Подвиг

Мы ехали в одном вагоне и смотрели в одно и то же окно, только я ехал спиною вперёд, а он лицом. Довольно грустным лицом.
- А правда, - спросил меня этот мальчуган, - что правда умирает на морозе?
- Правда, - сказал я, не думая долго. - Замёрзший пойдёт на любую ложь, лишь бы согреться.
Молодая женщина рядом, его мама, была очень недовольна моим ответом. Она слегка дёрнула сына за рукав курточки, а когда тот повернулся к ней, скривила губы, словно ей было больно и она пыталась это скрыть. Поэтому мальчуган довольно долго молчал.
- А правда, - спросил он вдруг, опершись ладонями о сиденье, - что панцирь нужен черепахе, чтобы она могла спрятать лицо, когда она плачет, чтобы никто этого не увидел?
- Да, - ответил я. - А ещё он нужен, чтобы громче было слышно, что черепаха смеётся. Смеётся она всегда из панциря, и звук из него выходит гулкий и раскатистый, как эхо в пещере.
Он улыбнулся. Его мать сердилась - и на него, и на меня. Как сердится человек, когда в его присутствии говорят о чём-то, ему непонятном.
А мы оба прекрасно понимали друг друга. И то, что он - её панцирь. И то, что ему очень трудно ехать лицом вперёд.