Это неинтересно никому, кроме тебя

 Она моя драма.
 Что я могу сказать больше?
 Б.Гребенщиков «Она моя драма»

Я поднял голову.
Сверлящий взгляд мгновенно прогнал от меня сон.
- Кто Вы? – спросил я.
- Нет разницы, в том, кто я, - ответили губы. – Мое имя также не имеет значения. Неважно и то, как зовут тебя.
Уже два часа, как прием завершился, и я не ждал больше никаких посетителей.
- Как Вы вошли? – спросил я. – Ведь дверь была заперта!
- Ты ошибаешься, дверь оставалась открытой.
Тело нависло надо мной. Взгляд продолжал сверлить меня, в то время как губы слегка улыбнулись.
- С твоего позволения я присяду. – Человек положил шляпу на мой стол и опустил-ся на сиденье.
 Только теперь – когда я начал приходить в себя – у меня появилась возможность присмотреться к посетителю. Это был довольно высокий средней ширины в плечах муж-чина лет шестидесяти со смуглым скуластым лицом. На нем был черный плащ с опущен-ным воротником, брюки с настолько отутюженными «стрелками», что – казалось – о них можно было порезать руки. Лакированные туфли отражали солнечный свет, проникаю-щий через окно за моей спиной, и слепили глаза.
Он закинул ногу на ногу и скучно оглядел кабинет, пробежал глазами по корешкам книг. Покачал головой и бросил взгляд на потолок.
Я недовольно раскачивался на стуле. Мало того, что этот человек явился сюда в непредназначенное для того время, так он еще испытывал мое терпение.
- Чудовищно, не правда ли? – проговорил он.
- Простите, мне некогда, - отозвался я, напомнив себе, кто здесь хозяин. – Если у Вас проблема, изложите ее вкратце! Или у Вас к нам имеется письменное заявление?
 - Не правда ли, чудовищно?! – произнес мужчина и пристально на меня посмотрел. – Ты ведь убить ее хочешь!
У меня перехватило дыхание. Кто этот человек? Откуда он пришел? И почему он говорит такие вещи?
Я выдержал его взгляд, не выдавая своего волнения.
- Ты делаешь вид, что не понимаешь меня. Ты произвел бы впечатление непони-мающего на кого угодно, но только не на меня. Ты хорошо меня понял.
У меня закружилась голова, я попытался сфокусировать зрение в одной точке, на клавише монитора.
 - Ты хочешь ее убить. Тебе не страшно?
Лицо мужчины показалось мне знакомым. Странно. Где я видел его?
Пора было отвечать.
Мысли о смерти действительно посещали меня последнее время все чаще и чаще. Меня тянуло с кем-то поделиться ими, но рассказывать подобное товарищам и друзьям было недопустимо. Ведь это были уже не мысли – я вынашивал план. План, о котором не имела права знать ни одна живая душа. Даже бумаге я не мог доверять. И вот появилась возможность выговориться. В те минуты меня не тревожило то, кто этот некто. Я знал, что это непростое существо: оно видело мои мысли. Но мне тогда не был важен сей факт. Я хотел изложить все. Иначе совсем скоро я бы свихнулся.
- Нет. Но я боюсь ответственности, - сказал я.
- Как же ты решился умертвить самого дорогого тебе человека? Ведь ты хотел быть с ней. Ты не хотел видеть подле себя никого, кроме нее! И теперь ты желаешь ее смерти?!
- Я не желаю ей смерти. Я лишь не желаю ей жизни. Она либо со мной. Либо ни с кем нигде никак, - ответил я дрожащим голосом.
- Разве это любовь?! Ведь ты утверждал, что любишь ее! – глаза мужчины расши-рились в гневе.
- Я не утверждал, я говорил, как есть. Но я не бог, и не могу желать ей счастья с кем-то другим.
- Не один бог способен желать счастья без себя. Это чувство собственности.
- Мне все равно, как это называется. Она должна быть моей!
- Под страхом смерти?
- Нет, таких жертв мне не нужно, я не приму их. Мне нужна искренняя любовь.
- Ты лишаешь ее выбора! – неожиданно выкрикнул он, отчего я вздрогнул, и указал на меня пальцем.
- Нет, что Вы. У нее есть выбор. Она может избрать меня. И она может меня не из-брать, - тихо ответил я.
- И погибнуть? – Вопрос его звучал как утверждение.
- Это обстоятельство для нее скрыто.
- Ты ведь не наймешь убийцу? Ты ведь устроишь все сам? Так?
- Да. А перед этим я попрощаюсь с нею. Она умрет на моих глазах. И я буду пони-мать, что ее нет больше на белом свете.
Мой взгляд бродил по крышке стола.
- Тебе не жаль ее?
- Жаль. Было бы гораздо лучше, если бы мы остались с ней навсегда вместе.
- А как ты будешь жить, зная, что лишил жизни безвинную девочку?
- Посмотрю.
Я смолк. Страшно. Наверное, я даже сойду с ума после своего поступка. Убить ту, ради которой жил?! Ради которой готов был умереть сам… Ради которой способен был свернуть горы… Убить составляющую своей же жизни… Абсурд!!!!!!!!
Однако дарить ей жизнь, жизнь, где не станет МЕНЯ, - нет, такого не будет.
К глазам подступили слезы.
Страшно. Страшно жить, убив ее, нежную, ласковую, честную, добрую. Такую не-обыкновенно красивую и желанную. Страшно. Однако не менее страшно просто жить без нее.
Безысходность.
Нет! Так не должно быть!!!!! Я не хочу так!!! Мы должны быть вместе!!!!! Пусть другие живут иначе. Пусть они – другие – живут с ненужными им людьми. А я так не хо-чу! Я хочу быть ее мужем, хочу воспитывать наших детишек. Хочу приходить с работы домой и видеть свою дружную любимую семью, садиться вместе за стол, а после ужина сидеть с женой на диване и наблюдать, как наши с ней дети играют на полу. Хочу видеть и ощущать свою обожаемую ежедневно. Хочу знать, что мы – смысл жизни друг друга. А иначе я жить не хочу!!!
Неужели я обречен на одиночество?!
Никто и никогда не был мне нужен. Никто и никогда не был мне дорог. Потерять ее – нелепо.
Я жил раньше, с кем-то встречался. Просто так. Для развлечения. Для того, чтобы не оставлять места скуке. Гулял где-то. А потом приходил домой, садился в свое кресло и думал: как же все это надоело, как все нудно и бессмысленно. У меня был приличный круг общения, который я постоянно обновлял. Но мне скучно было и с теми, и с другими. Я был недоволен, неудовлетворен. Ничто не приносило мне настоящей радости. Мне было мало того, что я имею. Я не желал экстрима, его временами хватало и так. Я желал чего-то тихого и теплого.
Я с тоской понимал, что мне не хватает близкого человека, человека, родней бы которого не было во всем мире.
Найти его и лишиться – это ли не трагедия?
- Это трагедия, - кивнул мужчина, и я даже не вздрогнул. Не стоило удивляться то-му, что он озвучил мои размышления. – Трагедия, достойная эпоса. Только кому она ин-тересна, кроме как тебе!
- Каждый из нас, - продолжал человек, - носит в себе драмы. У кого-то они глубже, у кого-то – мельче… О-о-о, я понимаю, что ты хочешь сказать. Чувство, которое ты испы-тывал и испытываешь в данный момент, способны испытать лишь избранные. Единицы из сотни, даже из тысячи. Верно, ты прав, без сомнения! За любовь большинство принимает легкую привязанность и симпатию, примитивную скуку по своей «половинке» и удовлетворенность в сексе. Как животные. Они не знают, что существует что-то большее. Они называют это любовью, потому что так удобней и проще. Согласись, рациональнее пользоваться уже существующим словом, чтобы охарактеризовать отношение к кому-либо, нежели придумывать новое понятие, оставляя старое слово «любовь» для кучки возвышенных типов. Да, возвышенных. Ведь истинно любить – это возвышаться над миром! Любить - великое счастье, которого не каждый достоин… И страдать, изнывать без любимого – тоже счастье. Это значит, твое сердце не черство. У тебя болит душа. И это означает то, что у тебя она есть.
Какие жестокие слова! Какой жестокий человек.
- Да, говорить всю правду – жестоко, - согласился мужчина. – Но я ведь не друг те-бе. Это у друга не повернется язык сказать все, как есть. Это друг будет стараться как-то смягчить фразу, чтобы не нанести удар, не причинить боль. Наверное, это хорошо, когда он заботится о тебе. Гуманно. Только ведь он и соврет для твоего же блага. И ты не бу-дешь знать истины. А если он тебе не друг, то способен принести какую-нибудь гадость в твой дом, и совсем необязательно эта гадость будет являться правдой.
Я понял, что он имел в виду. Одна скотина, называющая себя лучшим моим другом в течение нескольких лет, то и дело подталкивала меня подозревать мою верную в неверности, мою любящую в нелюбви. Я стал игнорировать и звонки, и сообщения новоиспеченного провокатора. Эта мразь, посягнувшая на мою личную жизнь, теперь вызывала у меня лишь отторжение.
- Нелепо! Я не хочу так! Все оставшиеся дни провести, клеймя себя за то, что упус-тил единственно необходимого мне человека?! Нет, так быть не должно. Растить сына женщины, не принесшей мне счастья?! Жить с той женщиной в одной постели?! И отвер-нувшись к стенке, вспоминать, кого и чего лишился, и чувствовать, как к горлу подступа-ет ком?! Нет, это выше моих сил. Такая жизнь хуже смерти.
- Но ведь многие живут, не испытывая к супруге любви! – мужчина смотрел исподлобья.
- Многие. Только эти многие не испытывали любовь и к другой. Поэтому им про-ще, гораздо проще. Им, по сути, нет разницы, с той жить или с этой. Они выбирают по иным параметрам.
- Ты можешь встретить кого-нибудь еще, и она тоже будет тебе нужна. – Глаза его заблестели непонятной веселостью.
- Если увлекаешься и физикой, и скульптурой, значит, тебе не интересно ни то, ни другое, - зло отвечал я. – Если нужна сначала первая, а после вторая – значит, не была нужна та, и не нужна сейчас другая.
Мужчина довольно кивнул головой.
- Ты думаешь о ней, - грустно заметил он. - Даже когда ты до предела загружен ра-ботой, ты о ней думаешь. Мысли о ней не покидают тебя, ты часто плачешь. Тебе стыдно сознаться в этом, но ты плачешь. Мешки под глазами – это следы бессонных ночей. Пару раз в неделю ты, измотавшись на службе, спишь беспробудным сном, а остальные ночи проводишь, словно в бреду, ворочаясь в кровати. Ты любишь жизнь, но с некоторых пор не видишь в ней смысла: не желаешь жить для себя одного. Ты ждешь удобного момента, чтобы дать кому-то шанс занести нож над тобою. Но пока жива она, умереть ты не готов. Ты не можешь оставить ее!
Мужчина, догадавшись, что причиняет мне неудобство своим неизменно присталь-ным взглядом, отвернулся.
- Ты чит;ешь эти книги? – спросил он, подойдя к стеллажу, и взял с полки первый попавшийся том. – Тебе это должно быть особенно полезно! – Впрочем, я догадывался, мой ответ ему не был интересен.
Книги…
Я ведь обустраивал этот кабинет, зная каждое мгновение, что сюда будет часто приходить она. Я ведь старался как можно красивее и правильнее расставить эти самые книги в библиотеке. Я ведь выбрал самый лучший портрет, висевший теперь на стене. Я ведь купил лучшие стулья и лучший стол. Я ведь приобрел лучшие портерные. Я обещал пригласить ее к себе на работу, как только приведу кабинет в порядок, обещал, что двери эти будут всегда открыты для нее. И она обещала забегать…
Мне все напоминало о ней. Именно здесь мы впервые увидели друг друга. Именно это помещение свело нас!
Впрочем, и за пределами офиса любая деталь напоминала о ней.
Посетитель вернул том на полку и мрачно взглянул на меня.
- Ты очень слабый человек, что позволил девушке войти в твое сердце, сказал бы я. Но это было бы ложью. Ибо сердце лишь настоящего мужчины способно быть поражен-ным любовью к женщине. И все же, это странная любовь, раз ты не способен отдать ее самой себе. Ты такой же псих, как и я.
Я не знал, говорить ли что-то еще? Зачем, ведь он и так все знает. Но если я стал бы молчать, мне было бы еще хуже.
- Тебе б;дет еще хуже. Тебе – и без того – хуже с каждым днем. Хотя давно прошли первые минуты и часы, когда ты узнал, что она желает порвать, когда ты был шокирован ее прощальным сообщением.
- Были времена, когда я тоже любил, - произнес человек, вернувшись на место. – Мне до того не хотелось ее отпускать от себя, что я убил ее. Я предполагал, что мне будет сложно это сделать, однако мне далось это довольно легко. Только покоя и поныне не найду.
Я, так же, как и ты, возвращался со свиданий домой и ощущал себя по-настоящему счастливым. Мне не нужно было ничего. У меня была ОНА. И этим было сказано все. У меня была интересная работа, друзья. И ОНА. Святая девочка! Я на руках ее носил и под ноги ее бросал цветы. Она целовала меня, и сердце мое останавливалось от необычайного блаженства. Мы виделись ежедневно, но и тех коротких часов нам явно не хватало. В первую же свободную минутку мы звонили друг другу, чтобы поинтересоваться, как дела, как здоровье и настроение, и просто услышать любимый голос. Я встречал ее, обнимал – и наступало такое спокойствие на душе…
Мужчина прервался.
- Я выпью воды? – попросил он разрешения и налил из графина. – В горле пересо-хло.
Я не обращал внимания. Я сидел, сложив на столе руки в «замок», и ждал продол-жения. Этот человек воспроизводил моими словами мои воспоминания. Оттого станови-лось приятнее и тоскливее.
«Каждый из нас носит в себе драмы».
- А потом все оборвалось. Она сказала, что нам лучше расстаться и никогда впредь не видеться. И я убил ее. Мне стоило больших усилий, чтобы пригласить ее на последнюю встречу. В кафе я разлил вино по бокалам, в одном из которых находился яд. Вместо тоста сказал: «Я прощаю тебе нашу разлуку, Господь простит тебе всё остальное. Я не могу поступить иначе». Она пожала плечами и пригубила… Медленно выпивая, я наблюдал, как она осушает свой фужер. Затем мы вышли, я поймал такси. Где и остановилось ее дыхание.
В течение всего рассказа мужчина практически не отводил от меня взгляда. Я бы так исповедоваться не смог. На мои глаза навернулись бы слезы. Да я просто невольно смотрел бы на какой-нибудь неодушевленный предмет! Изливать душу, глядя в глаза!..
Впрочем, прошло, должно быть, долгое время, и сердце его остыло.
- Ошибаешься, - проговорили его огромные губы. – Не остыло. Хоть – ты верно за-метил – прошло немало лет. Мне хотелось выжечь ее из сердца умерщвлением. А сам до сих пор хожу на кладбище и сижу у могилы. Думал, стану равнодушным, а сам ставлю свечки за упокой. Единственное, что исполнилось: я возненавидел себя и до сих пор не могу простить того, что не удержал ее при себе. Однако я не жалею о содеянном, ибо по-сле нашего с ней расставания я по сей день не нашел лучшего выхода. Я тоже не желал ей счастья с кем-то еще. Мне было проще любить ее покойной.
- Вы один? – спросил я шепотом.
- Один, - ответил он. - Вообще, один. Мне никто не нужен, мне все неприятны, ме-ня все раздражают. Хочешь ты такого будущего?! Не передумал ли ты?
Он прищурился.
 - Передумал, - тяжело ответил я и почувствовал, как нервно задергалось левое ве-ко. Меня потянуло в сон.
- Ты неправду сказал, но мне нет до этого дела. Я лишь пришел предупредить.
Человек взял со стола шляпу и нахлобучил ее на голову. При выходе он обернулся и сказал:
- Честно, я был уверен, что ты не изменишь решения.
Улыбнулся и исчез за дверью.