Нист всегда верила в сказки. Ибо жизнь ее была похожа на сказку – на одну из тех, в коих повествование начинается с многочисленных несчастий главного героя, страданий и боли оного. Жизнь ее походила на зачин такой сказки, походила уже несколько лет. Несколько лет Нист встречала рассвет в надежде, что свершится, наконец, то, ради чего выстрадала она зачин сей. Но мачеха ее – добрая христианка и стервозная тиранка – не торопилась отправлять свою падчерицу на съедение Бабе Яге, по той причине, что в существование сей языческой демоницы, отшельничествующей в чащобе, не верила. Зато верила в то, что, уберегая Нист от роскоши и скоромного, обеспечивая условия «труда, грехи искупляющего», и читая долгие нотации о нравственности, испещренные вдоль и поперек нецензурной руганью, она мостит сироте обездоленной дорогу в рай. Однако своей душе благочестивая мачеха таким образом не пеклась.
- Рассчитывает, вероятно, вслед за мной, по мощеной слезами дороженьке покатиться… - зло подумала Нист, стряхивая росу с целебных трав, в поисках коих она исходила немало троп. Все лето Нист собирала травы на потребу своей мачехе.
- Но не припомню я ни разу, чтоб попотчевала отца она целебным отваром, когда лютую зимою колотит его лихорадка.
Нист частенько замечала завистливые взгляды, что бросала Кларисс (так звали мачеху) в сторону местной ведуньи, особливо в те минуты, когда на подворье к знахарке крестьянка вела корову, с робкой надеждой шепча молитвы. Недаром Кларисс злобно зыркала – вовсе не доверию людскому она завидовала, а тому, что за деяние спасительное, зелье целительное, непременно последует расплата, и расплата не простая – никогда ведунья не брала монет звонких. За работу свою она просила клятву, что лишь понадобится ей услуга добрая, так исполнит сие крестьянка немедля, иначе гореть ей в адовом пламени. Но, даже самый древний старец не помнил, чтоб знахарка на веку своем припомнила хоть одну клятву – никогда она за свои услуги ничего, кроме слов, не получала. Кларисс же считала оное глупостью безмерной, а Нист не сомневалась, что мачеха тешит себя надеждой занять почетное место после кончины старушки, вот и копит травы, запасает их в неимоверных количествах, и ключ от амбара у себя держит… и она-то, мачеха, не преминула бы клятвами воспользоваться.
Нист считала это полным бредом, но протеста в ее душе это увлечение Кларисс не вызывало, ибо бродить под зеленью лесов почти круглый год, вдали от нелюбимого дома, ей вовсе не претило. Душенька ее разнесчастная рвалась на волю-вольную…
Нист брела по чаще с самого утра, неспешно, петлями и зигзагами. От охотничьих троп она ушла очень давно, а от грибнических – подавно. Нист никогда не пользовалась ориентирами, особливо звездами. В тех чащобах, где она бродила, звезд видно не было даже ясными ночами. Но она всегда знала, сколько шагов ей нужно ступить, чтобы вернуться домой. В сей раз их было необходимо совсем немного, если, конечно, пойти прямо, а не так, как исходила она весь день. Могла она и заночевать в лесу, как и делала обычно.
Но не сегодня.
Она не пожелала оставаться по весьма прозаической причине – очень хотелось есть. Есть хотелось не ей, а ее псу – старому и верному, он знавал еще ее мать, но вовсе не выглядел дряхлым. О том, сколь долго он живет на самом деле, знала лишь Нист. Да и та не могла назвать точный возраст. Знала лишь, что даже люди столько не живут.
Ну а за свою собственную недолгую жизнь Нист любила только двоих – свою мать Дженнифер Гуллвейг и старого пса Акриста. Это странное имя дала ему Дженнифер. Нист называла свою мать только по имени, а упоминала о ней и вовсе редко – только в беседах с Акристом.
Нист знала о Дженнифер немного – с мужем своим, отцом Нист, она не жила. Да и в народе поговаривали, что не отец он ей вовсе. Дженнифер, словно в подтверждение слухам, не носила фамилию своего мужа, оставив свою – Гуллвейг. Дженнифер говорила, что имя сие значит многое, и завещала Нист беречь его. Еще Нист знала, как Дженнифер погибла – ее нашли в лесу с простреленным фиолетовой стрелой горлом. Нист помнила, как Дженнифер выглядела – она была красива. Но описать ее не могла. Не находила слов.
Возвращаясь, Нист вышла на торную дорогу, и на ходу обирала репьи с мокрой от вечерней росы юбки. Акрист плелся рядом с ней, и шерсть его серебрилась в лучах сонного заката.
Позади послышался стук и ржание.
- Двуколка. Одна-одинешенька лошадка… - горестно сказала Нист Акристу, не оборачиваясь и не подумав посторониться.
- С дороги, девка!!!!!!!!! – крикнул возница, собираясь стегнуть ее кнутом, целясь в лицо, бледное и угрюмое, чтоб впредь на пути не попадалась, но чья-то рука вынырнула из придорожных зарослей, ловко схватив кнут, едва не коснувшийся ее щеки. Двуколка криво покатила дальше, не понявший ничего возница не выругался даже, а кнут мертвой змеей валялся у ног Нист.
- Мне сегодня повезло, Акрист. Кнут зацепился за ветви. – Пояснила она недоумевающему псу, но его сей ответ не удовлетворил. Он видел руку, Нист – нет. Но бить тревогу пес не стал – он был мудр.
Домой Нист явилась затемно, оставив охапку трав в сенях, и направилась в дом – порыскать среди остатков не столь давнего ужина. Все уже спали, а если кто и не спал – не обеспокоил себя заботами о Нист. Она сгребла со стола недоеденную снедь и вышла на задний двор. Никакой скотины мачеха не держала, землю не засевала. Доход отца-сапожника был достаточен.
Нист уселась на большой обтесанный валун, вывалила еду к лапам Акриста, что улегся у ног ее, и стала задумчиво созерцать тьму, задумчиво разжевывая вяленую рыбу.
- Осточертело мне здесь, милый песик…
«А мне, по-твоему, нет?» - высветился в глазах «милого песика» укор.
- А что прикажешь делать?
Акрист угрюмо отвернулся.
- Завтра, пожалуй, буду идти весь день… по прямой. А потом всю ночь и весь другой день. А потом…. Потом умру от голода.
Акрист удивленно и возмущенно на нее взглянул.
- Нет, милый песик… ты не сможешь прокормить нас обоих.
«Недооцениваешь меня, дитя. Твоя мать, глядя на нас из Верхнего мира, не простит мне твоей смерти. Напомни мне, дитя, рассказать тебе одну историю…»
- Не могу я здесь больше! Будь Дженнифер со мной, все было бы иначе…
«Истину глаголешь…»
- Все как в сказке, милый песик…. Злая мачеха, несчастная падчерица, отец не у дел…. Но где же волшба? Самое волшебное, виденное мною – старушка-коновал…
«А разве я не считаюсь?» - обиженно вопрошал пес.
- Да, и ты, мой друг – волшебное создание… - сказала Нист, зарываясь в густую мягкую шерсть Акриста.
«Дитя, тебе не хватает друга, который умеет говорить…»
- Я слыхала, пахари говорили, будто, если пройти весь лес, непременно выйдешь к серебряной реке с незамутненными печалью смертных водами…. Но говорили еще, будто затаилась в лесу моем нечисть лютая, и никому далее дозволенного ходу нет. Я порешила, песик – ухожу я. Уходим мы с тобой отсюда. Уходим к реке, пойдем через лес. Меня манят чащобы. Скоплю я скарб, чтоб выжить хоть денек. Ах, нет, все бред. Зачем мне нужен скарб? Умру – умру. А нет – так нет, то воля не моя. Но унижение терпеть не в силах больше я. Есть кое-что, что я боюсь, и что противно мне…. Мой милый песик…
Слезы ее обжигали холодом, впитываясь в посеребренную лунным сиянием шерсть.
«Дитя, я не способен утешить тебя даже…»
Так она и заснула, обняв своего пса, роняя скорбь в его шкуру. А утром, чуть свет, зевая и спотыкаясь, не взяв с собой ничего…
- Ничегошеньки…
…она отправилась в путь по купеческому тракту, тому самому, на коем она вечор едва не схлопотала удар плетью.
«Ни единого гроша в кармане…. Но ничего, нынче что-то будет, али кто-то…»
Вид у Нист был бродяжнический. Впрочем, отныне не пристало этому удивляться.
Утром тракт был пуст. Долго ей на пути не попадалось ни единого встречного. Первыми же, кого она увидела, была нелепая троица: почтенный муж с толстым кошелем на поясе, на шаг позади него – женщина в скромном платье, ведущая связанного юношу с выпученными безумными глазами. Увидев Нист, он оживился, из уголка губ его стекла струйка слюны, и он громко прохрипел:
- Налево после смерти! Не смей ослушаться!
Мужчина возмущенно кашлянул, а женщина виновато опустила глаза и ускорила шаг, не давая безумцу обернуться вслед Нист. Она же постояла немного, и отправилась дальше, наивно хлопая глазами.
К полудню тракт ожил. Лето стояло в зените, жара была нестерпимая, и нужники источали неприятную вонь…. Акрист постоянно морщился, косился на лошадей с ненавистью и не переставал удивляться, как это Нист терпит все эти запахи, не подавая даже вида, что чует их.
Нист хотела есть, притом очень сильно, но ее занимала только одна мысль – где же та самая смерть, после которой ей следует свернуть налево? Слова связанного безумца Нист восприняла более чем серьезно…
Тракт опустел вновь, и это было странно, ведь в послеобеденное время…. Странно, странно…
Лесные шорохи слышны были намного миль вокруг…. В кустах кто-то чавкал. Шумно сглотнув слюну, Нист подошла ближе и раздвинула ветви.
Человек в зеленой одежде жевал что-то, лежащее в траве. Услышав Нист, он поднялся с земли и поклонился. Он был красив, только неприятная улыбка портила его лицо, носившее на себе печать былого благородства.
- Сиятельная фрейлина…. Как занесло сюда столь благородную особу? – вопросил он.
- Э-э-э… я вовсе не благородна… - возразила Нист.
- А…, изволите путешествовать инкогнито, леди Гуллвейг?
- Ты знаешь мое имя? – холодно спросила она. Это напускное равнодушие давалось ей нелегко, но она чуяла, что нужно держать себя…
- Я? Кто бы сомневался! Я все имена знаю. Все в мире – имена…. Я знаю все в мире…. Вы голодны, сударыня? Не буду произносить ваше благородное имя, ведь даже у стен есть уши, хотя в лесу нет стен, но уши, пожалуй, все равно есть…. Угощайтесь! – предложил зеленый и раздвинул траву.
Там покоилось тело рыцаря в раскроенных надвое доспехах. Тут же, рядышком, валялась недоеденная рука в железной перчатке. Нист отшатнулась.
- Не пугайтесь, сударыня! А чего еще вы ожидали от Здешней смерти? Он довольно вкусен, попробуйте!
Нист нагло рассматривала существо (человеком здешнюю смерть я назвать не осмелюсь), позабыв об отвращении и страхе. Что-то в его лице было манящее, притягательное. А отталкивающего не было вовсе.
- Кто есть ты? – лаконично поинтересовалась Нист?
- Я смерть этих краев.
Нист просияла.
- Я рада встрече нашей, смерть!
- А ты милое создание, однако…. Со мной обычно так не разговаривают. А такой улыбки, да еще и в свой адрес…. Ты прелесть. Тебе налево. Там уже ждут.
Нист благодарно кивнула, улыбаясь, и собралась уходить, но Здешняя смерть окликнул ее.
- Постой! Позволь просить об одном…. Допустите до руки, госпожа.
Она без промедления протянула ему руку, левую, и он прижался к ней губами.
- Благодарю тебя за благодеяние, – сказал он, поднимаясь с колен. – Позволь же мне вознаградить тебя.
- О каком благодеянии ты ведешь речь? Я для тебя ничего не делала, - робко засомневалась Нист.
- Ты подала мне руку…. Не брезгуя мною, одиноким падальщиком. Подойди ближе.
Она шагнула к нему, оказавшись напротив его глаз. Смерть ласково провел рукою по ее плечу:
- Я не касался живого человека целую вечность…. Ты пролила бальзам на все мои раны. Ведь я, хоть и смерть, но живой!!!!!!!!!!! – отчаянно вскрикнул он, глядя в очи Нист.
- Бедняга…. Одинокий… - всхлипнула она, гладя его по волосам, будто собаку.
- Твоя доброта сослужила тебе добрую службу, и сослужит еще не раз. Дарую тебе бессмертие.
- Благодарю… - сказала она, опуская глаза.
- Не отводи взгляда, дай насмотреться! Не скоро еще я так близко почую живого. Еще немного, и я отпущу тебя.… Лишь дам тебе один совет: ты бессмертна теперь, но те, кого любишь – нет. Поэтому береги их, прикрывай грудью, иначе раскаешься и отчаешься… - ему очень хотелось добавить – «Как я…», но он удержался, - Береги их…. Особенно его. А теперь – ступай.
С грустью отпустил смерть ее руку.
- Я навещу тебя еще…. Хочешь, поклянусь? – вопросительно взглянула исподлобья Нист.
- Не нужно, я верю и так. Иди же, не тяни…
- Прощай…
- До встречи…
Нист развернулась и пошла влево, не оглядываясь. За ней резво потрусил Акрист, а вслед им любовалось существо в зеленых одеждах, с остатками благородства на лице.
Так и добрела она до трактира. Подивилась – где это видано, чтобы трактир строили в нескольких милях от тракта?
- Верно, нечасто люд сюда забредает. Сейчас тут, вероятно, пусто… - обратилась Нист к Акристу, отворяя дверь. В предположении своем она ошиблась – в трактире было шумно, шла гульба.
- Ума не приложу, откуда здесь столько народу…. Не иначе, селение неподалеку…- тихо пробормотала Нист. Она обвела глазами залу, но не нашла ни единого свободного стола – за всеми было веселье в разгаре.
- Словно праздник какой…!
Лишь один человек не кутил, а сидел молчаливо в стороне, и никто не решал обратиться к нему, и, уж тем более, подсесть. Но лишь за этим столом были свободные места, и Нист, не раздумывая, направилась к нему. Завидев медленно приближающуюся Нист, он поначалу удивленно поднял глаза, а затем хитро прищурился и смерил ее оценивающим взглядом. Нист же, наоборот, избегала смотреть на него, и начала уже подумывать о цели, вернее, бесцельности своего визита в трактир – денег у нее не водилось отродясь, а запах подано пирующим пищи безумно раздражал.
Румяная девка с развратным взглядом поинтересовалась, что госпожа будет потчевать, а «госпожа» отмахнулась от нее, заявив, что только передохнет и продолжит путь. Девка, шмыгая носом, убралась восвояси, а Нист завела тихий разговор с Акристом, не замечая внимательно глядевшего на нее мрачного постояльца в пыльном плаще. Пришел он издалека, это было видно по цвету пыли. Она, верно, так и не взглянула бы на него, если бы он не обратился бы к ней:
- Позвольте спросить, добрая госпожа, неужели вести разговор с псом, склонившись к его уху, интересней, нежели завести речь с путником за кружкой пива, узнать последние сплетни, и, быть может, кое-то еще…?
- Слишком часто слышу я сегодня сие обращение – «госпожа» - к своей персоне. А я ведь вовсе не госпожа, а бродяжка, и выгляжу соответственно. Быть может, вы, милсударь, разъясните мне сию загадку? – витиевато, пожалуй, даже слишком для своего потрепанного вида, заметила Нист.
- Достопочтимая сударыня, я много исходил дорог и много повидал за долгое бытие свое, поэтому позвольте мне решать, кого госпожою именовать, а кого – бродяжкой. Но, коли вы не желаете, чтоб сей титул оскорблял ваш слух, назовите имя свое, и буду называть вас так, как пожелаете, - не остался в долгу незнакомец.
- Не слишком ли опрометчиво с моей стороны будет назвать свое имя первому встречному-поперечному? – усмехнулась Нист. Кое-какими навыками обращения с приставучими завсегдатаями трактиров она успела обзавестись, хотя этот человек не походил ни на кого их встреченных ею ранее.
«Да и человек ли…?»
- Верно говоришь. Но у тебя нет никакого иного способа вызнать, хитрый ли я разбойник, или же странствующий рыцарь, кроме как заведя со мной знакомство. А новые знакомства тебе сейчас не будут излишни, ведь кто, как не добрый друг, закажет порцию горячего жаркого, когда у тебя ни гульдена в кармане…? – незнакомец неожиданно перешел на «ты», и прозвучало это очаровательно (во всяком случае, так показалось Нист). – На звание доброго друга я не претендую, но завязать с тобою знакомство я не прочь, ибо нет ничего тоскливее, нежели грустить одному среди веселящихся, а за приятной беседой и отвлечься можно от траурных мыслей, ведь так? Ты же знаешь, по очам твоим вижу.
- Знаю… - кивнула Нист, покосившись на ту самую служанку, которую она отослала минуту назад. Она возвращалась с большим подносом. Поставив его на стол, между Нист и незнакомцем она лукаво подмигнула им обоим и сообщила, что…
- …комната милсударя готова.
Нист сердито нахмурилась и с упреком поглядела на «милсударя». Он поморщился и негодующе махнул рукой:
- Не слушай ее. Завидует.
Но Нист уже давно никого не слушала. Она уплетала за обе щеки скромные яства, принесенные наглой девкой, запивая их прохладным пивом.
Закончив трапезу, Нист воздала взгляд незнакомцу, и он вопросил:
- Так кто ж ты, наконец? Назови свое имя!
- Нист Гуллвейг, - тихо сказала она, собираясь подать ему руку левую, но, вспомнив, что она хранит холод прикосновений Здешней Смерти, передумала. Лишь загадочно улыбнулась, вспоминая эту жутковатую, но милую встречу.
Незнакомец не представился в ответ, а Нист и не стала спрашивать. Ей было все равно. После долгого молчания он спросил:
- Куда путь держишь, Нист Гуллвейг?
- На восток от солнца, на запад от луны, - задумчиво ответила она строкой из прочитанной давным-давно сказки. – А ты?
– Я… к Серебряной реке иду, что за лесом этим. Нам с тобою по пути.
Нист хотела возразить, но это прозвучало бы слишком грубо, а этот человек в пыльном дорожном плаще и сапогах со шпорами накормил ее, бродягу, обошелся вежливо…
- Может быть… - пожала она плечами.
- Я дожидаюсь тебя уже долго, - сказал незнакомец.
- Кто ты такой, что ждешь меня, не зная моего имени?
- Я – странник. Я - амулет. Для посоха, что
- Хм…. Мне это ни о чем не говорит. А звать-то тебя как?
- Меня уже никто никак не зовет долгие годы. Но имя свое я помню. Вороном меня звали. Когда было, кому звать.
- Теперь тоже есть кому…
Воцарилось молчание вновь. У них обоих с языка готовы были сорваться сотни слов, но они молчали. Так всегда бывает – встретишь душу, чуешь, что это верный шанс, а сказать не можешь…
Нист задумчиво скрежетала двузубой вилкой по тарелке, а Ворон ее разглядывал. Не вилку, а Нист.
- Ты мне определенно кого-то напоминаешь. Я знавал одну особу по фамилии Гуллвейг. Но у нее в те времена не было ни сестер, ни дочерей. Вряд ли вы с нею родственники. – Рассеянно заметил Ворон. Нист повела ухом.
- Ты сказал, ты – амулет, да? Что это значит? – неожиданно спросила Нист.
- Скитается дюжина бродяг по свету и верит в то, что тропа судьбы приведет их к берегу мертвых легенд. Вот и все.
- Моя мать рассказывала мне красивые сказки, называя их странно – мифы….
- Как звали твою мать? – перебил ее Ворон.
- Дженниф… не скажу!
- Все ясно. Значит, все-таки дочь. Да еще и самой Дженнифер! - отрешенно молвил Ворон.
- Ты знал мою Дженнифер? – резко спросила она.
- Знавал…. Знавал я такую. Давно хотел тебе заметить, что не пристало благородной госпоже путешествовать в таком затрапезном одеянии. Так недолго и вправду за бродяжку тебя принять…
- Я же говорила, что никакая я не госпожа… - возмутилась Нист, но Ворон настоял:
- Дитя Дженнифер – истинная суть. Не прекословь, ты благородна. Ты знаешь, кем была твоя мать?
- Дженнифер…. Называй ее Дженнифер.
- Вижу, что не знаешь. Что ж, проследуй за мной, - сказал Ворон, вставая из-за стола.
- Куда? И на какой черт? – ругнулась Нист, не сдержавшись.
- В ту самую комнату, приготовленную милсударю. Мне, то есть. Затем, что не могу допустить, чтобы плоть от плоти Дженнифер разгуливала по трактам в монашеском виде. Ступай же скорей за мною! Поразительно, что Дженнифер еще не восстала из Валгаллы!
Нист молча повиновалась, подумав, что при случае обязательно спросит у него, что такое Валгалла.
Мебели в комнате было очень немного – кровать, стул и сундук. Зато кровать – огромная, широкая, да и сундук немаленький.
В этом самом сундуке Ворон деловито рылся, швыряя на кровать непонятного свойства тряпье. Затем полетели железяки и кожа. Закончив ревизию в сундуке, Ворон приказал:
- Снимай свое монастырское одеяние, и надевай сначала это (он указал на узкие кожаные штаны), затем вот это (перст его уперся в блузу черного шелка с широкими длинными рукавами), а с доспехами я тебе помогу.
- Э-э-э…. но…. Может, ты хотя бы отвернешься? – ехидно намекнула Нист.
- Не дождешься… - не менее ехидно улыбнулся Ворон, уселся на сундук и уставился на Нист.
- Что ж, смотри, коли хочешь. – Легкомысленно согласилась Нист и со стуком скинула стертые башмаки, ловко высвободилась из старого платья и потянулась за брюками, усевшись на кровати. В подробности ее нижнего белья, вернее, его отсутствия, мы вдаваться не будем.
Затем настал черед блузки, застегивать кою на все пуговицы Нист не стала, соорудив импровизированное декольте. Ворон наблюдал за этим холодно и равнодушно. Затем подал ей корсет – тяжелый кожаный корсет на серебряной шнуровке, затянутой сзади.
- Эй, зачем такая тяжесть? Из чего он вообще? – возмутилась Нист.
- Стальные пластины, обтянутые кожей. Надевай, а я помогу затянуть.
Нист послушалась, а куда деваться? Ворон пристроился сзади и стал орудовать импровизированным шнурком – серебряной цепью. Он резко потянул, а Нист пискнула, когда сталь сдавила ей ребра.
- Восхитительно! – сказал Ворон, усадив Нист обратно на кровать резким и сильным движением. Дышалось ей тяжело.
- Еще наручи. С ними я тебе, пожалуй, тоже подсоблю. Давай руку.
Она протянула правую, и он проворно зашнуровал дин из наручей на запястье.
- Не тронь мою левую руку, - тихонько попросила она.
- Как хочешь…
- Хотя, впрочем…. Одень и на нее тоже.
- А что с твоею левой рукой? – поинтересовался Ворон.
- Да так, ничего…. Смерть…
- Что – смерть? Недоуменно вопросил Ворон.
- Ничего.
Затем к этому одеянию добавились высокие ботфорты, почти как у самого Ворона, только без шпор.
- Заночуем здесь. А завтра на рассвете – в путь. К серебряной реке, на восток от солнца, на запад от луны. Нужно найти тебе клинок.
Из окна веяло звездами и тьмой, оно было открыто, и Нист стояла рядом, созерцая. Ворон спал, раскинувшись на кровати, вернее, Нист думала, что он спал. Он разглядывал ее силуэт в лунном свете. Красиво, как в старинных балладах.
«Она так молода…»
- Нист, а сколько тебе лет? – спроси он внезапно. Она не вздрогнула и не обернулась.
- Не знаю. Счет моим годам не ведет никто, даже я сама. Да и зачем?
- А я очень старый…. Счет моим годам вела Дженнифер.
- Моим тоже…. А теперь некому, - откликнулась Нист. – Ты не похож на старого. Ты похож на молодого и красивого лиса.
- У тебя тонкий ассоциативный ряд. – Ответил ей Ворон. – И красивый силуэт. Тебе так не хватает клинка!
Нист вздохнула в ответ. Она была полностью с этим согласна.
- Долго еще ты будешь там стоять? – спросил Ворон.
- Не знаю. А что? – по прежнему не оборачиваясь, ответила Нист.
- Ложись. Я подвинусь. Не бойся, я не трону тебя. Просто опасаюсь, что спать, стоя у окна тебе будет неудобно.
Нист приблизилась маленькими шажками и села рядом с ним, позвякивая амулетами.
- Развяжи этот свой кольчужный корсет, я не смогу в нем сносно спать.
-Да ради Локи! – радушно согласился Ворон, дернув цепь.
Нист высвободилась из доспеха, распустила волосы, которые, к приятному удивлению Ворона оказались роскошными, пахнущими ароматными травами…
- Не знаю, смогу ли не мешать тебе спать… - улыбнулся Ворон в темноту.
- Мне уйти? – робко спросила она.
- Нет. Ты пахнешь вкусно… – по-детски непосредственно заметил Ворон. Нист фыркнула.
- Не смейся… - обиделся он.
Да я е смеюсь… - попыталась она оправдаться, но он зажал ей рот рукой.
- Тише…. Там, внизу, кто-то явился по наши души…. Женщина… - пояснил Ворон. – Я очень хорошо слышу. И вижу в темноте.
Он убрал руку от ее рта, положив на плечо. Привстал, больно надавив на ее ключицу, но Нист не издала ни звука.
- Железная выдержка… - сказал он, и мысленно добавил: «Моя прелесть…», - она спрашивает, не появлялась ли здесь девчонка лет эдак восемнадцати, с собакой. Тебя, верно, ищет.
Под кроватью завозился Акрист.
- Что ответил хозяин? – шепотом спросила Нист. Тоже привстав и подвинувшись к Ворону, чтобы слышать, что он говорил, ибо говорил он тихо.
- Отвечает, что бродяжки с собакой не было, лишь к постояльцу, мол, гостья явилась, по всему видно – девица распутная, ибо заночевала у постояльца нашего. А она – «мне бы взглянуть…». Хозяин ей: «Негоже добрых людей тревожить среди ночи. Вот спустятся утром в таверну, пива холодного глотнуть перед дорогой дальней, так и взглянете…». А она комнату просит, до утра остаться…
Заскрипела лестница, послышались тяжелые шаги. Это услышала и Нист.
- Собирайся, - небрежно кинул Ворон, схватил корсет, ловко накинул его на Нист и несколькими короткими движениями затянул цепь. Затем он кинулся к сундуку и извлек из-под заплесневелых тряпок железо. Много железа – острого, не раз вкушавшего крови железа. Стал рассовывать все по карманам, а под плащом мелькнула сталь панциря доспехов. Затем Ворон подскочил к окну и вспрыгнул на подоконник.
- Придется полюбоваться на лунную ночь не только из окна… - Ворон хитро улыбнулся и сиганул вниз. Нист представила, какой шум поднимется, когда эта груда доспехов рухнет наземь с высоты второго этажа, и зажмурилась. Но грохота не последовало – Ворон, напротив, не издал ни звука. Она испуганно подбежала к окну, а снизу раздался сдавленный шепот:
- Следуй за мной, чего же ты ждешь?
- Безумец… - тихо, сквозь зубы, процедила Нист, не сомневаясь, что Ворон ее услышит. Тяжело вздохнув, она взобралась на узкий подоконник (не очень-то легко прыгать, когда ребра стиснуты сталью) и ступила вниз, не глядя. А через секунду почувствовала себя повисшей на холодных руках ухмыляющегося Ворона, подметая землю волосами.
Каким-то чудом Акрист оказался на земле рядом сними.
- При первой же возможности устрою тебе мастер- класс по прыжкам,… да и по многому другому тоже. Иначе ты долго не протянешь… прелесть. – Загадочно, но холодно улыбнулся Ворон, поставив Нист на землю.
- Куда теперь? – недоумевающе спросила она, с опаской поглядывая на светящиеся окна таверны.
- Не важно. Главное, подальше отсюда. Чем глубже в лес – тем лучше.
Шли они, молча и быстро. А верный пес бесшумно скользил рядом с ними, по правую сторону.
К утру они вышли на опушку – Нист вымученно зевала, пошатываясь, опираясь то и дело на плечо Ворона, ну а сам он, как ни в чем ни бывало, оглядывал окрестности ровным холодным пристальным взглядом, убрав руку с клинка.
Ворон подошел к пню, воткнул в него нож и сказал Нист:
- Постой здесь, а я разведаю окрестности. С высоты.
С этими словами перепрыгнул он через пень, обернулся птицей черною и взмыл в небо лазоревое, тишь клекотом разрезая. Рука Нист потянулась к ножу, но она отдернула ее, словно обжегшись. Нист вспомнила одну добрую сказку, в коей из-за выдернутого из пня ножа не вернулся в облик человеческий, волк. Нист не сомневалась, что то же правило и на ворона действует. Нист притулилась у пня, устало прикрыла глаза и стала видеть грезы, но скоро проснулась от клекота в вышине. Ворон вернулся, стукнулся оземь и выдернул нож из пня человечьей рукою.
- Есть неподалеку избушка трухлявая. Я думаю, хозяева позволят тебе, путнице одинокой, отдохнуть и продолжить путь….
- Одинокой…? – спросила Нист, выразительно подняв брови.
- Я отправлюсь на промысел. Не святым же духом потчевать тебя? – объяснил добродушно Ворон.
- Меня? Нет, не утруждайся… - залепетала смущенно Нист.
- Нет уж, послушай. Ты отныне под моей протекцией, прелесть… - он прикоснулся осторожно к ее подбородку.
- Ну и что с того? Ты не обязан меня кормить.
- Не обязан, но буду. Мы вместе идем к серебряной реке, и Локи не простит мне, если я тебя утрачу. – Грустно пояснил Ворон.
- Ты не утратишь меня, я бессмертна. – Буднично, словно между прочим, заметила она.
- Хм…. Бессмертна! – ухмыльнулся Ворон.
- Не веришь?! – возмутилась она.
- Не то, что бы…. Но звучит это…. Твоя мать не была бессмертна. Впрочем, то может быть от крови отца твоего…. Кто был отец твой? – вопросил Ворон.
- Не знаю. Тот человек, у которого жила я после смерти Дженнифер, вероятно, не был моим отцом.
- Смертный?
- Да.
- Не стала бы Дженнифер с обычным человеком путаться…. Одним словом, я вовсе не отрицаю бессмертия твоего, но на охоту все-таки схожу. С вашего позволения, госпожа Nist.
Ворон указал направление, и через пару часов предстали они перед избушкой.
- Хм.… Ни двери, ни окон… - задумчиво пробормотал Ворон. Зато Нист не растерялась. Она вскинула руки и прокричала:
- Именем великого Тора повелеваю,
Личиной ты к слугам богов обратись,
А тылом к нежити лютой лесной,
Дабы не быть непорядку да хаосу.
Избушка устало застонала и заохала, приподнялась земли и повернулась кругом, словно пехотинец царев на параде, представив взглядам слуг богов разверзнутую пасть свою, завешанную лошадиной шкурой.
- Кто смел тревожить меня? – раздался гулкий женский голос из недр пасти.
- Взгляни сама, ведьма! – ответил Ворон.
Поднялся ветер, услужливо поднял лошадиную шкуру, и из избушки выпорхнула молодая женщина в черном платье, щедро расшитым черными драгоценными каменьями, с волосами цвета воронова крыла. В глубоком вырезе платья ее сверкало ожерелье из тех же каменьев. В очах сей госпожи не видно было зрачков – они сплошь сияли мраком. Где-то глубоко позади тьмы Нист узрела сизую пелену тумана горя.
- Что привело вас, сударь, в мои скромные угодья? – вопрошала она медовым голосом Ворона, в упор не замечая Нист.
- Мы, путники, ищем приюта недолгого. Лишь краткий отдых просим мы, а затем двинемся в путь, сударыня…
- Тебе, о, путник, не посмею я в постели отказать… - двусмысленно вздохнула лесовичка, - …а коль попросишь, так согрею…
- Постель прошу не себе я, а спутнице моей, ну а в согреве не нуждается она, ведь так, Nist? Я же не останусь. Даруешь ли ей приют или нам ступать дальше? – спросил Ворон напрямую. Лесовичка косо поглядела на Нист и кивнула.
- Благодарю. – Небрежно поклонился Ворон и шепнул Нист:
- Пришла пора проверить твое бессмертие. – Затем отвернулся он и зашагал прочь. Не оборачиваясь. Нист недолго смотрела ему вслед – лесная жилица в черном одеянии жестом пригласила Нист войти, а сама влетела в дверной проем, не удосужившись подсобить девченке (вход в избушку был в нескольких локтях от земли). Кое-как Нист взобралась на порог, и, отряхнув с волос паутину, внимательно огляделась. Немногое из увиденного было ей знакомо. Странные стеклянные предметы, шкатулки с непонятными надписями, засушенные травы, совершено не похожие на те, что собирала сама Нист. Всему остальному Нист затруднялась дать не только название, но и описание. И пыль, пыль повсюду…. Впрочем, это не слишком покоробило Нист, ибо ни она, ни Дженнифер, чистюлями не были.
В центре избушки возвышалась огромная печь с алеющей пастью. Нист поежилась. Она непроизвольно представила, как в эту печь запихивают ее, неповинную ни в чем, и хотят съесть с простеньким крестьянским гарниром…. Но миг спустя Нист рассмеялась над этой мыслью, мысленно, конечно, и, покрутив головой, отогнала ее прочь.
- Располагайся! – указала лесовичка в угол, где валялись грязные тряпки. Нист фыркнула брезгливо, но все же присела, незаметно отпихнув подальше тряпье, побоявшись вызвать недовольство хозяйки своим «придирчивым» нравом.
«Кто знает, может быть здесь такие порядки…»
Лесовичка плавно возилась около печи, позвякивая глиняными горшками и что-то мелодично нашептывая. Нист хотела, было по привычке обратиться к Акристу, но он ушел на промысел вместе с Вороном.
«Одна… наедине с этой…. Ворон говорил что-то о проверке моего бессмертия…. Не нравится мне все это!»
Напевы лесовички становились громкими и манящими, а ингредиенты варева – простыми и знакомыми.
Лесовичка вдруг обратилась к Нист тем же медовым голоском, коим говорила с Вороном:
- Не желаешь ли смыть пыль дорог с кожи белой? Прикажешь баньку затопить?
«Не больно-то тебе и прикажешь! Да и я не успела еще запылиться, не так уж и много дорог исходила, и ни в какой баньке не нуждаюсь, а уж в твоей – особенно! Да и вообще, я предпочитаю прохладный лесной родник душному грязному сооружению…. Да и откуда здесь взяться этому сооружению, если избушка-то одинокая! Никакой баньки здесь нет. Разве что ты, ведьма, решишь искупать меня в котле с кипяточком, дабы поужинать было чем…» - пронеслось в голове у Нист. Но отказаться от предложения лесовички она не решилась – слишком уж любопытно было, откуда она возьмет баню. Потому в ответ Нист кивнула робко, и лесовичка с довольной миной на лице ушла. Нист же уверилась, что без подлости и подвоха «мытье» не обойдется. Женская интуиция смело шептала ей, что эта «черная вдова» видит в ней, в Нист Гуллвейг, главную соперницу.
«Она, небось, думает, что именно мои приворотные чары не позволили ему согласиться на соблазнительно предложение о постели, предложение с двойственным смыслом…» - ехидно подумала Нист.
Не прошло и пятнадцати минут, как Нист услышала зов лесовички с улицы. Двумя шагами она пересекла избушку и спрыгнула с порожка. Последней здравой мыслью ее было: «Черт побери, я даже не знаю имени ее!»
Секундой позже запах дурманящих пряностей и теплая водица, насквозь пропитавшая ее одежду, прогнали прочь все горькие думы, очаровали разум и расслабли плоть. Лесовичка глухо напевала какой-то до боли знакомый сонный мотив, вода, словно по волшебству, становилась все теплее, и вот уже обжигала больно, но сил это понять уже не было. Бледные щеки «черной вдовы» налились румянцем, она начала странно пританцовывать, вскрикивать, размахивать рукавами…. Жар у Нист в котле становился нестерпимым, до нее начало, наконец, доходить, в чем дело, что произошло, и что еще произойдет чуточку позже, но уже не было сил кричать, и уж тем более вдарить эту бабу-ягу по наглой черноглазой физиономии. Страшная судорога пробежала по телу Нист, и вода вдруг показалась ей ледяной.
«Все, конец пришел…» - безо всякого сожаления подумала Нист. Она благополучно позабыла о даре смерти и собралась, было благополучно отбросить копыта, но не тут-то было: лесовичка истошно завопила. Вода с тихим треском покрылась ледяною пленкой. Глаза «черной вдовы» налились кровью, она сжала кулаки, насквозь пронзая ладони когтищами своими.
«Хе-хе, досадно!» - ухмылялась Нист, ломая ледяную корку и выбираясь из котла. Собралась она пойти прочь, но взмахнула ведьма черноглазая рукавами, преградила путь ей крылами вороными.
- Постой, путница! Лишив меня обеда, торопишься-спешишь в дорогу? Так ли ты проста? – сверкала глазами лесовичка. Она говорила звенящим голосом, щелкая языком и вздрагивая. Нист не удостоила ее ответом, сделала шаг в сторону, не сводя глаз с чащобы. Без труда догадалась лесовичка о ее намерениях, и, по велению чародейки-затворницы, выросла вкруг стена из камня белого, высотой с сосну добрую.
- Не уйдешь ты от меня, коль я сама не отпущу тебя. – Вздохнула лесовичка так грустно, словно и вправду жаль ей Нист. Дева пригляделась внимательно к ней, и показалось ей, что схожа лесовичка с Вороном…
Нехорошие догадки о предательстве ее спутника крылатого смутили разум ее, взор светлый помрачнел….
Нет, не может он быть за одно с этой подлой змеею! Откуда ни возьмись, в руках ведьмы оказался длинный посох с круглым блестящим набалдашником, и этим самым посохом она с размаху ударила Нист по голове.
Под боком лежало что-то теплое и мягкое, на поверку оказавшееся Акристом. Почуяв, что хозяйка обрела сознание, он радостно завозился. В воздухе витал пряный запах жареного, и первой мыслью пришедшей в себя Нист стало:
«Черт, она, кажется, зажарила кого-то другого…»
Испуганно вскочив, она обнаружила, что ее страшная догадка не оправдалась. В свете догорающей лучины она увидела Ворона, самозабвенно жующего ногу кого-то, кто еще недавно летал и звался птицею, а сейчас носит почетный титул дичи. Напротив него, за столом, преисполненная достоинства восседала та, кого Нист мысленно именовала черною вдовою. Та мило улыбалась и строила Ворону глазки, но он в ее сторону ни разу не взглянул, занятый поглощением своей законной добычи. Оба они на секунду обратили взор на нее и вернулись сейчас же к своим занятиям.
Нист глубоко вздохнула – глубоко ровно настолько, на сколько позволил туго затянутый стальной корсет-броню, и красноречиво взглянула на Ворона, ожидая приглашения к трапезе. Тот понял намек и жестом пригласил ее сесть на лавку рядом с собой. Нист присела, но, не рассчитав немного спросонья, села рядом с Вороном много ближе, нежели позволяли приличия. Завидев это, Черная Вдова громко и презрительно фыркнула и отвернулась, задрав голову, подав тем самым повод для ехидства Нист. Ворон и Nist насмешливо переглянулись. Ворон, то ли чтоб досадить лесовичке, то ли из прихоти своей, крепко схватил левой рукой за талию Нист и придвинул ее так близко, к себе, что это не лезло ни в какие рамки! Лесовичка даже не пыталась скрыть своего удивления – не ожидала она такой прыти от этой парочки.
Закончив трапезу, Ворон, хитро улыбаясь, встал из-за стола и подал руку Нист. Та встала тоже, и, еле сдерживая ехидную ухмылочку, ставшую за последнее время коронной, кивком поблагодарила за гостеприимство. Чинно держась за руки, Ворон и Нист проследовали к выходу, где ветер колыхал лошадиную шкуру. Лесовичка все еще неподвижно сидела за столом, спиною к путникам.
Первым спрыгнул с порожка Акрист, за ним – Ворон. Не отпуская руку Нист, он придержал лошадиную шкуру и помог спуститься зевающей девушке. Она эту помощь приняла, хотя совершенно в ней не нуждалась. Ступив на твердую землю, Нист нахмурилась, выдернула из лап Ворона свою руку и обиженно пошла прочь. Ворон недоумевающе пожал плечами и поплелся вслед. Последним недоверчиво трусил Акрист, недоверчиво поглядывая на избушку, которая со скрипом и вздохами возвращалась в исходное положение, из которого ее вывели незваные гости.
Нист шла быстро и проворно, так, что Ворон за ней едва поспевал, успевая лишь дивиться тому, как хорошо и привычно ориентируется она в ночном лесу. И его, и Нист, занимали мысли непривычного свойства.
«Что я знаю о ней? Дочь Дженнифер? И все. Что она? Кто она? Говорит, бессмертная. Сестричка сказала, что так и есть – сварить ее не удалось. Но в сказочки о какой-то здешней смерти я не верю! Nist ребенок, и воображение у нее недюжинное. Загадка ты, маленькая Нист Гуллвейг. Вся в мамочку». – Сокрушался Ворон.
«Загадка» тем временем маршировала сквозь заросли терновника, оставляя за собой широкую просеку. Ее совершенно не страшили длинные шипы, царапающие лицо и рвущие одежду.
«Не чета городским барышням, что бояться запачкать подол, переходя через глубокую лужу. Она, наверное, и убивала уже…» - подумалось Ворону. Но он ошибался. Не убивала Нист, была она чиста душой…
«Эта черная вдова грезит завладеть им! А он…. Что у него на уме? Идет он позади меня, быть может, с ножом в кармане. Коснется лезвием моей спины…», - подумала она, – «и все!»
Что-то легонько коснулось ее левой лопатки. Она стремительно обернулась, прожигая своими черными, чернее самой тьмы, глазами холодные смеющиеся глаза Ворона. В руке он держал розу, казавшуюся черной в темноте. Лепестки ее были помятые и увядшие, по сему Нист догадалась, что Ворон нес этот цветочек долго. Нист улыбнулась, но глядела на спутника своего по-прежнему настороженно.
- Ну, чего ты на меня волком-то смотришь? Держи! – усмехнулся Ворон, сунув цветок в ее ладонь. Нист погасила улыбку, повернулась и пошла, сжав стебель в кулаке. Несколько капель крови упали наземь и просочились сквозь хвою.
«Как смела я его подозревать…. Безумство – мой порок. Или же, наоборот, благоразумие…»
Мало ли, много ли прошли они, но когда солнце было в зените, лес кончился. Просто оборвался ни с того, ни с сего. Нист шла стремительно, глядя под ноги, и, не заметив, смело шагнула на ровную, короткую, словно выеденную лошадьми, траву. Ворон, насторожившись, схватил ее за наруч и поволок назад, в лес, под живительную сень деревьев. Воздух прозрачен был, небеса слепили глаза. Подняв глаза, Нист пошатнулась в ужасе, ее, неведомо, отчего испугал этот зеленый простор, чрезмерно жизнерадостный, зловеще добродушный. Яркий свет и зелень лугов, распростертых на много миль вокруг, резали ее глаза и угнетали. Она отвернулась и уткнулась в плечо Ворона.
- Я слыхал об этом местечке. – Молвил Ворон, не дожидаясь вопроса Нист. - Это морок. Чародейство, древнее и страшное.
Нист подняла заинтересованный безразличием обреченности взгляд на спутника своего. Попомнила слова Дженнифер, что ворон – птица мудрая. Попомнила Мумнира. И попросила:
- Продолжай же.
- Некогда высился здесь замок, огромный, с башнями до небес и с флагами цвета перламутра. Жил в замке этом волшебник, что славился на весь мир тем, что творил он сапоги, да не простые, а семимильные. Все это было в те далекие времена, когда лес этот разделял два великих государства – Рэс и Хамельн. Владыки двух государств сих то враждовали друг с другом, то были дружны, как, впрочем, владыки многих других государств. Чтобы донести весть до своего соседа, владыкам приходилось отправлять гонцов чрез дремучий лес. Поначалу много было охотников продираться сквозь кусты да вечерять у костра на мокрой от ночной росы поляне, но немногие из них возвращались…. Вскоре, чтобы найти посланника-добровольца, королям приходилось обещать тяжелые кошели золота…. Так не пойдет, решили они.
Нужен был тракт – торный, удобный, с тавернами, постоялыми дворами, и даже фонарями на обочинах! Порешили короли, жившие тогда в мире, проложить дорогу через лес, вырубая просеку друг другу навстречу. Горько плакал и стонал лес, когда плоти его касались топоры, а дровосеки от этого стона сходили с ума. И тогда короли повелели дровосекам, оставшимся в здравом рассудке, залепить уши смолой. Тогда продолжилась рубка, но плодов она не принесла – несмотря на то, что дровосеки Реса двигались строго на север, а Хамельна – на Юг, навстречу им, лес сумел перехитрить их – дровосеки, сделав огромный мучительный круг по лесу, вернулись туда, где начали работу.
Отчаялись тогда короли – гонцов-то у них к тому времени не осталось.
И пришел тогда из лесу волшебник, тот самый, что мастерил семимильные сапоги. Пришел сначала к одному королю, потом к другому, и поведал им, что может он помочь им в беде. Обещался гонцов им предоставить, да не простых, а семимильными сапогами обутых. Не безвозмездно, само самой! Да, он потребовал себе в ученики дочь короля Рэса и сына короля Хамельна. Короли, поторговавшись немного, все же, согласились, ибо они были мудрыми правителями, и благо государства было для них превыше их личного благополучия и благополучия их наследников…
- Но причем же здесь этот морок?! – перебила Нист увлекшегося повествованием Ворона.
- Ваше блаженное нетерпение не дает вам дослушать эту сказку до конца? Что ж, скажу тогда сразу. Этот морок – бескрайние луга – работа того волшебника. Ведут они туда, откуда не возвращаются. Пойдешь по ним – выведут тебя они в чужой мир. А как из того мира вернуться – сам Локи не ведает, пожалуй.
- И что же делать? Ведь наш путь туда лежит! На ту сторону лугов этих, к Серебряной реке…
- А откуда ты знаешь, что река – там? Да и ты, вроде, идешь не к Серебряной реке, а на восток от солнца, на запад от луны, - возразил Ворон.
- Но… ты же сказал, что нам по пути… - растерялась Нист.
- Тогда – да, а сейчас, быть может, наши пути расходятся.
Нист зло взглянула на него:
- Да, я не знаю! Я ничего не знаю! Ведет меня лишь чутье и случайности! Но и ты тоже ничего не знаешь!
Ворон нахмурился – она была права, он знал не больше ее.
- Ночью эти поля превращаются в дремучий лес, точь-в-точь такой, по какому шли мы этой ночью. Тогда по нему можно идти безбоязненно. Но если рассвет застанет нас на земле, очарованной миражами, нас от погибели спасет лишь чудо.
Нист торжествующе улыбнулась и спросила:
- И какова же протяженность этих зеленых просторов?
- Много миль. Нам не пройти за одну ночь…
- Но как же тогда быть?
- Дослушай же, что я говорю! Нам не пройти за одну ночь без семимильных сапог!
- Ну, а дальше-то что? – нетерпеливо спросила Нист.
- Не знаю…
- А может, нам не нужно на ту сторону? – предположила Нист.
- Чутье у тебя – ты и веди! – огрызнулся Ворон. Нист сверкнула глазами и вскрикнула:
- Ладно! Дождемся ночи, и в путь. Мне терять нечего! Я бессмертна! А ты можешь за мною и не идти. У тебя, может, семья, и дети где-нибудь остались! Я тебя на смерть не потащу! Все! Проваливай!
- Успокойся! Нет у меня ни семьи, ни детей, и не будет! Разве что ты нарожаешь… - ухмыльнулся шельмовски Ворон. Нист с размаху врезала Ворону кулаком по челюсти и взвыла от боли. Ворону же - хоть бы что!
- Ты! Да как ты смеешь! – гневом пылали ее глаза.
- Да ладно тебе, что, мне уже и помечтать нельзя? – обиделся Ворон.
- Мечтай, мечтай… - примиряющее сказала Нист. Ворон улыбнулся. – Костер разведи! Мне холодно! А я пойду ягод нарву…. Нужно же что-то есть…иногда…
Начало смеркаться, и над лугами обозначились какие-то корявые тени, окутанные дрожащей дымкой. Нист испуганно вскочила, затравленно озираясь. Ворон зевнул:
- Это деревья. Не бойся.
- Угу… - буркнула в ответ она, и стала затаптывать костер своими подкованными сапожками.
Вышла луна, и тени материализовались – пред путниками вырос лес, еще темнее и зловещей, чет тот, что был за их спиной. Нист сильно дрожала – то ли от холода, то ли от чего-то еще. Он подошел к ней сзади и обнял за плечи.
- Пойдем скорей. – Сухо сказала она сквозь зубы.
- Ни к чему торопиться. В нашей с тобою судьбе мгновения ничего не решают. Ты веришь в предначертанность бытия, Nist? – спросил тихо Ворон.
- Да…
- А во что еще ты веришь?
«В тебя…» - едва не сорвалось с ее обветренных губ. Но она знала, что это нелепо – в смертных верить нельзя. Потому ответила иначе.
- Я верю в сказки.
Они еще немного постояли и двинулись в путь.
- Верно говорила Дженнифер – там, где нет дороги, есть путь. – Сказал Ворон и крепко выругался. Нист тихонько засмеялась. И заметила между делом:
- Рассвет близится. Мне тревожно. Что-то не так….
- Еще бы! Топаем смерти в лапы. Давай хоть песенку споем! – усмехнулся Ворон.
- Не в этом дело…. Ворон! Я поняла, что не так! – проговорила она с мертвенным страхом в голосе.
- Что? – замирая, выдавил Ворон.
- Акрист… пропал…
Лунная бледность горечи завладела ее лицом, губы задрожали.
- Да не может такого быть! Он, наверное, в зарослях бродит. Покличь его, и все… - попытался успокоить ее Ворон, но без толку.
- Его нет здесь…. Я всегда слышу его, когда он со мной… - схватившись за шею, шептала Нист.
- Вернемся? – то ли спросил, то ли предложил Ворон.
- Ты…. Ты с ума сошел?! Мы столько прошли…. Впрочем, нам все равно погибать – рассвет совсем скоро. – Махнула рукой Нист. – Хорошо, что моего Акриста нет здесь – он останется жив…
- Ты тоже, ведь ты бессмертна. Умру я один. Ты двинешься дальше.
- Я отсюда не выберусь.
- Почему? – изумился Ворон.
- Сказано же – коль застанет путника рассвет – живым ему отсель дороги нет. А я бессмертна. Это значит, я буду плутать здесь вечно. А ты – пока не умрешь. – Объяснила, улыбаясь, Нист.
- Стальная логика. – Пожал плечами Ворон. – Пойдем, что ли, дальше?
Нист кивнула.
Минут через десять Ворон вдруг остановился и, ни с того, ни с сего, спросил:
- Откуда ты знаешь эту присказку?!
- Какую? – не поняла Нист.
- Коль застанет путника рассвет –
Назад ему отсель дороги нет.
- Из сказки, кажется. Я сейчас точно и не вспомню. А разве это столь важно? – поинтересовалась она, зевая.
- У этих строк есть продолжение.
«А коль встретит путник властелина леса –
Сохранит его дворец от безумий беса»
- А ты их откуда знаешь? – удивилась Нист. – и почему не знаю я?
- Долгая история. Слышал кое-что. Давным-давно.
Нист вдруг разинула рот, выпучила глаза и, заикаясь, указала пальцем куда-то за спину Ворона:
- Та-а-а… там!
Ворон выхватил клинок и развернулся в молниеносном финте. Но разить холодной сталью некого было. Лишь высился замок. Нист восхищенно смотрела на стройные башенки, на грязные порванные флаги, давным-давно утратившие свой цвет, на разбитую слюду оконцев, на сизый дымок из левого крыла…. Ворон тоже этот дымок приметил. Nist красноречиво заглянула в глаза своему спутнику, и оба они ринулись стремглав сквозь заросли крапивы к спасительному огоньку….
- Это ведь он, да? – восторженно спросила Нист и сама ответила: - Да!
Невесть из-за какого угла возник высокий седой человек…. Человек ли…? Нист охнула и спряталась за спину Ворона.
- Пожаловали гости, путнички ко мне… - радостно потирая руки, скалился седой.
- А вы кто такой будете? – поинтересовалась Нист, выглядывая из-за плеча Ворона. Он ей показался чересчур молодым для волшебника, жившего еще во времена Рэса и Хамельна.
- Это я-то? Я тот самый властелин леса, в чей замок нацелились вы со своим заклинаньецем! А сами вы кто такие, что посмели в мои владения явиться, да еще и без сапожек заветных? Никак бессмертные? – продолжал суетливо улыбаться седой.
- Мы – странники, идем на восток от солнца, на запад от луны. – Недоверчиво сказал правду Ворон.
- Знаю, знаю…. Вы мне поведайте, как зовут вас! То, что ваша фамилия госпожи - Гуллвейг – это я и так знаю. Вы мне имя свое скажите.
- О, Боже мой… - застонала Нист, - я чую, меня в этом лесу каждая собака знает!
- Не поминайте имя господа всуе. Тем более, Дженнифер была язычница. Будьте солидарны со своей родительницей в этом вопросе – не прогадаете!
Ворон нахмурился, возмущаясь мысленно тому, что этот «властелин» молотит языком как черт на мельнице, да еще и знает ее, Нист…
- Ох… - вздохнула она, беспомощно опустив голову.
- Да и насчет каждой собаки – вы преувеличиваете, - успокаивал ее «властелин». – Я просто знаю имена…. Все в мире – имена…. Я знаю все в мире… - задумчиво бормотал он.
- Постойте! Я это слышала однажды! Но не помню, от кого… - удивилась Нист.
- У меня много учеников, и ни один из них не преминет попомнить пару присказок своего старого наставника.
Нист пожала плечами. Ворон вмешался:
- Рассвет близится. Рассвет. – Настойчиво повторил он.
- Ах, как же я мог забыть! Ступайте же скорей, разделите со мной мой жалкий кров, иначе заря вас убьет! Скорей, скорей! – шнырял вокруг Властелин леса. Втолкнув их, наконец, в неприметную узкую низенькую дверцу, он успокоился и перевел дух. – А теперь – вперед, туда!
Он снял со стены факел и, неуклюже размахивая им, пошел впереди Нист и Ворона. Со скрежетом распахнул тяжелую дверь, пропустил путников вперед и прикрыл дверцу.
Нист огляделась и приметила, что за окнами-то по-прежнему темень…. Властелин перехватил ее взгляд и объяснил:
- И не надейтесь, сударыня, узреть сквозь них, - он постучал по слюде кулаком, - лучи рассвета. Здесь, в моем замке – вечная ночь!
Словно в доказательство своим словам, он зажег свечи. Комнатка оказалась довольно-таки опрятной…. Лишь по углам кучами был свален какой-то хлам, который при ближайшем рассмотрении оказался тусклым древним самородным золотом. И вновь Властелин заметил, на что смотрит девушка:
- Да, валяется здесь рухлядь древняя…. Нынче нет толковых ювелиров, были бы – на передел отдал бы. Хотя, что за чушь – как бы я это все отдал, если ходу отсюда мне нету! Разве что, заглянул ко мне золотых дел мастер…. Да такие персоны к странствиям не склонны – слишком уж отягощены они добром своим…. Да разве ж это добро – злато! Зло это! Даже происхождение слов этих – зло и золото – родственно! И не смейте со мной спорить» забирайте-ка всю эту дрянь отсюда! Мне оно ни к чему, а вам пригодится.
Очи Нист алчно блеснули, но одного укора Ворона хватило, чтобы она мгновенно стушевалась.
- Ни к чему и нам оно…. Нам, путникам, ни к чему… - забормотала она.
- Вы б нам трапезу, да сапоги-скороходы… - буркнул бесцеремонно Ворон, гордо глядя исподлобья….
- Будет вам трапеза, будут скороходы! Обождите, дайте же мне, магу-бирюку, выговориться! Я не видал существ разумеющих уже долго…. Со времен…, а, впрочем, не суть важно. Что было – того нет, быльем поросло. – Резко замолчав, он хлопнул в ладоши, командовал чего-то неразборчиво и пригласил гостей своих в трапезную.
От зрелища, увиденного там, у Нист челюсть задрожала, ну и, соответственно, зубы застучали: не припомнила она, в какой сказке читала она о замке, где от прислуги остались лишь руки, которые, тем не менее, отлично со своею работой справлялись не хуже, нежели целые слуги. Ворон, заметив, что Нист в некотором замешательстве, галантно проводил ее до стола, подвинул стульчик и усадил, настойчиво надавив рукой на плечо. А сам он уселся только тогда, когда окончательно убедился в том, что она ничего не натворит.
Пара белых женских ручек поставила перед ними яства, налила искристое вино в прозрачные бокалы и исчезла…. Нист долго хлопала глазами, прежде чем принялась за еду, что, впрочем, немудрено. Не каждый день простой крестьянской девушке приходится созерцать подобные диковины…
- Да, слуг у меня нет! На что мне слуги? Давненько мне пришло в голову сотворить это чудо – руки без тела! Хорошая задумка, не правда ли? Но у меня похитили эту мысль! Говорил я Раймонду, бороться надо с плагиатом! А меня, как всегда никто не слушает! Потому и ушел я в глушь, прочь от зазнавшихся смертных. Да и бессмертных тоже… - меланхолично взирал хозяин на своих гостей, резво жующих редкие яства.
- Вы то самый волшебник, творивший свои великие деяния во времена Рэса и Хамельна? – постаралась Нист спросить повежливее, а вышло льстиво…
- Да, он самый. – На неожиданность лаконично отозвался он.
- И этот путь в другой мир, на котором теряются, с которого не возвращаются – ваша работа? – возмущенно вопрошала она.
- Это не работа, скорее – творенье. – Горделиво сообщил он.
- Вы словно хвалитесь этим, но разве это заслуга? Они ведь гибнут, будучи застигнутыми врасплох… на рассвете. По вашей вине.
Он в ответ беззлобно рассмеялся.
- Я – фаталист, я верю в то, что ни в чем нет ничьей вины. И вовсе не все гибнут, многие выживают в том мире, я бы даже сказал, лучшие выживают. Всем уже распорядились великие боги задолго до наших суетливых метаний. Вижу, ты не согласна со мной. Твоя мордашка, вернее, ее выражение, выдает тебя с потрохами. Учись скрываться, таить чувства…. Пригодится когда-нибудь. Твоя мамочка не была столь проста, она была похожа на маленького зашуганного звереныша, а не на королевскую дочку, будущую правительницу великого в те годы Хамельна. Это немудрено, ведь при дворе ситуация была более чем напряженная…. Королева была погублена предательством фрейлин на глазах семилетней Дженнифер. А королю было все равно. Он был фанатичным правителем. Постой, Нист, не перебивай! Позволь досказать мне до конца. Я знаю, какие вопросы ты мне задашь, потому не спеши. Никогда ни в чем не спеши…
Когда я потребовал Дженнифер в ученицы, он согласился, не думая. На следующий день после ее отбытия он женился на той графине из свиты его жены, что подсыпала яд в вино покойной королеве. Он сделал это вовсе не от любви – ему нужен был наследник, ведь на возвращение Дженнифер он и не надеялся, да и не очень-то его желал. Как говорится, что упало, то пропало. Молчи, я умоляю тебя, не задавай вопросов! Я же просил! Позволь мне продолжить, не криви свое милое личико!
Когда она пришла ко мне, держа в руках узелок со своими скромными пожитками, вовсе не по-королевски, ей было столько же, сколько тебе сейчас. Но она была тогда совсем иной. Думаешь, легендами становятся? Нет… - он вдруг замолчал, и Нист поспешила этим воспользоваться.
- Она – легенда? – удивленно спросила она.
- Да. Она из тех легенд, что ведомы лишь горстке существ, таких же легенд…
- Она – твоя ученица? Наследница престола Хамельна? Но Хамельн пал еще до начала нынешних времен! Она не была бессмертна – как тогда она дожила до сей поры?!
- Я ждал этого вопроса. Как же вы предсказуемы! Я бы и так тебе поведал, куда ты так торопишься! Ты выводишь меня из себя!
Нист скромно опустила глаза, словно обещая быть отныне тише воды, ниже травы. Тогда Властелин продолжил.
- Она жила здесь, в моем замке, а это – безвременье. Она не старела, не считала годы. А потом ушла все же, зная, что там умрет. А я был уверен, что умрет не своей смертью. Но я одобрил ее решение покинуть мою обитель – я, как и она, знал, что из книг и нудных рассуждений старого перца настоящей мудрости не набраться, а если и можно оттуда что-то почерпнуть, так это жалкую безжизненную философию, пасующую перед законами непримиримого бытия. Помнится мне, она знала это с самого начала, потому так не любила книги поначалу, зато жадно ловила каждое слово зашедших на огонек путников. А гости ко мне на огонек заходили непростые – сюда попадали, обычно, те, кто знал, куда шел. Редко забредали ко мне такие, как вы. Да и вы зашли ко мне неспроста – на все воля Фата-морганы, Великой Феи Судьбы, царившей над всем прошлым миром когда-то, а нынче царящей лишь над пережитками его, вроде меня.
Дженнифер и в Фата-моргану не верила. Не верила она, по началу, ни во что. Но, однажды, явился ко мне бродяга, с вестью о падении мира былого, о переменах страшных, о богах грядущих. Он так самозабвенно вещал о них, этих загадочных богах, пришедших с северной границы мироздания, что она была очарована этими пророчествами. А он был очарован ею. Он позвал ее за собой, скитаться вместе с ним по перерожденному миру, над коим властвуют отныне жестокие эгоистичные боги, ценящие верность, призывающие к войнам. Но тогда я не отпустил ее – мир был еще слишком молод, мало ли что. И она обещала ему за ним последовать. Если не сейчас, то потом. Она обещала, хотя знала, что когда она придет в мир, его уже, верно, не станет. Не ведаю я, много ли, мало ли прошло времени, но она все-таки ушла по следам того пророка-менестреля. Ушла… - Грустно поставил Властелин точку в конце своего повествования.
За то время, что маг потратил на рассказ свой, Нист успела съесть все подчистую, за исключением, конечно, содержимого тарелки Ворона. А он по-прежнему сидел с отрешенным видом, и создавалось впечатление, будто россказни Властелина навевали на него лютую ностальгию.
- А что было дальше – вы не знаете? – безнадежно вздохнув, спросила Нист.
- Знаю, как не знать. Но промолчу. Пусть мою повесть продолжит кто-то другой.
- Но…
- Госпожа Гуллвейг утомилась – наш путь был долог и тернист. Извольте проводить нас в опочивальню, которую, я не сомневаюсь, уже приготовили руки ваших верных слуг. – Сказал вдруг Ворон, да еще и таким тоном…. Нист удивилась, когда в ответ маг одобрительно закивал головой.
- Да, да, ваш спутник прав, абсолютно прав.
Опять коридор, тяжелая пыльная дверь, темная комната, пара белых ручек, упорхнувшая, словно птичка, приготовив путникам постель.
- И опять, одна на двоих… - вяло возмутилась Нист. Ворон ухмыльнулся – его такой расклад устраивал. Но Нист не оправдала его ожидания – скинув с себя ненавистный стальной корсет, она повалилась поперек кровати и отчалила в царство Морфея. Ворон, расстроено проворчав что-то себе под нос о неуважении к старшим и о том, что место нужно бродягам-пенсионерам уступать, улегся на полу и быстро уснул, успокоив себя тем, что бывали у него ночлеги и похуже.
- Проснись! Проснись же! Ну… - шептала Нист, обжигая горячим дыханием щеки Ворона.
- Чего? – открыл глаза Ворон – глаза, в которых не было и следа пелены сна.
- Что такое Валгалла? – выпучив глаза, спросила Нист. Он расхохотался:
- Тебе что, кошмар, что ли приснился, будто тебя в Валгалле черти дерут? – ехидствуя, поинтересовался он. – Чего паникуешь, как пехотинец в засаде?!
- Я просто давно хотела спросить, но забывала. А тут решила, во что бы то не стало… - оправдывалась она. Ворон вздохнул…
- Ну, извини… - сокрушалась Нист.
- Да что уж там…. Присаживайся рядышком, поведаю.
- А почему ты на полу? Садись-ка лучше сюда, ко мне! Там же холодно, крысы…
- Сначала растянулась поперек кровати, а потом спрашивает еще… - буркнул Ворон, заворачиваясь в одеяло. – Все бессмертные – эгоисты!
Нист виновато уселась на край и взглянула почти умоляюще на Ворона.
- Валгалла. Вотчина великого Одина. Обитель павших в бою воинов. Так говорят здесь, на земле. А что там, в Валгалле, на самом деле – я не ведаю, я не бывал там, а те, кто были, обратно не вернулись. В Валгаллу нет пути женщинам, потому я ошибся, пожалуй, сказав, что Дженнифер смотрит на нас оттуда…
- А куда им есть путь? – обиженно спросила Нист.
- В чертог Фрейи. Но Дженнифер и туда не отправится. Фрейа покровительствовала обольстительницам и хранительницам очага домашнего. А наша легенда не обольщала никого, да и дом с очагом у нее появился незадолго до погибели.
- Так куда же ей?!
- Свет еще не видывал такого – чтобы кто-то поклонялся Локи – отрицательному персонажу семейства Асов.
- Какого семейства?
- Асов…. Неважно, в общем. К делу это не имеет отношения. Важно то, что Локи считался, и по сей день считается самым коварным, злым и несправедливым. Какой резон ему служить? Никто и не служил!
И тут, вдруг – она…. Заваливается в таверну со своей свитой – двумя личностями разбойного вида, в плащах и при оружии, садится за стол, стучит кулаком и, стряхивая снег с сапог, грязно ругаясь хриплым простуженным голосом, требует выпивку. Я в той таверне был впервые (случилось это, кстати, на родине Жанны, великой волчьей бунтарки), а Дженнифер там, видимо, знали. Вокруг нее сию же минуту собралась толпа, многие здоровались с нею, как со старой знакомой. А потом притихли. Подождали, пока опорожнит она свой бокал, отогреет закоченевшие пальцы, и поднесли ей лютню. А те двое, пришедшие с ней, достали из-за пазухи флейты…. Она нараспев рассказывала странные сказания, принесенные ею откуда-то севера – мифы, где положительным героем был не Один, не Тор, не Бальдр и не Фрейа, как полагалось, а Локи. Но не о проделках его коварных, не о злодеяниях пела она, а о том, что он – всего лишь воплощение обездоленного одиночества, несчастный, никого не любящий, оттого, что некого. Ее тонкие пальцы, точь-в-точь такие же, как у тебя, зачарованно перебирали струны…. А люди слушали, внимали ей и пускались следом, за нею, в странствия. Но она не всякого брала с собой. Неведом никому тот принцип, по которому она выбирала спутников себе, но ни с кем из них она не странствовала долго. Как только ей казалось, что друг ее верен, и веру не предаст, и что научила она его всему, что сама знала, тогда и отпускала, вернее, прогоняла прочь. И никто не смел ослушаться. Кроме меня. – Тут ворон вдруг замолчал. И продолжать свой рассказ не собирался.
- Что такое? Почему молчишь ты? Что же было дальше? – испугалась Нист. Но Ворон не отозвался на этот раз. Закрыв глаза и скорбно скривив рот, он неподвижно лежал, завернувшись в одеяло, будто мертвец в саване. В кои то веки ее одолело благоразумие, и она не стала донимать его.
Нист сонным взглядом разрезала луну, невнимательно выслушивая напутствия Властелина. Ее тревожила фраза, оброненная Вороном сегодня утром: «Он еще себя покажет. Вот увидишь, за семимильные сапоги он заломит такую цену, что горя потом не оберешься…». Поэтому Нист тревожно ежилась каждый раз, когда он набирал воздух для новой тирады. Но вот, наконец-то, он раскрыл карты, сказал…
- …я дам вам лишь одну пару моих скороходных сапожек, ибо этого вам хватит с лихвой. А платой за них станет служба: один из вас останется в моем замке, чтобы мне не было так одиноко. Решайте же, кто из вас остается. И не вздумайте отказаться – погибнете.
Ворон отвел Нист в сторонку и заговорил, не дав ей и рта открыть:
- Я не знаю, что страшнее – оставаться здесь, на побегушках у этого болтливого бирюка, или же идти дальше. Потому выбирай сама – останешься ты здесь или двинешься прочь на закате. Решай же, да не посмею тебе прекословить. – Молвил Ворон, глядя в пол. В дорогой паркетный пол, безобразно запылившийся.
- Не для того я ушла от мачехи своей, чтоб на полпути к Серебряной реке, что на востоке от солнца, на западе от луны, продать себя в новое рабство. Прости меня, мой спутник верный, но я тебя здесь брошу. Сие несправедливо, знаю. Но – прощай. Не в силах я глядеть в твои очи, ибо в них укор мне мнится. Ты лихом меня не поминай… - она отвернулась, подошла к Властелину леса, услужливо протягивающему ей сапоги, обула их и за порог ступила. Захлопнула за собою дверь. Теперь впереди много миль ночи и страха перед одиночеством. Пока что – только страха, но не самого одиночества, ибо она, Нист, еще стоит на развалившемся крыльце старого флигеля, за закрытой дверью которого остался ее друг. Да, она взяла на себя смелость называть его другом. Если он – не друг, то тогда кто же? А так, чтобы друзей не было совсем, не бывает. Значит, друг он, иначе быть не может. Логика железная, и Нист пока е страшно. С легким сердцем сделала шаг, другой. Обернулась, а замка как не бывало. Деревья позади сомкнулись, впереди – расступились, указывая путь.
Тогда она пошла, пошла, не оборачиваясь, под траурный шелест листьев и звон слез. Она не думала о направлении, ноги сами выведут. Иди куда угодно – лишь назад нельзя – лес не позволит. Но тут-то почувствовала Нист, что она – тот клубок, что катится по лесам, долам и горам, а кончик нити намотан на шею Ворону. Как станет клубку-Нист туго, как прижмет в пути нужда, как настигнет ее лихо, так ниточка и стянет глотку Ворону, и никакие путы, оковы, его не удержат – ринется он за клубочком вслед неведомыми тропами, да расступятся перед ним деревья, да не ранит шипами терновник.
Как подумала об этом Нист, перестали звенеть слезы, а листья зашептали дружелюбно, клялись о беде предупредить. И попросила тогда Нист деревья ветви развести и показать ей луну, тьму небес и звездный бисер. Внял ей лес, сжалились деревья и даровали ей клочок небес.
- Старую жизнь нельзя выкидывать на свалки, ее нужно складывать на чердаки. – Сказал вдруг красивый, бархатный, с хрипотцой, голос. Нист флегматично скосила глаза налево.
Из-за дерев вышла Дженнифер, потряхивая русыми кудрями.
- Там, где нет дороги, есть путь. – Сказала Дженнифер, мягко ступая по листьям босою ногою.
Нист замерла, затаив дыхание. Она учуяла, что это призрак, мираж. Но какой красивый мираж! Миражи все красивы…. Если же нет – это уже не миражом зовется, а кошмарным видением.
Нист решила не подавать виду, что разгадала эту фикцию. Спросила:
- Почему ты босая, Дженнифер?
- Потому что в Валгалле нет острых камней, режущих ступни. Потому что в Валгалле никогда не раскаляется песок. Потому что в валгалле никогда не приходилось спасаться от погони, ступая по лезвию бритвы. В валгалле честный бой лицом к лицу, но я в бою том не участвую – поплыву я с Локи на Нагльфаарде, а ногти мертвецов не ранят ног. – Ответила Дженнифер.
- Дженнифер, почему ты улыбаешься?
- Потому что я не Дженнифер.
- Я знаю.
- Зачем же тогда вопрос?
- Мне был интересен ответ.
- Да…
- Ты мираж?
- Нет. Я голодна, значит я плоть. – Сообщила Дженнифер.
- У меня нет еды.
- Выведи меня отсюда.
- Как?
- Я обернусь клубком, а ты меня в карман положишь.
- У меня нет карманов.
- Тогда я стану амулетом, а ты повесишь меня на шею. Ведь шея у тебя есть? Если нет, я обращусь твоей шеей.
Нист испуганно задумалась, а Дженнифер поспешно добавила:
- Я вознагражу вас…
Нист кивнула, и к ногам ее упал бесшумно амулет – янтарная капля в серебряной оправе. Нист склонилась над ним, рассмотрела пристально, и лишь тогда надела на шею. И зашагала дальше, поглядывая вверх, где над ее головою сквозь густые кроны зияло небо.
Деревья не растаяли с рассветом. Это значило, что она миновала то странное гибельное место, но вместо радости и облегченья, почувствовала она странную тяжесть на груди своей…. Амулет.
Нист сорвала его и швырнула наземь. Ударился янтарь оземь да обратился в стройную дворянку, ее стан был обтянут парчой. Осмотрелась явившаяся из янтаря красавица и недобро покачала головой. Затем взмахнула рукой и дважды обернулась вокруг своей оси, и стала лесным разбойником, с тяжелым колчаном стрел и тонким луком.
Нист равнодушно смотрела на все эти превращения, единственная мысль, что занимала ее, это где же закончилась тусклая реальность и началась сказка, самая настоящая сказка, точь-в-точь как те, о которых пишут в книжках. «Сказки из книжек – это, наверное, тоже чья-нибудь жизнь, просто нашелся кто-то. Кто придумал ее, увидел от начала до конца и записал. Быть может, мою сказку запишет кто-то, и даже не обязательно, чтобы это был тот, кто придумал ее. Пусть хотя бы она, то есть, он… - она взглянула на лучника в потрепанной одежде. – Вращается, превращается…. А я ему расскажу свою историю, попрошу пойти со мной до конца и записать все, чтоб моя сказка стала не только моей...»
«Но сколько сказок останется незаписанными, невложенными ни в чьи уста! Сколько их, таких, уже погибло, уснуло…. Сколько красивых сказок случилось, и было позабыто! Самое страшное для сказки – остаться нерассказанной…»
То, что минуту назад было прекрасноликой девицей, а теперь стало лесным разбойником, в ожидании глядело на размышляющую Нист, не решаясь заговорить.
- Кто ты есть такое? – спросила, наконец, Нист, припомнив сначала босую Дженнифер в лесу, потом амулет, так тяготивший шею, милую дворяночку, и, в конце концов, этого серого лучника, стоявшего пред нею.
Существо, усмехнувшись, ответило:
- Я то, чем не являюсь.
Нист, прищурившись, спросила:
- Как мне звать тебя?
- Мое имя взял себе ветер, листья шепчут его, море плещет. А в незапамятные времена звали меня Эрикой. Вот оно, мое смертное, старое имя, от которого лишь звук пустой остался. Но иного нет – нового никто не дал. Как нарекли от последнего рождения, так и зовусь по сей день, когда есть, кому звать.
- Тогда прими ты женское обличье! Негоже тебя в твоем облике Эрикой звать. Потому прошу тебя облик изменить, ведь его изменить тебе легче, чем имя.
Лучник послушался, сделался лучницей.
- Пойдешь со мной. – То ли спросила, то ли подтвердила Нист. Большеглазая Эрика в серой шапочке с пером почтительно кивнула.
Они безмолвно шагали рядом, Нист сняла сапоги-скороходы, и Эрика наколдовала ей обычную обувь – точь-в-точь как те ботфорты, что были оставлены Нист в замке колдуна. Семимильные сапожки ни не бросили: Эрика убедила Нист, что они сослужат еще в пути добрую службу.
После долгого перехода не обошлись они без привала: Нист не любила говорить на ходу, а выспросить у Эрики ее сказку ей не терпелось. Но как подступиться к этой непонятной девице, отрешенно глядевшей в костер, будто тщась узреть в нем геенну огненную.
Нист решила обождать с полчаса – быть может, заговорит сама. Ведь нерассказанные сказки тяготят. Камнем ложатся на душу. Но на Эрику, судя по всему, это правило не распространялось. Нист не выдержала и сдавленно попросила:
- Расскажи!
Эрика отвела взор т огня и переспросила:
- Что рассказать? Себя?
- Да…
- Слушай тогда.
Это случилось в незапамятные времена, но история эта не имеет срока давности.
Я слишком многих любила, вот и поплатилась.
Раздала себя. Да.
Я была художница душою и видела прекрасное. Городок, в котором обитала я, стоял на перекрестье пяти сторон света, и все там было пронизано волшбой странствия. Непростые путники стекались к нам в город, ибо он был последним на пути к Серебряной реке. Выйдешь на улицу, а там – что ни девушка – то чародейка, менестрели на каждом шагу песни горланят, в лавках снадобьями редкими да вещицами диковинными торгуют. Легко дышалось мне там, ведь по улицам веял ветер странствий, а в трактирах травили байки о чудесах, о бессмертии, о небывалой преданности, о великой вере, о грозных богах. А вокруг на сотни тысяч лиг – лес, непролазный лес, с одним лишь узким трактом, протоптанным сапогами скороходными, вроде твоих. Се огни шли к серебряной реке, кто – за жизнью, кто – за смертью. Но обратно никто не шел. Наверное, там было так хорошо, что никто не желал возвращаться. Могло быть совсем иначе – Серебряная река могла нести смерть. Но в то не верил никто. Никто не смеет опровергнуть заветных сказаний о кристально чистом потоке, да не замутятся воды славной Серебряной реки кровью алой.
Но я что-то увлеклась прославлением того, что в этом не нуждается, а ты, верно, ждешь мою историю. Она грустна и нелепа. Прости, если разочарую. Так вот…
Жила я в том чудном местечке, жила, не тужила, одна-одинешенька, писала пейзажи, и портреты не любила. Вечера коротала я в трактире, была молода, красива и влюбчива. Кому, как не красавице-художнице, гореть ярче звезд в вечернем небе, купаться в красноречивых взглядах, быть любимой и любить самой…. Да, я любила! Я любила тех, кто шел к Серебряной реке, магов в пыльных мантиях с мудрым взором, с размашистой поступью и тихим голосом.
Разве можно было не полюбить их, ведь они прекрасны… были. Я искренне любила их и была верна, но все они уходили туда, к сияющим водам, оставляя меня одну – собирать черепки от разбитого вдребезги сердца.
Ни один из них не давал обещания вернуться, они не были для этого достаточно мудры.
- Не были? – переспросила недоверчиво Нист, решив, что ослышалась. Но Эрика повторила гулко, будто эхо:
- Не были. Теперь-то я понимаю. А тогда – красивая была и глупая.
- А сейчас разве не красива? – удивилась Нист.
- А сейчас – нет меня. – Усмехнулась невесело Эрика. Нист поежилась:
- Продолжай!
- Хорошо.
Они уходили прочь, не оставляя мне ничего. Отрывали куски от моей души, не щадя. Другая бы на моем месте перестала бы так опрометчиво страдать, так безжалостно себя раздаривать. А мне не для чего было беречь себя, ведь ни один не пообещал вернуться. Если б хоть один обещал, пусть даже зная, что не сможет обещание сдержать, не разменяла б я свое червонное сердце не медные бубенчики. Но ни один…. Ни один! – взвизгнула Эрика и умолкла.
Она неровно дышала, заглядывая огню в глаза.
Через некоторое время Нист настойчиво закашляла.
- Я помню, помню. Сейчас. Постой…. У меня хоть и нет сердца, а что-то все равно болит. Не избавили меня окончательно…
- Избавили? От чего?
- От сердца, Nist, от сердца… - грустно покачала головой Эрика.
- И ты знаешь мое имя… - разочарованно и немного обиженно буркнула Нист.
- Да. Деревья передали мне весть о том, что плоть от плоти Дженнифер ступила на путь к заветному.
- Быть может, ты скажешь, кем же была моя Дженнифер? – с надеждой взглянула Нист на свою спутницу.
- Нет. Иначе зачем идти тебе к Серебряной реке?
- А зачем мне идти к ней?
- Это мне неведомо.
Нист горестно покачала головой:
- Пустилась в путь неведомо зачем, потеряла друга-пса и друга-птицу, но так ничего и не обрела.
- Твои странствия не подошли еще к концу. Рано ты раскаиваешься, потери считаешь. За многое еще в пути воздастся.
- Ты мудра…
- Я…? Нет…. Вот Дженнифер – мудра… была. Она пообещала возвратиться. Возвратиться от туда, откуда не возвращаются. Жаль, это обещание было дано не мне.
- А кому? – навострила ушки Нист.
- Имени его я не знаю. Знаю лишь, что ныне он жив, жив лишь потому, что она обещала. И он ее дождется, даже если она не вернется.
- Но как такое может быть? Если Дженнифер не вернется, он ее не дождется! Разве моет быть иначе?! – удивилась Нист.
- Логика здесь неуместна, волшебники неподвластны ей. – Объяснила Эрика.
- Я ничегошеньки не понимаю! Не может такого быть. – Настаивала Нист.
- Быть-то оно может, но не будет. Она вернется либо ее вернут. Слишком многие по ней льют слезы, хотя она давным-давно отомщена. – Заверила Эрика Нист.
Даже запутавшись окончательно в бессвязных рассуждениях Эрики, Нист не забывала подбрасывать хворост в костер.
- Я слишком отдалилась от темы. Верни меня обратно, если желаешь. – Сказала Эрика.
- Да, желаю. Ты говорила, что все они уходили, не обещая возвратиться к тебе, будто шли на смерть.
- И каждый уносил с собой здоровенный кусок моей сущности. А мне не было жаль для них ничего…. я думала, я бесконечна. А когда унесли последние клочки моей сути, я стала никем. И всем. Любой облик я принять могу, но внутри лишь пустота пребудет. Ничто, ничто, пустая…
Лишь обрывки речей мудрой Дженнифер порою вздымаются в сознании моем.
«Пустота может стать всем – Это огромное преимущество перед сущими…» - успокаивала меня Дженнифер. Но что за радость мне от этого? Собой-то стать я никогда не смогу.
- Как же так - не сможешь? Ты можешь стать всем, значит и собой тоже. И, вообще, ты – уже сейчас ты. – Возразила Нист.
- Нет, я лишь пустой бездонный сосуд, дверь в вечность. И собой я не стану – в одну реку дважды не войдешь. Я даже не могу рисовать теперь. – Сказала Эрика так, будто подписала себе смертный приговор.
Клочок неба, видневшийся сквозь кроны, потемнел, белая молния показалась на миг, преследуемая оглушительным громыханием. С небес полилась вода – горькая серая вода.
- Под таким дождем можно плакать даже войну – слез никто не увидит. – Заметила Эрика, подражая хриплому голосу Дженнифер и ее же манере изъясняться.
Костер потух, убитый ливнем, а путники все сидели, не говоря ни слова, отдавая дань уважения стихии. А дождь все шипел, струился, нещадно пронзая их.
- Помоги мне… - прошептала Эрика сквозь дождь. – Во имя Дженнифер, помоги! Ты же плоть от плоти ее!
- Да. Помогу. – Кротко и бездумно ответила Нист, слушая жалобный плеск дождя.
- Возьми меня к Серебряной реке, я стану твоим амулетом.
- Я возьму тебя с собою, но что ты надеешься найти у тех берегов? – Удивилась Нист.
- Я не знаю. А ты разве знаешь, зачем идешь туда? Никто из этих странников не знает цели путешествия своего. Кто-то говорит, что за бессмертием туда шагает, кто-то – за счастьем, но это лишь отговорки. Никто! Никто ничего не знает о Серебряной реке! И, уж подавно, неведомо им, что отыщут они там…
- Убежище. – Коротко сказала Нист. Эрика насторожилась.
- Что?
- Все они ищут убежища. От… от посредственности. От разума. Все мы ищем убежища. Мы – бредущие сокрытыми тропами, не заметая следов. Нас не преследуют – мы никому не нужны. А если пойдет кто за нами – заплутает в чужих дорогах, потеряв свой путь.
- Неверно ты говоришь. – Строго сказала Эрика.
Нист изумилась – на всем пути ее еще никто не обвинил ее в неправоте. Это она только теперь заметила, после этих слов ее спутницы-амулета.
- Что неверно в речах моих?
- Они были нужны. Те, кого я любила, ушли, хотя были нужны мне. – Воскликнула исступленно Эрика. Нист вздохнула.
- Не спеши меня в ошибке упрекать. Я говорю так, как чую, а чую я верно. Но и на твой вопрос я отыщу ответ. Да поможет нам Дженнифер своим мудрым шепотом в ночи.
Эрика больше не смотрела в огонь. Она вообще не поднимала взгляд. Разбередила давние раны и ждала, когда же они перестанут кровоточить, чтобы можно было вновь янтарным амулетом оборотиться и отправиться в путь.
Катится, катится серый клубочек, по мхам болотным, по лесам заветным, смерть клубочку вечность даровала, и не обагрила кровью битва.
Шли они лесом, долго ли, коротко ли, да миновала их беда.
Тропку заветную отыскали они да ступили на нее. Вывела она путников на тракт широкий, дорогу торную, где переплелись на краткие доли вечности пути их с путями смертных, одно и то же солнце светило им, небеса одни над головою…
Нист и Эрика шли через город, через шумный обшарпанный городишко. Эрика взирала на пустую суету смертных, на их заносчивые лица, на воняющие грязные рынки, безвкусные храмы и убогую роскошь с привычным равнодушием, с пустотою в мыслях, граничащей с безумием. Нист лицезрела город с нескрываемым отвращением, жалела встречных собак и лошадей и с тоскою смотрела в небо.
- Ты не любишь города? – с усмешкой спросила Эрика.
- Да! – буркнула раздраженно Нист.
- А мой город был красивый…
- Я не верю, что города бывают красивыми. Красоту творят только боги. – Возмущенно возразила Нист.
- Наверное, мой город сотворен каким-нибудь божеством… - пожала плечами Эрика.
- Ты хочешь сказать, что он красив… как лес? – изумилась Нист.
- Да, именно! Красив, как лес! Верно сказано! – восторженно откликнулась Эрика. – Ты, наверное, бродячий философ? Да что я спрашиваю! Разве дитя Дженнифер может быть кем-то иным?
- Может. – Уверенно ответила Нист. – Я точно не философ.
- Я думаю, мы должны заночевать в городе. – Сказала вдруг Эрика. Уже смеркалось, а они все еще плутали по смрадным улочкам, пугая припозднившихся мещан.
- Зачем? Я не хочу здесь оставаться. Город – враг. – Запротестовала смело Нист.
- Останемся. Кто знает, что уготовила нам судьба! – оптимистично убеждала Эрика. Нист удивленно согласилась.
- Подыщем постоялый двор. – Улыбнулась жадно Эрика и ясно взглянула на север.
-Что с тобой, ты сходишь с ума? – Недоверчив осведомилась Нист.
- Вовсе нет.
- Зачем тебе этот город? И зачем эта бесполезная радость в глазах?
- Хочется помянуть старые добрые времена, когда я еще не растеряла душу. Посмотрим, что выйдет у меня. – Загадочно молвила Эрика.
- Стоит ли? – засомневалась Нист.
- Стоит, дитя! Дорога к Серебряной реке изобилует неожиданностями. По этой дороге нужно идти так, словно она для тебя последняя. И не сворачивать назад! – махнула рукой Эрика и, пошатываясь, направилась в кабак. Нист, пожав плечами, отправилась за ней.
Было шумно и душно, как и во всяком злачном заведении в такой час. Эрика, по старой привычке, направилась к самой шумной компании, и опыт ее не подвел – самая шумная компания казалась самой щедрой. Чаши Нист и Эрики наполнились искристым вином, и вот уже их звонкий смех заглушал речи прочих гостей.
Нист, было, расслабилась и собралась травить байки о зачарованном лесе, замке колдуна-фаталиста и семимильных сапогах подвыпившим гостям из заморских стран и соседних деревушек, но тут опомнилась, притихла, забилась в угол и стала следить, как бы Эрика не взболтнула чего лишнего. Но та была на диво осторожна – ни словом не обмолвилась о путешествии волшебном, и с каждой выпитою кружкой становилась похожа на обычную кабацкую девку все сильней. Туманная грусть исчезла из глаз, черты утратили лесную аристократичность, но все же, в этом хмельном угаре она держалась как-то по-особому.
Средь гостей затесался менестрель в фиолетовой мантии, с тонкострунной лютней и звонким голосом, и, не успела Нист и глазом моргнуть, как Эрика покинула свою веселую компанию, где вино лилось рекою, и принялась подпевать менестрелю, восторженно заглядывая в его глаза.
Песни их в вечернем гвалте трактира не слышал никто, но Эрику это не волновало, а менестреля и подавно.
Нист, спрятавшись в тени большого деревянного сооружения, по-видимому, шкафа, думала, что никто не обратит на нее внимания, и неприятностей она на себя не навлечет, но вот, из-за широкого дубового стола, где пировала гильдия королевских кирасиров, на нее стал поглядывать широкоплечий воин с лицом, иссеченным шрамом.
- Тысяча чертей и их матушка! Тьма послала тебя на мою голову! – подумала злобно Нист, собираясь ретироваться. Ведь с кирасирами шутки плохи.
Но кирасира опередил какой-то пьяный хлыщ, нагло подсевший к Нист, положив ей руку на колено. Оторопев от такой наглости, Нист сначала просто выпучила глазища на пьяного приставалу, а затем, недолго думая, выхватила нож, один из тех, что украдкой дал ей Ворон, и замахнулась. Но руку ее кто-то крепко схватил, опередив удар. Испуганный пьяница свалился с лавки и упал под стол.
Нист, сверкая глазами, обернулась. За руку ее держал тот самый кирасир.
«То понос, то золотуха!» - выругалась мысленно Нист, ища глазами Эрику, с ее бескрайним опытом, но не нашла ни ее, ни менестреля, и сделала соответствующие выводы.
Несколько раз беспомощно дернувшись, Нист бессильно повисла в руках война, спросив раздраженно:
- Ну а тебе что от меня надобно?
- Госпожа Гуллвейг попала в беду, и я счел нужным ее выручить, дабы избежать ненужной поножовщины в вотчине, находящейся под контролем моей гильдии. Иначе я был бы вынужден отдать прекрасную госпожу под суд, под королевский суд, который столь же суров, сколь и справедлив. Особливо к чужестранцам. – Шепотом сказал здоровяк-кирасир в холодном доспехе.
Его тихий, суховатый, вкрадчивый голос не сочетался с внешностью недалекого верзилы, безмозглого вояки, за коего его поначалу приняла Нист.
- Мне ведомо течение твоих мыслей. Тебя уже перестало удивлять, что твое имя сходит с уст тех, чьи тропы пересекают твои пути, скоро привыкнешь и к прочим дивностям, что творятся на подступах к Серебряной реке.
У выпившей Нист голова пошла кругом от речей незнакомца.
«Еще один всеведущий странник с длинным языком и глупыми речами…. Мелят чепуху, кружат вокруг да около, а по делу так ничего и не кажут…. Устала я, устала…»
- Ох, сударь, не мог бы ты изъясняться несколько проще? Тяжело внимать речам твоим из-за некоего несоответствия… - Нист пыталась подражать великосветскому тону кирасира, но слова упорно сопротивлялись, зато озверевшие междометия так и рвались с языка. Под взволнованное мычание Нист кирасир наполнил кубок вином. Она выпила и смерила кирасира злобным взглядом.
- Не пристало, сударыня, так негодующе смотреть на воина, что трапезой вас угощает… - меланхолично заметил он. Лицо его, испещренное шрамами, оставалось неподвижным, казалось, даже губы не двигались.
- А пристало ли, сударь, сотрясать зловонный трактирный чад звонкими звуками благородного имени моего? – искренне возмутилась Нист, взяв себя в руки и решив получить максимум удовольствия от сложившейся ситуации. Правда, она еще не решила, каким образом сие удовольствие будет получено.
- Простите, госпожа, но я опасался, что, обратись я к вам, как к простолюдинке, вы оскорбились бы и не удостоили меня вниманием, - ответил покалеченный воин, почтительно склонив голову.
«И здесь какая-то тайна! Неспроста эта красноречивая душа скитается по земле, обросши телом угрюмого кирасира…»
Из-за стола, где пировала дружина собеседника Нист, доносились бранные возгласы, озвучивавшие догадки кирасиров о свойстве разговора, который вел их предводитель с ней.
- Я дивлюсь, о, воин, что за счастие находишь ты в обществе дружины своей? – Все еще пытаясь подражать архаичному тону собеседника, вопрошала она. – Тебе в пору быть летописцем или менестрелем!
- По дорогам, ведущим к Серебряной реке, проще слушать, облачившись в доспех, нежели вооружившись мантией. – Кратко ответил он.
- Твои метафоры я оценить не в силах. В попытках насладиться красотой речей твоих, я не успеваю впитать ускользающий смысл…
- Мне ясен ваш намек, сударыня. Что ж скажу все прямо, раз метафоры мой вас сбивают с толку. Ты видела, что спутница твоя ушла отсюда с пьяным бардом? О, я знаю их обоих и, поверь, они друг друга стоят. Она сюда не вернется. Тебе придется искать попутчика, другой амулет.
- Ясно…. Тебе и про амулет известно?
- Про амулет известно всем.
К Серебряной реке можно идти либо в одиночку, либо с одним единственным спутником. Иного не дано, да и не требуется иного. Ну, а когда по звездным тропам идут двое, один из них зовется посохом, другой – амулетом. Ты – посох, а Ворон, Акрист и Эрика – твои амулеты. Неспроста исчез Акрист у входа в зачарованный лес – у посоха может быть лишь один амулет. Ты выбрала Ворона. Когда же ты лишилась его, судьба прислала тебе Эрику. Эрика ушла…
- Ей на смену явился ты, воин. Я поняла. Но ты не похож на странника. Ты оседлый служитель правосудия…
- Неужели за время, проведенное с Эрикой, ты не научилась не верить своим глазам и первому впечатлению? Неужели ты, дитя Дженнифер, столь недальновидна?
- О, нет, дружок, и я кое-что понимаю…. Понимаю я, сударь, что ты любишь шуточки. Тебе впору стихи складывать да думы думать, а ты в шкуру верзилы-рубаки залез! Ну, шутник! – ухмылялась Нист.
- Сие не шуточки, сие – притворство и маскировка. Кто станет искать душу барда в теле воина? – не реагируя на нехорошие гримасы Нист, объяснил «душа-бард».
- А кто станет искать душу барда, где бы то ни было? Я не слышала, чтобы поэтов объявили вне закона. Впрочем, я неведомо сколько скиталась в глухомани, может быть, изменились порядки в городах… - пожала плечами Нист с деланно серьезной физиономией. Можно было подумать, она вправду всерьез озабочена судьбой менестрелей.
- Нет. Барды по-прежнему могут без опаски вздымать пыль на трактах торных. Но я не бард.
- Ага! – перебила его Нист радостным возгласом. – Значит, вне закона объявлены все, кто не есть барды? Тогда мне нужно скорее покинуть этот город, да и тебе тоже, либо же немедленно заделаться бардами.
- О, дева, не понимай все так буквально! – расстроено покачал головой незнакомец, не замечая озорного блеска в глазах Нист.
- Я и в самом деле перестаралась! Воистину, хватит изображать из себя дуру. Значит, ты хочешь идти со мной к Серебряной реке? Сделаться моим амулетом?
- Да, сударыня! – от радости, что она, наконец, поняла его намерения и перестала нести чепуху, он даже легонько поклонился ей, ровно настолько, чтобы это не умаляло его достоинство.
- Но, уверен ли ты, почтенный страж…. Кстати, позволь узнать твое имя.
- Лоттре
- Восхитительное имя. Так вот, господин Лоттре, уверен ли ты, что моя спутница навсегда покинула меня? Не случится ли так, что она вернется сюда, когда мы с тобой будем вдали от городских ворот?
- Нет, такого не будет. Эрика из амулета стала посохом. Теперь она поведет этого менестреля (истинного менестреля) по тайным тропам. А мы с тобой пойдем вдвоем. – Уверил ее стражник.
- Откуда ты все знаешь? Ты говоришь так, словно всю жизнь только и делал, что отслеживал пересечение троп в заповедных лесах. Настораживает, знаешь ли! – недобро усмехнулась Нист, прихлебывая вино из кубка с такой брезгливой миной, будто глотала отвар полыни.
- Злые ноты в твоем голосе не обманут меня. Не пытайся казаться хуже, чем ты есть на деле. Я жду тебя долго. Идем. – Сказал он, вставая из-за стола и протягивая Нист свою большую руку с потемневшими ногтями и грубой кожей.
- Позволь хоть вино дохлебать, куда ты торопишься, страж?! Да и твои дружки…. Они не будут лить по тебе слезы? – ухмылялась Нист, но вдруг, прямо сквозь ухмылку, совершенно серьезно добавила:
- Ты, верно, был справедливым командиром…
- Допивай это дрянное пойло, да поскорей! Мне не терпится стать на тайные тропы, там я обрету свой истинный облик. Мне не нужно будет скрываться. На тайных тропах не заметают следы.
- Только и слышу – тайные тропы, Серебряная река! Свет клином на ней сошелся? Что это за тайные тропы, о которых на каждом углу кричат подвыпившие кирасиры? Видимо, все тайное становится явным, и тропы – не исключение… - возмущалась Нист, и возмущение ее было праведным: кирасир со странным именем Лоттре вытащил ее из трактира, так и не дав допить, приговаривая:
- А моя несведущая банда не станет по мне плакать, этой ночью уж точно. Я уверен, они решили, что я обзавелся… дамой сердца… хм… из тех, что на одну ночь. Потом они будут лить слезы не по мне, а по наваждению, плоду моего притворства, которым я к тому времени быть перестану.
Нист старалась не отставать, но кирасир шагал так быстро, что, если бы он не держал ее по-прежнему за руку, она, наверняка, потерялась бы в переплетениях этих хитрых улочек, настолько тихих, что цоканье ее подкованных каблуков раздавалось на добрую пару миль окрест.
- Ох, и куда же ты так спешишь? Впрочем, знаю, знаю. Ты торопишься расстаться с обликом матерого воина. Но чем он тебе так не угодил? Шрамами? Так шрамы только украшают рыцаря! А ты ведь рыцарь, верно? По манере изъясняться заметно, что ученый, благородный…
- По твоей манере изъясняться тоже многое заметно. А за шрамы не переживай – они останутся. – Грустно улыбнулся кирасир. – Непростые это шрамы. Не заклеишь наваждениями, хоть я и мастер.
Она хотела спросить его о том, что это за шрамы, что в них такого особого, хотела выведать историю его скитаний по злому миру, сидя у костра – так же, как случилось с Эрикой. Но она не смогла ни о чем спросить, духу не хватило…. Только прошептала, тихо закрыв глаза:
- Лоттре…
Она захотела почуять, каков истинный облик существа, что зовется – Лоттре. Она пыталась увидеть это, не размыкая век, но вдруг неодолимое желание взглянуть на него, во плоти, пусть даже чужой, овладела ей. Она уставилась на кирасира, но к ее вялому разочарованию, это был уже не он. Вернее, он, но уже не кирасир.
Эльф. Это был эльф. Живой. Живого эльфа она видела впервые.
Однажды, в прошлом, казавшемся нынче безудержно далеким, безвозвратно несуществующим, точно прошлая жизнь, на наткнулась на труп в лесу. Впрочем, уже тогда трупами ее удивить было сложно – в лесу да по обочинам трактов такого добра навалом, хоть пруд пруди – раздолье для магов смерти, что зовут себя как-то странно, по-мудреному – некромантеры. Или не так, но очень похоже. Но этот труп особый был – бледная полупрозрачная кожа, белые, с оттенком сиреневого, волосы, неправдоподобно тонкие конечности, тело, красивое даже после смерти, и остов лука, сломанного лука с порванной тетивой. Таких трупов Нист доселе не видала. Что-то нашептало ей, что нужно убираться подальше от этого места, что смерть эльфа – это не к добру. Эльфы – это сама жизнь. А мертвый эльф – это значит, скоро месть.
Нист до сих пор помнила, как бежала в тот день, задыхаясь и крича. Она видела много смертей и неизменно оставалась равнодушна…. Но эльфы – они особые, особые даже после смерти, пугающей своей неестественностью. Смерть эльфа противоречит изначальным законам природы.
А ночью странные свершились события.
Нагрянул в городишко странный эскорт – восьмеро расфранченных эльфов. Весть о найденном неподалеку трупе дивного нелюдя быстро расползлась по узким грязным улицам. Люди сообразили, что к чему и при звонком перестуке копыт попрятались по домам. Все знали, что за смертью эльфа всегда следует месть.
Поутру в городке кое-кого недосчитались, но разыскивать и не подумали. Так уж повелось – месть эльфов, о которой сложено немало правдивых преданий.
Ходили слухи, будто охотники видели, как в то самое утро некто в неопрятных зеленых одеждах, со сбившимися на лицо длинными грязными волосами и со следами былого благородства на лице, уволок медленно тлеющий труп эльфа в сторону тракта.
Тогда Нист этим слухам не верила, а теперь, вспомнив показавшуюся ей тогда нелепой сплетню, чарующе улыбнулась и ревниво спрятала левую руку за спину.
- Лоттре…. Это, наверняка, сокращение. Имена у вас, эльфов, уууу-какие длиннющие! – восторженно, по-детски, заметила Нист, по-прежнему пряча руку.
Глядя на выражение лица ее, так не похожее на оскал молодой бродяжки из кабака, эльф хотел удивиться. Потом вспомнил свои собственные слова, которые он говорил той самой бродяжке в том самом кабаке и повторил их безмолвно.
« Неужели за время, проведенное с Эрикой, ты так ничего и не уразумел?» - с усмешкой спросил он себя, и что-то больно кольнуло душу.
Он видел, как она жадно его разглядывает, и старался забыть об этом странном уколе. У него это вышло.
Рассматривать свой новый амулет она принялась снизу, то бишь с сапог. Отчего она так поступила, какими соображениями руководствовалась – оставалось только догадываться. Может быть, она решила, что, раз уж он осмелился ступить на тропу волшбы, на долгий путь к Серебряной реке, то сапоги должны быть крепкими, хорошо подогнанными, удобными. А его сапожки оказались что надо: из коричневой, мягкой, хорошо выделанной кожи, на гибкой ребристой подошве, позволявшей ступать бесшумно и без проблем взбираться по скользким глинистым склонам, со сверкающими серебром причудливыми застежками и тончайшим орнаментом, многократно повторяющим изображение гибкой болотной кошки в прыжке. Странная то была вышивка – Нист казалось, что в лунном свете отчетливо видна каждая шерстинка хищного зверя. Взгляд Нист неспешно скользнул вверх, по неизвестной ей материи его узких, пыльных дорожных брюк, надолго задержавшись на подпоясывающем их широком кожаном ремне с массивной пряжкой, изображавшей все ту же кошку, но теперь она не прыгала, а продиралась сквозь густые путы непонятных растений, похожих на вьюны. Выше эльф был наряжен в такой же серый, как и брюки, кафтанчик с рукавами несколько длиннее, нежели было необходимо. На плече его была еще одна вышивка – опять кошка, на этот раз большая умная морда дикого котяры, выглядывающая из камышей. Из-под кафтана выглядывал изумрудный ворот рубашки, под ним поблескивал тонкий серебристый шнурок, большая часть которого (а так же то, что на нем висело) скрывалась под одеждой. Подбородок был узкий и небритый, скулы тонкие и изящные, глаза злые и зеленые, еще изумруднее, чем рубашка…
Беспорядочные длинные пряди красных словно кровь волос беспорядочно вздрагивали, повинуясь ветру. А еще, губы, сухие растрескавшиеся губы, тонкие и невыразительно безмолвные.
Нист долго изучала черты Лоттре, прежде чем заметила шрам. Прежний шрам на прежнем месте. Пересекающий все лицо, замаскированный сиянием изумрудных глазищ. Кошачьих глазищ с изумрудными зрачками.
Было светло. Она беззастенчиво разглядывала эльфа, а он улыбался отрешенно. Нист не помнила, как они оказались за городскими воротами.
Было светло. То ли от луны, то ли от глаз эльфа.
- Мне не нравится твое имя. – Вдруг заявила она. Он изумленно взглянул на невысокую Нист, изящно склонив голову, в ожидании комментариев.
- Я боду звать тебя Эльф. – Сказала она. А эльф не смел ей перечить, хотя у него были все основания на то, чтобы обвинить ее в бестактности. Но посохом была она, и она знала. Она не видела имен, она видела лишь суть. А слова она признавала лишь тогда, когда они не расходились с этой самой сутью. Она посох, обреченный менять амулеты всю дорогу, всю эту грешную дорогу…
Она проклинала луну, выхватывавшую из тьмы все, что только возможно. Она грозно хмурилась и кидала взглядом угрозы ночной шпионке небес. Нист изнемогала под взором этого белесого ока. А может, она просто изнемогала, от пустоты, мыслей и усталости?
А Эльф шел широкими шагами, на диво спокойный и холодный.
А Нист жалела, что променяла на него эрику, ведающую немало историй способную складно, но без лишних метафор, говорить, позволяя Нист часами молчать, слушать, не задавая вопросов.
Искрящая ночь, звездные небеса, лунный прозрачный воздух, следы росы и скрип потревоженных ветром корабельных сосен.
- …и никогда не бывала я у моря. Я – сухопутная крыса. – Ляпнула Нист, неизвестно, к чему. Эльф это почувствовал и вежливо промолчал.
Путников обогнала бежавшая трусцой пара волков.
- Глянь-ка! Красноволосый! – изумленно воскликнул один из них человечьим голосом. – Я помню его с той битвы под Braeineinewheydhen’ом!
Голос у волка был скрипучий, но не противный, не режущий слух. Второй волк обратился к первому беззвучным взглядом. Тот ответил громко, вслух:
- Нет, девочка. Она ему не жена. Я впервые вижу ее с Красноволосым, а знаю я его с той самой битвы, что случилась давно, очень давно… ее с ним доселе не было.
Волки, обогнавшие было путников на весьма значительное расстояние, вдруг замедлили свой бег и поравнялись с двуногими.
- Здравствуй, кот! – Рявкнул волк, то, что поразговорчивей, обращаясь к Эльфу. Второй волк стоял в тени, бесшабашно поигрывая бликами своих желтых глаз.
- Второй раз… - улыбаясь, заговорил Эльф. – Второй раз за вечер пренебрегают моим именем, и второй раз дают мне какие-то насмешливые прозвища! Чем же не угодило вам имя мое?
- Не ной, котище от тебя не убудет. Чем больше имен, тем глубже душа, говаривала Дженнифер, если я ничего не путаю.
Услышав это имя из уст говорящего волка, Нист вздрогнула, и это не укрылось от внимательных очей болтуна (так мысленно окрестила она этого хищника).
- Ха! Почему твоя спутница при звуках имени этого трясется, словно осиновый лист? – заржал он. Нист, никогда не видевшая смеющихся волков, почувствовала неодолимое желание потерять сознание.
- Она дрожит оттого, что слышит это имя из твоей зловонной пасти! – ехидно заметил Эльф, и волк рассмеялся пуще прежнего.
Затем притих и спросил:
- Она тебе не жена. Так кто же?
Нист как-то странно ухмыльнулась, делая вид, что целиком и полностью погружена в важнейшее дело своей жизни – распутывание слипшейся прядки волос, которые днем, в солнечном свете блистали медным отливом благородного атласа, а ночью сливались с темной пустотой.
- Позвольте представить вам мифиду Нист Гуллвейг. А это, благородная сударыня, - он обратился к той, кого назвал мифидой, - волк из Болот Йоли. Forrgleh. А кто его спутница – мне неведомо…
- Неведомо, и ведомо не будет, пока она сама не заявит, что ее имя для вас больше не тайна. А заявит она это нескоро, ибо ваш язык ей не знаком. – Форргле улыбнулся волчице, по-прежнему стоявшей в тени придорожного кустарника.
- Ты, наверное, в своем роду один такой… болтливый. – Заметила Нист, стараясь потушить ухмылку на сухих губах. Она не испытывала неприязни к волкам, скорее, наоборот, но с выражением своей физиономии ничего поделать не могла.
- О, нет, неправда! Все болотные волки умеют говорить человеческим способом, звуками, что вы называете, членораздельными, и у нас это выходит гораздо приятнее и мелодичнее, нежели у вас самих, двуногие. Но мы, волки, не полиглоты, и, в большинстве своем, ограничиваемся знанием одного-двух языков, обычно – волчьего и эльфьего. А затворники, подобные моей спутнице, и вовсе предпочитают общаться мыслями, используя лишь в крайних случаях звучащий диалект – FwoOrnal’ezen Diohnoxihne. Волчью речь. Этот язык, и ни один иной, знает Йоли…
- Вот ты и проговорился, - Хмуро покачал головой Эльф.
- Болтун. – Скривилась Нист.
Волчица вышла из тени и сверкнула своими мглистыми желто-зелеными глазами. Что-то молча сказала Форргле. Тот удивленно кивнул.
- Она на меня не гневается. Говорит, слыхала о твоей мифичке… - радостно затараторил волк.
- Мифида. Она – мифида, а не мифичка. – Холодно заметил Эльф.
- Кто-кто? – переспросила Нист, уперев руки в бока.
- Мифида… - протяжно повторил он. – Существо, чей миф родился раньше него самого.
- Вот уж не знала! То девка бродячая то госпожа благородная, а то и вовсе мифида какая-то… - вздохнула она раздраженно. – На этой дороге каждый второй на меня бирочку навесить пытается!
- Мифида госпожа бродяжка: одно другого не исключает. Не сердись. Не путь выбирает тебя, а ты его… - флегматично ответствовал Эльф, заметив еле слышно:
- Хотя, в твоем случае все точно наоборот.
Но на Эльфа и его слова обратил внимание только волк-болтун, да и т лишь из вежливости, а Нист и Йоли со странным голодным любопытством жадно друг друга разглядывали. Их странная стойка походила на ритуальное приготовление к бою. Но драки не получилось. Йоли что-то пропела на своем FwoOrnal’ezen Diohnoxihne, а болтун перевел, не дожидаясь просьбы:
- Великолепная Йоли желает, чтобы твоя, эльф, спутница отправилась далее с нами.
- Мало ли что желает твоя Йоли, мы идем к Серебряной реке и не намерены сворачивать с пути. А идти вспять тем более не собираемся, ведь, я чую, ваш путь лежит туда, откуда мы пришли, хоть и идете вы сейчас в обратную сторону. – Сухо ответил Эльф. – Я нашел свой посох, и я вам его не отдам. Без боя.
- С каких это пор амулеты командуют посохами? – усмехнулся болтун. – Или, быть может, Серебряная река потекла в обратном направлении, и ты, пользуясь всеобщим смятением, взял на себя право распоряжаться кровью Гуллвейг?
- А кто таков ты, Форргле, чтобы строить плотины в русле, по которому кровь Гуллвейг течет? – осклабился Эльф, показывая мелкие кошачьи зубки, ничуть не уродовавшие его, как и шрам.
- Я – жалкий серый волк, а ты – не менее жалкое кошачье отродье. Вот кто мы в сравнении с Желтоглазой и Бредущей. Потому не вмешивайся, смотри молча, как вершатся дела, впечатанные в сердце вечности на много лун вперед.
- Тогда и ты молчи, Болтун. Молчи, не смей переводить речи своей премудрой Йоли. Если эти дела и вправду впечатаны в вечность, они и без слов договорятся. – Обиженно сказал Эльф.
- Но это абсурд – без слов договориться!
- Молчи, Форргле! – зашипел Эльф.
- Хорошо, Красноволосый, молчу! – буркнул волк, и оба они стали наблюдать за странным танцем бликов пяти глаз – очи Нист, серые, как сталь меча, очи Йоли, то желтеющие безумной болью, то зеленые, как болотная мгла, и око луны, белое, пустое, покусанное волками небесными.
Желтоглазая начала говорить, тихо, звонко, напевно, и речь ее пробирала до костей непривыкшего к волчьему обществу Эльфа. Нист завороженно вслушивалась, внимательно преследуя взглядом сияние желтых очей Йоли, но ни слова, ни звука не понимала из этого странного говора.
- Волчица, ответь, куда вы идете, зачем? Куда ты меня зовешь? Скажи!
Йоли говорила, зная, что Нист не понимает, но все же говорила…. Говорила…
Нист пыталась разгадать хоть что-нибудь в незнакомых сочетаниях звуков, услышать имена, названия, ведомые ей. Но, нет, все зря. Тогда она просто обреченно посмотрела в блестящие влажные глаза серой волчицы, и тут…
…она прыгнула с обрыва ровной дороги в пучину желтого мрака, заросшего тиной болота безумия, и безумие признало ее своей, не задушило, не испепелило.
Желтые-желтые глаза…
Желтые-желтые…
Хороводы пламени, рыжая волчья богиня, отдающая приказ о мести, Йоли, владычица мрачных топей, вожак стаи болотных волков, отправившаяся в этот путь одна…. Одинокая, как летящее копье, разящее врага. В пути нагнал ее верный Форргле, щит…
- Я должен проследить, чтобы копье не сбилось с пути и достигло зловещей цели… - нагло улыбнулся он, преградив ей тропу.
- Йоли, куда вы идете? Где ваш враг, и кто он? – настойчивым шепотом спрашивала Нист.
Безумие, желтое безумие рыжей волчьей богини показало ей огромное войско кочевников, мчащееся по лугам с факелами в руках и серебряными клинками в ножнах. Безумие показало Нист выжженные земли и болота, где вместо тины плавали трупы, а вместо камышей высились обломки копий и окровавленные щиты. Безумие показало нестройные ряды конных, возвращавшихся с войны с «нечестивыми волчьими падальщиками» - Нист слышала, как один из воинов назвал серых хищников так – и неслись они прочь, зализывать раны…
- Чтобы напасть… - догадалась Нист, - …чтобы напасть снова, чтобы свести на нет вольные стаи болотных волков.
Йоли устремила свой взор на Нист, в замешательстве разглядывавшую картины бойни, все еще мечущиеся в ее сознании болотным пеплом.
Йоли безмолвно вопрошала.
Форргле замер, тяжело дыша, свесив язык, как набегавшийся до бессилия пес. Эльф внимательно глядел на Нист сквозь тонкие щели зрачков, которые не сужались, вопреки темноте.
Йоли вопрошала.
- Пойдешь снами, дитя Дженнифер? – спросила Желтоглазая с певучим волчьим акцентом, но на чистейшем человечьем языке.
Форргле выпучил глаза, Эльф усмехнулся:
- Не полиглоты, значит…?
- Пойду. – Просто безо всякого пафоса, кивнула Нитс, будто не в неведомое звала ее эта серая королева, а на вечеринку в сельский трактир.
- Nist, но наш путь…
- Мой путь. – Холодно сказала Нист, положив руку на холку Йоли. – Мой путь лежит на восток от солнца, на запад от луны. И только я знаю, как верно следовать в этом направлении.
- Это детская присказка! Все знают, что тропа к Серебряной реке…
- Я не знаю. Покажи мне карту? где указан единственно верный путь к этим водам! Такой карты нет. – Нист скупо швыряла в лицо эльфа слова.
- Свернув однажды с этой дороги, ты на нее не возвратишься! – испуганно, но злобно вскрикнул Эльф, и кошки на его камзоле засверкали в серебристом свете луны ярче, чем прежде.
В ответ Нист лишь презрительно вскинула голову.
- Я еще ни разу не напоила кровью клинок, что дал мне Ворон, второй мой Амулет.
- Тропа не примет тебя, если ты ее предашь! Не смей сворачивать, не смей идти вспять! – кричал Эльф.
- Моя тропа – замысловатое кружево. А еще…, еще я хочу убивать.
The end of the First Chapter.
Небыль первая. Сказ о дорогах долгих к Серебряной
© Copyright: Волк Анна, 2007
Свидетельство о публикации №207121600370
Свидетельство о публикации №207121600370
Рецензии
Во-первых, похвалю за то что ты выдерживаешь стиль, язык. Правда в некоторых местах, как мне показалась, ты перестаралась. В некоторых местах особенно в начале текста, пишешь чуть ли не белым стихом. Потом язык становится более жизненным. И ниже у меня будут вопросы по некоторым словам, которые, по-моему, выбиваются из контекста из стиля. Я не знаю мжет быть это предусмотрено твоим стебом, но я этого не уловил.
Теперь ловля блох.
«Однако своей душе благочестивая мачеха таким образом не пеклась.»
Пропущен предлог?
«От охотничьих троп она ушла очень давно, а от грибнических»
Грибных?
«Она не пожелала оставаться по весьма прозаической причине – очень хотелось есть.»
Прозаической? мне показалось это слово вне контекста. Оно современное, разговорное, почти слово-паразит. Лучше его заменить на «простой», «очевидной» и т.п.
»Позади послышался стук и ржание»
Стук чего, стук кого? Какой стук, в дверь?
»С дороги, девка!!!!!!!!! – крикнул возница, собираясь стегнуть ее кнутом, целясь в лицо, бледное и угрюмое, чтоб впредь на пути не попадалась, но чья-то рука вынырнула из придорожных зарослей, ловко схватив кнут, едва не коснувшийся ее щеки»
Может - перехватив кнут? И мне не очень представляется эта картина – заросли должны расти вплотную к дороге. Потом, насколько я понимаю все происходит вечером, в лесу, почти ночь. В таких условиях очень темно и разглядеть кто там на дороге трудно. Так что девка можно и не упоминать, имхо.
«Доход отца-сапожника был достаточен»
Вот про отца у тебя очень мало, больше про мачеху. А кем он был, что получал такой доход? Купец? Напиши хотябы пару предложение, ведь по идее отец – единственный родной человек героине.
»Нист уселась на большой обтесанный валун, вывалила еду к лапам Акриста, что улегся у ног ее, и стала задумчиво созерцать тьму, задумчиво разжевывая вяленую рыбу»
Слово «обтесанный»? Значит обработанный. Спрашивается: кому и зачем понадобилось тесать этот булыжник у дороги? Это очень тяжелый труд. Затратив столько усилий и не использовав валун к примеру в строительстве – странно. Тем более у дороги.
«Человек в зеленой одежде жевал что-то, лежащее в траве»
Человек! А далее ты пишешь, что и не человек вовсе. Тогда может быть написать- человекоподобное существо?
»Там покоилось тело рыцаря в раскроенных надвое доспехах»
Кроят не доспехи, а платья. А вот разрубленные, рассеченные доспехи бывают. И скорее по ситуации у точнее назвать –панцирь, а не доспех.
»Нист нагло рассматривала существо (человеком здешнюю смерть я назвать не осмелюсь), позабыв об отвращении и страхе. Что-то в его лице было манящее, притягательное»
Возникает вопрос – в других местах смерть можно назвать человеком? И второе - см выше, ты уже написала что это- «человек в зеленой одежде».
»Пришел он издалека, это было видно по цвету пыли»
Может быть не по цвету, а по слою пыли?
»Нист хотела возразить, но это прозвучало бы слишком грубо, а этот человек в пыльном дорожном плаще и сапогах со шпорами накормил ее, бродягу, обошелся вежливо…»
Если шпоры на сапогах, значит должен быть конь. Далее когда убегали - где конь?
»Нист задумчиво скрежетала двузубой вилкой по тарелке, а Ворон ее разглядывал. Не вилку, а Нист»
Я думаю, что последнее предложение никак не нужно. Надо первое написать так, чтоб оно не нуждалось в пояснении от автора. Т.е. ты сама же поясняешь читателю, что хотела сказать. А этого делать не надо. Например так: Ворон разглядывал, как Нист задумчиво скрежетала двузубой вилкой по тарелке. Или: Ворон разглядывал Нист, а та задумчиво скрежетала двузубой вилкой по тарелке.
»Заночуем здесь. А завтра на рассвете – в путь. К серебряной реке, на восток от солнца, на запад от луны. Нужно найти тебе клинок»
А где пес? На протяжении всей сцены в трактире он куда-то пропадает из поля зрения. И особенно когда они оказываются в номере. И только потом вдруг оказывается под кроватью.
»Из окна веяло звездами и тьмой, оно было открыто, и Нист стояла рядом, созерцая»
Красиво конечно. Но все же - веять звездами и тьмой…вызывает улыбку. И потом веять может из открытого окна, а оно у тебя по-моему закрыто. Насколько знаю: на ночь в те времена окна вообще ставнями закрывали.
»У тебя тонкий ассоциативный ряд. – Ответил ей Ворон. – И красивый силуэт. Тебе так не хватает клинка!»
Эээ.. тонкий ассоциативный ряд откель там такие наукообразные словеса? Имхо, но это вставной зуб. Нарушает весь эпическо-сказочный пафос.
«Там, внизу, кто-то явился по наши души…. Женщина… - пояснил Ворон. – Я очень хорошо слышу. И вижу в темноте»
Последнее предложение. Они ведь в закрытой комнате. Занчит пологаться в данной ситуации только на слух можно. А упоминание о возможности видеть в темноте лишне. Тут уж логичнее сказть что он может видеть сквозь стены
»Затем он кинулся к сундуку и извлек из-под заплесневелых тряпок железо»
...какой он неряха. Железо в заплесневелых тряпках? Оно запортится! Да и сами тряпки выкинуть пора. Убери слово это.
«Ворон подошел к пню, воткнул в него нож и сказал Нист»
Я бы сначала написал, что он его вытащил, а потом воткнул. Хотя конечно не суть.
»С этими словами перепрыгнул он через пень, обернулся птицей черною и взмыл в небо лазоревое, тишь клекотом разрезая»
А вороны издают клекот? Они каркают или у них –грай.
«- Нет уж, послушай. Ты отныне под моей протекцией, прелесть… - он прикоснулся осторожно к ее подбородку»
протекцией … Снова слово не в жанре, не в пафосе. Почему бы просто не написать- защитой, охраной?
Илья Шокин 22.03.2008 21:44 • Заявить о нарушении
Теперь ловля блох.
«Однако своей душе благочестивая мачеха таким образом не пеклась.»
Пропущен предлог?
«От охотничьих троп она ушла очень давно, а от грибнических»
Грибных?
«Она не пожелала оставаться по весьма прозаической причине – очень хотелось есть.»
Прозаической? мне показалось это слово вне контекста. Оно современное, разговорное, почти слово-паразит. Лучше его заменить на «простой», «очевидной» и т.п.
»Позади послышался стук и ржание»
Стук чего, стук кого? Какой стук, в дверь?
»С дороги, девка!!!!!!!!! – крикнул возница, собираясь стегнуть ее кнутом, целясь в лицо, бледное и угрюмое, чтоб впредь на пути не попадалась, но чья-то рука вынырнула из придорожных зарослей, ловко схватив кнут, едва не коснувшийся ее щеки»
Может - перехватив кнут? И мне не очень представляется эта картина – заросли должны расти вплотную к дороге. Потом, насколько я понимаю все происходит вечером, в лесу, почти ночь. В таких условиях очень темно и разглядеть кто там на дороге трудно. Так что девка можно и не упоминать, имхо.
«Доход отца-сапожника был достаточен»
Вот про отца у тебя очень мало, больше про мачеху. А кем он был, что получал такой доход? Купец? Напиши хотябы пару предложение, ведь по идее отец – единственный родной человек героине.
»Нист уселась на большой обтесанный валун, вывалила еду к лапам Акриста, что улегся у ног ее, и стала задумчиво созерцать тьму, задумчиво разжевывая вяленую рыбу»
Слово «обтесанный»? Значит обработанный. Спрашивается: кому и зачем понадобилось тесать этот булыжник у дороги? Это очень тяжелый труд. Затратив столько усилий и не использовав валун к примеру в строительстве – странно. Тем более у дороги.
«Человек в зеленой одежде жевал что-то, лежащее в траве»
Человек! А далее ты пишешь, что и не человек вовсе. Тогда может быть написать- человекоподобное существо?
»Там покоилось тело рыцаря в раскроенных надвое доспехах»
Кроят не доспехи, а платья. А вот разрубленные, рассеченные доспехи бывают. И скорее по ситуации у точнее назвать –панцирь, а не доспех.
»Нист нагло рассматривала существо (человеком здешнюю смерть я назвать не осмелюсь), позабыв об отвращении и страхе. Что-то в его лице было манящее, притягательное»
Возникает вопрос – в других местах смерть можно назвать человеком? И второе - см выше, ты уже написала что это- «человек в зеленой одежде».
»Пришел он издалека, это было видно по цвету пыли»
Может быть не по цвету, а по слою пыли?
»Нист хотела возразить, но это прозвучало бы слишком грубо, а этот человек в пыльном дорожном плаще и сапогах со шпорами накормил ее, бродягу, обошелся вежливо…»
Если шпоры на сапогах, значит должен быть конь. Далее когда убегали - где конь?
»Нист задумчиво скрежетала двузубой вилкой по тарелке, а Ворон ее разглядывал. Не вилку, а Нист»
Я думаю, что последнее предложение никак не нужно. Надо первое написать так, чтоб оно не нуждалось в пояснении от автора. Т.е. ты сама же поясняешь читателю, что хотела сказать. А этого делать не надо. Например так: Ворон разглядывал, как Нист задумчиво скрежетала двузубой вилкой по тарелке. Или: Ворон разглядывал Нист, а та задумчиво скрежетала двузубой вилкой по тарелке.
»Заночуем здесь. А завтра на рассвете – в путь. К серебряной реке, на восток от солнца, на запад от луны. Нужно найти тебе клинок»
А где пес? На протяжении всей сцены в трактире он куда-то пропадает из поля зрения. И особенно когда они оказываются в номере. И только потом вдруг оказывается под кроватью.
»Из окна веяло звездами и тьмой, оно было открыто, и Нист стояла рядом, созерцая»
Красиво конечно. Но все же - веять звездами и тьмой…вызывает улыбку. И потом веять может из открытого окна, а оно у тебя по-моему закрыто. Насколько знаю: на ночь в те времена окна вообще ставнями закрывали.
»У тебя тонкий ассоциативный ряд. – Ответил ей Ворон. – И красивый силуэт. Тебе так не хватает клинка!»
Эээ.. тонкий ассоциативный ряд откель там такие наукообразные словеса? Имхо, но это вставной зуб. Нарушает весь эпическо-сказочный пафос.
«Там, внизу, кто-то явился по наши души…. Женщина… - пояснил Ворон. – Я очень хорошо слышу. И вижу в темноте»
Последнее предложение. Они ведь в закрытой комнате. Занчит пологаться в данной ситуации только на слух можно. А упоминание о возможности видеть в темноте лишне. Тут уж логичнее сказть что он может видеть сквозь стены
»Затем он кинулся к сундуку и извлек из-под заплесневелых тряпок железо»
...какой он неряха. Железо в заплесневелых тряпках? Оно запортится! Да и сами тряпки выкинуть пора. Убери слово это.
«Ворон подошел к пню, воткнул в него нож и сказал Нист»
Я бы сначала написал, что он его вытащил, а потом воткнул. Хотя конечно не суть.
»С этими словами перепрыгнул он через пень, обернулся птицей черною и взмыл в небо лазоревое, тишь клекотом разрезая»
А вороны издают клекот? Они каркают или у них –грай.
«- Нет уж, послушай. Ты отныне под моей протекцией, прелесть… - он прикоснулся осторожно к ее подбородку»
протекцией … Снова слово не в жанре, не в пафосе. Почему бы просто не написать- защитой, охраной?
Илья Шокин 22.03.2008 21:44 • Заявить о нарушении
«Поднялся ветер, услужливо поднял лошадиную шкуру, и из избушки выпорхнула молодая женщина в черном платье, щедро расшитым черными драгоценными каменьями, с волосами цвета воронова крыла»
Здесь меня смутило: «молодая женщина в черном платье, щедро расшитым черными драгоценными каменьями, с волосами цвета воронова крыла » Читается так что можно понять, что платье у нее с волосами.
»Что привело вас, сударь, в мои скромные угодья? – вопрошала она медовым голосом Ворона, в упор не замечая Нист»
Кого или чьим голосом вопрошала? Читается что она вопрошала голосом Ворона, т.е. подражала его голосу. «упор не замечая» - опять же по-моему это из современного разговорного языка
«Странные стеклянные предметы, шкатулки с непонятными надписями, засушенные травы, совершено непохожие на те, что собирала сама Нист»
Непохожие пишится слитно.
»Лесовичка плавно возилась около печи, позвякивая глиняными горшками и что-то мелодично нашептывая»
Перовое: «плавно возилась» это как? Возятся, это суетстяся, ну короче никак не представляется как сие может быть плавным.
Второе: «позвякивая глиняными». Ну звякают стеклом, металл, ну может быть фарфор, а глина стучит.
»Напевы лесовички становились громкими и манящими, а ингредиенты варева – простыми и знакомыми»
Не понравилось – ингредиенты. По тем же причинам что и выше: слово наукообразное.
«Она благополучно позабыла о даре смерти и собралась, было благополучно отбросить копыта»
Обросить копыта- своременный слэнг. Или ты специально ради стеба?
«Нист вдруг разинула рот, выпучила глаза и, заикаясь, указала пальцем куда-то за спину»
Образ Нист искажается. Делаешь ее трусливой, паникершей, образ в этой сцене комичен.
»Очи Нист алчно блеснули, но одного укора Ворона хватило, чтобы она мгновенно стушевалась»
Какого укора? Я не заметил чтоб он ее укорял.
»Вы б нам трапезу, да сапоги-скороходы… - буркнул бесцеремонно Ворон, гордо глядя исподлобья»
«гордо глядя исподлобья» - не могу представить такой взгляд. Годый взгляд, имхо он прямой.
»Да, Говорил я Раймонду, бороться надо с плагиатом!»
Плагиат- то же слово не из этой оперы.
«она повалилась поперек кровати и отчалила в царство Морфея»
Морфей из другой мифологии. У тебя же тут германское все.
«Ворон, расстроено проворчав что-то себе под нос о неуважении к старшим и о том, что место нужно бродягам-пенсионерам уступать, улегся на полу и быстро уснул, успокоив себя тем, что бывали у него ночлеги и похуже»
»бродягам-пенсионерам» - это стёб? Или что-то не понял. Пенсионеры появилис гораздо позже описываемой эпохи.
»Свет еще не видывал такого – чтобы кто-то поклонялся Локи – отрицательному персонажу семейства Асов»
«отрицательному персонажу» как то это…как будто читаешь сочинение по лит произведению. И он не персонаж семейства, а скорее отпрыск.
»Неведом никому тот принцип, по которому она выбирала спутников себе, но ни с кем из них она не странствовала долго»
«Принцип» - ну не знаю. Режет мне слух такие слова в подобных текстах.
»Нист сонным взглядом разрезала луну, невнимательно выслушивая напутствия Властелина»
Разрезать луну взглядом…пойми я не то чтобы придираюсь, я понимаю что это образно, но так и видится луна на половинки распадется.
«Старую жизнь нельзя выкидывать на свалки, ее нужно складывать на чердаки. – Сказал вдруг красивый, бархатный, с хрипотцой, голос»
Читается так: Сказал – голос. Можно это написать что: Нист вдруг услышала красивый, бархатный, с хрипотцой голос
«Потому что в валгалле никогда не приходилось спасаться от погони, ступая по лезвию бритвы»
Валгалла с большой буковки.
«Сказки из книжек – это, наверное, тоже чья-нибудь жизнь, просто нашелся кто-то. Кто придумал ее, увидел от начала до конца и записал»
По-моему два предложения надо объединить.
«Кто ты есть такое?»
Это специально так предложение построено? Может – что ты есть такое или кто ты есть такая (такой)
«Выйдешь на улицу, а там – что ни девушка – то чародейка, менестрели на каждом шагу песни горланят, в лавках снадобьями редкими да вещицами диковинными торгуют»
Горланят… про менестрелей это как-то грубо, как про кабацких пьяниц, вот они горланят.
«Се огни шли к серебряной реке, кто – за жизнью, кто – за смертью»
С большой буковки?
»Жила я в том чудном местечке, жила, не тужила, одна-одинешенька, писала пейзажи, и портреты не любила»
а портреты не любила.
«Вечера коротала я в трактире, была молода, красива и влюбчива»
Вот не знаю, но если припомнить средневековую мораль…. трактир не место для девушек. Девки там могли быть.
»И каждый уносил с собой здоровенный кусок моей сущности»
Такая поэтичная история, а сказано так грубо.
«Несколько раз беспомощно дернувшись, Нист бессильно повисла в руках война, спросив раздраженно»
Воина?
«Я дивлюсь, о, воин, что за счастие находишь ты в обществе дружины своей? – Все еще пытаясь подражать архаичному тону собеседника, вопрошала она. – Тебе в пору быть летописцем или менестрелем!»
Архаичному. Придиока к слову все таже. Плюс я не представлю, как тон может быть архаичным.
»Твои метафоры я оценить не в силах»
Метафоры. Тоже наукообразием попахивает.
»Поутру в городке кое-кого недосчитались, но разыскивать и не подумали. Так уж повелось – месть эльфов, о которой сложено немало правдивых преданий»
Второе предложение мне не понятно. Две его части не связаны или оно не закончено.
»А еще, губы, сухие растрескавшиеся губы, тонкие и невыразительно безмолвные»
невыразительно безмолвные – это как? Впрочем это можно списать на авторское.
»Она беззастенчиво разглядывала эльфа, а он улыбался отрешенно»
улыбался отрешенно - представил такого блаженного дурочка.
«Она посох, обреченный менять амулеты всю дорогу, всю эту грешную дорогу»
Мне не понятно почему дорога грешная? Какие есть в тексте основания чтоб так ее характеризовать?
«Второй волк стоял в тени, бесшабашно поигрывая бликами своих желтых глаз»
Слэнговое слово.
»Я должен проследить, чтобы копье не сбилось с пути и достигло зловещей цели… - нагло улыбнулся он, преградив ей тропу»
Почему зловещей цели? Это конечно твое право. Но слово должно быть обосновано из текста я для себя не вывел что цель зловещая. Не знаю…она может быть искомой, желанной и т.п.
»Безумие, желтое безумие рыжей волчьей богини показало ей огромное войско кочевников, мчащееся по лугам с факелами в руках и серебряными клинками в ножнах»
Серебряными клинками - это образ или действительно клиник из серебра? Если второе, то клинки для дела не годятся. Метал мягкий. А если имелось в виду то что они имели такой цвет – серебристый, то надо по другому описать как-то, типа бросали блики. И потом они у тебя в ножнах, значит увидеть какие они нельзя.
Илья Шокин 22.03.2008 21:44 Заявить о нарушении
Здесь меня смутило: «молодая женщина в черном платье, щедро расшитым черными драгоценными каменьями, с волосами цвета воронова крыла » Читается так что можно понять, что платье у нее с волосами.
»Что привело вас, сударь, в мои скромные угодья? – вопрошала она медовым голосом Ворона, в упор не замечая Нист»
Кого или чьим голосом вопрошала? Читается что она вопрошала голосом Ворона, т.е. подражала его голосу. «упор не замечая» - опять же по-моему это из современного разговорного языка
«Странные стеклянные предметы, шкатулки с непонятными надписями, засушенные травы, совершено непохожие на те, что собирала сама Нист»
Непохожие пишится слитно.
»Лесовичка плавно возилась около печи, позвякивая глиняными горшками и что-то мелодично нашептывая»
Перовое: «плавно возилась» это как? Возятся, это суетстяся, ну короче никак не представляется как сие может быть плавным.
Второе: «позвякивая глиняными». Ну звякают стеклом, металл, ну может быть фарфор, а глина стучит.
»Напевы лесовички становились громкими и манящими, а ингредиенты варева – простыми и знакомыми»
Не понравилось – ингредиенты. По тем же причинам что и выше: слово наукообразное.
«Она благополучно позабыла о даре смерти и собралась, было благополучно отбросить копыта»
Обросить копыта- своременный слэнг. Или ты специально ради стеба?
«Нист вдруг разинула рот, выпучила глаза и, заикаясь, указала пальцем куда-то за спину»
Образ Нист искажается. Делаешь ее трусливой, паникершей, образ в этой сцене комичен.
»Очи Нист алчно блеснули, но одного укора Ворона хватило, чтобы она мгновенно стушевалась»
Какого укора? Я не заметил чтоб он ее укорял.
»Вы б нам трапезу, да сапоги-скороходы… - буркнул бесцеремонно Ворон, гордо глядя исподлобья»
«гордо глядя исподлобья» - не могу представить такой взгляд. Годый взгляд, имхо он прямой.
»Да, Говорил я Раймонду, бороться надо с плагиатом!»
Плагиат- то же слово не из этой оперы.
«она повалилась поперек кровати и отчалила в царство Морфея»
Морфей из другой мифологии. У тебя же тут германское все.
«Ворон, расстроено проворчав что-то себе под нос о неуважении к старшим и о том, что место нужно бродягам-пенсионерам уступать, улегся на полу и быстро уснул, успокоив себя тем, что бывали у него ночлеги и похуже»
»бродягам-пенсионерам» - это стёб? Или что-то не понял. Пенсионеры появилис гораздо позже описываемой эпохи.
»Свет еще не видывал такого – чтобы кто-то поклонялся Локи – отрицательному персонажу семейства Асов»
«отрицательному персонажу» как то это…как будто читаешь сочинение по лит произведению. И он не персонаж семейства, а скорее отпрыск.
»Неведом никому тот принцип, по которому она выбирала спутников себе, но ни с кем из них она не странствовала долго»
«Принцип» - ну не знаю. Режет мне слух такие слова в подобных текстах.
»Нист сонным взглядом разрезала луну, невнимательно выслушивая напутствия Властелина»
Разрезать луну взглядом…пойми я не то чтобы придираюсь, я понимаю что это образно, но так и видится луна на половинки распадется.
«Старую жизнь нельзя выкидывать на свалки, ее нужно складывать на чердаки. – Сказал вдруг красивый, бархатный, с хрипотцой, голос»
Читается так: Сказал – голос. Можно это написать что: Нист вдруг услышала красивый, бархатный, с хрипотцой голос
«Потому что в валгалле никогда не приходилось спасаться от погони, ступая по лезвию бритвы»
Валгалла с большой буковки.
«Сказки из книжек – это, наверное, тоже чья-нибудь жизнь, просто нашелся кто-то. Кто придумал ее, увидел от начала до конца и записал»
По-моему два предложения надо объединить.
«Кто ты есть такое?»
Это специально так предложение построено? Может – что ты есть такое или кто ты есть такая (такой)
«Выйдешь на улицу, а там – что ни девушка – то чародейка, менестрели на каждом шагу песни горланят, в лавках снадобьями редкими да вещицами диковинными торгуют»
Горланят… про менестрелей это как-то грубо, как про кабацких пьяниц, вот они горланят.
«Се огни шли к серебряной реке, кто – за жизнью, кто – за смертью»
С большой буковки?
»Жила я в том чудном местечке, жила, не тужила, одна-одинешенька, писала пейзажи, и портреты не любила»
а портреты не любила.
«Вечера коротала я в трактире, была молода, красива и влюбчива»
Вот не знаю, но если припомнить средневековую мораль…. трактир не место для девушек. Девки там могли быть.
»И каждый уносил с собой здоровенный кусок моей сущности»
Такая поэтичная история, а сказано так грубо.
«Несколько раз беспомощно дернувшись, Нист бессильно повисла в руках война, спросив раздраженно»
Воина?
«Я дивлюсь, о, воин, что за счастие находишь ты в обществе дружины своей? – Все еще пытаясь подражать архаичному тону собеседника, вопрошала она. – Тебе в пору быть летописцем или менестрелем!»
Архаичному. Придиока к слову все таже. Плюс я не представлю, как тон может быть архаичным.
»Твои метафоры я оценить не в силах»
Метафоры. Тоже наукообразием попахивает.
»Поутру в городке кое-кого недосчитались, но разыскивать и не подумали. Так уж повелось – месть эльфов, о которой сложено немало правдивых преданий»
Второе предложение мне не понятно. Две его части не связаны или оно не закончено.
»А еще, губы, сухие растрескавшиеся губы, тонкие и невыразительно безмолвные»
невыразительно безмолвные – это как? Впрочем это можно списать на авторское.
»Она беззастенчиво разглядывала эльфа, а он улыбался отрешенно»
улыбался отрешенно - представил такого блаженного дурочка.
«Она посох, обреченный менять амулеты всю дорогу, всю эту грешную дорогу»
Мне не понятно почему дорога грешная? Какие есть в тексте основания чтоб так ее характеризовать?
«Второй волк стоял в тени, бесшабашно поигрывая бликами своих желтых глаз»
Слэнговое слово.
»Я должен проследить, чтобы копье не сбилось с пути и достигло зловещей цели… - нагло улыбнулся он, преградив ей тропу»
Почему зловещей цели? Это конечно твое право. Но слово должно быть обосновано из текста я для себя не вывел что цель зловещая. Не знаю…она может быть искомой, желанной и т.п.
»Безумие, желтое безумие рыжей волчьей богини показало ей огромное войско кочевников, мчащееся по лугам с факелами в руках и серебряными клинками в ножнах»
Серебряными клинками - это образ или действительно клиник из серебра? Если второе, то клинки для дела не годятся. Метал мягкий. А если имелось в виду то что они имели такой цвет – серебристый, то надо по другому описать как-то, типа бросали блики. И потом они у тебя в ножнах, значит увидеть какие они нельзя.
Илья Шокин 22.03.2008 21:44 Заявить о нарушении
«Однако своей душе благочестивая мачеха таким образом не пеклась.»
Пропущен предлог?
-опечатка.
«Доход отца-сапожника был достаточен»
Вот про отца у тебя очень мало, больше про мачеху. А кем он был, что получал такой доход? Купец? Напиши хотябы пару предложение, ведь по идее отец – единственный родной человек героине.
- никакой он ей не родной человек. Это будет выясненно ею позже. А так, он жалкий подкаблучник, чего о нем говорить?
»Нист уселась на большой обтесанный валун, вывалила еду к лапам Акриста, что улегся у ног ее, и стала задумчиво созерцать тьму, задумчиво разжевывая вяленую рыбу»
Слово «обтесанный»? Значит обработанный. Спрашивается: кому и зачем понадобилось тесать этот булыжник у дороги? Это очень тяжелый труд. Затратив столько усилий и не использовав валун к примеру в строительстве – странно. Тем более у дороги.
- Если моя девичья память мне не изменяет, дело в этом эпизоде происходит вовсе не у дороги... В предыдущем предложении сказано, что она вышла на задний двор своего дома. А мало ли за каким хером там этот валун? Может от строительства остался, а может хозяйка рыбу на нем чистит и окорока свиные рубит?
«Человек в зеленой одежде жевал что-то, лежащее в траве»
Человек! А далее ты пишешь, что и не человек вовсе. Тогда может быть написать- человекоподобное существо?
- Нист видит его впервые. Она принимает его за человека. Я не опережаю события, пишу согласно с ее видением. Впоследствии, когда благородный господин представится, я перестану называть его человеком.
»Там покоилось тело рыцаря в раскроенных надвое доспехах»
Кроят не доспехи, а платья. А вот разрубленные, рассеченные доспехи бывают. И скорее по ситуации у точнее назвать –панцирь, а не доспех.
- Панцирь - часть доспеха. Если не вдаваться в тонкости (а я не вдаюсь, ибо это постмодерн-сказка, а не воинская повесть глазами очевидца), эти слова можно употреблять как синонмы без особого ущерба тексту.
- Словосочетание "раскроил череп", например. Тоже об одежде? Я построила высказывание по аналогии:)
»Пришел он издалека, это было видно по цвету пыли»
Может быть не по цвету, а по слою пыли?
- Цвет пыли в каждой местности свой, а слой - примерно одинаковый. Запылиться можно и стоя на месте:) Человек внимательный сразу распознает странника, пришедшего издалека, именно по цвету пыли, но не по слою. Толковые следопыты не то что "свою" пыль от "чужой" отличали,но и точно назвать местность могли, откуда прибыл путник.
»Нист хотела возразить, но это прозвучало бы слишком грубо, а этот человек в пыльном дорожном плаще и сапогах со шпорами накормил ее, бродягу, обошелся вежливо…»
Если шпоры на сапогах, значит должен быть конь. Далее когда убегали - где конь?
- Во-первых, конь мог пасть в пути. Не сдирать же из-за этого шпоры с сапог?
Во-вторых, даже если коня и не было, шпоры могли присутствовать для других целей,для понта например.
»Нист задумчиво скрежетала двузубой вилкой по тарелке, а Ворон ее разглядывал. Не вилку, а Нист»
Я думаю, что последнее предложение никак не нужно. Надо первое написать так, чтоб оно не нуждалось в пояснении от автора. Т.е. ты сама же поясняешь читателю, что хотела сказать. А этого делать не надо. Например так: Ворон разглядывал, как Нист задумчиво скрежетала двузубой вилкой по тарелке. Или: Ворон разглядывал Нист, а та задумчиво скрежетала двузубой вилкой по тарелке.
- Стеб. Может, неудачный, но стеб.
»Заночуем здесь. А завтра на рассвете – в путь. К серебряной реке, на восток от солнца, на запад от луны. Нужно найти тебе клинок»
А где пес? На протяжении всей сцены в трактире он куда-то пропадает из поля зрения. И особенно когда они оказываются в номере. И только потом вдруг оказывается под кроватью.
- С ним просто не происходит ничего интересного. Он утрачивает функцию основного спуника Нист. И впоследствии исчезает.
»Из окна веяло звездами и тьмой, оно было открыто, и Нист стояла рядом, созерцая»
Красиво конечно. Но все же - веять звездами и тьмой…вызывает улыбку. И потом веять может из открытого окна, а оно у тебя по-моему закрыто. Насколько знаю: на ночь в те времена окна вообще ставнями закрывали.
- Окно открыто. Это даже в вышеприведенной цитате сказано. Да и смысл летней ночью окно закрывать? Чтобы от жары задохнуться?
Веяло звездами и тьмой - это троп. Метонимия. Я могла бы написать "Веяло ночью" или "Веяло ночной свежестью", но вместо этой банальщины сему "ночь" я разделила на составляющие, то бишь звезды и тьму, и заставила их веять. То бишь, перенос свойств целого на части.
»У тебя тонкий ассоциативный ряд. – Ответил ей Ворон. – И красивый силуэт. Тебе так не хватает клинка!»
Эээ.. тонкий ассоциативный ряд откель там такие наукообразные словеса? Имхо, но это вставной зуб. Нарушает весь эпическо-сказочный пафос.
- Имхо,это стеб. Без научных и жаргонных словес, без нестыковок и странностей это была бы очередная "фентазя". Я же пытаюсь стилизовать ее а ля Сапковский.
«Там, внизу, кто-то явился по наши души…. Женщина… - пояснил Ворон. – Я очень хорошо слышу. И вижу в темноте»
Последнее предложение. Они ведь в закрытой комнате. Занчит пологаться в данной ситуации только на слух можно. А упоминание о возможности видеть в темноте лишне. Тут уж логичнее сказть что он может видеть сквозь стены
- разве может мужчина упустить возможность покрасоваться перед женщиной? "Я такой, да растакой, и в темноте вижу, и на мили вокруг слышу, и в постели ты скучать не будешь..." :)
»Затем он кинулся к сундуку и извлек из-под заплесневелых тряпок железо»
...какой он неряха. Железо в заплесневелых тряпках? Оно запортится! Да и сами тряпки выкинуть пора. Убери слово это.
- Ну не в маракандские шелка и не в царского горностая же ему железяки оборачивать, ей-богу?
«Ворон подошел к пню, воткнул в него нож и сказал Нист»
Я бы сначала написал, что он его вытащил, а потом воткнул. Хотя конечно не суть.
- Откуда вытащил? Из пня? Или из широких штанин? Разве нужно описывать досконально все действия персонажей...?
«- Нет уж, послушай. Ты отныне под моей протекцией, прелесть… - он прикоснулся осторожно к ее подбородку»
протекцией … Снова слово не в жанре, не в пафосе. Почему бы просто не написать- защитой, охраной?
- Стеб:)
Волк Анна 22.03.2008 22:28 Заявить о нарушении
Пропущен предлог?
-опечатка.
«Доход отца-сапожника был достаточен»
Вот про отца у тебя очень мало, больше про мачеху. А кем он был, что получал такой доход? Купец? Напиши хотябы пару предложение, ведь по идее отец – единственный родной человек героине.
- никакой он ей не родной человек. Это будет выясненно ею позже. А так, он жалкий подкаблучник, чего о нем говорить?
»Нист уселась на большой обтесанный валун, вывалила еду к лапам Акриста, что улегся у ног ее, и стала задумчиво созерцать тьму, задумчиво разжевывая вяленую рыбу»
Слово «обтесанный»? Значит обработанный. Спрашивается: кому и зачем понадобилось тесать этот булыжник у дороги? Это очень тяжелый труд. Затратив столько усилий и не использовав валун к примеру в строительстве – странно. Тем более у дороги.
- Если моя девичья память мне не изменяет, дело в этом эпизоде происходит вовсе не у дороги... В предыдущем предложении сказано, что она вышла на задний двор своего дома. А мало ли за каким хером там этот валун? Может от строительства остался, а может хозяйка рыбу на нем чистит и окорока свиные рубит?
«Человек в зеленой одежде жевал что-то, лежащее в траве»
Человек! А далее ты пишешь, что и не человек вовсе. Тогда может быть написать- человекоподобное существо?
- Нист видит его впервые. Она принимает его за человека. Я не опережаю события, пишу согласно с ее видением. Впоследствии, когда благородный господин представится, я перестану называть его человеком.
»Там покоилось тело рыцаря в раскроенных надвое доспехах»
Кроят не доспехи, а платья. А вот разрубленные, рассеченные доспехи бывают. И скорее по ситуации у точнее назвать –панцирь, а не доспех.
- Панцирь - часть доспеха. Если не вдаваться в тонкости (а я не вдаюсь, ибо это постмодерн-сказка, а не воинская повесть глазами очевидца), эти слова можно употреблять как синонмы без особого ущерба тексту.
- Словосочетание "раскроил череп", например. Тоже об одежде? Я построила высказывание по аналогии:)
»Пришел он издалека, это было видно по цвету пыли»
Может быть не по цвету, а по слою пыли?
- Цвет пыли в каждой местности свой, а слой - примерно одинаковый. Запылиться можно и стоя на месте:) Человек внимательный сразу распознает странника, пришедшего издалека, именно по цвету пыли, но не по слою. Толковые следопыты не то что "свою" пыль от "чужой" отличали,но и точно назвать местность могли, откуда прибыл путник.
»Нист хотела возразить, но это прозвучало бы слишком грубо, а этот человек в пыльном дорожном плаще и сапогах со шпорами накормил ее, бродягу, обошелся вежливо…»
Если шпоры на сапогах, значит должен быть конь. Далее когда убегали - где конь?
- Во-первых, конь мог пасть в пути. Не сдирать же из-за этого шпоры с сапог?
Во-вторых, даже если коня и не было, шпоры могли присутствовать для других целей,для понта например.
»Нист задумчиво скрежетала двузубой вилкой по тарелке, а Ворон ее разглядывал. Не вилку, а Нист»
Я думаю, что последнее предложение никак не нужно. Надо первое написать так, чтоб оно не нуждалось в пояснении от автора. Т.е. ты сама же поясняешь читателю, что хотела сказать. А этого делать не надо. Например так: Ворон разглядывал, как Нист задумчиво скрежетала двузубой вилкой по тарелке. Или: Ворон разглядывал Нист, а та задумчиво скрежетала двузубой вилкой по тарелке.
- Стеб. Может, неудачный, но стеб.
»Заночуем здесь. А завтра на рассвете – в путь. К серебряной реке, на восток от солнца, на запад от луны. Нужно найти тебе клинок»
А где пес? На протяжении всей сцены в трактире он куда-то пропадает из поля зрения. И особенно когда они оказываются в номере. И только потом вдруг оказывается под кроватью.
- С ним просто не происходит ничего интересного. Он утрачивает функцию основного спуника Нист. И впоследствии исчезает.
»Из окна веяло звездами и тьмой, оно было открыто, и Нист стояла рядом, созерцая»
Красиво конечно. Но все же - веять звездами и тьмой…вызывает улыбку. И потом веять может из открытого окна, а оно у тебя по-моему закрыто. Насколько знаю: на ночь в те времена окна вообще ставнями закрывали.
- Окно открыто. Это даже в вышеприведенной цитате сказано. Да и смысл летней ночью окно закрывать? Чтобы от жары задохнуться?
Веяло звездами и тьмой - это троп. Метонимия. Я могла бы написать "Веяло ночью" или "Веяло ночной свежестью", но вместо этой банальщины сему "ночь" я разделила на составляющие, то бишь звезды и тьму, и заставила их веять. То бишь, перенос свойств целого на части.
»У тебя тонкий ассоциативный ряд. – Ответил ей Ворон. – И красивый силуэт. Тебе так не хватает клинка!»
Эээ.. тонкий ассоциативный ряд откель там такие наукообразные словеса? Имхо, но это вставной зуб. Нарушает весь эпическо-сказочный пафос.
- Имхо,это стеб. Без научных и жаргонных словес, без нестыковок и странностей это была бы очередная "фентазя". Я же пытаюсь стилизовать ее а ля Сапковский.
«Там, внизу, кто-то явился по наши души…. Женщина… - пояснил Ворон. – Я очень хорошо слышу. И вижу в темноте»
Последнее предложение. Они ведь в закрытой комнате. Занчит пологаться в данной ситуации только на слух можно. А упоминание о возможности видеть в темноте лишне. Тут уж логичнее сказть что он может видеть сквозь стены
- разве может мужчина упустить возможность покрасоваться перед женщиной? "Я такой, да растакой, и в темноте вижу, и на мили вокруг слышу, и в постели ты скучать не будешь..." :)
»Затем он кинулся к сундуку и извлек из-под заплесневелых тряпок железо»
...какой он неряха. Железо в заплесневелых тряпках? Оно запортится! Да и сами тряпки выкинуть пора. Убери слово это.
- Ну не в маракандские шелка и не в царского горностая же ему железяки оборачивать, ей-богу?
«Ворон подошел к пню, воткнул в него нож и сказал Нист»
Я бы сначала написал, что он его вытащил, а потом воткнул. Хотя конечно не суть.
- Откуда вытащил? Из пня? Или из широких штанин? Разве нужно описывать досконально все действия персонажей...?
«- Нет уж, послушай. Ты отныне под моей протекцией, прелесть… - он прикоснулся осторожно к ее подбородку»
протекцией … Снова слово не в жанре, не в пафосе. Почему бы просто не написать- защитой, охраной?
- Стеб:)
Волк Анна 22.03.2008 22:28 Заявить о нарушении
«Странные стеклянные предметы, шкатулки с непонятными надписями, засушенные травы, совершено непохожие на те, что собирала сама Нист»
Непохожие пишится слитно.
- Непохожие пишется слитно, а "совершенно не похожие" - раздельно. См. учебник русского языка 8 кл... :)
»Лесовичка плавно возилась около печи, позвякивая глиняными горшками и что-то мелодично нашептывая»
Перовое: «плавно возилась» это как? Возятся, это суетстяся, ну короче никак не представляется как сие может быть плавным.
Второе: «позвякивая глиняными». Ну звякают стеклом, металл, ну может быть фарфор, а глина стучит.
- Плавно возилась - троп. Оксюморон называется.
Хорошо сделанная глиняная посуда не просто звенит, она поет!
»Напевы лесовички становились громкими и манящими, а ингредиенты варева – простыми и знакомыми»
Не понравилось – ингредиенты. По тем же причинам что и выше: слово наукообразное.
- Стеб.
«Она благополучно позабыла о даре смерти и собралась, было благополучно отбросить копыта»
Обросить копыта- своременный слэнг. Или ты специально ради стеба?
- Стеб.
»Очи Нист алчно блеснули, но одного укора Ворона хватило, чтобы она мгновенно стушевалась»
Какого укора? Я не заметил чтоб он ее укорял.
- Ну заблестела очами, вот он ее и укорил, непосредственно в этом же предложении, и она в оном же и стушевалась...
»Да, Говорил я Раймонду, бороться надо с плагиатом!»
Плагиат- то же слово не из этой оперы.
- Стеб.
«Ворон, расстроено проворчав что-то себе под нос о неуважении к старшим и о том, что место нужно бродягам-пенсионерам уступать, улегся на полу и быстро уснул, успокоив себя тем, что бывали у него ночлеги и похуже»
»бродягам-пенсионерам» - это стёб? Или что-то не понял. Пенсионеры появилис гораздо позже описываемой эпохи.
- Стеб.
»Неведом никому тот принцип, по которому она выбирала спутников себе, но ни с кем из них она не странствовала долго»
«Принцип» - ну не знаю. Режет мне слух такие слова в подобных текстах.
- Постмодерн:)
»Нист сонным взглядом разрезала луну, невнимательно выслушивая напутствия Властелина»
Разрезать луну взглядом…пойми я не то чтобы придираюсь, я понимаю что это образно, но так и видится луна на половинки распадется.
- Троп. Метафора. Иносказание. Скрытое сравнение. Взгляд остер аки нож даже спросонья...:) Или еще какая-нибудь трактовка.
«Потому что в валгалле никогда не приходилось спасаться от погони, ступая по лезвию бритвы»
Валгалла с большой буковки.
- Опечатка.
«Сказки из книжек – это, наверное, тоже чья-нибудь жизнь, просто нашелся кто-то. Кто придумал ее, увидел от начала до конца и записал»
По-моему два предложения надо объединить.
- Опечатка. Там вместо точки запятая, конечно же.
«Кто ты есть такое?»
Это специально так предложение построено? Может – что ты есть такое или кто ты есть такая (такой)
- да,это сделано умышленно. Чтобы подчеркнуть неопределенность.
«Выйдешь на улицу, а там – что ни девушка – то чародейка, менестрели на каждом шагу песни горланят, в лавках снадобьями редкими да вещицами диковинными торгуют»
Горланят… про менестрелей это как-то грубо, как про кабацких пьяниц, вот они горланят.
- В этом городке менестрелей столько, что отзываются о них только с пренебрежением и сарказмом...
«Се огни шли к серебряной реке, кто – за жизнью, кто – за смертью»
С большой буковки?
- Вместо "се огни" - все они. Опечатка
«Вечера коротала я в трактире, была молода, красива и влюбчива»
Вот не знаю, но если припомнить средневековую мораль…. трактир не место для девушек. Девки там могли быть.
- Разве шлюха признается в том, что она шлюха, тем более незнакомке, которая совершенно не в курсе дела? Да и специфику того "курортного" городка нужно принимать во внимание. Там что ни шлюха, то поэтесса, что не художница - то шлюха... :)
»И каждый уносил с собой здоровенный кусок моей сущности»
Такая поэтичная история, а сказано так грубо.
- Образ это. Гипербола, если угодно. А может,худ.упрощение.
«Несколько раз беспомощно дернувшись, Нист бессильно повисла в руках война, спросив раздраженно»
Воина?
- Естесно. Опечатка.
«Я дивлюсь, о, воин, что за счастие находишь ты в обществе дружины своей? – Все еще пытаясь подражать архаичному тону собеседника, вопрошала она. – Тебе в пору быть летописцем или менестрелем!»
Архаичному. Придиока к слову все таже. Плюс я не представлю, как тон может быть архаичным.
- Тон может быть архаичным, точно так же, как и все остальное. :)
»Твои метафоры я оценить не в силах»
Метафоры. Тоже наукообразием попахивает
- Постмодерн.
«Она посох, обреченный менять амулеты всю дорогу, всю эту грешную дорогу»
Мне не понятно почему дорога грешная? Какие есть в тексте основания чтоб так ее характеризовать?
- Грешная -ругательство такое было... Раньше... все равно что чертова. Сраная. гребаная. :)
«Второй волк стоял в тени, бесшабашно поигрывая бликами своих желтых глаз»
Слэнговое слово.
- Эпитет. Постмодерн.
»Безумие, желтое безумие рыжей волчьей богини показало ей огромное войско кочевников, мчащееся по лугам с факелами в руках и серебряными клинками в ножнах»
Серебряными клинками - это образ или действительно клиник из серебра? Если второе, то клинки для дела не годятся. Метал мягкий. А если имелось в виду то что они имели такой цвет – серебристый, то надо по другому описать как-то, типа бросали блики. И потом они у тебя в ножнах, значит увидеть какие они нельзя.
- слово "серебряный" - знаковое слово, отягченное множеством смыслов. В нем тучи символических пластов. Даже не знаю, какой из них объяснить...
С замечаниями, которые я не прокомментировала, я согласна.
Волк Анна 22.03.2008 23:01 Заявить о нарушении
Непохожие пишится слитно.
- Непохожие пишется слитно, а "совершенно не похожие" - раздельно. См. учебник русского языка 8 кл... :)
»Лесовичка плавно возилась около печи, позвякивая глиняными горшками и что-то мелодично нашептывая»
Перовое: «плавно возилась» это как? Возятся, это суетстяся, ну короче никак не представляется как сие может быть плавным.
Второе: «позвякивая глиняными». Ну звякают стеклом, металл, ну может быть фарфор, а глина стучит.
- Плавно возилась - троп. Оксюморон называется.
Хорошо сделанная глиняная посуда не просто звенит, она поет!
»Напевы лесовички становились громкими и манящими, а ингредиенты варева – простыми и знакомыми»
Не понравилось – ингредиенты. По тем же причинам что и выше: слово наукообразное.
- Стеб.
«Она благополучно позабыла о даре смерти и собралась, было благополучно отбросить копыта»
Обросить копыта- своременный слэнг. Или ты специально ради стеба?
- Стеб.
»Очи Нист алчно блеснули, но одного укора Ворона хватило, чтобы она мгновенно стушевалась»
Какого укора? Я не заметил чтоб он ее укорял.
- Ну заблестела очами, вот он ее и укорил, непосредственно в этом же предложении, и она в оном же и стушевалась...
»Да, Говорил я Раймонду, бороться надо с плагиатом!»
Плагиат- то же слово не из этой оперы.
- Стеб.
«Ворон, расстроено проворчав что-то себе под нос о неуважении к старшим и о том, что место нужно бродягам-пенсионерам уступать, улегся на полу и быстро уснул, успокоив себя тем, что бывали у него ночлеги и похуже»
»бродягам-пенсионерам» - это стёб? Или что-то не понял. Пенсионеры появилис гораздо позже описываемой эпохи.
- Стеб.
»Неведом никому тот принцип, по которому она выбирала спутников себе, но ни с кем из них она не странствовала долго»
«Принцип» - ну не знаю. Режет мне слух такие слова в подобных текстах.
- Постмодерн:)
»Нист сонным взглядом разрезала луну, невнимательно выслушивая напутствия Властелина»
Разрезать луну взглядом…пойми я не то чтобы придираюсь, я понимаю что это образно, но так и видится луна на половинки распадется.
- Троп. Метафора. Иносказание. Скрытое сравнение. Взгляд остер аки нож даже спросонья...:) Или еще какая-нибудь трактовка.
«Потому что в валгалле никогда не приходилось спасаться от погони, ступая по лезвию бритвы»
Валгалла с большой буковки.
- Опечатка.
«Сказки из книжек – это, наверное, тоже чья-нибудь жизнь, просто нашелся кто-то. Кто придумал ее, увидел от начала до конца и записал»
По-моему два предложения надо объединить.
- Опечатка. Там вместо точки запятая, конечно же.
«Кто ты есть такое?»
Это специально так предложение построено? Может – что ты есть такое или кто ты есть такая (такой)
- да,это сделано умышленно. Чтобы подчеркнуть неопределенность.
«Выйдешь на улицу, а там – что ни девушка – то чародейка, менестрели на каждом шагу песни горланят, в лавках снадобьями редкими да вещицами диковинными торгуют»
Горланят… про менестрелей это как-то грубо, как про кабацких пьяниц, вот они горланят.
- В этом городке менестрелей столько, что отзываются о них только с пренебрежением и сарказмом...
«Се огни шли к серебряной реке, кто – за жизнью, кто – за смертью»
С большой буковки?
- Вместо "се огни" - все они. Опечатка
«Вечера коротала я в трактире, была молода, красива и влюбчива»
Вот не знаю, но если припомнить средневековую мораль…. трактир не место для девушек. Девки там могли быть.
- Разве шлюха признается в том, что она шлюха, тем более незнакомке, которая совершенно не в курсе дела? Да и специфику того "курортного" городка нужно принимать во внимание. Там что ни шлюха, то поэтесса, что не художница - то шлюха... :)
»И каждый уносил с собой здоровенный кусок моей сущности»
Такая поэтичная история, а сказано так грубо.
- Образ это. Гипербола, если угодно. А может,худ.упрощение.
«Несколько раз беспомощно дернувшись, Нист бессильно повисла в руках война, спросив раздраженно»
Воина?
- Естесно. Опечатка.
«Я дивлюсь, о, воин, что за счастие находишь ты в обществе дружины своей? – Все еще пытаясь подражать архаичному тону собеседника, вопрошала она. – Тебе в пору быть летописцем или менестрелем!»
Архаичному. Придиока к слову все таже. Плюс я не представлю, как тон может быть архаичным.
- Тон может быть архаичным, точно так же, как и все остальное. :)
»Твои метафоры я оценить не в силах»
Метафоры. Тоже наукообразием попахивает
- Постмодерн.
«Она посох, обреченный менять амулеты всю дорогу, всю эту грешную дорогу»
Мне не понятно почему дорога грешная? Какие есть в тексте основания чтоб так ее характеризовать?
- Грешная -ругательство такое было... Раньше... все равно что чертова. Сраная. гребаная. :)
«Второй волк стоял в тени, бесшабашно поигрывая бликами своих желтых глаз»
Слэнговое слово.
- Эпитет. Постмодерн.
»Безумие, желтое безумие рыжей волчьей богини показало ей огромное войско кочевников, мчащееся по лугам с факелами в руках и серебряными клинками в ножнах»
Серебряными клинками - это образ или действительно клиник из серебра? Если второе, то клинки для дела не годятся. Метал мягкий. А если имелось в виду то что они имели такой цвет – серебристый, то надо по другому описать как-то, типа бросали блики. И потом они у тебя в ножнах, значит увидеть какие они нельзя.
- слово "серебряный" - знаковое слово, отягченное множеством смыслов. В нем тучи символических пластов. Даже не знаю, какой из них объяснить...
С замечаниями, которые я не прокомментировала, я согласна.
Волк Анна 22.03.2008 23:01 Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.