Гоголь как родник

 Как известно, Н.В.Гоголь не любил окружающей его российской действительности. Бывало, зайдет в трактир и тут же от дверей:
-Ну и рожи,- говорит,- сплошные свиные хари.
Передовая российская общественность очень на него из-за этого обижалась и даже прозвала клерикалом. А он взял, да и сжег рукопись " Мертвых душ ".
-Нате,- говорит,- вам из-под кровати, а не памятник российской словесности.


* * * *

       Каждое Божье воскресенье Н.В.Гоголь любил прогуливаться по Невскому. И надо сказать, в то время там было много разного рода заведений. Бывало, зайдет он в одно из таких заведений, постоит задумчиво на пороге, погрозит пальцем, мол «шалишь брат» и уходит.
А мамзели ему вслед кричат: «Знаем, знаем!!»

* * * *
       Поспорили как – то Тредиаковский,Пушкин и Толстой, кто из них отец – прародитель Великой Русской Литературы.
- Я,- говорит Тредиаковский,- потому как хорей объявил и ямб отверг.
- А я,- горячится Пушкин,- все литературное лоно оплодотворил.
- Нет, я,- кричит Толстой,- Меня сам Ленин ценил и Ганди уважал!
Тут Гоголь незваным пришел:
- Я создатель, - говорит,- от меня вы все пошли, мазурики.
- Как Создатель? А как же Бог?- спрашивает запалено Толстой.
- Сначала Господь создал меня,- отвечает Николай Васильевич,- я создал «Шинель», а уж из моей «Шинели» все вы вышли.
Круто замесил, конечно, а крыть-то нечем.
Не зря говорят, что незваный гость – хуже татарина.

* *  *  *

Приходит  как-то Гоголь к Пушкину на похороны,  и нет, чтобы  «здоровеньки буллы» или иную малорусскую хрень сказать, начинает сразу от дверей анекдоты рассказывать. Наталья Николаевна,  конечно,  в смущении – не знает то ли плакать, то ли смеяться, траурная общественность фыркает, что твой жеребец, только Пушкин лежит в гробу один и думает: «Главное не засмеяться, главное не засмеяться». 


* * *

Гуляет как-то Гоголь по Невскому, женскими ножками любуется, всякие соблазнительные  эфемерности  рисовать пытается. Да, только вместо дамских прелестей и девичьих тайностей, каждый раз сальный носяра какого-то майора Ковалева вырисовывается. Николай Васильевич как культурный петербуржец, конечно, виду не показывает, что все эти чиновничьи граффити ему в удивление. Но уж, когда  следом за носом шинель замаячила, а из нее все мы повалили, великий писатель не выдержал и в тот же час уехал в Рим бедствовать.

* * * *
       Однажды Николай Васильевич Гоголь, помилуй его Господи, стал знаменем всех передовых сил российского общества. От приключившейся с ним метаморфозы, писатель впал в мрачное уныние. Перестал обнажать уродливые язвы и наблюдать царящие нравы. Но фантома не отпускала. Ничего не помогало, ни молитвы, ни заклинания. Отчаявшись освободиться из тенет нарождающейся интеллигенции, Николай Васильевич заболел и в одночасье скончался.