Новый амстердам глава первая

комедия из нашей с ними жизни.

Глава первая.

Голландия. Амстердам. Белый день.

Мужчина, который шел впереди, вдруг расстегнул ширинку, сделал шаг в сторону, остановился и начал мочиться. Даже по спине можно было прочитать искреннее удовольствие от этого, в общем-то, рядового акта. Улица в большинстве своем оставалась безучастна к положительным эмоциям гражданина. Да, честно говоря, никто бы и не заметил этот обыденный факт, если бы не делегация села Горюхино, которая шла непосредственно за нарушителем.

- Вот и у нас так. Каждый извините ссыт, где хочет, – сказала главный бухгалтер Лидия Васильевна.
- Ну-у-у, как вы можете сравнивать, Лида! Наш человек это делает на стенку или просто на землю. А тут ведь в пис-сю-ар! – проблеял директор Горюхинского клуба, Михаил Семенович Уткин.- Это же уличный туалет, причем бесплатный. Небось, и коммуникации подведены. У нас в клубе (он сделал патетическое ударение на последнем слове) туалета нет, а тут на каждой улице.
- Ты Семёныч, не преувеличивай, у тебя за клубом такой же туалет. И тоже без дверей. Ходи и смотри как в Амстердаме, коль нравится, извращенец, - хохотнул руководитель делегации, председатель опытного хозяйства, заслуженный животновод, кавалер ордена за какие-то заслуги, и т.д. и т.п. Степан Григорьевич Мисаренко. – Петька, а ты прекрати это безобразие форафировать!
- Да ладно тебе, бать, обычный фактаж. Вон и мужик не возражает.

Мужик доделал свое дело. Поднял с чистого (!) тротуара портфельчик, поправил галстук и засеменил по своим голландским делам. Делегация опасливо приблизилась к серому пластиковому устройству, которое на все четыре стороны света открылось миру банальной разновидностью унитаза для мужчин.

- Наверное, я чего-то все-таки не понимаю, - сказала Лидия Васильевна.
- Да что понимать тут? Срамота. Пошли, крестьяне, нас мадам Тюссо ждет.
- Сама лично ждет? – съязвил Уткин.
- А кто шибко умный, тот может голубей на площади бутербродами домашними покормить. А двадцать евро уйдут в фонд вечернего ужина.
- Мы со Светкой пробежимся по магазинам, - робко предложил Петька, сын председателя и по совместительству главный зоотехник колхоза.

Светка от ожидаемого удовлетворения шопингом, зарделась. Ее организм всегда предательски выдавал свою хозяйку в моменты предчувствия острых наслаждений. И некоторые мужики этим пользовались.

- Сначала чучела,- с ударением на последнюю «а» сказал Мисаренко,- потом все остальное. Председательская рука описала в воздухе недвусмысленный жест «за мной, сукины дети!».

Делегация строго по ранжиру начала движение через площадь Дам. Вожак усталого клина, высокий усач с орденом на пиджаке шлепал своим 44-м размером по нечастым голландским лужицам. Что-то было в нем от Петра Первого, каким его нарисовали потомки. За ним рядышком бежали два непримиримых друга: бухгалтер и директор клуба. Лысоватый маленький Михаил Семенович не любил дородную Лидию Васильевну, на что та отвечала полной взаимностью и всегда при случае выражалась о Уткине грубо. Молодежь же напротив, была перекрестно влюблена и трусила за «батей», держась за руки.

Через час на площадь Дам из дверей музея вышла уставшая от знакомства со знаменитостями пятерка Горюхинцев. Небо серело. Голуби тоже делали свое дело.

- Я когда в 70-х в Артек через Москву ездил, нам Ленина показывали. В очереди. На морозе 3 часа стояли. Куча ментов. А внутри мавзолей бегом, бегом. А сегодня вот как живого обнял и ни одного охранника, - Степан Григорьевич крутил усищи. Глаза его увлажнились.

- Какой план, батя?
- План, сынок? Кофейку. Всем. За счет командировочных.
- Кончились, Степан Григорьич, - убила инициативу бухгалтерия.
- Ша. Я Ленина видел. На родине разберемся.

В ближайшем заведении с общепитовской надписью «КофиШоп» было дымно. Кофе был крепким, а дух сладким и тяжелым.

- Что ж так накурено? А еще говорят, что Европа курить бросает, - зажимала нос Лидия Васильевна.
- Петька, дай-ка и мне сигаретку, растрогался что-то я сегодня.
- Может не надо, Степан Григорьевич, 20 лет не курил. Плохо будет.
- Помолчи Миша, кошки на душе скребут. Мысли внутри бродят непонятные.
- Бать, а сигареты кончились.
- Так купи, держи червончик евробаксов. Гулять так гулять.

Угасал последний день пребывания официальной делегации племенного хозяйства села Горюхино на голландской земле. Всего же дней было три. Первый день был съеден перелетом, переездом и обедом, посвященным перелету и переезду. Обед перешел в ужин, который сожрал всю привезенную водку и следующее утро. Далее скорость нарастала. Собственно цель поездки, а именно «международный симпозиум по проблемам разведения овец в районах рискованного животноводства», уничтожило все светлое время вторых шенгенских суток. Ближе же к вечеру, когда Горюхинцы навострили свои лыжи в сторону «а как бы нам прогуляться», от хозяев симпозиума поступило предложение «пати». Ну, туснуться, то есть, бухнуть на шару, а ля фуршет. О, наивные люди, впервые прибывшие за этот рубеж. Об выпить и закусить, в нашем с вами понимании, оказывается, ни шло и речи. То, что покоилось на столах, ни выпивкой, ни тем более едой не назвал бы никто из наших соотечественников. Так, легкий аперитивчик. В общем, что был на «пати», что спал в кровати!
Третий и последний день наша делегация единогласно (не поверите, голосовали таки, ночью, в коридоре гостиницы, поименно) решила пустить под экскурсионный откос. В отчете, который втайне от остальных Горюхинцев, вел директор клуба, в графе «планы третьего дня» было записано: «экскурсия по каналам, музей Тюсо, брильянтовые лавки, музей секса, пыток, исторический, магазины, красные фонари».

- Батя, они по одной продают. Дорогие, только на одну и хватило, - вернулся Петя к столу.
- Что за цены? Жируют на туристах, нам бы так. Ручная работа что ли?
- Не знаю, наверное, вот и чек дали.

Официант из-за спины пыхнул зажигалкой. Теплый огонь осветил усталое лицо председателя. Степан сделал глубокую затяжку, подумал о чем-то своем и выдохнул дым в потолок.

- Мы везде были, где хотели? – спросил Мисаренко односельчан.

Он медленно обвел хозяйским взглядом свою команду. Лидия пила кофе, добросовестно хрустя карликовым рогаликом. Михаил Семенович устало соловел в сладком дыму. Петя щупал под столом Свету, которая ерзала и краснела. Степан вспомнил укуренного до пошлого юмора капитана экскурсионного кораблика, который провез их по каналам Амстердама, ослепительные брильянтовые витрины, картины Ван Гога, пытошные в музее…

- О! К девкам не ходили, - сказал Степан Григорьевич и сам удивился такому развязному тону.

Немного посопротивлявшись, скорее для приличия, Лидия Васильевна согласилась посетить гнездо разврата. При этом сразу же надела черные очки. Все встали и потянулись к выходу. На улице было темно и сыро. Члены делегации были уже в том состоянии усталого путешественника, когда не обращаешь внимания на странности поведения другого. А, между тем, поведение председателя с каждой минутой становилось все более и более непредсказуемым.

- Лебеди мои, гуляем до утра, - сказал Степан, в глазах которого действительность начала двоиться, троиться, а в ушах противно зажужжало. – Дома спать будем!

Узкими улочками вечернего Амстердама, как потоки раннего лаваизвержения вулкана, бегут людские реки. Вдоль больших окон, освещенных красными лампами дневного света, идут мужики и тетки разного возраста, пола и цвета кожи. Им из застеколья подмигивают, их в зазеркалье заманивают. Стройные - и не очень - тела сулят любовь, обещают ласку, намекают на интимные отношения. Международный язык секса понятен каждому. Даже Горюхинской делегации. И вот уже Михаил Семенович уставился на огромную афроевропейку в кожаной сбруе, высоких ботфортах и с плюмажем на голове.

- Миша, какая же она страшная, - неожиданно ласково прижалась к нему Лидия Васильевна. Лицо ее выражало неописуемую радость. Миша зло посмотрел на бухгалтера.
- Да я смотрю, что тут каждая ****ь в таком костюме, а мы не можем деньги найти наш танцевальный коллектив одеть по-человечески!

Петя со Светой зацепились взглядом за миниатюрную китаянку в костюме ангелочка. Белые крылья за спиной шевелились от ее движений и с них осыпались маленькие перышки, от чего белый ковер был похож на облачко. Девочка показывала на себя, на них, потом на себя опять. Выставив на правой руке один палец, а на левой два, она сложила их вместе и что-то лопотала. Света, казалось, не могла ничего понять. Она улыбалась, кивала желтому ангелу и снова улыбалась. Петя понял все сразу, отчего и остолбенел. К жизни его пробудила купюра в 100 евро, которую иностранка достала из ниоткуда.

- Идем, Свет.
- Да, Петь, дорого тут! Я те за сто евро такое покажу, - сказала Светка и даже не покраснела.

Степан Григорьевич Мисаренко, потомственный крестьянин, смело шагнул в объятия разврата. Странная сигарета закружила голову председателю. Свет в окнах показывал ему то, что районная милиция ежедневно изымает у продавцов видео на всех базарах. Нет, конечно же, грех Степан видел. И даже участие принимал. Живой все же человек. Хоть и жену свою любил всегда, а шанса сходить налево не упускал. Но тут то не грех, тут кино просто! Кино и немцы. Точнее немки, а также голландки, японки, негритянки, француженки, польки, молдаванки… а это кто!? Кто это тут?!

- Анна! – прошептал прямо в окно председатель.

За стеклом, в самой что ни на есть развратной (да простят меня односельчане) позе, сидела Анна Самохина. Та самая Анька, которая три года назад уехала в столицу учиться в медицинский и с тех пор регулярно приезжает раз в году на родину, чтобы порадовать родителей подарками. В оправдание Анны надо сказать, что одета она была в белый халатик и чепчик с красным крестом посредине. Конечно же, это не был костюм студентки медицинского вуза, Степан сразу раскусил такую наивную и глупую маскировку. Кого она хотела обмануть, соплячка? Даже не додумалась для маскировки накинуть на шею стетоскоп. И чулок таких наши врачи не носят. Плохая из нее была бы шпионка, подумал председатель.

- Анна! – сказал в форточку Степан. – Ты что тут?
- Степан Григорьевич, - обрадовалась путана, - родной вы мой! Какими судьбами? Заходите, ах да… нельзя просто так… Тут видеокамеры, контроль, чтобы мы денег не украли. Давайте хоть так, через стекло поболтаем. Как мамка там? Неделю назад я звонила, она говорит, что отец прихворнул. Он не пьет то хоть, а? Что молчите, Степан Григорьевич? Вы тут сами? Давно? Когда домой?
- Вылезь Анька, домой поедем. Не дело это! На чужбине то. Ладно, не хочешь медичкой, так ты это самое… тоже что и здесь… только дома хоть.
- Ой, вы мне только нравоучений не читайте. Сами разберемся, где нам молодым жить. Вот пока вы у себя там порядок не наведете, тротуары не постелите, цивилизацию не построите, хрен я в вашу деревню вернусь.
- Что ты говоришь, Анька. Там же родина!- запел председатель. В голове мутилось, выпитое кофе просилось наружу. Губы стали сухими, язык шершавым. Хотелось сплюнуть, но вокруг было чисто и людно.
- Я в цивилизации жить хочу. А если желаете, чтобы я вернулась, да и другие девчонки не уезжали, сделайте, чтобы нам на родине не хуже чем здесь жилось. Чтобы и свобода была и чистые тротуары, интернет проведите, другие блага создайте, вот тогда и разговор будет,- сказала и задернула занавеску.
- Степан Григорьевич, обыскались вас уже,- накинулись на него односельчане. – Домой пошли, спать пора, завтра самолет рано!
- Построю я тебе Европу в Горюхино, обещаю! – ткнул пальцем в занавешенное окно Степан.
- Идем, батя, - тянул Петька за руку.
- Такую цивилизацию отгрохаем в селе, не тока ты вернешься, все приедут. Будет вам Европа в Горюхино.
- Кому это он?
- Говорил я, что не надо было ему курить. Эка мужика-то развезло. Шутка ли - двадцать лет как бросил.

Никто даже не обратил внимания на странную компанию, которая двигалась по темным улочкам старого Амстердама. Впереди высокий красивый шестидесятилетний усач, обнимающий престарелого мальчика и бабу-гусара. При этом усатый красавец успевал то хлопнуть по заднице молодого человека, семенящего рядом, то потрепать за щечку молодую девчонку, державшуюся за парня.

- Будем вам, ****и, Новый Амстердам!




Глава вторая.


Наша страна. Горюхино. Белый день.
(продолжение следует)