про соревнования и дурацкие ситуации, про друзей и свои записи в Живом Журнале, а он впитывал в себя каждое мое слово, и было так особенно и странно, как-будто он – это я, и я не говорю кому-то, а он просто знает, что я думаю и чувствую.
Он встречал меня утром около дома, и мы ехали каждый на свою работу.
Бородач же рассказывал, как любит свою жену и дочку, как ищет дачу на лето всему своему семейству, и про свой мир.
Иногда он ждал меня после работы, и мы шли прогуляться в парк на Поклонке, и я катилась по льду, визжа и растопыривая руки от восторга, а он смеялся и пытался меня ловить. Потом мы ехали по домам и ждали следующего утра, чтобы снова с головой нырнуть в наше общение, и никто из нас даже не думал переходить границы.
Странно.. вокруг столько людей.. и многие пытаются тереться рядом, находя тысячи поводов и причин, но ни с кем не было так просто, душепоглотительно и бесстенно общаться. Когда ты еще только набираешь полную грудь воздуха сказать, а он уже улыбается, отвечая. И ты пищишь от восторга, такого особенного щенячьего, от которого хочется тереться носом, вилять хвостом и излучать счастье.
Бородач просто был, и все. Вернее, нет. Он просто стал.
Потом я уехала в отпуск к мужу, и мы не общались с Барадачом неделю.
А потом вернулась.
И стало понятно. Все. Последний внутренний барьер был разрушен. Все. Бородач стал навеки друг и соратник.

Без него уже как-то не так и по утрам утро было не утро.
Однажды он принес мне листок, исписанный мелким почерком.
Оказалось, он поэт. Оказалось, хороший. Читаешь его произведения, и будто кто-то признается тебе в любви. Странное ощущение.
А в ушах поместился Олег Митяев.

Я улыбнулась своим мыслям. Улыбка с соленым привкусом комочков застрявших слез.
Бородач.. почему тебя сейчас нет рядом???? Помнишь, я тебе рассказывала? Мечтала-вспоминала вслух, хрустя снегом под ногами, растаптывая зиму в нетерпеливом ожидании весны..
...цементный фонтан, немного шершаво выложенное дно... и чтоб вода чуть выше щиколотки... и такое платье-сарафан, чтобы лямки падали и надо было немного небрежно их вскидывать на плечо... и будто чечетку прямо по шершавости... и чтобы капли до лба... и волосы как всегда кучерявиться от брызг... пальцы врастопырку... и подол прилипает к коленкам и просвечивает отсутствие загара... иногда визжать и проверять, будет ли также смешно, если прыгать сразу двумя ногами, и чтобы волна прямо вне фонтана, там где асфальт, где странные люди просто иногда останавливаются в своей торопливости...

Я писала про него и всю свою остальную внепанцирную жизнь в своем журнале и спрашивала, читал ли он. Но он только махал на меня руками, говоря, что эти мои двадцатипятилетние глупости не для него. Я смеялась, фыркала и отвечала, что ему, такому серьезному и строгому, давно пора носить с собой пакетик для песка, который с него сыпется. Мы смеялись, и на наш смех слетались погреться другие люди.
Так, меня начали читать совсем незнакомые мне девушки из Питера, что при моей активности не странно, но все равно лестно. Они писали много комментариев к моим записям и иногда очень меня подбадривали, вливая масла в периодически гаснущий огонь души.
А по утрам я рассказывала про них Бородачу:
- Представляешь, у меня в журнале появились подруги! Они пишут и это, и вот то, а еще я непременно с ними встречусь, когда поеду туда на выходные к мужу!
Он выслушивал и удивлялся, и радовался за меня, но читать мой журнал отказывался.

А потом было первое апреля. Мне днем позвонили с ресепшена и сказали, что мне подарок. Я спустилась и заверещала от восторга: меня ждала огромная корзина, полная игрушек: прыгалки, ребусы, пузырьки с мыльными пузырями и много всего другого, жизненно важного для впадания в детство. Там же лежало письмо от моих питерских подруг, которые писали, как они меня обожают и поздравляют с этим веселым праздником всех, кто любит смех и шутки.
И Бородач неизменно удивлялся, кивал, выслушивал и поддерживал идею моего с ними знакомства. Но встретиться с ними как-то не получалось: то футбол, то соревнования, то гости, и, конечно, любимый муж, по которому я ужасно тосковала в своей Москве.

Бородач по-прежнему был. И присылал мне свои стихи. И успокаивал мою душу своим молчанием или звуком голоса. Просто собой. И никогда не позволял себе подойти ко мне ближе, чем нужно, чтобы подать руку при выходе из автобуса.

А потом.. еще немного потом.. как-то раз .. ехали вдоль красной ветки... Мне надо было выходить на Чистых, ему - дальше... двери открылись, но я продолжала стоять... что-то для меня внутренне было не договорено, хотелось не заканчивать, а продолжить... Меня, так сказать, дома семеро по лавкам не ждали, могла хоть все метро вдоль всех станций проехать..

А мне в ответ мне сказалось что-то вроде: "Ты уставшая, иди спать-отдыхать-а-я-поехал ", схватилось меня за локоток и попыталось выкинуть так настойчиво-настойчиво на нужной станции...я побрыкалась, доехала до следующей, молча вышла, отряхнулась от этого и уехала к себе...

Потом пол ночи думала... человек вроде как очень пообщаться мечтал, жаждал, и даже дождался с работы, чтобы ехать вместе... человек изначально скромен, томен, и даже кашляет, прикрывая рот ладонью...тогда с чего бы вдруг? С какой стати НЕ муж и НЕ родитель позволяет хватать меня за руку и практически насильно толкать в сторону выхода??? Почему в моей жизни кто-то вместо "Я бы хотел поехать один" или "Я устал" высказывает что-то, что напоминает "заботу о тебе" - типа, "Я поеду домой, потому что тебе спать пора" вместо "мне пора" и "Выходи здесь, потому что ты уставшая и все такое" вместо "я дальше один"...

Ответ не пришел.. Зато пришло утро..
И пришел Бородач. Прокряхтел «привет», и все пошло, как всегда. А днем прислал письмо:

Положу твои слова за пазуху, как птенца,
Чтобы перьев не помять и греть дыханием;
Иногда, достав тайком, удерживать у лица
И следить за каждым трепыханием.

Буду с ними тихим шепотом говорить -
Ты услышишь, угадаешь эхо белое;
Если станут рваться - выпущу, так и быть,
Не вернуть того, что нами сделано.



Я читала и немела. От восторга и боязни спугнуть состояние бережности. Перечитывала и запоминала, впитывала каждое слово.


А потом.. потом было много дней.. много дней, слов, молчания и стихов..
Я приросла к нему всей подпанцирной открытой и честной душой.
Да и как тут не прирасти, когда к тебе так относятся бережно, и любуются в тебе даже твоей походкой, которую ты всегда считала обычной и даже внимания на нее не обращала.


Заныла спина. Но я не хотела идти домой. Я хотела лежать и лежать, и чтобы время текло сквозь меня, щекоча, как пузырьки воздуха под водой.

Потом был август. Муж наконец-то приехал в Москву искать работу поближе ко мне, и я чувствовала себя настоящей счастливой постоянно, а не временно замужней женщиной, которая может каждый вечер прятаться подмышкой у мужа, ходить с ним вместе в гости, не жалея каждую минуту, проведенную не наедине ввиду особой редкости встреч, и в холодильнике у которой теперь есть еда, а не пакет сока, привезенный мамой в прошлые выходные.

Мы съездили в отпуск на две недели, а потом в отпуск уехал Бородач, так что мы почти месяц не виделись.
Так что увидеть его знакомую и такую родную походку недавним утром было так уютно, как-будто пришла домой после полугодовых странствий по миру.
Мы смеялись и шутили, как обычно, и хотелось выпить каждую секундочку до дна.
- Пойдем в кино.
 - Неа. Там тебя не видно.
 - А должно быть видно?
 - А зачем встречаться, если тебя не видно и не слышно?

Бородач. А я как-то вошла в ступор, ну потому, что "люди просто иногда проводят время вместе" звучит в таком контексте уже как-то вяленько и неестествененько... Аргументов нет, но я как-то почувствовала, что люди могут и впрямь встречаться, чтобы не обязательно смотреть друг в друга и тем более что-то высказывать...

В какой-то момент Бородач признался, что не было подруг из Питера, а был он. За них за всех.
И я с ужасом поняла, что каждое утро ему пересказывала все то, что он сам накануне мне написал. А он искренне удивлялся и слышал, словно в первый раз.

А потом навалилась жизнь. Причем не постепенно, по чуть-чуть, а сразу и – в нокаут. Мой любимый и обожаемый муж, нашел работу далеко от меня. И должен был уехать. На три года. Теперь кроме поездов, буду ненавидеть еще и самолеты. Больно. Снова быть замужней раз в месяц. И бесконечные телефонные разговоры. И его такой бархатный голос в три часа ночи:
- Я просто хотел пожелать тебе спокойной ночи..
- Ты с ума сошел? У тебя же ночь!

Плакать было нельзя, да и не получалось. Еще подкосили родители. Не хочу даже думать об этом. Просто было плохо.
А еще в этот же момент Бородач решил, что его жизнь прекрасна без меня... Навсегда решил... Уговорить на компромисс не поулчилось... объяснений не добилась... Мольбы и крики не помогли вернуть... БОЛЬНО...
Я не умею говорить про боль, особенно, когда ее много.. когда ее больше, чем неба. Когда из-за нее вмиг разучиваешься говорить, и начинаешь терять зрение от нервов. И хочется выть, потому что не можется плакать, а носить это в себе – все равно, что носить вулкан расколенных гвоздей. Сжигают и рвут изнутри, и взрываются, и снова появляются из ниоткуда.
И когда совсем стало невмоготу, я написала Бородачу две коротенькие строчки. Не помню, что именно, да и не важно это. Просто крик. Крик про то, что больно даже дышать. И протянула к нему руку в надежде, что он откликнется, и мир снова вернет равновесие. И будут силы хотя бы говорить.. и жить, и ждать, и радоваться.
Я знала, что только он сможет меня успокоить. Даже муж не мог этого сделать тогда.
Я отправила ему смску и ждала ответ, как.. даже не знаю, как кто..наивная..наивная чукотская девушка..

Сердце сжалось и забилось еще быстрее.

Я ждала и ждала.. валялась дома, в своей берлоге. И каждая секунда ожидания ответа обжигала коленным железом по голым нервам.
А Бородач… он не ответил мне. Не написал и не позвонил.
Я позвонила сама, но он не ответил.

Два дня я провалялась дома. Передумала сотни вариантов, почему он мог не ответить. Не дошла смска. Потерял телефон. Уехал.
Бред-бред-бред, не может быть. Он не мог не откликнуться на мой крик. Мне ведь ничего не нужно было, кроме ответного «ты не одна» или просто помолчать в трубку.

А так.. ПОЧЕМУ?

Я лежала на скамейке и смотрела в небе, а все мое существо внутри рвалось и металось в поисках ответа..

Не понимаю. Люди, человеки, ау? Неужели же можно вот так, сапогом - в душу, в самое солнечное сплетение, когда к тебе протянули руку и отчаянно нуждаются в помощи?
Неужели есть что-то, способное затмить сострадание? Сострадание к человеку, которого ты сам положил к себе запазуху, чтобы не помять его перья..

На третий день, когда я смогла говорить, я позвонила его племяннице и узнала, что с ним все хорошо. И что он очень за меня переживает.

И что-то откололось внутри. И сгорело навсегда.

Прошла неделя. Он не ответил и не перезвонил.
В тот сентябрьский вечер я шла домой в полной задумчивости. Домой идти не хотелось…
Около моего дома рос высокий старый тополь с таким толстым стволом, что его можно было обхватить только вдвоем. Рядом с ним стояла старая зеленая скамейка, на которой обычно сидели бабушки. Было поздно, около полуночи, и скамейка была пуста. Я подошла к ней поближе, и сначала села, а потом легла на спину, облокотившись головой на подлокотник, и стала смотреть на звезды.
Я не чувствовала холода. Просто лежала и смотрела на звезды.
А когда наступило утро, встала, достала из сумки ключи и пошла домой.