Зарисовка 2

Устал, запыхался от тяжести полудюжины лишних килограммов и постоянного курения. Маленькая передышка на покрытой коркой смерзшегося снега скамейке и пойду дальше.
Мое любимое занятие – мерить город шагами, в любую погоду и время суток. Что еще сравниться с ощущением маленькой приобретенной свободы от всего. Что может заменить лица тысяч людей, проплывающих мимо тебя. Меня даже не коробит их суровая занятость и непробиваемая мина пофигизма и отрешенности от окружающего.
Курю, ничего не смогу с собой поделать, эта моя любимая дурная привычка. В моих руках мерзнет маленькая алая розочка. Я хожу с ней с самого утра, заботливо пряча под курткой от промозглого декабрьского ветра. Я жду, пока в серости лиц появится улыбка, хотя бы одна задорная улыбка человека не погрязшего в обыденности повседневной жизни. Но видно сегодня не сезон.
На телефоне десяток пропущенных вызовов от людей, которых я не хочу слышать, в пачке последняя помятая сигарета, в наушниках хаос панк-рока и не одной улыбки.

Мы варим глинтвейн! ;
На маленькой кухне, заставленной так, что остался только квадратный метр свободного пространства. Ее зовут…ну пусть Варвара. И она меня смешит. Она щедро расплескивает вокруг себя беззаботное веселье и теплоту.
В комнате стоит гвалт пьяного веселья и сотрясающей стены музыки. Я туда не хочу. Пусть эта маленькая кухня перенесется на сотни световых лет, на необитаемую планету, где не будет ничего, кроме звуков растительного мира. Где никто не появится в дверном проеме, проливая пиво на линолеум, и косясь на кастрюлю, спросит «и как вы будите пить эту гадость». Из чашек, извините, высоких бокалов не нашлось!
Мы перескакиваем с одной темы на другую, хохочем сидя на полу и роняем красные горячие капли на старый коврик. Я уже не помню, когда последний раз улыбался, наверное, года полтора назад, а сейчас похож на чеширского кота.
Никогда не думал, что можно влюбиться с первого взгляда, но медленными шажками движусь по этой тропинке. Я все ближе и ближе к тому сладкому срыву чувств, которого так боюсь. К черте, переступив которую уже не смогу вернуться, не смогу быть тем отчужденным, смотрящим на все свысока. Меня заколдовали, превратили в сладкий белый зефир и плавят на медленном огне.

Дамир ржет как сивый мерин. Наверное, только я могу лежать в одной постели с девушкой и не прикоснуться к ней. Разделить себя и ее пионерским расстоянием и просто пожелать спокойной ночи.
А я боялся! Боялся дотронуться, чтобы не осквернить своим черным цветом меланхолии, чтобы не разбудить, коснувшись белых перьев ее сложенных на подушке крыльев. Между нами было двадцать сантиметров, и километры от рая до ада. Между ее лазурными полями и стрекотом кузнечиков под стоящим в зените солнцем и пеплом моих городов, обращенных в руины моей же безответственностью.
Заболел, неизлечимой приторно-сладкой болезнью, которая сжирает меня изнутри подобно раковой опухоли, а я подкармливаю ее все новыми кусочками себя, подаю на позолоченном блюдечке. И мне нравиться тот огонь, пылающий внутри меня, его тепло, яркие всполохи, отбрасывающие тени в темных порталах моего Я.
Не могу работать, все валится из рук. Не могу думать, мысли упрямо поворачивают свой строй на утоптанную дорогу, ведущую к ней.

Мы на прогулке. Идем по узким улочкам ее района, хрустим подмороженным снегом, выдыхая в вечерний воздух облачка пара.
Безмятежность города, застывшего между дневной суетой и ночным безумием, успокаивает. На короткое время все звуки затихли, оставив нам только то, что мы можем создать сами.
Я счастлив, мог бы так идти до конца жизни, пусть только она будет рядом, на расстоянии руки, так, чтобы можно было видеть ее глаза и слышать тихое дыхание.
Слушаю ее и курю.
Нас таких трое. Трое безумно влюбленных соискателей сердца принцессы. Трое очень важных и близких ее сердцу мужчин, потеря любого означает неизлечимую рану на милом маленьком сердечке.
А что самое паскудное, все мы требуем сделать выбор. Мы превратились из друзей в злых черных драконов, жаждущих быть единоличным владельцем сокровища по имени Варвара, и мы не грызем друг другу глотки, нет, мы все взвалили на нее.

Ненавижу себя и свою любовь!
Принцесса постоянно плачет, запершись у себя в комнате. Никого не хочет видеть и никому не говорит ни слова. Нас уже двое, выбор на половину сделан, и потерян один друг. Я не знаю, сколько это будет продолжаться, но если она проплачет еще один день выбор сделаю я.

Я ушел. Недалеко, так чтобы можно было ее видеть, но не настолько близко, чтобы прикоснуться. Ушел, пока все не зашло слишком далеко, пока она не истерзала себя на столько, что чувства выгорели до маленькой горстки пепла, пока она остается сама собой.
Я заботливый старший брат, а она младшая проказница-сестренка. Мы продолжаем задушевные ночные разговоры на кухне и дарим друг другу советы, касательно жизни. Она все так же косо смотрит на мои цепи, а я продолжаю критиковать ее любимые группы.
Только мне пока трудно и больно быть «братиком», видеть, как ее обнимает и целует другой, и знать, что никогда не сделаю то же самое.
Надеюсь, это когда-нибудь пройдет.

© Тёма, 14.12.07