Бронепоезд Часть 2

Иллюстрация к роману Ю. Давиденко




ПРОДОЛЖЕНИЕ ВЕЧЕРА ПЯТОГО

Под шкурами было уютно, тепло и слегка душновато. К ароматам дезодорирующего порошка и благовоний, примешивался лёгкий запах мочи от плохо выделанных шкур. Две девушки, в нарушение всех Материнских законов, обняли старика, согревая его своими телами.

- Продолжай рассказывать дедушка! Ты не соврал - тебя действительно интересно слушать…

* * *

Рассказ о буднях революции

При первом выстреле главного орудия, парты сдались без боя. Клон-заводы тоже захватили без сопротивления. Партовские дома с женщинами, которые почему-то демократично назывались «публичными», стали нашими.

 …Шли первые дни Великой Сексуальной Революции, наполненные счастьем и радостью победы…

Сразу же мы столкнулись с неожиданной проблемой. Женщин катастрофически не хватало. Выдвинутый революционный лозунг - «Каждому по женщине» не выполнялся. Строгая талонная системы помогала плохо. Оказалось, что редкая женщина могла пропустить через себя и доставать удовольствие более чем двум сотням человек. При такой жёсткой эксплуатации материал быстро изнашивался и приходил в негодность. Педерастия и онанизм, не смотря на самые жёсткие меры, процветали. Всё это грозило крахом революции…

На чрезвычайном пленуме РВС ((Революционный Военный Совет – прим. Автора.), который в те времена возглавлял я, было решено: экстренно взять курс, и бросить все силы на развитие и расширение заводов по клонированию женщин.

Это историческое решение, в той возникшей революционно-сексуальной ситуации, казалось нам совершенно правильным. Было необходимо, для поддержания революционного порядка, любой ценой дать каждому гражданину по женщине. Ещё лучше, не по одной.

Клон-заводы стали работать в четыре смены, полностью перепрофилировавшись на производство одних только женщин. Яйцеголовых партов, угрозами и пытками, заставляли изобретать новые, скоростные технологии.

Одновременно, выполняя тайную директиву РВС, мы продолжали всеми силами сокращать мужское население, выбраковывая в первую очередь потенциальных пидарасов и онанистов.

Тогда было безумно трудно, но интересно строить новую жизнь. Часто приходилось не спать ночами, вынося приговоры саботажникам, геям и тайным рукоблудам. Патронов не хватало и мы соревновались в изобретении новых способов умерщвления врагов революции.

Вешать, топить и рубить ножами, было неоригинально, да и достаточно хлопотно.
 Иногда, предварительно раздев их донага, просто выгоняли в заснеженную степь на съедение стаям волков и крыс. Часто делали «консервы» - плотно набив живыми преступниками двадцатиметровую трубу от бывшего газопровода, герметично заваривали с двух сторон. Было смешно и забавно слышать вопли и стуки изнутри трубы в течении нескольких часов… Хотя такой способ был более трудоёмким, но зато, через несколько месяцев, из «консервов» получалось прекрасное сырьё для высококачественного топлива и удобрений. Позднее усовершенствали технологию: предварительно засыпая в трубу несколько десятков килограммов дрожжей и специальных ферментов, получали из пидорасов до сотни литров приличного спирта.

 Спирт в те времена был нам совершенно необходим. От дурманящих и разрушающих мозг настоек болотных грибов – напитка плебеев, бомжей и быдлов, мы давно отказались. Алкоголь помогал постоянно поддерживать столь необходимую в нашей работе решительность, агрессивность и сексуальность.

У каждого члена РВС, естественно, была своя собственная женщина. Многие обменивались своими подругами, но я был не сторонник этого. Первая любовь- Раиса, добытая с таким трудом и тщательно скрываемая в спецтайниках все предреволюционные годы, принадлежала только мне одному. Я привык к ней и часто, после трудного рабочего дня, зарывшись лицом в шелковистость необъятных грудей, вдыхал терпкий знакомый запах, делился проблемами, строил планы на будущее. Нередко Рая давала мне весьма дельные советы, которые затем воплощались в жизнь.

Вскоре наш титанический труд дал результаты. Сексуальный голод народа был утолён. Некоторые имели даже по нескольку женщин. Большой популярностью пользовались передвижные пункты обмена (ППО), куда можно было сдать устаревшую подругу и получить новую.

Изничтожив всех извращенцев, мы взялись за импотентов и холостяков, так как, не без оснований, подозревали в них потенциальных пидорасов.

Для этих целей была создана Тайная Женская полиция, выявляющая неспособных к сексуальной жизни мужчин. Большинство из них, после прохождения спецпроверок казнилось…

Казалось, жизнь налаживается. Время шло своим чередом. Я отошёл от дел и проводил всё время в обществе красоток.
 Моя Раиса, перейдя на легальное положение, с энтузиазмом занялась государственными делами, возглавив Тайную полицию. Частенько, приходя поздно вечером домой, вся пропахшая фекалиями и кровью, она с восторгом рассказывала о новейших видах казни и мужском коварстве. Я слушал её вполуха, так как, к тому времени, она уже стала мне надоедать. Предаваясь безумному разврат-сексу с тремя очаровательными длинноногими тройняшками, я думал о том, что нас связывает с Раей только преданность идеалам Революции.

От нечего делать я начал сочинять разные истории, которые читал вслух своим женщинам. Некоторые из них, они с удовольствием переписывали и давали читать знакомым. Так, незаметно, пришла ко мне слава известного сочинителя. Довольно часто меня приглашали на выступления в Центральном зале Вокзала, где я всегда имел неизменный успех. Зная, что особый восторг публики вызывают ритмические рассказы, часто читал то, что слышал в своё время от моего Создателя - Учёного:

Вихри враждебные реют над нами,
Тёмные силы нас злобно гнетут,
В бой роковой мы вступили с врагами,
Нас ещё бабы безвестные ждут!


Особенно меня возбуждали во время этих чтений восторженные импульсы, идущие от женщин, обожавших ритмические рассказы и …

* * *

- Наташка! Вытолкни-ка этого старого мудака из-под шкур! Пусть на холоде проветрит свои мозги и никогда нам больше не рассказывает про своих бывших баб.
 Пёс старый! Обними меня покрепче, любовь моя!


ДАЛЬНЕЙШЕЕ ПРОДОЛЖЕНИЕ ВЕЧЕРА ПЯТОГО


 Сотрясаясь от холода крупной дрожью и сжавшись в комок, голый старик продолжил:

* * *

Рассказ о крахе Революции

Всё хорошее когда-то кончается – сказал однажды мой Создатель. Так и случилось.
Этого дня мне не забыть никогда…


В то раннее утро, после спирта, настоянного на бледной поганке, голова раскалывалась от боли, сильно подташнивало. Не спалось. В воспаленном мозгу смутными видениями витали подробности вчерашнего вечера: пьяное бахвальство…, жёсткий разврат-секс с незнакомыми красотками из обменника на ложе, застеленном красным флагом …, вялый ОН, которым я пытался кого-то напугать…, холодно-презрительный взгляд Райки из-под низко надвинутого, полированного козырька фуражки…

 Неожиданно, что-то холодное и твёрдое, больно упёрлось мне в лоб и грудь. Открыв глаза, я долго не мог ничего сообразить – три мои любовницы-близняшки с силой упирали мои же пистолеты в меня! Рядом стояла Рая, затянутая в тугой костюм из чёрной дорогой оленьей кожи. В какой-то момент она показалась мне даже привлекательной – облегающий покрой комбинезона скрадывал многочисленные жировые складки, а длинные белокурые волосы прикрывали короткую, морщинистую шею. Я робко улыбнулся…

- Именем Первой Женской Революции, - с неожиданными металлическими интонациями в голосе, заговорила она:
 - Вы арестованы, Прозаиг! Попрошу встать, одеться и добровольно проследовать на сортировочный пункт в восточном крыле Вокзала. При попытке к сопротивлению или бегству - расстрел!

- Чтоооо? – взревел я. Забыв про головную боль, в бешенстве вскочил с постели. Грохот выстрела и резкий, обжигающий удар по ступне заставили остановиться. Взглянув вниз, не мог не оценить мастерства выстрела: пуля только отстрелила кончик мизинеца на ноге, не причинив мне особого вреда. Я сам поступал именно так сотни раз, когда хотел запугать или образумить врагов народа.

 Подняв голову, содрогнулся - на меня в упор, со злобой, смотрели глаза бывших подруг и любовниц. Я сразу понял, что сила гипноза здесь была абсолютно бесполезна. Об лютую ненависть, исходящую от них, разбивались любые мысленные посылы.

Меня, ещё не верящего до конца в реальность происходящего, вывели на улицу и посадили на грязную, открытую платформу, радом с такими же, как и я, оторопевшими мужчинами. Из вагонов, прицепленных спереди и сзади, целились стволы разнокалиберного оружия.

Было дико и странно видеть изящные женские пальчики на спусковых крючках и красивые глазки, с холодом смотрящие сквозь прорези прицелов.

Мы мчались к Вокзалу. Страшные картины мелькали по сторонам:

…Вот ведут кучку совершенно голых мутов. Один из них побежал. Треск выстрелов. Труп высоко подбрасывает в воздух и он, нелепо переломившись в пояснице, падает на землю. Жалко торчат достаточно внушительные гениталии. Две красотки, со смехом отсекают их ножом. Одна подкидывают отросток высоко в воздух, другая навскидку расстреливает его влёт. Обе хохочут. Я поражён. Откуда в никчёмных женских созданиях такое умение владеть оружием и ловкость?...

…Вот, пожилой седобородый быдл, обернувшись, пытается что-то сказать своей конвойной. Та, с разворота, хлёстко бьет его ногой в лицо. Старик падает как подкошенный. Лежит навзничь, не двигаясь. Пистолет, дёрнувшись в женской руке, сносит ползатылка. Хладнокровно перешагнув через труп, девушка бережливо подбирает выброшенную затвором гильзу…

Ближе к Вокзалу всё чаще стали встречаться валяющиеся вдоль рельсов изуродованные трупы мужчин. Репродукторы, беспристрастным женским голосом, бубнили:

- …Вся власть переходит к Временному Женскому Правительству…,
- …за неповиновение расстрел…,
- …за половую связь с мужчинами расстрел…,
- … расстрел…, расстрел…, расстрел…

В огромном здании Вокзала толпу мужчин, подталкиваемую штыками, выстраивают в длинную очередь, движущуюся достаточно быстро.
 Сидящие за столом три женщины сортируют нас на два потока: в концлагерь и на «консервы». Часто слышатся проклятия, вопли, выстрелы. Безропотные бомжи, которых мы, оказывается, не всех истребили, быстро оттаскивают трупы. В длинной цепи охранниц, вдруг вижу двух ярко напомаженных пидорасов в облегающих кожаных комбинезонах, но, без огнестрельного оружия, с одними штыковыми секирами в руках. С бессильной яростью, плюнув в их сторону, отворачиваюсь и шагаю к столу:

- Имя?
- Прозиг.
-Тот самый? Из реввонсовета? Сочинитель? Впрочем, без разницы… Пидорас?
- Нет.
- Онанист?
- Нет.
- В концлагерь. Следующий…

* * *

 - Ладно, Прозаиг! Что с тобой делать, старый лагерник… Ныряй к нам под шкуры, а то совсем замёрзнешь…

Хохоча, девушки принялись щекотать и растирать окоченевшего старика, подбираясь руками к его паху…

 
УТРО ШЕСТОГО ДНЯ

 К утру, усилившийся ветер занёс по самую крышу кунг снегом и перестал сотрясать стены. Температура внутри чуть повысилась, но иней толстым слоем продолжал покрывать стены и потолок. Ежась от холода и изморози, падающей на голые плечи, девушки, при свете свечи, сбегали к ведру чтобы опорожнится, и, не скрывая детского любопытства, с интересом стали смотреть на старика.

Кряхтя, Прозаиг подошёл к ведру, стоящему в углу, начал мочиться.

- Смотри Оля! Стоя ссыт… рукой свой отросток держит… Как ему, бедненькому, неудобно… Без помощи рук даже поссать не может! Струя какая тонкая… Смотри, смотри, зачем-то трясёт им как шлангом… Смешно-то как!

Не вылезая из постели, наскоро погрызли мороженную крысятину, запили холодным чаем с морошкой. Чайник, для того чтобы вода не превратилась в лёд, засунули обратно под шкуры. Обняв старика, амазонки вновь приготовились слушать…
 
* * *
 
Рассказ о побеге

…Нас вели к железнодорожной платформе, мимо высоких штабелей аккуратно складированных труб-«консервов». Из многих доносились стоны, стуки и невнятные проклятия. Как бывший председатель РВС, я машинально отметил оперативность и масштабность заготовок. Горько усмехнулся – мы давно уже не могли добиться такой добросовестной работы от ленивых быдлов. Нда, было чему позавидовать...

Между тем, штыками и прикладами, нас стали загонять в крытые товарные вагоны.
Среди девушек-конвоиров я заметил нескольких женщин, одетых в кожаные галифе и куртки, перекрещенные ремнями. Держа в руках нелепые маузеры, они целились в толпу. К поясу были подвязаны длинные ножи. Эх, Райка, сука! Все революционные секреты выведала! Сука! Сука! Сука…

 Звонко лязгнула задвигаемая дверь, состав дернулся, и в крошеном окошечке заскользили тёмно-серые стены вокзала, сменившиеся вскоре частоколом заводских труб. По странной иронии судьбы, состав шёл по той же самой железке, по которой когда-то мой бронепоезд мчался свершать Революцию. Только сейчас везли нас в обратном направлении.

Неожиданно я вздрогнул от истошного крика:

 - Камрады! Это ж Прозаиг! Тот самый!
- Мочи падлу! Из-за него нас теперь бабы душат!
- Бейте его!

Тяжёлые удары посыпались со всех сторон, сбив меня с ног. Агрессия, смешанная с тупой яростью, исходила от окруживших меня быдлов. «Убьют ведь сейчас…» - мелькнула мысль и, из последних сил, я пополз под низкие нары, грубо сваренные из разнокалиберных листов железа. Забившись под них к самой стене, приготовился к обороне. Несколько человек попробовали достать меня ногами, но не смогли. Сунувшуюся было жутко-волосатую быдлскую руку, я схватил за кисть и впился в неё зубами. Раздался сдавленный крик и рука, дернувшись, исчезла, оставив во рту изрядный кусок мяса. От вкуса чужой крови меня чуть не стошнило, но, пересилив себя, я тщательно разжевал и проглотил ещё живую плоть.

 Тактика выживания, которую когда-то преподавали в военной школе на Великих Болотах, учила тому, что в плену нельзя пренебрегать ни малейшим кусочком пищи. Только так можно выжить! Там же нам говорили, что бежать надо во время следования к месту заключения - сделать это на месте будет гораздо труднее. Но, прежде чем думать о побеге, я должен был, хоть немного, избавиться от агрессии быдлов. Осторожно выглянув из-под нар, с облегчением и радостью увидел в толпе несколько мутов. Это было добрым знаком.

Бесцеремонно вторгнувшись к ним в мозг, я стал телепатически диктовать слова:

- Камрады! Прозаиг не виноват в нашей беде. Он желал нам всем добра. Виноват не он. Виноваты бабы и пидорасы. Во всём виноваты только они…

Агитация устами мутов шла плохо. Самого большего, чего мне удалось добиться, это убрать из голов быдлов агрессию и слегка притушить ненависть. На первое время достаточно. Потом посмотрим. Не до жиру…

Теперь пора было думать о побеге. Медленно я ползал под нарами, ощупывая в темноте каждый сантиметр металлического пола и, наконец, нашёл то, что искал. В моих руках оказался небольшой кусок толстой металлической проволоки – по всей вероятности огарок сварочного электрода. Находка значительно увеличивала мои шансы на свободу.

Стараясь быть как можно более незаметнее, я медленно вылез из под нар и, под злобное ворчание быдлов, сгорбившись, смиренно прошёл в единственный свободный угол вагона, туда, где стоял большой чан для испражнений. Сев рядом с парашей на пол, я затих и почти перестал шевелиться.

Через какое-то время, когда десятки пар глаз перестали наблюдать за мной, я стал ощупывать стык пола и стен в углу. Есть! Мои надежды оправдались! Между стенами и железными листами пола, была узкая, не более чем в полмизинца шириной, щель. Из неё сильно сквозило морозным холодом. Это давало реальные шансы на побег! Мой Создатель Учёный, любил говорить в подобных случаях о том, что клонировал меня в рубашке.

Оторвав от одежды полоски ткани, я, содрогаясь от омерзения, стал смачивать их в мерзкой параше и куском проволоки плотно запихивать в щель. Через некоторое время зловонная жидкость, превращаясь в лёд, чуть-чуть, на какие-то доли миллиметра, расширяла щель. Я выковыривал ткань обратно, отогревал на теле своим теплом, мочил и заталкивал вновь. Далеко за полночь, звонкий щелчок первого лопнувшего сварного шва известил меня о том, что свобода не за горами. Удвоив усилия, к утру удалось разорвать ещё несколько точек сварки. В увеличившуюся щель можно было засунуть пальцы и, отогнув лист железа, бежать через образовавшееся отверстие. Запланировав побег на следующую ночь, я задремал под мерный перестук колёс рядом с чаном, полным фекалиями…

Смачный плевок, попавший на щеку, разбудил меня. Не поднимая глаз, молча утёрся рукавом и отвернулся к стене. Так же молча стерпел увесистый пинок по рёбрам, старясь не обращать внимания на ругательства. Импульсы, исходившие из крошечного мозга ударившего меня быдла, не несли агрессии. Его поведение было продиктовано желанием понравиться соплеменникам и стадным инстинктом.

 Крепкие тумбообразные ноги, в засаленных войлочных штанах, остановились на уровне моего лица. Краем глаза я видел, как короткопалая лапа отстегнула паховую накладку из дешевого алюминия и достала увесистый грязно- коричневый отросток. Струя мочи со звонким журчанием полилась в чан. Нестерпимая вонь, поднявшаяся от потревоженной поверхности параши, ударила в нос.
С трудом сдерживая позывы на рвоту и стараясь дышать ртом, я посмотрел вверх:

- Доброе утро, камрад! Как спалось?

Крошечные, мутно-голубые глазки с недоумением уставились на меня. В черепной коробке молоденького быдла, вероятно клонированного перед самой Революцией, лихорадочно заметались мысли несущие удивление и лёгкий страх. Занесённый для удара тяжёлый ботинок осторожно опустился на пол. Мне, определённо, везло. Закрепляя успех, я заговорил ровным и тихим голосом, стараясь силой гипноза повлиять на него:

 - Я знаю - ты голоден. Я могу тебе помочь. Если доверишься мне, то скоро тебе будет тепло, сытно и приятно. Верь мне. Я спасу тебя. Сейчас ложись и постарайся хорошо отдохнуть. Я разбужу тебя ночью. Верь мне. Ты избранный. Твоё счастье впереди и мы скоро сбежим отсюда.

От этих слов в мозгах быдла проснулась надежда. Детская радость отразилась на его туповатом лице….

* * *

 Рывком откинув шкуры, Ольга вскочила на ноги и с размаху ударила старика ногой в лицо. Охнув, тот попытался привстать на колени, но был отброшен в угол свирепым ударом пятки в грудь.

- Скотина! Так вот в чем дело! Наташка! Он же своими речами и гипнозом принудил нас нарушить Материнский закон! Нас за быдлов держит! Пёс смердящий!

 Схватив лежащий на столе нож, амазонка, подскочила к хрипящему окровавленному старику, занесла руку для удара.

- Не сметь! Оля, стой!

Наташа, с силой ударив подругу, оттолкнула её в противоположный угол кунга. Мгновенно вскочив на ноги, Ольга приняла боевою стойку и медленно стала наступать. Тонкое лезвие ножа описывало восьмёрки в воздухе…
 

ДЕНЬ ШЕСТОЙ


Всхлипывая, голый старик плакал в углу, по детски размазывая кровь и слёзы. Наташа прижала его голову к груди и гладила седые, спутанные волосы. Ольга, закусив губу, стояла в стороне. Не выдержав, она подошла к старику и, опустившись рядом на колени, приобняла за плечи:

- Ну ладно, ладно, не плачь… Успокойся, Прозаиг… Извини, подумала, что ты нас тоже своей гипнотической телепатией обработал… Вижу что ошибалась. А давайте-ка спирта выпьем!

Забравшиеся под шкуры девушки и старик, по очереди прикладывались к горлышку алюминиевой фляги. Обжигающий веселящий напиток закусывали наструганными тут же, прямо на постели, длинными ломтями мороженной крысятины.

 Спирт приятно дурманил голову и вызывал радость в душе. Захотелось петь и танцевать. Прозаиг, забыв про обиды и смеясь разбитым ртом, начал выстукивать задорные ритмы на донышке перевёрнутого ведра. Две обнажённые амазонки, хохоча, весело понеслись по кунгу в самозабвенном танце.
Смеясь, повалились на постели и стали игриво щекотать старика. Тот шутливо отбивался.

Мир и веселье вновь воцарились в крошечном жилище, одиноко стоящем среди бескрайней снежной пустыни рядом с безобразной и инородной громадой бронепоезда.

Наконец, успокоившись и отдышавшись, две подруги вновь приготовились слушать дальше…

* * *

Рассказ о побеге (продолжение)

Медленно тянулись часы. Вагон, с редкими остановками, покачиваясь и постукивая на стыках рельсов, мчал нас на север. Примерно после полудня, мы повернули на восток. Надежда о том, что мы попадём в северные катакомбы метро, где были самые крупные подземные заводы, рухнула.

Нас, скорее всего, везли за Урал, туда, где были шестидесяти градусные морозы и люди постоянно отбивались от стай гигантских черных медведей, нападающих на поселения.

 В лесных лагерях Зауралья заключенные круглый год добывали древесное топливо. Попасть в них было равносильно смерти. Обычно туда мы отправляли беременных и невостребованных в обменных пунктах женщин, которые умудрялись выживать и работать в тех условиях. Наш эшелон, вероятно, должен был заменить их. Да, как всё переменчиво в этом мире!

Томительно тянулись часы ожидания. От возбуждения я не мог расслабиться и уснуть, хотя знал, что перед побегом нужно хорошо отдохнуть и выспаться. Ещё беспокоило то, что вдруг, на каком нибудь полустанке заставят вынести чан с парашей и тогда обнаружится отстающий лист железа. Однако, мои волнения были напрасны - фекалии к вечеру переливались через край, но дверь в вагон, никто из конвоя даже и не думал открывать.

 Настроение у большинства было подавленное. В головах людей, мучаемых голодом и жаждой, прочно засел страх перед будущим. Про меня все давно забыли. Примитивный мозг быдлов быстро переходил от возбуждения к полной апатии и безволию.
Помню, для того, чтобы чем-то занять себя, я нацарапал на стене вагона странные слова, пришедшие мне в голову:

Нам вечным холодом и льдом,
Сковало грудь от страха жить,
И от предчувствия кончины…

Невесёлые мысли одолевали меня… Да, только сейчас я понял, что с самого начала Революция была обречена. Предаваясь разврат-сексу и уничтожая врагов, мы сами себе копали могилу, клонируя в безумных количествах всё новых и новых женщин. Лишних, беременных и отслуживших свой срок бездумно отправляли в лагеря, не заботясь об их дальнейшей судьбе,… Мы радовались, когда они заменили многих мужчин на рабочих местах и стали уничтожать пидарасов с помощью Женской тайной полиции.

Смутные подозрения закрались ко мне в голову…Похоже что женщины тайно плодили геев и уничтожали невиновных! Ни кто из мужчин их даже не контролировал! Они сами выносили и приводили в исполнение приговоры. Мы всё пустили на самотек, доверившись этим существам! Я вздрогнул от известной только мне, страшной цифры казнённых за последние годы… А школы полицейских для девушек? Так вот где они обучились военному искусству… Судьба Революции давно была предрешена. В её недрах зрел женский заговор!

 Сейчас количество женщин в десятки раз превышало число оставшихся быдлов и мутов. Бомжи не в счет. Та четкость, с которой был совершён переворот, заставила меня вновь скривиться от зависти… Шансов вернуть власть, у нас не было никаких! Надо смириться с поражением и постараться выжить. Ну, а там посмотрим, может не всё и потеряно…

 Стемнело. Постепенно разговоры стихли и густой храп, вперемешку с сонными стонами и бормотанием, заполнили вагон. Осторожно, при свете луны, заглядывавшей в крошечное окошко под потолком, я прокрался к знакомому быдлу и разбудил его:

- Вставай, камрад! Нам пора! Кстати, как зовут-то тебя?

- Манг Уст. Можно просто Манг.

- Отлично, Манг! Вот и познакомились. Меня, думаю, ты знаешь, представляться не надо.

Расплёскивая вонючую жижу я с трудом отодвинул чан с парашей и показал быдлу незакреплённый железный лист. Манг тут же ухватился за него, намереваюсь отодрать. Пришлось остановить его:

- Стоп, ещё рано! На полном ходу поезда мы не спрыгнем. Разобьёмся или под колёса попадём. Надо ждать пока не будет остановки…

Вдвоем мы сидели на загаженном полу и прислушивались к звукам, доносящимся снаружи. Вот покачивания вагона стали менее ощутимы, заскрипели тормозные колодки, и состав стал замедлять ход. Всё пора! Лист железа, словно пластилиновый, легко отогнулся вверх под могучими руками быдла.

 В образовавшемся треугольном отверстии стали видны бегущие рельсы и промерзший щебень насыпи. Быстро скользнув в него, я покатился под откос. Следом спрыгнул Манг.
Затаившись, мы лежали в придорожной канаве пока хвостовые огни состава не исчезли за поворотом и не стих стук колёс. Кругом простиралось огромное заснеженное поле без конца и края. Вдалеке виднелись огни какого-то провинциального Вокзала. Ярко светила луна и мерцали ночные звёзды.

- Вперёд! - скомандовал я:
- Надо до рассвета уйти как можно дальше, на всякий случай...

Утопая в снегу и оставляя глубокие следы, мы побежали по полю в сторону голубовато-красной полоски северного сияния, висящей над горизонтом…

Погони я почти не опасался, так как считал, что искать нас не будут. Среди неразберихи, неизбежной при любой революции, мы были никому не нужны. Сейчас надо было уйти подальше от населённых мест и как-то обустроиться для дальнейшей жизни.

Утро застало нас среди древних развалин какого-то селения. Скорее всего, последний раз люди были здесь ещё до Чёрного Взрыва.

При дневном свете я более тщательно рассмотрел своего нового знакомого. Это был сравнительно молодой, обычный рабочий быдл. Если судить по его огромным ладоням и коротким, но мощным кривым ногам, он относился к одной из низших каст работяг, или, как их еще называли - вёков. Я, ещё раз, мысленно, поздравил себя с удачным выбором спутника. Наверняка было бы хуже иметь дело со строптивым воином-быдлом или тупой особью из клана крестов, способных только копать землю … Впрочем, я всегда плохо разбирался в кастах этой расы и не доверял никому. Сейчас, тщательное сканирование мозга Манга, убедило меня в его готовности подчиняться во всём. За толстой лобной костью, недоверие и страх сменились восхищением и восторгом. Что ж, начало побега было неплохим!

Настала пора подумать о пище и снаряжении. Тщательно проинструктировав напарника, мы разошлись в разные стороны.
Через пару часов, встретившись, выложили свои трофеи. Улов был небогатый. Похоже, до нас здесь побывало достаточно много искателей вторсырья. Мне посчастливилось найти бесформенную пластину металла и обрезок железной арматуры около четырёх локтей длиной, а быдл принёс большой моток стальной проволоки. Это было уже кое-что…

Я внимательно осмотрел развалины. Знания, полученные в военной школе, всплыли в памяти. В своё время мы изучали архитектуру старинных построек и особенности их планировки. В останках домов тех типов, где мы сейчас находились, обязательно должны были быть подвалы – глубокие ямы непонятного назначения, находящиеся под жилыми комнатами. Наука выживания учила, что там почти всегда можно было найти карликовых крыс и полезные предметы. Как правило, большинство искателей трофеев, из расы бомжей, не обладавшие специальными знаниями, не добирались до подвалов.
 
Тщательно вымерев расстояние и, примерно прикинув, где должно быть это подземное помещение, мы начали раскопки. Куском арматуры выковыривали и разбирали смерзшиеся обломки кирпича, бетона, штукатурки. Без быдла, в одиночку, я навряд ли смог это сделать. Манг, как заведенный, могучими ручищами без устали поднимал и оттаскивал в сторону огромные плиты. Через несколько часов утомительной работы, докопавшись до уровня пола, обнаружили вход в подвал.

Открыв крышку, заглянули внутрь. Из могильной сырости и мрака пахнуло спёртым воздухом и запахом тлена. Оскальзываясь на гнилых ступенях, спустились вниз. Неожиданно, живая серая волна накатилась на нас. Сотни, а может быть и тысячи карликовых крыс! Крошечные существа цепко карабкались по одежде, заползали в рукава, проникали под одежду и за воротник, яростно кусали, впиваясь в кожу. В тусклом свете, падающем из открытого люка, мы стали наотмашь наносить удары вокруг себя, по шевелящейся и пищащей массе.

Эти животные были не в пример опаснее своих более крупных сородичей, кочующих по степям и тундре. Маленькие, всего в ладонь величиной, они, объединившись в стаи, легко могли загрызть человека. Про их свирепость и ум ходили легенды. Большинство охотников в наше время предпочитали с ними не связываться - мясо мало, шкура плохая, а ум и агрессивность этих злобных созданий были несравнимы ни с какими другими хищниками.

Сейчас выхода не было, и мы, борясь за свою жизнь, срывали с себя, бросали под ноги, топтали и отбивались импровизированным оружием от многих сотен маленьких и мерзких существ. Боль от укусов на лице и руках уже слегка притупилась, ноги скользили по каше из раздавленных серых тел, но карликовые крысы, нескончаемым потоком, продолжали атаковать нас.

В какой-то момент меня коснулись телепатические волны паники, исходящие от быдла, и краем глаза я успел заметить, что он пытается отступать к выходу. Положение становилось угрожающим. С удивлением, я вдруг обнаружил, что на фоне его страха, в мой мозг стали проникать крошечные, как кончики иголок, посылы ярости атакующих крыс.

Немедля, начал сканировать эмоции наступающих существ и отдавать им приказы. Невероятно трудно было разбить своё воздействие на сотни крошечных мозжечков, но вскоре у меня это получилось! Вот где пригодился революционный опыт выступлений перед толпой. Моему изумлению не было предела, – у карликовых крыс способности и уровень организации головного мозга оказались гораздо выше чем у быдлов. Они могли воспринимать телепатию!

 Подчинённые моей воле, хищники остановились, а потом замерли на месте. С трудом продолжая внушать серым разбойникам покорность и повиновение мы быстро добили остатки серого войска…


* * *

Утомлённый рассказом, старик умолк. Пурга снаружи кунга стихала… Пьяные амазонки храпели, вольготно раскинувшись в постели. Резкий запах спиртного перегара вырывался из-под тяжёлых и жёстких шкур. Нежно погладив между ног у лежащей рядом Наташи, Прозаиг медленно взгромоздился на девушку и осторожно вошел в неё…


ДЕНЬ И ВЕЧЕР СЕДЬМОЙ

Рано утром, с трудом пробив в огромном сугробе туннель, девушки ушли на охоту. Весь день старик откапывал из-под снега занесённый по самую крышу кунг. Докопавшись до утилизатора, прикреплённого к задней стенке, снял защитный кожух, и быстро заменил сломавшиеся лопасти крыльчатки. Загрузив бункер отходами, включил зарядку катализаторов.

Яркое солнце по-весеннему жарко припекало и старик, присев в затишке за кунгом задремал на солнцепёке…
Снилась ему встреча, происшедшая когда-то в Западной тайге, куда он в молодости ходил на браконьерскую охоту:

* * *

Сон старика

...Февральский снежок с лёгким хрустом проваливался под широкими ступнями охотничьих лыж. Короткий зимний день подходил к концу. Широколапые ели настороженно смотрели из-под тяжелых снежных шапок. Изредка, снежная масса со зловещим шорохом, лавиной ссыпалась с деревьев, обнажённые ветви, словно в какой-то молитве взметались к небу, заставляя сердце сжиматься от тревожного предчувствия...

 Неожиданно лес расступился, и он вышел на широкую просеку, круто уходящую вверх, в гору. В груди зародился и прокатился по всему телу неприятный холодок: в нескольких десятках метрах стоял Враг. Светло-серые безжалостные глаза, не мигая, смотрели вдоль ствола охотничьего дробовика двенадцатого калибра. Рот кривился в злорадной ухмылке. Восемь свинцовых картечин, надёжно упрятанные в картонную гильзу, приготовились, повинуясь воле Врага, с бешеной скоростью вылететь из ствола, вонзиться в беззащитное тело, пронзить мышцы, разорвать сосуды, раздробить кости. Узловатые крепкие пальцы привычно сжимали цевьё и приклад ружья. Указательный палец выбрал слабину спускового крючка и готов был сделать последнее решающее движение, не оставляя ни каких шансов на спасение.

 Все чувства обострились до предела, зрение, слух, обоняние приобрели необычайную остроту, время замедлило свой бег, весь окружающий мир сузился до белоснежного коридора, в одном конце которого был он, в другом - Враг. Прозаиг видел как нестерпимо медленно вражеский палец давил на крючок, видел, как плавно курок двигался вперед, чтобы ударить по коварному капсюлю. Инстинктивно он бросился в бок, чтобы уйти с линии выстрела. Неожиданно ставшее ватным тело, плохо повиновалось. Из ствола ружья уже показались восемь чёрных картечин, сопровождаемые змеиными язычками пламени, а он всё падал и падал, но ни как не мог упасть. Ружье, ранее свободно висевшее на плече, сорвалось и плавно летело к сугробу впереди. Всю эту картину он, как бы, наблюдал со стороны.

 Вдруг, так же неожиданно, время вернулось в прежнее русло. Настигнутый смертоносным свинцом Прозаиг рухнул в мягкий и пушистый снег. Но главного он добился! Он смог обмануть Врага! Коварные чёрные шарики картечи попали не в голову или грудь, а только задели правое плечо. Боли пока не чувствовалось, всё плечо вместе с рукой вдруг онемели, куда-то исчезли, а их прежнее место на теле стало наливаться тяжёлым огнём. Идущие из чужого мозга импульсы подсказали, что Враг считает свой выстрел достигшим цели и поэтому надо затаиться, притвориться мёртвым и лежать не двигаясь, не смотря на неудобную позу и ружьё, давящее в бедро. Сквозь полуприкрытые веки Прозаиг наблюдал за Врагом. Тот, не спеша, открыл замок, вытащил стреляную гильзу и бережно уложил её в карман. Так же не спеша, достал из патронташа патрон, перезарядил ружьё, медленно двинулся вперёд.

 Ужас пронзил мозг и начал пульсировать в висках. Неизвестно откуда, но он знал, что на этот раз в стволе не картечь, а страшная пуля, изобретённая много веков назад охотником по имени Жакан. Такая пуля, пронзив тело, раскрывается там в виде лепестков, вырывая на выходе огромные куски плоти. Если она попадает в голову, то мозги и осколки черепа разлетаются на несколько метров. Именно это должно было произойти через несколько секунд... Контрольный выстрел в голову!

 Когда он представил всё это, неожиданно, на смену ужасу пришёл холодный расчёт. Ружьё лежало в сугробе под ним, направленное стволом в сторону Врага. Пальцы нащупали предохранитель возле курка и бесшумно сдвинули его. Большой палец левой руки лёг на спусковой крючок. Теперь оставалось только ждать когда Враг окажется напротив ствола и вовремя нажать на спуск.

 Хруст снега под тяжёлыми шагами приближался. Темная тень, плохо различимая сквозь ресницы, наконец, появились на линии выстрела. Огонь!

* * *

- Не спи, замёрзнешь! – старик вздрогнул и открыл глаза. Хохоча, амазонки тормошили его:
- Смотри, кого мы добыли! Ты нам приносишь удачу!

На широких грузовых нартах, запряжённых двумя десятками собак, лежал мёртвый единорог, который при ближайшем рассмотрении оказался обычным белым медведем со странным наростом на лбу, напоминающем рог. Недалеко от Северного Светящегося Облака старик встречал и более причудливых животных, но ничего не стал говорить девушкам об этом. Пусть верят в своего единорога…

 Работы предстояло много: тушу, пока не замёрзла, нужно освежевать, а мясо разделать на куски. Всё нужно было успеть сделать до темноты при свете заходяжего солнца. С трудом ворочая огромное белое тело животного вскрыли живот, достали внутренности, начали пластовать шкуру.

Чтобы не тратить время на ужин, наскоро перекусили сырой медвежьей печенью запивая не успевшей свернуться свежей кровью, которую черпали кружками прямо из вскрытой грудной полости. Смеясь, смотрели на драку собак, таскающих по окровавленному снегу и вырывающих друг у друга из пасти толстые петли кишок.

Темнело. Почти горизонтальные лучи заходящего солнца окрасили снежную пустыню в багрово-красный цвет. Высоко над линией горизонта на востоке начали мерцать звёзды, а на севере появилась колыхающаяся пестрая лента северного сияния – неизменного атрибута ночного неба в любое время года. Яркие всполохи голубоватых и бледно-алых цветов создавали фантастическое зрелище. Собаки, резко, как по команде, прервав возню, хором завыли на переливы красок. Почему-то всегда вид красочного северного сияния вызывал именно такую странную реакцию собачьей психики.

- Да… - заговорил старик,
 - Долго мне пришлось выживать в тайге только при таком освещении, как сейчас. Раньше сияние было не пример ярче и красочней…

* * *

Рассказ о жизни в тайге

Разложив ровными рядами трупики крыс на снегу мы нанизывали их на проволочные кольца и оставляли на заморозку. Напившись свежей крови и, утолив голод сладковатым крысиным мясом, Манг заметно повеселел. Его мозг опять излучал простодушие и восторг.

 После тщательных поисков нашли в подвале несколько пустых бутылок и обломок ржавого напильника. Это было хорошее подспорье в нашем хозяйстве. Разбив одну бутылку, мы стали потрошить крыс не зубами, а осколками стекла. Дело спорилось.

Меня, больше всего, радовала находка напильника. Я тут же стал острым краем слома царапать недавно найденный металлический лист. К вечеру удалось прочертить несколько глубоких рисок, по которым я с трудом обломил лишние края. Бесформенный кусок металла стал отдалённо походить на подобие большого резака. Это было уже кое-что!

 К вечеру, отдохнув, вновь отправились в путь. Через плечо у каждого висели тяжёлые связки замороженных крысиных тушек. В руках у быдла был подаренный ему кусок арматуры, который он любовно затачивал камнем на каждом привале. Я же напильником пытался заострить и придать железному листу формы ножа, так как знал, что это самый главный и необходимый инструмент для выживания.

Прошло несколько дней. Мы всё дальше удалялись по безжизненной степи на север, туда, где, по моим расчётам, должны были быть деревья и тайга. Северное сияние, часто озарявшее своим призрачным светом почти полнеба, указывало путь. Дорога вымотала нас. Почти без сна, теряя последние силы в глубоком снегу, мы брели по бескрайней равнине, рассечённой глубокими оврагами и руслами рек. Не зная сколько ещё придётся идти, я установил жёсткую норму питания - не более четырёх крысиных тушек в день. Всё чаще и чаще, из головы быдла до меня стали доходить вспышки раздражения, недовольства и страха.

 К концу пятого дня на горизонте замаячила тёмная полоска. Без всякого сомнения, это был лес! На следующий день мы уже брели среди высоких деревьев, в вершинах которых непривычно шумел ветер. Нужно было подыскать подходящее место для зимовки.

На одной из лесных опушек неожиданно наткнулись на остов старой ржавой боевой техники. По угловатым очертаниям корпуса я сразу узнал тяжёлый штурмовой танк времён Большой Войны. Невдалеке валялась отброшенная взрывом бронированная башня с кривым и воткнувшимся в землю стволом гигантского орудия. Ленты размотанных гусениц торчали из снега далеко в стороне. Всё говорило о том, что когда-то здесь шли тяжёлые бои. Рядом, в неглубоком овраге, протекал небольшой ручей, русло которого сейчас было сковано льдом. Сдвинув приржавевший люк, я убедился в том, что внутри танковой башни, с трудом, но можно разместиться вдвоём. Место идеально подходило для зимовки.
 
Пора было подумать о том, как согреться. Найдя под снегом подходящий камень, я ударил по нему напильником. Несколько вспыхнувших бледных искр дали надежду на то, что удастся добыть огонь. Для нас, усталых, голодных, в обледенелой одежде он был единственным шансом выжить в зимней тайге.

 Заставив Манга собирать сухой хворост и тонкие стволы поваленных деревьев, я приступил к работе.
 Первым делом набрал достаточное количество мелких сухих хвойных веток и нарвал из-под снега, возле кустов, пучки сухой травы. Разорвав подкладку одежды, надёргал из ткани нити, которые потом слегка распушил. К ним добавил немного мха, растущего на нижних ветвях елей и мягкий пушок, который можно было найти на крошечных семенах лесных растений. Получилось подобие импровизированного трута, который должен был затлеть от искр.

Вроде, всё готово… Затаив дыхание, с силой ударил напильником. Искры высекались, но трут не собирался загораться. Надежда получить огонь таяла с каждым ударом. Возможно, что-то делал не так… В отчаянии я пробовал по-разному положить растопку, менять угол удара, дальше и ближе подносил камень, с которого в изобилии сыпались искры к труту. Тщетно… Огненные дорожки вылетели из-под кресала, но тут же гасли.

В тот момент, когда уже хотелось всё бросить, одна светящаяся точка не погасла, а разродилась тонюсенькой струйкой дыма. Боясь поверить в удачу, я бережно подул на зародыш огня. Он, слегка подмаргивая, и грозя каждую секунду погаснуть, начал слегка расширяться. Дымок увеличивался. Дрожащими пальцами начал скармливать ему соседние волоконца, и дуть слегка сильнее. Весело моргнул чуть видный язычок пламени. Через пару секунд он уже поглощал крошечные кусочки мха и хвойные иголки. Я осторожно положил горящий комочек на заранее приготовленные дрова и стал разводить уже настоящий костёр.

 Пламя охотно глодало всё более толстые сухие ветки и весело потрескивало, разгораясь сильнее и сильнее. Навалив брёвен в огонь, горящий вплотную к танковой башне, мы залезли во внутрь. Броня медленно прогревалась и вскоре, впервые за последние дни, мы согрелись. От промерзшей одежды пошел пар. Примерно через час в тесном пространстве низкого стального колокола с торчащими непонятными металлическими углами и выступами, стало тепло, а потом даже жарко.

Быдл восхищённо смотрел на меня как на волшебника. Из ничего я добыл огонь и обеспечил ему относительно комфортную жизнь. Для него это было чудо. Он начал свято верить в то, что я обязательно спасу его никчемную жизнь и вскоре он обязательно заживет не хуже чем раньше. Для него я снова стал тем самым могучим, ужасным, но справедливым Прозаигом, почти полубогом. Все эти мысли потоком лились из-под узенького неандертальского лобика, а восхищённая улыбка не сходила с лица Манга.

Сходив в лес за еловым лапником, мы набросали его на голую землю в башне, добавили дров в костёр снаружи, и тщательно закрыв за собой люк, блаженно уснули, скрючившись в тесноте…

Наутро, умудрившись немного просушить одежду на горячей броне, приступили к заготовке дров. Без топора и пилы это был очень трудный процесс. Найдя в лесу толстое бревно, надо было разводить под ним костер и ждать пока оно перегорит. Затем мы стаскивали части перегоревших бревен к нашему жилью. Дров на всю зиму надо было очень много и эта работа заняла почти три недели тяжёлого труда. Целыми днями мы ползали по сугробам, заготавливая топливо, без которого никак нельзя было выжить. Ночами, страдая от невозможности выпрямиться во весь рост, скрючившись, дремали в душной тесноте раскалённой брони. К концу ноября возле башни танка громоздилась огромная гора бревен. Теперь о тепле можно было не беспокоиться.

 Вечерами, сидя в тесной башне, вместо отдыха мы без устали точили своё оружие. С помощью импровизированной наковальни, сделанной из двух камней, нам удалось отковать приличную пику из куска арматуры и пару хозяйственных резаков с крошечными лезвиями. К тому времени я закончил делать большой нож из листа стали. У меня получилось грозное оружие с широким лезвием в локоть длиной и рукояткой из деревянных пластин, обмотанных кожей. Режущую кромку я, предварительно несколько раз закаливая в костре и охлаждая в снегу, довёл до остроты бритвы.

Поистине бесценной находкой для нас оказалась старая стальная каска, случайно найденная под снегом. Теперь, приделав к ней дужку из проволоки, мы могли кипятить воду и варить похлёбку из крысиных тушек. На десерт обычно отваривали подкорковый слой с берёз и сосен, получая горьковатую питательную массу.

А с питанием дело обстояло очень плохо. В эту пору зимний лес был совершенно безжизненным. Запас крысиного мяса подходил к концу. Беспечного быдла это мало беспокоило - он верил в то, что я обязательно, что нибудь придумаю, хотя недовольство от постоянного недоедания так и сквозило из него…

* * *

- Ну, что, давайте в кунг пойдём. Уже подморозило. Хватит здесь сидеть.
Спать пора, – Ольга, прервав рассказ старика, поднялась и пошла в жильё. Усталые охотницы, наскоро попив чай, разделись и быстро втерев в тело друг друга целебный жир полярной белки, снимающий усталость и напряжение мышц, замертво упали спать, не обращая внимания на старика. Задумавшись, старик любовался прекрасными телами амазонок...

ВЕЧЕР ВОСЬМОЙ

Весь день прошёл в хозяйственных хлопотах. Консервировали дорогую желчь единорога-медведя, топили на крошечной конфорке утилизатора жир из больших кусков сала, скоблили огромную шкуру. Старик добровольно вызвался приготовить ужин и колдовал над кастрюлькой, из которой доносились аппетитные запахи. Повеселевший, одетый в чистый балахон из тонко выделанных крысиных шкур он, между делом, продолжил свои воспоминания:

* * *

Рассказ о смерти Манга

Возни предстояло много, поэтому то, что я задумал, надо было начинать с самого раннего утра. Проснувшись затемно, набил каску-котелок снегом и подбросив дров в костёр, поставил на огонь. В мерцающем свете пламени подточил лезвие ножа и кончик пики. Начисто промыл тёплой водой две пустые бутылки. Вроде всё готово…

Стальная башня была наполнена раскатистым гулким храпом быдла. Вольготно разметавшись во сне и согнув не вмещающиеся по длине ноги, он безмятежно спал на спине. Массивная нижняя челюсть безвольно отвисла, выпустив тягучую струйку слюны.

Осторожно, стараясь не разбудить, я спутал его ступни проволокой. На руки накинул петли, закрепив их за какие-то рычаги внутри башни. Слегка помедлив, чтобы настроиться, приставил пику к груди быдла и резко навалился на неё всем телом. С лёгким хрустом остриё легко прошло сквозь грудь, чуть вздрогнув от биения сердца и упершись во что-то твёрдое. Усилив нажим, я направил металлический стержень вбок и с облегчением продвинул его дальше, убедившись в том, что проткнул могучую грудную клетку насквозь. Тело первые секунды оставалось неподвижным…

 Едва я успел самонадеянно подумать, что всё кончено, как вдруг, глаза Манга открылись и, не мигая, уставились на меня. Веки, окаймлённые светлой полоской гноя, слегка подрагивали. Через секунду сонное недоумение быдла сменилось бешеной яростью. Страшные руки взбугрились клубками мышц и легко порвали стальную проволоку. Срезанные ей сине-розовые клочки кожи, с выступившими каплями крови, повисли на запястьях. Короткие пальцы вцепились в моё горло и передавили хрустнувшую гортань.

Прижимая подбородок к груди, я, из последних сил напрягая мышцы, пытался ослабить смертельный хват. Задыхаясь, судорожно нашарил рукоятку лежащего рядом ножа и с размаху полоснул им по напряжённым рукам, державшим за шею. Дышать стало чуть легче. С остервенением продолжал кромсать выпуклые мышцы, мгновенно теряющие каменную упругость и брызгающие фонтанами крови.
 
Прошло, казалось, немыслимо много времени, прежде чем быдл захрипел и откинулся назад. Глаза закатились, обнажив налитые кровью белки, могучее тело начало мелко подрагивать, дёргаясь в агонии. Из полуоткрытого рта показалась и закапала вниз тонкая струйка крови.

Не смотря на сильную боль в горле, я нашёл в себе силы подставить под эту капель горлышко бутылки. Не одна частичка питательного вещества не должна была пропасть. В этом была моя дальнейшая жизнь. Как можно быстрее начал прикладывать заранее заготовленные куски мха к глубоким и длинным ранам на руках, пропитывая их кровью. В замороженном виде эти окровавленные комки могут храниться достаточно долго, а если их отварить, то получится питательная и калорийная пища. Так нас учили выживать, и я, в очередной раз, с благодарностью вспомнил своих учителей на Великих Болотах.

Через какое-то время тело Манга обмякло и затихло. Кровь перестала сочиться из перерезанных мышц и из слюнявого рта, обрамлённого синюшными губами с герпесом. Зная, что скоро труп закостенеет и перестанет гнуться, я поспешил вытащить его из башни. Это был тяжкий труд. Тщетно попытавшись вытянуть огромную тушу за руки через люк, я, вскоре, оставил эти попытки. Обхватив его за ноги и, сбивая в кровь плечи об острые углы металлических конструкций внутри башни, стал поднимать снизу. Острый смрад, исходящий от штанов бывшего напарника, чуть не вывернул мой желудок наизнанку. Из последних сил, сдерживая тошноту, мне кое-как удалось перевалить труп через люк.

Дальше пошло легче. Обмотав проволокой за щиколотки, подтащил мертвеца к деревьям и подвесил его за ноги к прочным нижним ветвям двух стоящих рядом елей.

Основная и самая трудная часть работы была сделана. Осталось не спеша разделать тушу быдла на мясо.

Смотря на висящее вниз головой тело, мысленно прикинул – не менее ста шестидесяти килограммов живого веса. Если откинуть вес кишок и несъедобных костей, то из моего напарника должно получиться более чем сто килограммов чистого мяса. Этого хватит на три месяца. Плюс кровь и субпродукты, которые тоже можно есть. До весны протяну. А там видно будет…

Надо было приступать к работе… Сняв с трупа одежду, обнажил могучие гениталии и, решительно обрубив их ножом, отшвырнул в сторону. Моя природная брезгливость никогда бы не позволила употребить в пищу эти мерзкие куски плоти… Я отдавал себе отчёт в том, что не рационально разбрасываться в моих условиях пищей, однако не смог себя пересилить. Эмоции взяли вверх над разумом. В Военной школе за подобные слабости жестоко наказывали, но это было превыше меня. На занятиях по преодолению брезгливости мне всегда ставили самый низший балл…

Нащупав в волосатом паху лобковую кость, осторожно, начиная от неё, вскрыл брюшину и вывалил сизые петли кишок. Не удержавшись от любопытств, разрезал неожиданно плотно набитый желудок и разразился проклятиями. Этот подонок тайком жрал крыс из нашего неприкосновенного запаса, зарытого в снегу под старым танком! Я ведь специально не давал ему ужинать, чтобы хоть чуть сэкономить съестные припасы. Быдлская скотина!

 Кожу решил не обдирать с трупа, а оставить на кусках мяса. В варёном виде она, в отличии от шкур животных, вполне съедобна и приятна на вкус. Много пришлось повозиться с густыми жёсткими волосками, покрывающими почти всё тело быдла. Я подпаливал их горящими головнями и тщательно скоблил мёртвое тело ножом, смывая копоть тёплой водой из котелка. Кровь аккуратно промакивал снегом и складывал окровавленные комки в стороне. Неизвестно какие наступят голодные времена, а это тоже была пища. В крайнем случае, из таких запасов, всегда могла получиться приличная похлёбка.

К вечеру работа была закончена. Связав разделанное мясо проволокой, я развесил его куски по ветвям деревьев так, чтобы оно не было доступно мелким лесным зверькам.
Плотно поужинав похлёбкой из свежей печени и лёгких я наконец-то смог, не теснясь, вольготно расположиться внутри башни подстелив под себя одежду, некогда принадлежавшую быдлу. Мерзкий запах чужого пота и псины, исходивший от этих вещей, долго не давал уснуть…

* * *

- Ну что девочки? Может, хватит на сегодня?
Старик, не дождавшись ответа от спящих рядом девушек, замолчал. В тишине слышалось лёгкое гудение утилизатора и поскрипывание снега под ворочающимися в сугробах собаками снаружи кунга.
 - Спокойной ночи, разбойницы! – прошептал старик и, улыбаясь каким-то своим мыслям, уснул…




Продолжение http://www.proza.ru/2007/12/16/122