Трудное счастье гл. 7, 8

— Да нет же, ребята, не могу!.. Что вы на самом деле?.. Парня два дня как оперировали… Запретил врач пущать в палату, – говорила старушка в белом халате, с любопытством разглядывая сквозь очки Петьку и их, четверых девчат.
— Тетенька, нам бы только поглядеть на него, – скрипел Петька (у него ломался голос). — Товарищ он наш. Да еще какой!.. Его весь класс уважает…
— Это за что же такая честь? – поинтересовалась старушка.
— А он у нас во всех делах заводила… И в школьных и в комсомольских… Мы его за это даже секретарем избрали…
Старушка заколебалась
— Ну, не могу, ребятки. Понимаете?.. Не велено пущать. Передачку вот приму…
Она взяла их кульки и свертки и шаркая тапочками, ушла в открытую дверь коридора.
— Вот и попроведовали! – сокрушенно произнес Петька.
Они вышли на улицу и не успели еще решить что им делать, как вдруг следом за ними выбежала старушка.
— Ребята, ну-ка давай!.. Проходите! – окликнула она их.
— А врач?..
— Да уж ладно! – махнула она рукой.
Они вошли в приемную, а старушка уже копалась в шкафу, выбрасывая им тапочки.
— Вот надевайте на ноги… А это халаты…
Она проводила их в открытые двери, и они пошли по гулким коридорам разыскивая семнадцатую палату, где лежал Шурик.
— Хорошая тетечка… Правда? – шепнула Тане белокурая Тоня Чернова.
— Ой, а какие здесь длинные коридоры!..
Перешептываясь, они дошли до семнадцатой палаты и остановились.
На стук из дверей выглянул средних лет мужчина. Он был в больничной пижаме, в очках, с подстриженными под ежик русыми волосами.
— Вам чего, ребята?
Пока Петька вел с ним переговоры, они девчонки, стояли посреди коридора, сбившись в робкую кучку.
Мужчина внимательно выслушал и распахнул перед ним дверь.
— Проходите!.. Бражников!.. Эй, паренек, к тебе тут пришли! – закричал он в палату.
Шурик приподнялся на кровати. Он был тоже в пижаме и с повязкой на глазах, так что снаружи оставался только кончик носа, да нижняя часть лица.
Гуськом прошли они к нему между койками.
— Шурка, здорово, дружище! – окликнул его Петька, взяв за руку.
— Петро! – обрадовался Шурик, садясь на кровати.
Они крепко по-взрослому пожали друг другу руки.
— Ты как это надумал?
— Да я тут не один… Нас тут целая делегация… Проходите, девчата,– посторонился он.
Они поочередно подходили к Шурику, а он, пожимал их хрупкие ладошки, узнавал по голосу:
— А это ты, Нина Ивашова?.. Это Тоня Чернова?.. Светлана Дорохова?.. Таня Рыжикова?..
— Богат ты, парень, друзьями! – не выдержав, позавидовал толстый дядя, лежавший на соседней койке.
Другие больные приветливо им улыбались.
Им было непривычно видеть Шурика в бинтах, стесненного в движениях. Но постепенно это чувство прошло, и они разговорились с ним.
— Ну, как ты, Шурик, тут?..
Больные, чтобы не мешать им, вышли потихоньку в коридор, прикрыв за собою дверь.
В палате остался только толстый дядя. Он лежал на спине, тоже, как и Шурик, перевязанный бинтами и с интересом прислушивался к разговору.
— Да хорошего пока ничего, – сокрушенно вздохнул Шурик. — Операцию сделали – не помогло. А что будет дальше – ничего врачи пока не говорят.
— А что у тебя признали?
— Отслойку сетчатки обоих глаз… А! – безнадежно махнул он рукой.
— Чепуха все это!..
— Что чепуха? – не понял Петька.
— Да пропащее мое дело! – улыбнулся он печальной улыбкой. — Не вылечат меня.
— Ну, это ты брось! – рассердился Петька. —Ты тут терзаешь себя всякими мыслями?
— Да днем нечего… А ночью… Спать не всегда хочется… Ну и лезут разные думки…
— Шурик, ты это зря, – перебила его Нина Ивашова. — А я вот, например, верю, что тебя вылечат… Пусть не сразу, но все равно вылечат.
— Шурик, – осторожно вмешалась Таня. – Не надо сейчас над этим задумываться. Ты просто мучаешь себя… И вообще… Давайте лучше о чем-нибудь другом поговорим, – предложила Она.
— И правда, зачем расстраивать зря человека? – заговорили они.
— Шурик, а Петька хочет уйти из школы, – вдруг сообщила Тоня Чернова.
— Как уйти? – вырвалось у всех сразу, и они устремили взгляды на Петьку
— Да, понимаете ли, – смутился тот. — Я в ПТУ решил поступать.
— В ПТУ?
— Да. Уже и документы туда передал… У нас вся семья рабочая: и отец, и братья, и я тоже токарем на завод пойду… – с гордостью закончил он.
— Счастливый ты, Петька! – вздохнул Шурик.– Все дороги тебе открыты.
— Ничего, Бражников!.. Будет и на твоей улице праздник, – хлопнул его по плечу Петька. — Главное, духом не падай…
— Хочешь поглядеть на мою операцию? – вскочил вдруг Шурик
И не успели они опомниться, как он уже растягивал и разматывал бинты.
— Шурик! – испугано вскрикнула Таня.
— Вот это ты уже зря делаешь, парень, – осуждающе прогудел толстый дядя.
— Все равно… Надоела мне эта чалма…
Шурик швырнул на кровать сорванные бинты и побледневший Петька поднялся и глянул другу в лицо.
И тут произошло неожиданное.
Петька вдруг отшатнулся, побледнел, как палаточная стенка, и, закатив глаза, повалился на порожнюю кровать.
— Петька!.. Петя, что с тобой? – бросились они к нему, насмерть перепуганные.
Петька лежал, не двигаясь.
Толстый дядя вскочил, почувствовав неладное.
— Порадовал друзей! – рявкнул он, и расчищая себе путь от коек своим массивным телом, ринулся к двери и распахнул ее.
— Позовите сестру! Тут парню плохо! – крикнул он в коридор.
— Шурик, что ты наделал? – воскликнула Таня.
Шурик не успел ничего ответить.
Дверь распахнулась и люди в белых халатах стали заполнять палату.
— Глубокий обморок! – определила одна сестра. — Парень!.. Эй, парень!.. Ну-ка вставай!.. Ну-ка очнись! – шлепала она Петьку по бледным щекам.
Другая поднесла тампон, смоченный нашатырем.
Петька дернулся, сморщился и пришел в себя.
— Уф! – выдохнул он и сел, не соображая, что это вокруг него происходит.
— Посиди, парень… Голова больше не кружится?..
— Не, – вяло мотнул головой Петька, зеленый, как вылезший из реки водяной.
Наконец он окончательно пришел в себя, и они, девчонки, взяв его под руки, повели в коридор.
В это время в палату вбежал полный лысоватый человек, в халате и очках.
— А кто позволил впускать? – загремел он с порога, мгновенно разобравшись в ситуации. — Больной! Кто разрешил тебе снимать повязку?.. Ты что, лечиться сюда пришел или фокусы разыгрывать? – гремел его голос.
Что отвечал Шурик они не слышали.
Держа Петьку под руки, они поспешно разыскивали выход.
— Черт знает, что со мной случилось? – всю дорогу сокрушался смущенный Петька.

-8-
Солнце поднялось чуть повыше орешника, росшего вдоль дороги густой стеной.
Оно еще не набрало полной силы, но уже пропекало спину сквозь тонкую ткань легкого платьица. Ничем не сдерживаемые пряди волос то и дело наползали на лоб и их приходилось раз за разом откидывать.
Оставив на скошенной полосе грабли, Таня отправилась в дальний конец деляны, где в затененном месте лежали продукты и одежда.
Отыскав косынку и повязав ею голову, она глянула вокруг себя. По большей части деляны, точно шашки на игровом поле, тут и там стояли серо-зеленые копешки. Только здесь, на самом краю, лежали еще полосы скошенной, высохшей травы.
Над ними копошились прокаленные солнцем до шоколадного цвета отец и мать.
Они как раз остановились отдохнуть. Мать стояла навалившись на грабли, а отец что-то говорил ей, разводя руками.
Отсюда хорошо была видна его небольшая, полусогнутая фигурка.
Привычка работать над верстаком внаклонку на всю жизнь осталась в нем.
Отец показывал туда, где за деляной, словно огромное море раскинулось до самого горизонта поле овса. Овес синел и волновался, когда по нему пробегал напитанный зноем ветер.
Одна дорога, выбегая из зарослей орешника, врезалась в его бесконечную глубину и вилась в нем серожелтой лентой. Чуть левее от дороги возвышались три дерева и очень манили к себе своими прохладными кронами.
Хорошо бы залезть на одно из них, устроиться в самой развилке и поглядеть, что там за этим овсяным полем?..
Но Таня только вздохнула и отправилась к своей полосе. Устало болела спина, ныли натруженные с непривычки руки, пот катился крупными каплями из-под косынки и она вытирала его тыльной стороной ладони.
Серо-зеленый валик сена нарастал под граблями, как снежный ком, и быстро становился тяжелым. Грабли то и дело цеплялись за корни и неровности. Если вначале Таней владел азарт соревнования, и она опережала мать с отцом, то теперь азарт угас, и она еле тянулась за ними.
— Ну, что, Танюха, устала? – обернулся к ней отец. — Ладно уж… Иди отдыхай… Мы с матерью догребем…
Она остановилась, вытирая пот.
— Иди, иди, – поддержала мать.
Таня заколебалась.
«Это называется – «иди по пути наименьшего сопротивления» – вдруг услышала она голос Шурика и вздрогнула.
Это было любимым его выражением. Часто она слышала, как он произносил эту фразу Петьке, если тот пасовал перед трудностью.
Она подхватила, выпавшие было грабли.
— Нет, – упрямо поджала она губы. — Я докончу.
— Да осталось немного. Иди, дочка.
— Вот раз немного – я и докончу.
И она решительно взмахнула граблями.
— Молодец, дочка! – похвалил отец. — В меня пошла.
Непонятно, что с ней произошло, но только она вдруг почувствовала свежий прилив сил. Руки ее замелькали энергичней. Метр, еще метр, еще шаг – мать осталась позади. Когда она поравнялась с отцом, тот прятал в усах довольную улыбку.
— Молодец, Танюха! Это уже характер, – не удержавшись, похвалил он ее.
— Ну, что – обедать пора? – объявил он.
— Помыться надо, – откликнулась мать.
Они втроем отправились через орешник к ручью.
В тенистой, заросшей ивняком низине, он тек почти неслышно и был в несколько шагов шириной. Он больше походил на маленькую речушку.
В затененных местах вода была зеленой от отражавшейся в ней листвы, а на открытых серебрились, словно кто-то невидимый перебирал в ладонях горсть блестящей чешуи.
Там, где они спустились, ручей образовал небольшую запруду из коряг и сучьев.
Таня сбросила находу платьице и придерживаясь рукой за куст, попробовала воду ногой. Та обожгла ее холодом. Ахая и повизгивая от страха, она всеже осторожно вошла в нее. Войдя, побарахталась и выскочила на берег. Следом неуклюжей глыбиной сползал в воду отец. Пока мать смывала с его натруженной спины грязь и пот, Таня успела одеться и через заросли отправилась к трем деревьям, так соблазнительно манившим ее. Путаясь ногами в овсе, она выбралась к ним и вскарабкалась по шершавому стволу на одно из них. Она уселась поудобнее на сучок и раздвинула рукой трепещущую листву.
За овсяным полем виднелась кучка домиков и железная дорога, по которой протянулась длинная нить состава. Шел товарный поезд. Длинный хвост дыма висел над ним. Их делянка с маленькими копешками, тоже была видна как на ладони. Ох, как не хотелось слезать отсюда! Но надо было идти, потому что мать с отцом вышли из орешника и направились к покосу.