Любовь до виселицы

Ведь тогда война была. Плохая такая война. Потому что стране никто не угрожал, не было чужих врагов – но вместо этого люди убивали друг друга, хотя говорили на одном языке...

Так стал отвечать я внуку, с которым пришел на кладбище. Я уже стар настолько, что мне трудно нагнуться, но шустрый мой Тод в мгновение ока очистил мраморное надгробие от мокрой желто-коричневой листвы и теперь с интересом рассматривал старинную черно-белую, точнее, бело-коричневую фотографию, на которой была симпатичная пара лет тридцати – мои собственные дед и бабка.

...Почему люди враждовали? Объяснять сложно и долго. У меня, наверное, не получится – да и сам не уверен, что точно понимаю. У людей был старый спор по одному большому вопросу. А когда не могут решить спора словами, в дело всегда идут ножи и ружья.

Тод все хочет знать! Что это выгравировано рядом с фотографией? Это петля виселицы, это ружье, а это просто крест. Ну почему-почему. Семейная история, ладно, слушай дальше.

...Мой дед, а твой прапрадед, его звали Генри, был молодой, приятный, достаточно богатый, а кроме того, честный и умный человек. Однажды в городе открыли новый госпиталь – симпатичный домик с белыми-белыми стенами, на которые в яркий солнечный день даже трудно было смотреть – на торжество собрались все тогдашние жители – было очень шумно, весело. И вот там-то Генри познакомился с доброй и смешливой девушкой по имени Марта – одной из медсестер больницы.

Они поженились и жили счастливо года два. Потом началась война и, хотя прапрадед имел свое мнение насчет того "большого вопроса", воевать он не пошел. Он считал что ничего нет хуже, чем убивать людей, особенно если твоя жена – врач. И прабабка была с ним полностью согласна.

Среди всей шумихи и волнений прожили они еще года два вместе, в своем уютном зеленом домике на окраине города. И как-то раз, когда было лето и светило солнце,
в высокой траве возились всякие удивительные насекомые, а собаки гоняли по полю друг за другом, как будто и не было войны – сидели наши предки на веранде и пили чай. А Марта даже собиралась родить моего папу, и поэтому у нее был большой-большой живот – ведь папа тоже немаленький – и ей было трудно двигаться. Они разговаривали о будущем, о том как будут воспитывать папу и как отдадут его в школу, и надо ли будет пороть его розгами, или он сам будет очень умным... И тут прибежала собака по кличке Чок.

Огромный пес полез на колени к девушке, она вскочила с неожиданной для ее состояния прытью и всплеснула руками. Муж бросился к ней, чтобы поддержать и, в суете кто-то из них перевернул блюдце с ножами и ложками.

Ничего страшного не произошло – только на пестром сером платье Марты появились плохо различимые следы огромных грязных лап – и по деревянным доскам пола раскидано было столовое серебро. Дед с бабкой посмотрели на весь этот беспорядок и дружно засмеялись.

Марта села обратно в кресло и, глядя как Генри собирает столовые приборы, заметила: "Гости придут". Молодой человек сложил все обратно в блюдце и, сосчитав, ответил: "Одиннадцать!" Девушка молча сидела в кресле, прислушиваясь к затихшему ветру, а потом сказала: "Да вот же они!"

Из-за поворота дороги к дому не спеша ехали люди. Всего их было одиннадцать – один офицер, остальные просто солдаты. Когда отряд приблизился к веранде, Генри уже тащил из кухни огромный чайник, продолжавший пыхать паром, а его жена приветствовала посетителей, опираясь на перила и объясняя где удобнее привязать лошадей.

К сожалению, надолго задерживаться солдаты не могли, поэтому после того, как пузатый чайник опустел во второй раз, Терри Хайнц – так звали офицера – поднялся и надел шляпу. Подчиненные тоже встали и нестройно благодаря, пошли к коновязи.

– Если визит имеет неприятную цель, – грустно усмехнулся лейтенант, – я никогда не нахожу сил сказать о ней сразу. Вам, Генри Вин, предлагается явиться на призывной пункт.
– Все в порядке, – ответил дед, – не беспокойтесь, Терри. Однако если возможно, я бы хотел закончить некоторые домашние дела.

Офицер вытер усы перчаткой и, ободряюще подмигнув Марте, сказал, что до завтрашнего полудня можно не торопиться.
– Ведь никто не будет интересоваться, вручил ли я вам повестку сегодня или завтра. Но завтра уже сбор, так что, пожалуйста, приходите.

Когда прощались, Марта не показывала беспокойства, а лишь смеялась, подгоняя Генри его старую военную форму.
– Можно подумать, что это ты беременный, а не я!

Она поцеловала мужа напоследок и смотрела вслед, пока он не скрылся за поворотом.

Почта, на удивление, работала даже лучше, чем до войны. Генри писал часто и коротко, а Марта редко и длинно. Вскоре родился сын и она смогла продолжить работу в госпитале.

У деда уже был опыт военной службы – ведь он призывался и раньше, в мирное время – он был отличным офицером – его любили подчиненные и ценило начальство – поэтому довольно скоро письма пришлось подписывать "капитану Вину", "майору Вину" и даже "полковнику Вину". Один раз их соединение проходило мимо нашего города и у влюбленных выдалось несколько часов безмятежного свидания.

– По-моему генералом я стать не успею, – объяснял Генри, держа сына двумя руками, а маленькую ладошку Марты прижимая к боку локтем, пока они прогуливались от дома в сторону ратуши и площади, – мы гоним мистера Карпентера уже несколько месяцев – и должны вот-вот схватить. После того, как он официально подпишет капитуляцию, я сразу велю седлать коня и помчусь домой сломя голову, сколько бы дней пути нас ни разделяло.

Вышло так, что погоня за генералом Джошуа Карпентером – так звали предводителя сил противника – тоже закончилась вблизи родного города Генри и Марты, несколько месяцев спустя. В последнем сражении он был разбит совершенно – и, вот незадача, – куда-то пропал.

Полковник Вин был вне себя. Карпентера следовало отыскать прежде, чем повстанцы придут в себя и вновь станут собирать войска. Солдаты рыли землю носами – но следов мятежного генерала сыскать не могли. Как случалось в таких ситуациях, Генри добился чтобы правительство официально пообещало награду за выдачу государственного преступника, и смертную казнь за его укрывательство.

Приказ был вывешен на стенах и объявлен по городу. Солдаты по-быстрому соорудили виселицу на главной площади и толпа, проходя мимо, шушукалась. На третий день одна из медсестер госпиталя, мисс Джонс донесла, что раненого генерала прячет на чердаке собственного дома врач, миссис Вин.

Там его и нашли. Высокий седой старик был сильно ранен в последнем сражении. Еще дня два спустя он так и умер, не придя в сознание, и тем избежал виселицы.

Помощнице Марты выдали денежную награду за донос – впрочем, говорят, что та использовала большую их часть на благотворительность в пользу госпиталя. А сама Марта сидела пока в тюрьме и вместе со всеми ожидала исполнения приговора.

Я замолчал, обдумывая как бы рассказать внуку случившееся потом. Тод нетерпеливо толкнул меня в плечо:
– Деда, ну не спи! Что дальше-то?

Ну а что дальше? Генри не спал четверо суток, а потом позвал заместителя, сказал что женщину – тем более собственную жену – он повесить не может. Дед предложил чтобы Марту отпустили, а его самого осудили за измену.

– И что? – опять ткнул меня в плечо внук.

Что-что! Я немного рассердился. Генри не захотел повесить Марту, заместитель не захотел повесить Генри. Заместитель заместителя тоже не хотел никого вешать – ну и в конце концов все устроили большой праздник и пошли по домам.

– Это хорошо! – обрадовался Тод, – а я уж боялся что их могут казнить!

Я вздохнул и ласково потрепал внука по светлой голове. Мальчишка выбрался из-под моей руки, спрыгнул со скамеечки и подошел к надгробию.

– Деда! – опять спросил он, показывая пальцем, – а почему они оба умерли в один день?

Ну, а что? Бывает так! Жили они долго и счастливо, и умерли в один день. Как в хорошей сказке.

Но нет, шустрый Тод докопался правды:
– Дед! – обиженно позвал он, – а выходит что когда они умерли, бабушке Марте было 29 лет, а дедушке Генри только 30! А ты сказал "долго и счастливо"!

Я уж и забыл, что в восемь лет мальчики умеют считать. А Тод догадался, что лишь в сказках все кончается хорошо.