В канун Дня Петрова. 10-ая часть

- Да! – покачал головой вестник. - Вот тебе и есть над чем призадуматься! Ибо вы, человеческое племя, не замечаете Божьих благ рядом с собой, а идёте во все тяжкие мытарства, желая в них оправдать свою жизнь недолгую.
 Вспомнилось мне вдруг, что и в самом деле тётя Шура всегда была очень уважаемым человеком в нашем доме. Я, практически каждое утро, видел её во дворе с метлой летом и с большой деревянной лопатой зимой, но отчего-то в голову мою не приходила мысль, что именно она и может быть тем самым «найдёнышем», одним из необходимых мне во спасение. А эта хрупкая женщина в платочке, если глубоко призадуматься, воистину была именно неравнодушной в Бога! Двор наш во всю сиял от чистоты, гармонии и уюта и неоднократно был премирован районной администрацией, как наиболее благоустроенный. От трудов тёти Шуры каждый кустик и деревце дышало благодатью, скамеечки и входные подъездные двери невероятно радовали глаз необычной раскраской и всюду от её работы многое оживало и расцветало. Мало кто понимал, в том числе и я до настоящего момента, что эта маленькая, скромная, трудолюбивая женщина несла на себе бремя многих её соседей, иногда не в меру неблагодарных к ней. Однако, большинство жителей нашего дома, были признательны этому совершенно бескорыстному и такому добродетельному человеку.
- Господи, прости меня грешного! – перекрестился я на находившуюся над приборной панелью автомобиля маленькую иконку с изображением Спасителя.
- Верно, что Бога благодаришь! Ибо теперь тебе полегче будет! – промолвил вестник.
- Да, с тётей Шурой уже многократно легче! Она меня знает хорошо и я её неплохо тоже. Так что сегодня же постараюсь поговорить с ней… Ну, что? Поехали дальше? – спросил я у лучезарного духа.
- Да, спешить нужно! – проверещал он мне в ответ и подпрыгнув, был уже парящим в небе.
 Антон тронув рычаг коробки передач и отжав педаль сцепления, заставил автомобиль крутить колёсами в направлении последнего из семерых «найдёнышей».
 
10 июля, воскресенье, 19:32

 Солнце уже клонилось к горизонту, когда мы втроём подъехали к указанному вестником трёхэтажному старому дому из красно-розового кирпича. Такие постройки были не редкостью в ближайших от городского центра районах, так как строились они ещё при древней советской власти годов конца пятидесятых и начала шестидесятых прошлого века. Из-за того, что они были очень ветхими, неэстетичными, да и по своему уровню комфорта очень далёкими от новых строительных технологий, их в последнее время достаточно много стало убавляться в числе. За реконструкцию этих трёхэтажных уродцев браться было нерентабельно и поэтому их просто сносили под корень, а на освободившихся местах возводили новые строительные объекты различного характера и предназначения.
- Если даст Бог, то в этом доме живёт твой последний нужный тебе праведник, а у меня же пока в городе нет иных, - пискляво проговорил вестник, оказавшись со мной рядом.
- По-моему из тех кого я находил здесь никто не проживает, - сообщил я ему, с беспокойством ожидая того, что сейчас поведает о «найдёныше» лучезарное существо.
- Мужчина, дедочек, шестидесяти семи лет живёт здесь и творчеством многим занимается. Он тебе и художник, и столяр, и плотник, и резчик по камню и дереву. Очень уважаемый человек! Каждый год я люблю над ним покружить, ибо то что вижу, а это труды его созидательные – всё в новинку мне и всё в радость. Впрочем и ваше племя к нему благосклонно дышит и замечает его время от времени, но как бы невзначай и мимоходностью. В церкви вот, росписи производил, да такие, от которых душа на них смотрит и торжествует!
 «Отчего же тогда этот Макарыч, «кузнечик» церковный, молчал мне об этих случаях?» - подумалось мне вдруг.
- Ты вот что! Ты не думай, что в лёгкую тебе всё тогда достаться должно было! Сказали ему сверху ничего не раскрывать тебе заранее, ибо только в поиске настоящем ты созрел, как верующий! – ответил мне на невысказанную вслух мою мысль вестник и этим немало привёл меня в удивление.
- Страдать ли мне сегодня, светоподобный друг? Уже и вечер вот скоро наступит, - спросил я у вестника, полный ожидания прихода ко мне болезненных мучений.
- Освобождения от терзаний ты только после открытия Врат Божественных получишь, поэтому сегодня они придут к тебе ровно после заката солнечного. Мужайся, о, грешник! – проверещал «кузнечик» и направив свой взор к солнцу, добавил: - А пока солнце ещё высоко ты руководи над течением задачи тебе поставленной. Я же вынужден тебя покинуть тотчас и лишь дать пожелание на исцеление в Петров День, священный.
- Благодарю тебя, ангел! Видит Бог, что без тебя бы я не справился до сроку! – перекрестился я на вестника, который расправив свои ослепительно играющие в лучах солнечного света крылья, тут же оказался на них в небе.
- Благодари Господа, милостивого! Прощай! – громогласно изрёк он мне с высоты и в мгновении ока исчез в неизвестном направлении.
 Оставшись с друзьями, я принялся размышлять о том, какие сейчас шаги стоило предпринимать мне с их помощью, чтобы рационально использовать наступающее вечернее время этого необыкновенного воскресного дня. Ясно было одно, что тётей Шурой должен был заниматься я, как очень хорошо знающий её человек, а вот по поводу поварихи и художника, нужно было решить теперь с разговоре с ребятами. Перед этим же я сделал Андрею звонок.
- Андрюх, ну как там делишки? – спросил я у него.
- В общем так. Женщину ту, очень неплохо знают на этой улочке и отзываются о ней только хорошо. Зовут её Зоя Максимовна и у неё, представь себе, аж четверо детишек. Семья крепкая, как сказала мне одна бабулька, работящая. Зоя Максимовна же сейчас находится в декретном отпуске, так как младшему сыну её меньше года. Так же мне удалось поговорить с её дочкой, которую я заметил выходящую со двора. Балаболка страсть! Сама всё рассказала! «А вы, наверное, - говорит мне, - тортик хотите себе на торжество заказать?» «Да, - говорю. - Так точно!» В общем, как выяснилось, она торты готовит офигенные на заказ по случаю свадеб, дней рождений и других разных праздников и торжеств…
- Отлично! Отлично, Андрюха! – воскликнул я, на полученные от Панкратова сведения. – Стой пока на месте, сейчас вскоре подъедем.
- Как там Панкруллиз? – спросил у меня Антон, после того как я завершил беседу с Андреем.
- Андрюха, действительно рулит! Короче мужики, распределяемся! – начал я логическое продолжение нашей с вестником поездки. – Жень, ты работаешь здесь с художником. Человек ты творческий и не в пример нам эрудированный. Так что он для тебя, я думаю, только будет чрезвычайно интересен, как и ты для него, в общем-то. Нужно чтобы он всеми правдами и неправдами, но в конце концов оказался двенадцатого июля до полуденного времени у Алефтины Георгиевны, желательно в часы более ранние. В десять утра, во вторник, короче. Попробуй подойти к нему с творческих позиций к предстоящей нам киносъёмке и убеждением попроси принять его в ней участие.
- О’кей! Пустяковое дело! – произнёс Бутиков.
- А ты, Антош, совместно с Андрюхой пообщаетесь с поварихой. Он там сейчас шикарнейшую информацию о ней разузнал, молодчина! Результат вашего с ней общения должен быть тот же самый: то есть во вторник с утра она обязана быть у Алефтины, нашей, у Георгиевны.
- Да, no problem, Вить, - кивнул мне взъерошенной гривой Антон.
- Ну, вот и отлично! Сам же я возьмусь за свою соседку и это вполне понятно почему…
- Ладно, время просто так не прогоняем впустую, а начинаем работать. Сейчас пойду, разузнаю, в какой именно квартирке художник проживает, а далее – дело техники и словесности, - сказав это, Бутиков исследующим взглядом окинул ветхое и в фасаде с годами выцветшее здание.
- Тогда с Богом и держим связь, - перекрестившись на небо, я затем обошёл автомобиль и открыв дверцу, уселся в салоне, где вскоре со мной рядом оказался и Антон.
 Начиналась одна из последних стадий в моём невероятно фантастическом похождении. По завершении этого дня все из семерых «найдёнышей» должны были быть проинформированы нами об ожидающем каждого из них посещении дома Алефтины Георгиевны. Более того, «фиолетоволиких» не просто предстояло оповестить об этом мероприятии, но и что самое главное – каждому из праведников необходимо было выразить своё личное добровольное согласие принять участие в надуманной съёмке фильма, действительным апофеозом которой станет моё спасение. В настоящее время я ощущал огромную ответственность на предстоящем этапе, ведь чтобы все детали в нём состыковались правильно, нужно было приложить колоссальные усилия с их грамотным расчётом и осторожностью действий. Боязнь того, что что-то может из-за нелепой случайности «накрыться» в выполняемой мною с друзьями задаче, каплей за каплей просачивалась в меня и образовали во мне липкие сгустки тревоги, то и дело дозировано выплёскивающиеся в мысли, размышления и думы. Так из семерых «найдёнышей» участвующих в грядущем открытии Фиолетовых Ворот я твёрдо видел пока только троих, а именно: тётю Шуру, Александра и Михаила. В участии же остальных праведников были некоторые сомнения и это обстоятельство давило на меня немалым гнётом неуверенности. В некотором роде, чтобы всё произошло так, как было намечено, мне оставалось только лишь уповать на благоволение Господа Бога, но всё же внутренне я осознавал, что без чёткой реализации задуманного все мои выстроенные с таким большим трудом действия, могут посыпаться, как карточный домик.
 Машина мчалась в направление моего дома, а Антон много говорил мне всякого такого, о чём я никогда бы не услышал от него ранее.
- …Витёк, вот честно тебе скажу. За эту неделю произошло столько всего всякого, в том числе и невероятного, что у меня как-то в душе всё с ног на голову перевернулось. Ведь это просто чудеса, что случается! Сегодня в церкви немного взглянул на себя со стороны и вдруг осознал то, насколько же я на самом деле низок в сравнении с Богом. Ну, вот, что для меня была жизнь ранее? А вот что! Я считал её всего лишь скоротечным мигом после которого непременно следует смерть, то есть иначе - полное забвение, мрак, темнота, пустота. И это всё в мою головёнку многие вдалбливали ещё с раннего детства. То есть, ты, Антоха, веселись, играй, детей рожай, а потом уходи с миром в могилочку, где о тебе через два поколения позабудут навеки-вечные. А что мне ещё делать прикажешь?! Ведь я только дитя современного прогресса! Поэтому я и плевал раньше на всё то, что меня не касается и жил только в своё личное удовольствие, прожигая личное времечко сам знаешь как, и считая такое своё поведение за норму. Правильно? – решил уточнить у меня Антон, повернув голову в моём направлении.
- Да вроде как, - с задумчивостью в голосе проговорил я.
- Вить, но после всех этих загадочных событий глаза у меня, вроде как, открылись во всю ширь! Теперь для меня и Бог существует, и душа в нас сидит, а ещё вот даже и духи рядом, оказывается, проживают! Это же значит, что я глупо раньше жил, понимаешь? Вот даже с Сашей-инвалидом и с Валентиной Леонидовной пообщался и понял, что такое настоящая жизнь от Бога и в чём её подлинный смысл. Они, эти два человека, Вить, очень похожи друг на друга! Оба с горящими и пламенными глазами, оба целеустремлённые и деятельные, оба настроены на добро и людское благо, оба не замкнуты в себе эгоизмом, а, наоборот, их помыслы направлены на внешнюю среду и при этом всём они, как люди, ухитряются не забыть и про себя тоже! Удивительно, но жизнь моя, похоже, тоже начинает меняться от происходящего вокруг нас и узнанного! И меняется она не просто как бы так, а целиком и полностью погружается в какую-то особенную стихию, в которой заключена многая правда окружающего нас мира…
 Поразительно, но эти слова сейчас произносил мне тот человек, для которого раньше в разговорах тематики о философии и религии, как бы и не существовало вовсе. Теперь же сознание Антона претерпело немаловажные сдвиги и всё это буквально произошло с ним в считанные дни. В нём будто всё дышало новым веянием и он, невероятно увлечённый, его присутствием в себе, видел многое в жизни в совершенно другом свете. Так, он принялся задумываться о смысле людского бытия и в своих внутренних рассуждениях потихоньку шаг за шагом приходил к мнению о бесспорном существовании Бога, которое долгое время отрицал, как «некогда надуманное в древности человеческое суеверие».
 За окном автомобиля во взгляде моём обозначился мой двор, который, как и в прошлый приезд, был оживлён разновозрастными людьми. У подъезда, где проживала тётя Шура, стояли две тётушки и один мужчина. Все вместе они вели между собой житейский разговор. Я, выглянув из-за корпуса машины, оценил окна и балкон своей квартиры и убедившись в том, что никто из мамы и дяди Коли в них не присутствует, быстрой перебежкой направился в сторону подъезда моего соседского «найдёныша», предварительно пожелав удачи Антону в его предстоящем совместно с Андреем общении с поваром по имени Зоя Максимовна. Миновав беседующее трио, я оказался у дверей, пройдя через которые, устремился по лестнице на третий этаж, где жила уважаемая и так нужная мне дворничиха. Вход в квартиру тёти Шуры ничем особенным не выделялся, разве что количеством дверных звонков, которых было два. Один из них находился на уровне моих глаз, а второй был чуть ниже и вероятно служил для детского пользования. Именно его я и отжал, ожидая прихода тёти Шуры.
- Кто там? – послышался её голос.
- Тёть Шур, это Витя Истомин! Откройте, пожалуйста! – проговорил я, припомнив, что однажды мне уже довелось побывать в гостях у этой женщины, но это было достаточно давненько, ещё когда я учился в младших классах школы.
 Тётя Шура тогда пригласила меня с друзьями к себе домой помянуть её маму, которая умерла накануне. До сих пор я помню вкус тех пирожков и конфет с чаем за столом у неё на кухне, но более всего запомнилась запеченная в духовке тыква, которую мне не доводилось есть потом больше нигде и никогда. Может быть именно поэтому душистый аромат её всегда пробуждался в памяти при каждой моей встрече с тётей Шурой.
- Здравствуй, Витя! Что-то случилось? – приоткрыв двери, спросила она с большим удивлением в голосе, а я заметил, что лицо её настолько ярко и насыщенно отдавало фиолетовым заревом, что глаз мой даже сощурился от такого сильнейшего цветовосприятия.
- Тёть Шур, вы не возражаете, если я пройду? – сказал я, широко улыбнувшись ей.
- Да нет, конечно. Проходи, Витенька, пожалуйста.
 Я прошёл внутрь квартиры и оказался в тесной прихожей, где на встречу мне выбежала очаровательная пушистая кошечка. Она сразу же прильнула ко мне, то и дело потераясь своими боками, хвостом и головою о мои ноги, а затем задрала кверху на меня лукавые глаза и произнесла, короткое, но пленительное приветствие выказанное ею в «мяу».
- Какая же ты игрунья, Мурка! Фу! Уйди отсюда, шалунья! – выговорила ей тётя Шура и бережно взяла её к себе на руки.
- Смешная какая и по-моему трёхцветная, если не ошибаюсь, они, я слышал, своим хозяевам удачу приносят, - сказал я, тщательно рассматривая зеленоглазую домашнюю зверюшку.
- Ой, Вить, не знаю как с удачей, а вот то, что она мне одиночество порой очень скрашивает, то это верно. Уж, больно, у меня Мурёнка общительная! Правда, Мурён? – сказав это, тётя Шура ласково поцеловала в нос свою любимицу, а я про себя заметил, что и в самом деле эта женщина действительно была очень одиноким человеком. Детей у неё не было, хотя она и была замужем в молодости, а из всех родственников остались только дальние, которые её не так часто навещали в этой однокомнатной квартирке.
 Пока я стоял в коридоре, из-за стены показался местный «бабайка», который наполовину высунувшись, принялся с любопытством оглядывать меня с ног до головы, но я старался не замечать его присутствия и переводил свой взгляд от него подальше.
- Вить, разувайся! Вот тапочки и давай почаюем, если ты не против, - проговорила тётя Шура и указала мне на домашнюю обувь.
- Нет, я не против, - ответил я ей и склонившись к полу, принялся расшнуровывать свои кроссовки и, между этим занятием, внимательным взором стал рассматривать квартирную обстановку.
 Она была очень простой и в тоже время достаточно уютной. В ней не было каких-то там особенных излишеств выраженных в дорогой отделке, но однако же в интерьере чувствовался хороший художественный вкус, потому и смотрелась квартира изящно, что проявлялось и в дизайне стен, и в гармонично вписанной рядом с ними мебелью и иными прочими мелкими деталями. Здесь ясно чувствовалась женская щепетильность в отношении строгого порядка, отчего я невольно сравнивал его с ухоженностью нашего двора, которым непосредственно и занималась тётя Шура.
- Я как раз сегодня пирогов напекла, Витя, - раздался её голос из кухни, - так что ты как раз вовремя подоспел.
- Знал, когда приходить надо! – добродушно усмехнулся я и заметил, что в квартире действительно пахло сдобной выпечкой.
 Кухня мне показалась ещё более уютней, чем прихожая и часть жилой комнаты, которую я успел рассмотреть в момент переобувания. Как-то не особенно верилось, что эта маленькая и даже немножко тщедушная женщина, сама могла устроить настолько хорошо обстановку в квартире без поддержки сильных мужских рук, а они здесь почему-то ощущались очень воззримо. Полочки, буфет, стол, стулья, подоконник, кран с мойкой – всё казалось было здесь изготовлено и поставлено руками кого-то из представительства сильного пола мира сего, однако я-то точно знал, что это не так и поражался этому обстоятельству ещё больше.
- Вот, мой руки и присаживайся, - сказала тётя Шура, выкладывая на тарелку печеный пирог, источающий сладко-кислый аромат яблок и лимона.
 Я обратился к крану, возле которого на мойке восседал «кузнечик» и стараясь не смотреть ему в глаза, неспешно приблизился. Он даже и не шелохнулся, когда я протянул свои руки к крановым ручкам и от этого меня охватила жуткая растерянность: ведь чтобы пустить воду, мне было необходимо проткнуть своей плотью эфемерное серое тело «бабайки», чего мне ещё доселе делать никогда не приходилось. Остановившись в замешательстве, я решил всё же немного вспугнуть домашнего духа и посмотрев ему сурово в глаза, мой голос тихо с придыханием, произнёс:
- Кышь, отсюда!
 На «кузнечика» мой тихий вырвавшийся наружу сап не произвёл ровно никакого действия. Он продолжал восседать между мной и краном без малейших движений настолько чинно и благородно, что мне на минуту почудилось не существо, сидящее напротив меня, а совершенно статичная статуя-кукла.
- Пошёл прочь отсюда, говорю, - повторил я свою попытку уже громче, но эффект от неё также был нулевым.
 Зато на моё воззвание откликнулась тётя Шура:
- Что говоришь, Вить? – спросила она, поворотив голову в моём направлении.
- Да так, ничего особенного, - ответил я ей и пренебрегая неизвестностью робко просунул свои руки сквозь тело «бабайки» к крану.
 Только незначительный холодок ощутил я на руках от этого проникновения, а во всём же остальном не было какой-нибудь необычности.
 «Туповатый какой-то дух у тёти Шуры проживает!» – негодовал я про себя в мыслях и омывая свои руки в водной струе, плохо, как бы в дымке, различал их из-под туловища недогадливого домового. Глаза же мои при этом почти в упор касались глаз «кузнечика» и оттого я даже вздрогнул, в неприятии такого соседства.
 На столе же, кроме уже отчасти порезанного на треугольные кусочки пирога, появились конфеты, печенье и сливочное на тарелочке масло, а в двух больших керамических кружках благодатно парился чай.
- Присаживайся, Витя! – улыбнулась мне тётя Шура, лицо которой в этот момент особенно сверхярко озарилось фиолетовым цветом.
- Огромное спасибо, тёть Шур! – проговорил я жизнерадостным голосом и присев за стол, принялся ложкой размещать в кружке сахар.
- Вить, а ты похудел, никак? – спросила она, всматриваясь в моё лицо.
- Есть такое дело, а всё из-за беготни житейской. Я ведь не просто так к вам пришёл, а по очень важному обстоятельству, тёть Шур, - обратился я к ней, предварительно взяв один из кусочков яблочного пирога в руку.
- Что-то случилось? – настороженно поинтересовалась она.
- Нет, ничего страшного, не волнуйтесь! Дело в том, что я сейчас, совместно со многими другими ребятами из нашего города, участвую в одном важном проекте. Он связан с очень обширной программой и в первую очередь преследует в себе такие цели, как духовное возрождение и развитие нашего общества, ориентацию его на культурные достояния, формированию чувства ответственности за будущее в молодёжной среде и многие другие связанные с этим моменты. Так вот, исходя из всего этого, все участвующие в настоящем мощном городском проекте заняты организацией различных мероприятий: форумов, акций, симпозиумов, встреч и так далее. Мне же, а я считаю, теть Шур, что мне очень повезло в том, что сейчас делаю! Мне выпала особенная честь принимать участие, совместно с командой единомышленников, в создании фильма о неравнодушных жителях нашего города. О тех, кому «не всё равно», что делается вокруг них, о тех, кто радеет за государство, за народ, за веру в Бога, за искусство, за литературу, за человеколюбие, за порядок на наших улицах, - здесь я многозначительно бросил взгляд на свою праведную соседку, которая приоткрыв рот от удивления, смотрела на меня, как на новоявленного мессию. - В общем, о тех самых людях, которым совершенно чужды такие слова, как: «Моя хата с краю – я ничего не знаю!» и которые способны вызвать у них лишь большое недоразумение, и если не сказать весомее, - огромное непонимание с элементами отвращения. Тётя Шура, вы, как раз, тот самый человек, который «неравнодушен» в самом корне этого слова…
- Да, что ты, Витя! Напридумаешь тоже! – застенчиво проговорила от смущения она. – Я самая обычная!
- Нет, вы не обычная! Знаю о чём говорю, да и двор наш о многих ваших качествах скажет. Я часто бываю во дворах других домов нашего города и между делом замечаю, что они самые обычные, то есть кое-как, лишь бы для галочки, ухоженные, а вот через ваше рук дело исходит большая добродетельность с душевностью. Очень даже чувствуется, что вам «не всё равно», как будет выглядеть лицо нашего дома и оттого с полным на то основанием я берусь утверждать, что вы как раз и принадлежите к тому числу людей, которых мы и называем в своём фильме «неравнодушными». «Неравнодушными» от Бога – так точнее! Именно благодаря им на земле и нет полного хаоса.
 Было видно, что тётя Шура немного внутренне напряглась от произнесённых мной слов. Я догадывался, что это напряжение, было следствием того, что она совсем не ожидала моего высокопарного сравнения её, как с одной из вершительниц мирового порядка. Видимо поэтому тётя Шура, как человек чрезвычайно скромный, невероятно смутилась и я вдруг осознал то, что нечаянно перешёл ту невидимую грань тонкой человеческой оболочки, за которой скрывается личная самооценка, твёрдая и нерушимая, как алмазный камень.
- Спасибо, Витенька, хотя твои слова и очень приятны, но я вовсе не считаю себя великой. Ты преувеличиваешь! Да, я отношусь к своему делу с ответственностью, но видит Бог, что ничего особенного, а уж тем более великого в этом нет, - проговорила она, разворачивая блестящий фантик шоколадной конфеты.
- Да, как же нет?! – решил я всё-таки пойти уже до конца и объясниться. - В настоящее время такие люди, как вы, ценятся на вес золота! В нашем обществе катастрофическая нехватка тех самых личностей о которых я говорил. Куда не глянь, везде - бездуховность, пороки, корысть, равнодушие, апатия, эгоизм, грубость, жестокость, а богом для многих стали деньги и водка! Правильно ли это?! Нет, неправильно! И с этим срочно нужно что-то делать, а иначе сгинем, пропадём… Тётя Шура, на следующей неделе во вторник, я хочу чтобы вы приняли участие в съёмках фильма. Не то чтобы хочу, я настаиваю! Ведь если не вы пример для всего городского общества, то тогда кто же?
- Вить, ну ты и шутник! – весело рассмеялась тётя Шура. – Да какая из меня актриса-то?! Я ведь даже камеры и той вот боюсь, как огня, а ты говоришь о съёмках.
- Напрасно, вы так волнуетесь! Участие ваше в фильме предполагается в массовой сцене, а это значит, что никаких особенных интервью у вас брать никто не будет. Тёть Шур, всё намного проще, чем вы думаете…
- Тогда я не понимаю, зачем вообще нужно там моё присутствие?
- Сцена, где вы будете принимать участие, на самом деле всего лишь символическая. Вы и ещё шесть заслуженных людей нашего города будут находиться около большого круглого стола, на котором буду лежать я…
- Страсти-то какие…
- Да нет же никаких страстей! Просто вам не понять того, что поймёт в этой сцене молодое поколение, а оно ориентировано на необычный подход к проблематике. Так лично я, в этой сцене, символизирую само поколение, вы и ещё шесть человек с вами – людей, с которых мы должны брать пример, стол – это своего рода основа созданная вашими руками. Я, вроде как, спящий буду лежать на столе, а когда вы семеро прикоснётесь к его краям, то я начну просыпаться потихонечку, а потом и вовсе встану на ноги, то есть моё поколение, вроде как, пробудится от равнодушного сна. Символически, согласитесь? Вот и всё! Но перед этим прокрутятся ролики о каждом из вас семерых, в которых будут видеорассказы о том, чем каждый из вас обществу городскому полезен…
 Я весьма поражался тому, откуда находились во мне эти высказывающиеся вслух мысли. Несмотря на то, что по большей части они были лживы, я всё же отдавал себе отчёт в том, что присутствующая в моих убеждениях неправда была направлена на достижение благой цели моего спасения и поэтому находил её вынужденной и не греховной.
- Интересно, но что-то мне всё равно не по себе, - промолвила тётя Шура, о ноги которой мурлыкая тёрлась под столом подлиза Мурка.
- Вы нужны! Нужны мне! – как можно более веско проговорил я, с серьёзнейшим взглядом всматриваясь в глаза моей фиолетоволикой собеседницы.
 Слова эти были произнесены мной так, словно я находился на коленях перед возлюблённой, которую умолял не отвергать меня на веки вечные, поэтому, вполне естественно, что тётя Шура была очень растрогана от такого к ней подхода. Она настолько умилительно и проникновенно смотрела в моё лицо, что при этом я чётко почувствовал, что попал в самую цель моего к ней визита и осознал: дело сделано.

 *** *** *** *** *** *** *** ***

 Вдали из-под серого пасмурного неба грянул гром и его оглушительные раскаты гулко пронеслись по всем окрестностям Gьttingen. Неправдоподобно уныло стало вдруг вокруг и шум многолюдной толпы из зевак, собравшейся на центральной городской площади около церковной ратуши, совершенно сник до такой тишины, когда бывает слышно, как еле шепчет слабый ветерок, снующий всюду. Почти все присутствующие обратили свои взоры на грозное небо и только широкоскулый небритый и дурно пахнущий кат не глядя в высь, подмигнув мне засаленным глазом, сипло промолвил:
- Сдаётся мне, что Господь не хочет твоей смерти.
 Ну что значит знак от Господа в этом земном краю, когда распоряжение о моей казни подписал сам герцог! Прошло двенадцать дней с тех пор, как я был уличён в подделке шафрана, этой драгоценнейшей пряности из никому неведомой Индии, которую преподносили в качестве самого изысканного и дорогого подарка папам и королям всех мастей. Долгое время перемешивал я всяческие травы и снадобья, чтобы получить мало-мальски похожую смесь с запахом потрясающе ароматного шафрана. В упрямом упорстве, которым двигала неутомимая жажда быстрой наживы, я наконец-таки достиг своего и в один день (да будь он теперь проклят!) продажи моего поддельного порошка пошли так, что деньги из серебра и золота невероятно отяжелили мой немалых размеров кошелёк. Попасться на обмане я нисколько не боялся, поскольку почувствовав вкус богатства, окончательно потерял всякий стыд с совестью. К тому же, я был уверен, и к слову это со мной не единожды случалось, что свою негодную для сдабривания пищи лжеприправу, могу списать на некачественную. С особенно настырными обманутыми покупателями я не церемонился и чтобы не поднимать из-за них много шума, просто возвращал им деньги; однако таких была лишь самая малость.
 Однажды, когда я уже во всю вкусил прелесть самого лучшего вина и усладил себя любовью разгульных женщин, ко мне явился знатный покупатель. Он выгреб у меня все мои запасы поддельной специи и уехал прочь, заставив меня заняться с моим работником, мальчишкой, производством новой партии «шафрана». За этим занятием на следующий день я и был застигнут врасплох вооружёнными людьми. Их привёл ко мне тот самый покупатель, который оказался поставщиком самого великого герцога. Жёстоко избив меня и мальчишку, они доставили затем меня в застенок гюттингенского замка, где я под пытками сознался в том, что совершал подделку бесценной специи и, тем самым, подписал себе смертный приговор.
 Нет, герцог не знал пощады! В его жестоком сердце не было ни капли жалости и сострадания. На специальном сколоченном из древесины помосте, куда возвели меня для всеобщего обозрения, я стоял связанный по рукам и ногам и только лишь ждал исполнения сурового приговора. Позади для меня были обвинительные и назидательные для жителей города пылкие речи бургомистра, свист и гомон в толпе, заунывная молитва от епископа во спасение души грешной, а потом… Потом внезапно грянул гром, да такой силы, что все присутствующие на экзекуции люди вдруг разом сникли и с ужасом в глазах всмотрелись в невероятно хмурое небо. В их взорах присутствовал самый настоящий животный страх и все люди, начиная от бургомистра и заканчивая самым завшивленным нищим бродягой, ожидали чего-то ужасного.
- Вслушайтесь в глас Божий, о, глупцы! – воскликнул я что было сил. – Вы хотите отправить на тот свет невинного ангела! О, глупцы! Божья кара настигнет вас всех! Вы все! Вы все будете гореть в аду! Остановите же это безумство!..
 Недовольный ропот пронёсся по многоглазой толпе, а бургомистр, махнув рукой, поспешно произнёс трём моим соглядатаям:
- Начинайте!
 Крепкие руки подхватили меня и повлекли в направлении чёрного гроба, который терпеливо в сторонке ожидал всё это время моего тела. Великое исступление охватило моё существо и я в попытке вырваться из сильных лап палачей, принялся изворачиваться, как змея, до нестерпимой боли натягивая бичевую верёвку, которой был опутан с головы до ног.
- Ироды! Что же вы делаете, ироды?! Я невиновен! Невиновен, говорю же я вам! Помилуйте, люди! Спасите! – в истошном неистовстве гремел мой голос.
 Три пары рук бесцеремонно швырнули меня в гробовое лоно и уже там, захлёбываясь от бессилия, я безнадёжно осознал то, что конец мой будет мучительно долгим. Я также пожалел о том, что у меня не получилось ранее предусмотрительно запастись ядом, которым бы мог воспользоваться ещё там, во тьме сырого застенка. Теперь же впереди меня ждал лишь ужас и он сковал все мои члены так, что вырваться из оцепенения было уже невозможно. Вскоре рядом со мной оказалась и моя подделанная пряность, которую палачи обильно высыпали из мешков мне на грудь, живот и ноги. Терпкий аромат от распространившейся вокруг пыльцы сразу же ударил мне в нос. Когда же сверху надо мной возникла крышка от гроба, только крупные слёзы отчаяния прокатились по моим щекам. Эта деревянная и совершенно необработанная со стороны моего взора поверхность стремительно отделяла меня от пасмурного, но такого дорогого мне неба. Уже через секунду я оказался полностью охвачен гробовым мраком, а сквозь его стенки опять послышался раскат грома, но отзвуки его донеслись теперь приглушённо. Гвозди же, напротив, звонко входили в гробовую крышку! Бойко орудуя молотками, их от души всаживали в дерево исполнители воли герцога. Связанный и обречённый, я был вынужден вслушиваться в этот поистине адский бой и с трепетом ожидать того момента, когда надо мной в могиле повиснет многая масса кладбищенской земли.
 «О, Боже! – проносилась в голове унылая мысль. – Неужели мне больше уже никогда не увидеть городских улочек? Не целовать пылкие уста женщин? Не обнимать их тёплые станы? Неужели запах сырных лепёшек и вкус свиного окорока для меня только остался в прошлом? О, Боже! Небо, звёзды, луна, солнца – этого всего мне уже никогда не знать?! Зачем?! Зачем всё так глупо?!»
 Здесь я почувствовал, что гроб мой сдвинулся с места и принялся плавно покачиваться, под гневными криками обезумевшей толпы. В кромешной темноте и в приторной атмосфере лжешафрана я понял, что меня повлекли к ближайшему погосту, где, по всей видимости, была вырыта мне могила.
- Неееееееееееееееет!!! Нееееееееееееееет же!!! Помогите! Умоляю ради Христа, помогите! Люди!!! – в панике ошалело кричал мой голос, а тело забившись в судороге, принялось подпрыгивать вверх и вниз, в надежде достучаться до спасения.
 Однако вскоре я осознал всю тщетность моей вопиющей мольбы о помиловании. Ведь ещё не было ни единого случая, когда герцог выразил бы желание простить кого-нибудь из преступников. Напротив, указы о казнях, подписанные его рукой, отличались особой, идущей от Люцифера, жестокостью. Поэтому, примирившись со своей участью, я совершенно притих и только лишь вслушивался в шум начавшегося дождя, идущего сейчас за пределами моего тесного и мрачного мирка. Одна из барабанящих по крышке гроба капель, спустившейся с небес воды, каким-то чудом достигла меня и оказавшись на лбу, тут же смешалась с выступившим наружу потом и отяжелев медленно скатилась затем до гробовой ниши и где-то там нашла своё пристанище.
- Опускаем! – послышался извне голос одного из людей и совсем скоро я почувствовал, как гроб коснулся твёрдой поверхности.
 Немного погодя я расслышал, как первый тяжёлый ком земли громко стукнулся о крышку гроба. За ним последовал второй, третий, четвёртый, пятый… Я прекратил их счёт только тогда, когда бьющееся в моей груди сердце стало походить на бой барабана. Всё! В сущей тьме, куда уже потихоньку стала проникать сырость, оно такое горячее и сильное пылало во мне, как огонь и этот огонь жгуче распространялся по всему моему грешному телу. Где-то там наверху, омывая и освежая всё вокруг, шёл летний ливень. Где-то там свершалось бытие таких разных и непохожих друг на друга людей. Где-то там природа играла всеми красками мира. Где-то там уже не было меня… В глазах пролетали картинки из прожитой жизни и все они были необычайно яркими, но временами эти видения перебивались ставшим для меня невыносимым и омерзительным запахом подделанной специи. Пыльца её проникла во все щелочки внутреннего гробового пространства и мне даже стало казаться, что часть этой отвратительной массы, которой я был осыпан, сквозь одежду и кожу пробиралась в меня и потихоньку устремлялась к самому сердцу, обволакивая его словно кокон личинку бабочки…
 
10 июля, воскресенье, 23:48

 Медленно открыв глаза, я не мог поначалу сообразить, почему вокруг меня стояла такая темень. Сам я оказался лежащим спиной на земле и совершенно не понимал того, как на ней очутился. Неспешно привстав на локти, я было попытался оглянуться по сторонам, но ничего кроме абсолютного мрака вокруг не разглядел.
 «Это что ещё за чертовщина такая?» - крайне изумился я и поджав под себя ноги и с осторожностью сделав на них рывок вверх, оказался стоящим.
 Вытянув перед собой руки, я словно играя в жмурки, принялся идти вперёд, предварительно изучая ступнями окружающее пространство. Поверхность, по которой я шёл, была сначала похожа на грунтово-песчаную почву, а затем, нащупав перед собой какое-то каменное невысокое препятствие под ногами, я перешагнул его и оказался то ли на асфальтной, то ли на бетонной плоскости.
- Стоп! Не понял! - вслух произнёс мой голос и тут же добавил: - Я, что ослеп, что ли?
 Вмиг остановившись я немедленно взялся вспоминать всё то, что со мной было ранее.
 Выйдя от тёти Шуры, я, сначала находясь в подъезде, обзвонил ребят и узнав об их достижениях в общении с «найдёнышами», навеселе спустился во двор и не задерживаясь там последовал в направлении котельной, где на её территории собирался отсидеть свою болевую вечернюю напасть. Находилась она не так далеко от моего дома, а чтобы к ней пробраться накоротке мне необходимо было пройти через пустынное футбольное поле, где частенько в дневное и вечернее время суток гоняли мяч оголтелые и заводные мальчишки. Однако когда я ступил на поверхность поля своими кроссовками, оно было полностью безлюдным и только лишь впереди издали навстречу мне шли трое парней. На этом мои воспоминания заканчивались и далее следовал бредовый до ужаса сон.
 «Сон?! Я видел сон, лёжа на поле?!» – неожиданный конфуз перетасовал все мои мысли в голове вдоль и поперёк.
 Только теперь до меня дошло то, что я неизвестно какое время находился без сознания на футбольном поле. Перед глазами вновь предстали картинки из сна, они-то и повергли меня в жуткий трепет.
 «Я находился в могиле и там вокруг меня был только мрак! Я что ещё сплю и вижу продолжение сна? Не понимаю…»
 Инстинктивно я принялся ощупывать себя с ног до головы и после этого выяснилось, что мобильного телефона при мне уже не было, также как и денег с ключами в карманах не оказалось. Исчез к тому же ещё серебряный крестик и цепочка с моей шеи и я осознал, что пока валялся без сознания на поле, кто-то всего меня до ниточки обобрал.
 «Вот негодяи! Вполне вероятно, что это были те трое…» - расстроившись неприятному известию, подумал про себя я.
 Часто моргая ресницами и между этим потирая ладонями глаза, я попытался хоть как-то отвернуть от себя слепоту, но попытки эти так ни к чему меня и не привели. Сильнейшее чувство отчаяния проникло в меня и я донельзя растерянный неприятным известием попробовал собраться с мыслями.
 «Вот так вечернее испытание на меня снизошло! Что теперь делать, когда я абсолютно слепой и, вдобавок ещё к этому, без телефонной связи! О, Боже! За что?! Надолго ли со мной это злорадство?»
 В дальнейших рассуждениях я пришёл к мнению о том, что мне необходимо найти какого-нибудь человека поблизости и если он окажется вполне адекватным чтобы оказать помощь, а не уйти от меня тут же прочь, то воспользоваться его мобильным телефоном и позвонить кому-нибудь из друзей. Однако сделать это сейчас было не так просто. Во-первых, я был лишён зрения, а, во-вторых, час в данный момент, как мне думалось, был достаточно поздним, чтобы набрести хотя бы на одного прохожего.
 «Ну не кричать же мне во всеуслышание, да ещё в своём районе, где меня легко могут узнать! О моём невменяемом состоянии потом пройдёт такой слух, что после этого трудно будет как-то и оправдаться! Нет, так нельзя! Потихоньку нужно продвигаться к какому-нибудь дому и там искать на лавочках полуночных пареньков и девушек… Однако тяжеловато!»
 Шаг за шагом я неспешно передвигаясь последовал в выбранном мною направлении, где мне казалось, будет наибольшая вероятность прийти к жилому дому. С осторожностью передвигая ступни и часто вытягивая перед собой руки, я мало-мальски преодолевал неизвестные расстояния, за которые трижды мне удалось споткнуться, но всё-таки удержаться на ногах, а один раз, оказавшись под деревом, я получил в лицо хлёсткий удар веткой, которая болезненно исцарапала мою щеку. Громко выругавшись, я тем не менее, продолжил своё движение и теперь уже изредка, на слышавшиеся мне звуки, вопрошал в их сторону:
- Извините, а который час не подскажите?
 Всё это выглядело истинной трагикомедией не только со стороны, но и в моих раздумьях также! Так, по поводу произошедшего со мной казуса, я мысленно впадал то в злобу, то в полуистерический хохот, но всё же чаще всего в меня вселялось волнение от неопределённости моего теперешнего положения: ведь то обстоятельство, что я был совсем незрячим довольно серьёзно могло сказаться на моих планах. Глубоко в душе я всё-таки надеялся на то, что в скором времени прозрею. Однако уверенность в этом была очень зыбкой.
 «Ну и сволочи! – негодовал я. – Как таких земля только держит, козлов?! Теперь на личном опыте убедился, что равнодушие в этом мире кругом и всюду! Нет, ну как так вообще можно-то?! Человек лежит в бессознательном состоянии и его, пользуясь случаем, обдирают, как липку…»
 Вдали будто послышались чьи-то шаги. Я приостановился и громко проговорил в их направлении:
- Извините, вы не подскажите который сейчас час?
 Молчание.
- Вы не подскажите сколько время? – громче повторил я вопрос, но ответа на него так и не получил.
 «Наверное показалось», - подумал я, но вскоре чётко и ясно до меня донеслось хихиканье. Сначала девичье, а уже потом и басовитое мужское.
 Оно прозвучало где-то справа от меня и я повернувшись на смех громогласно, чтобы уже наверняка быть услышанным, произнёс:
- Молодые люди, который час не подскажите?
- Да не вопрос, - ответил мне голос парня, - двадцать минут первого.
 «Поздненько, но ещё не совсем», - промолвил мой внутренний голос.
- Извините, мне неудобно к вам обращаться, но не могли бы вы мне помочь, - опять достаточно громко проговорил я, стараясь придать своему телесному положению более естественный вид.
- Что-то случилось? – поинтересовался молодой человек.
- Да. Видите ли я совершенно слепой… Заблудился и не могу найти дорогу к дому. Вы мне не поможете?
 После недолгого молчания, я через обострившийся слух расслышал, приближающиеся ко мне шаги.
- А где ты живёшь? – спросил парень, стоявший уже рядом со мною.
- Достаточно далеко…
- А как же ты здесь оказался тогда?
- Мой старший брат решил проучить меня и посадив в машину вывез в неизвестный район, - вздохнув для убедительности, сообщил я.
- Ну и ну! - проговорила теперь девушка. – А за что он тебя так наказал?
- Да, я, короче, посуду не помыл дома, а когда он вернулся, то пришёл в бешенство. Дела у него сейчас не очень хорошо идут в личной жизни, вот он и срывает на мне свою злость, да к тому же считает меня бесполезным иждивенцем…
 Кажется враньё становилось моим призванием! Тут же вспомнился мой недавний бессознательный сон и жуткое отвращение охватило меня так, что я вдруг понял, что теперешняя слепота – это наказание мне за ложь, а возможно даже и за обманы из прошлой жизни. Лишь только то обстоятельство, что я находился в совсем нестандартной ситуации в последние дни, оказывалась для моей совести неким смягчающим механизмом. В самом деле мог бы я вообще не врать, пребывая в состоянии ненормальных, а подчас и совершенно сумасбродных и бредовых, видений? Вряд ли! Как тронутый со своим безумством не может быть понят обычным вменяемым человеком, так и меня бы никто сейчас не воспринял всерьёз не находя я иных, порой откровенно лживых трактовок происходящего. Неправда была скорее для меня вынужденным действием, да к тому же я не использовал её во зло.
- Ну и придурок, твой брат! – произнёс молодой человек.
- А с какого ты района? – вслед за ним поинтересовалась девушка.
- С улицы Плеханова дом восемь, - назвал я улицу и номер дома Антона.
- Так это не так далеко, в принципе. Ты к своему недалёкому брату хочешь вернуться? – спросил парень.
- Нет уж, лучше к родственникам. Ребят, если вам не сложно, разрешите воспользоваться телефоном. Мне всего лишь один звоночек сделать и за мной приедут…
- Да не вопрос! Давай номер! Какой? – произнёс молодой человек и тут я вспомнил, что мобильных телефонов своих друзей совершенно не знал по памяти.
 «Вот, дерьмо! – мысленно воскликнул я. – Что делать, а?! Ага! Домашний-то Антона я знаю!»
 Продиктовав по памяти домашний телефон Антона, я затем почувствовал корпус мобильного у своего уха.
- Алло, - послышался недовольный и заспанный голос отца Антона.
- Здравствуйте, Владимир Сергеевич. Это Витя Истомин. Извините, что в такое позднее время беспокою, но мне очень срочно нужен Антон, - скороговоркой проговорил я.
- Господи, что ж в такое-то время, Вить! Сейчас позову…
 Через некоторое время я услышал сонный и в тоже время взбудораженный голос Антона:
- Что там, Витёк?
- Антох, нужна помощь! Быстрее приезжай к… Ребят, какой рядом дом? – поинтересовался я у пары. – К двадцать седьмому дому на улице Можаева.
- Что-то серьёзное? Мне ребят тоже поднять?
- Антох, Женьку и Андрея не поднимай! Ты один приезжай, всё при встрече расскажу!
- Хорошо, а где ты там будешь?
- На улице у первого подъезда, давай жду, - окончив разговор, я в благодарность кивнул державшему мне трубку мобильного телефона парню. – Спасибо, огромное!
- Да, не за что. Давай я тебя провожу к подъезду.
 «Мир ни без отзывчивых людей!» – подумал я, когда под своим локтем ощутил руку молодого человека и он повёл меня, как поводырь к названному мной месту встречи с Антоном.
- Брата твоего нужно к уголовной ответственности привлечь за такие дела. Так что ты это так просто не оставляй, а если понадобиться, то я буду свидетелем, - между тем говорил парень.
- Не переживай! Завтра его отметелят родичи! А телефоньчик всё-таки оставь… Мало ли, может и пригодится как-нибудь! – сказал я.
 Приятно было осознавать, что парень который меня сейчас провожал, не остался к моему горю не только неравнодушным, но и с большим пониманием и переживанием разделял всё то, что я ему, пусть и лживо, но рассказал. Девушка, Марина, тоже оказалась ему под стать и активно с ярко выраженной добросердечностью расспрашивала меня о том и этом. А я, конечно, завирался, но завирался лишь затем, чтобы быть не только понятым, но ещё во мне присутствовало неодолимое желание показать этим моим ровесникам, что они поступили по-человечески правильно и верно. Еще больше удивило в них то, что они, сопроводив меня до подъезда, не оставили сразу же в одиночестве, а, напротив, настояли на том чтобы я дождался приезда Антона в их компании.
- Ну, спасибо вам, ребят, большое! Искреннее человеческое спасибо! Честно говоря не ожидал! – радел я за отзывчивость и заботу молодой пары.
- Да, ладно тебе, Вить! Любой бы нормальный человек так на нашем месте поступил, - проговорила Марина, а я подумал о том, что «нормальные» в этом мире люди как раз таки меня вчистую обчистили и оставили без телефона и денег ранее.
 За беседой время пролетело довольно быстро и я по крайней мере даже не заметил как оно прошло, когда услышал двигатель подъезжающего автомобиля. Оставив сердце машины работать на холостом ходу, Антон сразу же, едва открыв дверь, спросил с пылу жару:
- Всё в порядке? Что случилось?
 «Лишь бы не брякнул с плеча о том, что я и не слепой вовсе! От стыда перед хорошими людьми потом не оберёшься… Хоть бы пронесло!» - всерьёз заволновался я и решив опередить события, пустился в наигранный плач.
- Брат, подойди ко мне, брат! – распростёр навстречу Антону я руки и сыграл настолько убедительно, что он тут же кинулся ко мне в объятия.
- Да что с тобой, Витёк? – перепугано спросил у меня друг.
- Тихо, - шёпотом произнёс я, прильнувшись к его уху, - ты мой родственник, брат, а я слепой. Понятно? Я – слепой! Забирай и веди меня в машину…
 В последнее время от меня было предостаточно необычных до умопомрачительности новостей для Антона, что казалось я уже ничем не мог бы его удивить или растрогать, но именно сейчас моё издёрганное сердце в очередной раз почувствовало, что он оторопев съёжился от полученного им известия.
- Хорошо, понятно… - тем не менее произнёс Антон вслух.
 Марина и Слава, так звали парня, помогли мне добраться до автомобиля и сесть в него. В момент когда я уже очутился на сиденье, Слава оказался чрезмерно красноречив и произнёс пламенные слова о том, чтобы так это дело просто не оставляли, а наказали моего мнимого братца по всей строгости:
-…Таких людей, как тот мерзавец, нужно к психиатрам незамедлительно отправлять, а не давать кровь людскую пить. Это же надо, слепого человека вывезти из дома и бросить его одного в городе посреди ночи, да он же нелюдь просто! Начистите ему рожу по-хорошему, чтобы задумался, негодяй! А если нужно будет, то и я готов присоединиться к этому. С большой охотой его поколочу, ему мало не покажется!
- Разберёмся, спасибо, - то и дело в недоумении ошалело произносил Антон.
 Наконец попрощавшись и обменявшись любезностями с отзывчивой молодой парой, Антон сел за руль и помчался в неизвестном для меня направлении.
- Едем, ко мне на дачу, - проинформировал он меня.
 Я был не против и скорее, наоборот, даже за это предложение. Там в пригородном районе вдали от суеты и забот, можно было быстрее прийти в порядок с мыслями и решить что делать дальше. Сейчас же сумбур в голове не давал мне никакой сосредоточенности и я всецело был поглощён думами о произошедшем казусе.
- Антон, я действительно ослеп.
- Да ну! Как это случилось?
- На улице потерял сознание, а когда очнулся, то понял, что совершенно ничего не вижу. Я в шоке, понимаешь? А тут ещё обокрали меня, когда я валялся! Представляешь, сволочи, человека без сознания обворовывать!
- А мы тебе все трезвоним! Во, дела! А сколько ты по времени без сознания был?
- Думаю, часа полтора…
- Так долго? И никто тебя не заметил за это время?
- Никто… Видимо думали, что пьянь валяется…
- Даааа… Кажется мир сходит с ума!
- Он уже давно с ума сошёл…
- Вить, друг любезный, а ну-ка покажи мне свои глаза! – потребовал Антон, остановив машину.
- Посмотри, только думаю ты вряд ли поможешь… Слушай, разреши воспользоваться твоим телефоном, позвонить Алефтине Георгиевне; может она в курсе произошедшего…
- Конечно, а номер какой у неё?
- Вот, незадача! Не помню! У меня все контакты находились в моём мобильном… Гадство!
- На свет у тебя зрачки не реагируют…
- Ладно, оставим! Утро вечера мудренее! Поехали, Антош... Давай лучше помозгуем, как завтра нам быть…
- Старичок, расклад по поварихе, как ты знаешь, неплохой. Я с Андреем её долго теребили и наконец добились-таки своего. А знаешь за что зацепились? Она кроме того, что куховарит замечательно, ещё и поёт, как оказалось, чудесно! Репертуар русские народные, романсы под гитарку. Короче, во вторник выразила желание она спеть нам на камеру, но не одна, а с подругами…
- Во, даёте! Каким образом они будут петь у Алефтины Георгиевны? Вы что?! Там же времени в обрез будет!
- Да не беспокойся ты! Всё продумали ведь, в десять утра они начнут петь, на радость собирающимся гостям. А потом мы её и к твоему делу привлечём…
- А вдруг она нас пошлёт с этим делом куда подальше?
- Минимум волнения, Витёк! Женщина добродушная, такая не откажет в помощи! Кроме того она компанейская. Знаешь сколько нам всякого порассказала с Андрюхой? О, Витёк! Это нужно слышать! Ля-ля-ля-ля – рот не закрывается, - рассмеялся Антон.
- Так… А у Женьки как? – поинтересовался я.
- Женька с художником договорился, но большего не сказал…
- Я когда ему позвонил перед обмороком, он сказал, что с ним картины просматривает… И добавил ещё, что всё будет хорошо…
- Видимо знает о чём говорит.
- Больше всего меня волнует сейчас фермер, Антош… Во-первых, его номер телефона канул вместе с моим мобильником в лету, а, во-вторых, он ничего однозначного мне не сказал тогда. К нему нужно завтра же съездить, дружище! Прямо с утра, как встанем…
- Вить, сделаем всё как положено. А по поводу остальных всё о’кей?
- Не знаю, как с художником, а в других у меня уверенность есть какая-никакая… С танцовщицей, говоришь, накладок не получится?
- Сто процентов!
 Сплошная пелена тьмы в моих глазах не давала мне никаких представлений о том, какой район мы сейчас могли проезжать на автомобиле. Лишь только воображение рисовало в голове тёмное время суток, проезжую часть, яркий свет встречных фар машин, редкие огоньки идущие из окон жилых зданий. Под капотом убаюкивающе рычал двигатель, негромко вела трансляцию в салоне радиостанция, слышны были манипуляции Антона над педалями, рулём, рычагом коробки передач, а ещё я слышал, как билось в моей груди неутомимое горячее сердце. Его биение напомнило мне о маме, которая в данный момент находилась дома и во сне совершенно ничего не подозревала о реальности со мной происходящего. Глубоко вздохнув я вспомнил, что успел позвонить ей до случившейся неприятности и предупредил о том, что появлюсь дома только завтра. Это воспоминание словно успокоительным бальзамом пролилось на мою израненную душу и его благотворное действо умиротворённым образом внедрило в меня ощущение жажды жизни.
 
11 июля, понедельник, 07:10

- Витёк, слышь, а Витёк? Вставай, время десять минут восьмого, - сквозь сон я ощутил сторонние подёргивания моего плеча.
 Глаза неторопливо открылись и очень чётко разглядели в утреннем солнечном свете склонившееся надо мной зелёное лицо Антона. «Зрение вернулось!» От осознания своего прозрения я готов был расцеловать взъерошенную физиономию друга. Необъятная радость выскочила из меня наружу и я откинув от себя простыню, тут же вскочил с раскладушки на ноги.
- Урааааа!!! Антох, я зрячий! Yes! Yes! Да! Да! Да!!! Браток, я вижу тебя, понимаешь?! – в прыгающем полуэкстазе я набросился на Антона и обнявши принялся ладонями похлопывать его по спине.
 От неожиданного моего броска Антон едва устоял на ногах. Понимая, что ко мне вернулось зрение, он словно заразившись от меня необычайной весёлостью принялся вслед за мной безудержно хохотать.
- Отлично! Супер! Теперь много легче! Ураааааааааа! Братан, я вижу тебя! Снова вижуууууууу!!! – моей радости не было предела, а суматошная ночь из полной тьмы теперь уже совсем по-другому выглядела в настоящие мгновения.
 «Зрение – великая сила! Зрение – чувство номер один! Оно вернулось ко мне вновь! Я – зрячий!!!» - проносились в голове мысли, от которых эйфория во мне многократно усиливалась и росла.
 Достаточно продолжительное время в дачном домике Антона стоял необузданный смех и ликование. Я то прыгая ввысь, вздымал руки к верху, то бегал вокруг гогочущего Антона, то скакал ещё никому неведомым танцем, то выкрикивал слова великой радости и наконец между всем этим часто крестился.
- Спасибо, милостивый Боженька! Спасибо, что не оставил меня во мраке! Прозрение моё – есть чудо! Спасибо за открытие глаз моих! Верую! Верую! Верую! – подбежав к окошку, принялся восклицать я в сторону восходящего солнца.
 За стеклом вызревало утро. Во дворе дачного участка вся растительность благоухала в изумрудном цвете. Розовые розы и многоликие астры особенно пёстро и ярко выделялись на этом зелёном фоне. Впрочем не только цветы бросались в глаза своими красками: в плодах спела вишня, клубника, смородина и яблоня. С душой обустроенное дачное хозяйство радовало мой взор и оттого, что эту красотищу я мог сейчас наблюдать собственными глазами, на сердце у меня становилось отрадно и празднично.
 Однако краем взгляда я вскоре заметил рядом с собой подобие мелькнувшей тени и мигом повернувшись в её направлении, разглядел «кузнечика». Он с большим интересом поглядывал на меня, сидя на столе у стенки, выложенной деревянной вагонкой. Облик дачного домового быстро вернул в меня серьёзный настрой и заставил задуматься о предстоящих важных делах сегодня.
 Попросив у Антона телефон я произвёл звонок Женьке. Он уже не спал и собирался звонить мне.
- Дружище, - говорил Бутиков, - Семён Яковлевич завтра будет в десять часов у Алефтины Георгиевны. Сегодня посещу нашего хирурга, чтобы с ним всё согласовать, а потом к Саше поеду, если не возражаешь... А у тебя почему телефон заблокирован?
- Нет у меня больше телефона… - я вкратце рассказал Женьке ночную историю.
- Ясно. Хорошо, что всё обошлось.
- Ага… Жень, просьба, пусть Андрюха тоже не дремлет и сходит ещё раз к поварихе, на всякий случай. А мы с Антоном сейчас срываемся в Соколовку к фермеру Павлу Витальевичу. Думаю, что по-хорошему, должны вернуться в город под вечер, но об этом позже потом ещё свяжемся по телефону и решим. В общем, дружище, используйте с Андреем сегодняшнее время по-максимуму плодотворно. Очень надеюсь на вас, ребят…
 Начинавшийся день сулил много свершений, от которых полностью зависело моё спасение. Закончив разговор с Бутиковым, я вместе с Антоном, внимательно просмотрел атлас автомобильных дорог по области и определив маршрут следования, засобирались в дорогу, завтракая практически на ходу. Судя по карте Соколовка находилась от дачного посёлка в километрах пятидесяти, поэтому чтобы добраться до деревни нам необходим был где-то час времени. Плюс к тому, время нужно было и на то, чтобы поездив по сельской местности найти наконец Павла Витальевича, которого, как мне думалось, должны знать в Соколовке многие.
 Разместившись после недолгих сборов в автомобиле, мы затем на нём устремились по тесным дорожкам дачного посёлка в направлении окружного городского шоссе, откуда и брала своё начало трасса, ведущая в один из районных областных центров, около которого и находилась необходимая нам деревня.
 Утренние природные пейзажи один за другим менялись за бортом машины. Сначала мы миновали дачные хозяйства с их изобилием домиков и домов всяческих конструкций и сложений. Участки, на которых стояли строения, тоже были непохожими друг на друга: многие были во всю усажены всевозможными деревьями, а иные же, в противовес им, были настолько пустынны, что представляли собой жалкое зрелище. Где ещё, как ни здесь, можно было чётко и ясно разглядеть людское различие! В этих местах сразу было видно, где хозяйство ведут трудолюбивые люди, а где обросшие ленью; где имеется материальный достаток, а где его нет совершенно; где есть душа и творчество и где нет их вообще…
 Впрочем дорога вывела нас вскоре на пригородное шоссе, где промзоны и склады, были полноправными хозяевами этого унылого в пейзажах края. В будний понедельник здесь с утра уже царило активное оживление. Народ прибывал на работу, а терпеливо ожидающие своей погрузки большегрузные автомобили стояли в очередях. Антон обогнал еле идущий впереди цементовоз, который перемешивая в своей фуге строительный раствор, неспешно следовал на одну из строек. Вдали, в стороне, оживился змеёй железнодорожный состав, который громыхая по рельсам, влачился к одному из сооружений, утыканным вокруг большерукими кранами. В общем городская жизнь начинала своё кипение.
- Как бы поворот не проскочить, - промолвил Антон.
- Не волнуйся, я тебе подскажу, дружище, - успокоил я его, держа на своих коленях дорожный атлас и, как заправский штурман, часто поглядывал за окно автомобиля.
 Наконец, свернув на нужную нам трассу, машина внедрилась в лесистую местность, от которой даже внешне веяло природной гармонией и свежестью. Здесь дорога петляла вдоль осин, берёз, дубов, лип и прочих иных лиственных деревьев, которые как провожатые склонившись над нами, будто бы желали нам удачной поездки. Да, именно под тенью древесных исполинов ощущалась всеобъемлющая душа природы! В сравнении с лесом наш городской парк выглядел очень ущербно и хотя порядок и культурный вид парковых аллей были по сердцу людям, всё же в буреломе чащоб этой дикой местности жило именно то, что завораживало и заставляла трепетать большое множество человеческих глаз во всех временных эпохах. Лес для каждого представителя из рода людского являлся мистической загадкой и даже другой вселенной, пусть и находящейся с нами рядом.
- Эх, хорошо здесь! – умиротворённо вдохнул я чистый воздух, поступающий из окна автомобиля.
- Согласен! Как всё разрешится, обязательно сюда приедем с палаткою, - проговорил Антон.
- Дай бог …
 Встречных и попутных машин на дороге было совсем немного, изредка они проносились мимо нас со свистом и рычанием. Однако, когда лес закончился и мы миновали через мост небольшую речушку движение уплотнилось и транспорт на трасе стал появляться много чаще, а это могло говорить о том, что районный центр находится где-то поблизости. Вскоре мы остановились на заправке и на ней предусмотрительно насытили автомобиль тридцатью литрами бензина. В благодарность этому, он повлёк нас с новой силой в направлении большой веры и надежды.
 «Как воспримет моё появление Павел Витальевич? – размышлял я. – Отнесётся ли он ко мне с пониманием или вовсе откажется от общения со мной? Господи, если ты меня сейчас слышишь! Не оставь мои стремления в стороне! Милостивый, на тебя только уповаю и питаю веру на спасение!»
 Допускать мысли о том, что фермер может отказаться посетить завтра Алефтину Георгиевну мне вовсе и не хотелось. Однако, они как хваткие репейники от лопуха, цеплялись за мои думы и насыщали их беспокойством за будущий исход нашей поездки в деревню под названием Соколовка.
 «А если его вовсе не окажется в деревне? Это же будет катастрофа! Мало ли! Может куда уехал! О, Господь, не покинь меня, милосердный! Даже и подумать-то страшно об этом!»
 Волнение росло и с каждой минутой усиливалось во мне. Впрочем я старался перекинуться с негативных мыслей на более оптимистичный лад. Через обозреваемые мной по ходу движения пейзажи я пытался найти в них нечто занимательное и мне это очень даже неплохо удавалось. Так, когда мы въехали в районный центр, представляющий собой небольшой городишко, я тут же принялся находить в нём контрасты в сравнении с моим родным городом. Здесь жизнь людская текла более размеренно и неторопливо, а улицы, не в пример нашим, представляли из себя занятное зрелище и являли собой места ещё практически не тронутые ультрасовременной цивилизацией. Народ здешний был куда проще в одежде, магазины и общественные заведения пребывали в запыленном виде и не блистали изящными витринами, а среди транспортных средств часто встречались мотоциклы с люльками, ревущие так, что уши закладывало от их нахождения вблизи довольно неплохо. Во всём этом своеобразном и в чём-то потешном жизненном укладе ощущалась связь времён и я представлял, что будто нахожусь в историческом музее под открытым небом, где веяло атмосферой давно минувших лет.
 Городок, через недолгое наше по нему блуждание, наконец попрощался с нами своими последними строениями и я, взглянув на карту, определил, что указатель поворота на Соколовку вот-вот скоро должен замаячить перед моим взором. Сквозь редкую лесополосу устроенную вдоль дороги уже явно просматривались поля кукурузы и подсолнечника, которые указывали на то, что мы вступаем во владения сельскохозяйственного царства. Дважды Антон обгонял по пути тракторы, а однажды и гужевую повозку, которую влекла за собой шустрая лошадка, управляемая чересчур загорелым мужичком.
- Вот какой транспорт доисторический, народ здесь содержит, - проговорил Антон.
- Так, Антох, вижу поворот на деревню, - сказал я заметив на дороге указатель.
- Ага, замечено!
 Уйдя с трассы автомобиль вскоре переместился на щебёнку, которую чуть далее бригада дорожной службы с помощью техники закатывала в добротный асфальт. Виды полей с различным изобилием на них сельхозкультур растениеводства пошли менять друг друга перед моими глазами. Сначала это была колосящаяся рожь, затем овёс с горохом, далее кукуруза, после свекла, а уже потом последовала цветущая ослепительным белым цветом на солнце гречиха. Всё это хорошо организованное с душой многообразие не могло не радовать взор, отчего на сердце повеяло отрадой. Вполне вероятно было, что все эти поля или их часть принадлежали Павлу Витальевичу и мне вдруг подумалось о том, какое огромное дело лежит на его плечах и как, должно быть, он занят им и денно, и нощно.
 «Найдётся ли для меня у него время? – задавался я вновь вопросом. – Ведь за всем этим хозяйством летом глаз да глаз нужен, а я тут появлюсь вдруг нежданно-негаданно со своими бреднями! Эх, до чего же всё не просто! До чего же всё взаимосвязано!»
 Крёстное знамение совершил я, когда с возвышенности где находилась наша машина, моему взгляду предстало целое безбрежное море из пёстрой картины полей. Я поразился масштабом хозяйства этого сельского края. Казалось колышущаяся стихия из нив растелилась на огромном просторе и оттого ещё больше сердце моё заколотилось с волнением в груди.
- Вот это живопись! – воскликнул от увиденного зрелища Антон. – Красота сказочная!
- Да, Антох! Вот где действительно пейзажи, не то что у нас в городской теснотище!
 Лучи света от яркого солнца озаряли поля издали своеобразными металлическими отливами и они усиливали ощущение того, что мы и в самом деле находимся в каком-то сказочном царстве-государстве. Вдобавок ко всему, почти у самой кромки горизонта отдавала отблеском зеркальная поверхность небольшого озерца и впадающей в него речушки, на противоположном берегу которой и начиналась Соколовка. Она уже манила нас к себе множествами частных домов и прочих иных строений, но особенный вид деревне придавала церковь с играющей на солнце позолотой маковки купола.
 Быстро устремившись по качественному дорожному покрытию в искрящуюся своими видами низменность, «Опель» совсем скоро достиг железобетонного моста, через который переправившись на другой берег речки, мы подъехали к одной из деревенских улочек. Антон сбавив скорость на автомобиле, принялся вместе со мной отслеживать местное народонаселение и первым, кто попался нам на глаза, был неопрятно одетый желтолицый мужчина сидящий на лавочке близ местами покосившегося некрашеного и состарившегося до черноты деревянного забора. Закинув одну ногу на другую он, приставив ладонь ко лбу, пристально всматривался в наше направление.
- Тормозни-ка с ним рядом, - попросил я Антона.
 Остановив машину напротив мужчины, мы тут же выскочили из неё.
- Здравствуйте! – проговорил я, обращаясь к жёлтоликому человеку.
- И вам не хворать! – в ответ изрёк он мне неприятным голосом и тут же затянулся папиросой.
 Пока мы присматривались друг к другу, между нами проскочила курица, за которой стремительно гнался расфуфыренный в перьях красавец петух. Чуть погодя он догнал её и крепко прижав клювом к земле, оседлал будущую несушку.
- Вы не подскажите, как нам найти фермера, его Павлом Витальевичем зовут, - вновь обратился я к мужчине.
- Это «буржуин», что ли? – переспросил он.
- Ну, чего ты нерядом городишь-то?! – вдруг со стороны двора послышался пронзительный женский голос.
 Вскоре я разглядел его обладательницу: худощавая, зеленолицая, среднего роста женщина в пёстром платье и ситцевом платочке внимательно смотрела на меня с Антоном.
- Вот старая трандычиха! – оборотившись к ней завопил мужчина. - Кто тебя звал сюда, а?!
- Сиди и сам не тренди, пьянчуга! – прикрикнула на него женщина, а потом, обратившись к нам, спросила: - Ребят, вы Павла Витальевича Снегирёва ищете?
- Да, именно его, - ответил я.
- Нет, а чё я сделал-то? – не успокаивался мужчина. – Паша и сам знает, что его «буржуином» на селе зовут и не обижается…
- Да замолчишь ты наконец, балаболка, а?! – совсем горячо прикрикнула на него сельская дива и замахнувшись палкой, которая у неё вдруг оказалась в руках, совсем как львица проревела: - А ну-кась пошёл вон, собака! Ты у меня сегодня шиш получишь! Иди дрова рубить, пьянь подзаборная!
- Ну ты! – в свою очередь привстал ей навстречу мужчина. – Командирша, ща как дам затрещину, кувырнёшься!
 Попеременно их лица начали мигать цветом в моих глазах, а я подумал о дикости в отношениях между этими двумя людьми.
- Да прекратите вы ссориться, уважаемые! – пылко произнёс им, Антон. – Вы лучше подскажите, как нам найти Павла Витальевича! Он нам срочно нужен!
 Свирепо переглянувшись друг с другом, скандальная сельская пара наконец замолкла. Мужик вновь присел на лавочку, а зеленолицая дама, бросив взгляд на автомобиль, проговорила:
- На машине отседова не далече будет езды вам. Сейчас езжайте прямо, а когда улица закончиться, повернёте направо до школы и ещё там рядом магазин будет. Оттуда с пригорка можно будет увидеть район наш, Старый Лог называется, на нём и стоит дом Снегирёвых…
- Не дом, а хором двухэтажный! Тоже мне дом нашла! - недовольно прыснул ей мужчина.
- Вы его сразу разглядите, не ошибётесь, он такой один там дом, - между тем добавила женщина.
- А вы кем Снегирёвым такие красавцы приходитесь? – поинтересовался у нас деревенский дядька.
- Мы из города приехали по делам, - коротко ответил я. – Спасибо вам, огромное, за помощь!
 Быстро вернувшись в автомобиль, мы последовали по маршруту указанному нам женщиной. Тенистая улочка, которую мы миновали, была самым настоящим деревенским атрибутом. Вдоль неё располагались типичные для села дома, дворы которых изобиловали фруктовыми деревьями. То там, то тут шныряла возле колёс домашняя птица, а в промежутках между строениями высматривались большущие огороды. Попутно встречающиеся нам люди с немалым любопытством окидывали нас взглядом и от этого казалось, что мы для них представляем какой-то чрезмерный нешуточный интерес. Впрочем было понятно, что спокойная, умиротворённая и отнюдь небогатая на события деревенская жизнь, заставляла местных жителей проявлять особое внимание к чему-то новому. Так наше появление в Соколовке, чувствовалось, было выходящим за рамки обыденного сельского жизненного уклада моментом.
 Спустя несколько минут нашей езды мы достигли школы и тут же увидели, с возвышенности на которой она находилась, тот самый район именуемый Старым Логом, где среди деревьев и домов, красовался двухэтажный особняк из жёлтого кирпича. В душе моей что-то всколыхнулось, когда я глазами обозрел стройное деревенское сооружение, где проживал так необходимый мне человек.
 
11 июля, понедельник, 09:46

 С внешней стороны металлической ограды выкрашенной в синий цвет, послышался сердитый приглушённый лай собаки. Ожидание после нажатия мной кнопки звонка у ворот продлилось недолго и вскоре, отворив окошечко в дверце, моему с Антоном взору предстало голубое лицо девушки.
- Здравствуйте, - произнёс я ей.
- Здравствуйте, - голос её прозвучал немножко озадаченно.
- Мы к Павлу Витальевичу из города приехали… он дома? – спросил я.
- Нет, дома его нет. Он сейчас на работе.
- А как бы нам его увидеть?
- А вы собственно кто будете? – вопросом на вопрос ответила растерянная девушка.
- Мы знакомые Павла Витальевича по городской ярмарке. Вы особенно не волнуйтесь, он нас знает. Мы с ним общались ранее, - попытался я вызвать доверие к себе у недоверчивой собеседницы.
 «Дочь, должно быть, его, - подумал я. – Что-то как-то больно с осторожностью она к нам присматривается. Наверное были прецеденты, когда приходилось иметь дело с недобрыми посетителями…»
- Так вы бы позвонили ему. У вас есть его номер телефона? – спросила девушка с лицом василькового цвета.
- Нет, номера нет. Видите ли я свой телефон вчера потерял. Павел Витальевич мне давал свой номер, но, к большому сожалению, он вместе с телефоном тоже оказался потерян…
- Так, а сейчас есть с чего позвонить, - мило и даже кокетливо улыбнулась девушка, после чего продиктовала номер мобильного.
 Антон тут же набрал его на своём телефоне и произведя вызов, затем отдал мне аппарат в руки.
- Слушаю, - послышался голос.
- Павел Витальевич?
- Да, я.
- Здравствуйте! Вас беспокоит Виктор. Вы должно быть помните двух ребят, которые подходили к вам на ярмарке в субботу.
- Помню, помню, Витя… Слушаю тебя, дорогой!
- Павел Витальевич, а мы у вас сейчас в Соколовке находимся. Приехали с вами познакомиться поближе…
- Ну, вы даёте, ребят! Вы хотя бы позвонили предварительно мне, что ли! Где же вы сейчас в деревне-то?
- У вашего дома. С милой девушкой общаемся, - подмигнул я ей. – А позвонить бы нам ранее не получилось, так как телефон, где ваш номер записывал, я вчера посеял где-то с концами…
- Так, а ну-ка дай трубочку моей дочери! – попросил Павел Витальевич.
 Я через открытое окошко протянул трубку девушке с голубым лицом. После недолгого разговора с отцом, она отворив калитку, вышла к нам навстречу.
- Меня зовут Варвара. Я дочка Павла Витальевича, - улыбаясь представилась она нам.
 Стройная русоволосая девушка, одетая в короткое платье кремового цвета, явилась нашему взору. Дочь Павла Витальевича была среднего роста, с чёткой очерченной в фигуре талией, обладала, словно сотворёнными из мрамора, элегантными белыми ножками Афродиты. Головка её посаженная на лебединую шейку очень приветливо улыбалась нам, при этом, чуть вздёрнутый носик её, очаровательно вздымал вверх свои крылья. Изящная бархатная ручка вернула мне обратно телефон, а я залюбовавшись пленительным обликом подумал: «Богиня!»
 Нужно было видеть Антона в этот миг! Никак не ожидая увидеть такую красоту в образе Варвары, он приоткрыл рот от изумления и вытаращив на неё свои глазища, с бесстыдством осматривал её с ног до головы.
- Мальчики? Ау! Ну, чего вы замерли, как статуи? – вывел нас из стопора голос, ослепительно великолепной красавицы.
- Очень вы красивая, Варвара! – оживший Антон, подарил первый комплимент дочери Павла Витальевича.
- Спасибки! – её улыбка озаряла всё вокруг жизнерадостным светом. – Ребят, подождите меня минуточку. Папа сказал вас на свиноферму к нему проводить. Я мигом, переоденусь и выйду сейчас, хорошо?
- Хорошо! – радости Антона не было предела.
 Он точно находился в сказочной эйфории: глаза его сияли, рот был натянут до ушей, осанку держал на браво, голову задрал повыше, да и вообще только взъерошенная причёска говорила мне о том, что этим кавалером был никто иной, как Антон.
 «Опс! А паренёк-то нешуточно влюбился с первого взгляда!» – пронеслось у меня в голове.
 Сам я также был впечатлён Варварой, которая оставив нас около машины, шустро убежала за ворота, но всё же не более чем ею был очарован мой друг. В мозгу моём главенствующую роль занимали сейчас всё-таки мысли о предстоящем разговоре с Павлом Витальевичем, тем самым «найдёнышем», в чьём присутствии завтра у Алефтины Георгиевны, я был наименее уверен в настоящий момент.
- Вить, я кажется, влюбился, - толкнул меня в бок Антон.
- Да вижу я! – рассмеявшись, проговорил я ему и похлопав его по плечу добавил: - Дерзай, Ромео! Джульетта того стоит!
 Далее последовали восторженные слова и фразы Антона о Варваре. Говорил он отрывками, но с большим чувством восхищения о ней. Комплименты так бы и сыпались в её сторону, если бы он не спохватившись, не принялся с тряпкой в руке лелеять свой «Опель», тщательно вытирая с корпуса автомобиля дорожную пыль.
 «Петушок чистит пёрышки!» - внутренне посмеялся я над другом и в этот же момент стремительно выскочила из ворот Варвара, переодетая в джинсовые шорты и футболку.
- Всё! Готова! – звонко выпалила она и юрко устремилась в открытую ей Антоном дверцу.
 Мне пришлось сесть на заднее сиденье, а Антон вскоре по-хозяйски деловито разместившись за руль и ударив по газам, пустил в оборот колёса автомобиля. Всю дорогу он косился на девушку амурным взглядом и выпытывал у неё в разговоре информацию о Соколовке чуть ли не в мельчайших подробностях. Варвара, давая распоряжения по маршруту, охотно рассказывала ему о деревне. Оказалось, что ранее она жила в Москве вместе со всей семьёй Павла Витальевича, а потом в девяносто шестом году они переехали жить в Соколовку.
-…В принципе мне здесь нравиться… сейчас, направо нужно будет повернуть… - говорила она. – Только сами понимаете, что деревня всё-таки не сравниться с городом. Да, здесь чистый воздух, природа отличная, но только вот культурных заведений здесь, конечно, маловато, да и населения совсем чуть-чуть…
- Скучаешь по Москве? – поинтересовался я.
- Иногда, когда тоска накроет, а это случается не часто. Так-то я бываю порою в городе у родственников. Да и учусь я заочно там на бухгалтера…
 Далее в разговоре выяснилось, что в семье у Павла Витальевича, жена и трое дочерей. Самая старшая из них выйдя замуж за местного парня, родила недавно двойняшек. Средней дочерью фермера являлась сама Варвара, а младшая, Алёнка, была ещё школьницей. В деревне также проживали теперь ещё и родственники по маминой линии девушки. Они переехали сюда также из Москвы два года назад и сейчас помогали расширять и осваивать большое хозяйство.
 Покамест Антон с неимоверным пристрастием выведывал у Варвары различные сведения, так или иначе касающиеся её самой, в пути мелькали друг за дружкой различные деревенские виды. Я упивался их необычностью и всё больше склонялся к мнению о том, что в каких-то отношениях деревня выигрывала у города своими простыми, но отнюдь неординарными прелестями. За умиротворённостью деревенского жизненного уклада скрывалось самое настоящее хозяйственное бытие и свидетельствовало об этом немалое количество попадающихся на глаза лошадей, коров, овец, коз, гусей, индюков, уток, курей и прочей иной сельской живности. Большущие огороды никак не могли содержаться бы без затраченного на них труда. Копны сена и соломы, кучи навоза и помёта, вододающие колонки и глубокие колодцы, фруктовые сады и пастбища – всё это составляло сельский колорит, незнакомой мне, как городскому жителю, стороны человеческой жизни.
- А вот и наша свиноферма, - указала нам Варвара на длинное, как ангар строение, после непродолжительной нашей езды по деревенским холмам.
 Со стороны ферма выглядела очень культурно и весьма обустроено, что казалось это вовсе и не обиталище свиней, а какое-то воздвигнутое для людей сооружение. Здесь не было никакого намёка на какую-либо грязь или пыль: закатанная в асфальт площадка окружающее здание, была совершенно чиста, фасад здания приветливо дышал свежестью новой краски, а тщательно вымытые окна отражали свет от солнца, как от зеркальной поверхности.
- Ну, прямо евростандарт! А я сначала подумал, что это кинотеатр ваш местный! – проговорил очарованный внешним видом свинофермы Антон.
- Всё благодаря папе! – улыбнулась Варвара. – А вот, кстати, и он!
 По направлению к нам, шёл знакомый мне силуэт человека внешне похожего на Павла Витальевича. Он был в сопровождении женщины, одетой в рабочий синий халат и при этом что-то говорил ей, часто жестикулируя руками. Выбравшись из машины, мы совместно с Варварой, двинулись к нему на встречу, а он, завидев свою дочь, приостановился и сразу же помахал нам рукою. Фиолетовый оттенок его лица так и сиял на солнце мне на радость и я словно зарядившись от созерцания этого нужного для моего спасения цвета, приободрился и был готов к убеждению с утроенной энергией.
- Ну, здравствуйте, добрые люди! – широко улыбаясь проговорил он нам, когда мы подошли к нему вплотную.
- Здравствуйте, Павел Витальевич! – сразу двумя руками пожал я его мозолистую и по-настоящему мужскую ладонь.
- Как же вы меня нашли, сорванцы? – спросил он, озирая меня с Антоном с ног до головы.
- Разведка чётко сработала, - отшутился я. – А если честно, то мы ещё тогда в субботу на ярмарке у вашей продавщицы уточнили, где вы проживаете.
- Вот дамы! Сдают с потрохами и не задумываются! – весело рассмеялся фермер и оглянувшись на свою зеленолицую спутницу добавил ей: - Аня Кузина ребятам рассказала обо мне.
- Она и не сдавала вас, Павел Витальевич! Только о Соколовке проговорила и о том, что вы фермер, а больше ничего… - улыбнувшись, заступился я за продавщицу.
- Ну, что ж! Кто ищет, тот всегда найдёт! Правильно? Настырность и упорство – залог достижение целей! Неужели с предложением сняться в кино опять ко мне пожаловали?
- Какого кино, пап? – удивилась Варвара.
- Да вот ребята в кино сниматься меня зовут! – расхохотался Павел Витальевич. – Разглядели во мне лысого Алона Делона и теперь вот жаждут сделать из меня звезду широкого экрана.
 Все, кроме Варвары, рассмеялись, а она с приоткрытым от изумления ротиком оглянулась на нас и озадачено вкрадчиво спросила:
- Это правда?
- Фильм скорее документальный, чем художественный, но именно в нём нам действительно необходимо участие Павла Витальевича в одном из эпизодов, - посвятил я девушку в вымышленную, но спасительную для меня затею.
- Вот, здорово! – радости Варвары не было предела. – Пап, а пап? А ты что думаешь по этому поводу?
- Уж и не знаю, что и думать, доча! Ну, разве я похож на актёра, Варюш? – состроил на своём лице забавную комическую гримасу Павел Витальевич.
 Все опять рассмеялись.
- Пап, твоя физиономия точно «Оскара» получит! – особенно звонко заливистый смех Варвары разнёся по округе.
- Ну, что молодые люди? Дочка во мне, кажется, никогда не ошибается! Когда кино снимать будем? – положив руку мне на плечо, улыбнулся фермер.