Долина, Река, Холмы Трагедия одной Жизнипервая часть

Этим днём весенней поры я отправилась к шумной речке. Чистой, стремительной, всегда холодной. Да и не утро это совсем было. Солнце стояло весьма высоко, тоска сковала меня очередным стальным обручем, как и тогда, когда я впервые увидела своего нынешнего мужа…
Он забрал меня у моих родителей в счёт уплаты налога, но их самих, негодяй, он велел казнить. Я не видела их смерти. Что говорить, родителей своих не любила я.
Теперь меня окружали толстые и холодные стены его крепости серого камня, полумрак и пространство. Много пространства.

С тех пор я ненавидела его. Ненавидела этот гнетущий дом наш, и ложе наше, и его свиные манеры. Не было ночи, как он не брал меня силой. Чувствовала я себя весьма от этого плохо, но знала, что иного мне не дано и старалась вести себя так, чтобы не злить это создание.

Во всём этом месте я любила только одно – вид из окна маленькой комнатки, где я проводила время в отсутствие мужа. Благо, отсутствовал он часто и подолгу.

Глядя на долину, простиравшуюся за этим окном, моя душа обретала временный покой. Было нечто магическое в этом слиянии красок и переливов, в бурной речке, бегущей в самом низу долины, возвышающихся холмах на западе и остриях гор южнее…было что-то магическое, когда грозовые тучи собирались у пиков гор и окутывали их, словно меха божественных соболей… И была мечта спуститься в долину и подняться на соседние холмы, дойти до гор…всё казалось таким близким, хотя и понимала я, что идти мне до холмов добрых пару часов. Я не могла уйти настолько. Бывшей женой своего мужа, я была птичкой в его клетке. Улететь дальше, чем позволяла моя цепочка на лапке я не могла…

Речка в десяти минутах ходу была самым дальним местом, куда я уходила. Чаще же я сидела у крепостного рва и просто смотрела на мутную зеленоватую воду. Сама не знаю зачем, но вода меня всегда завораживала. Даже такая.

В речке была совсем иная вода – быстрая, светлая, живая. Она давала жизнь, вода же во рве ассоциировалась со смертью.

И вот этот день, выбранный мной для долгого путешествия наступил. Муж был в отъезде по своим военным делам которую неделю, я молилась богам, чтобы он не вернулся никогда…
Река протекала в глубоком овраге и, чтобы добраться до неё пришлось рисковать платьем. Я нашла самое покатое и неглубокое место – так хотелось прикоснуться к этой воде, попробовать перебраться по камням на другой берег… знаю, это опасно, но думала ли я о том? Для меня куда большей опасностью был некто иной. Именно некто…а не быстрая река.
Склон застлала сочная зелёная трава, едва доходившая до щиколоток. Она источала невероятно приятный запах, после того, как я проходила по ней. Мягкая словно бархат, она манила к себе. Однако я знала, что такая трава может оставить на мне зелёные невымывающиеся следы и множество синяков, если бы ОН увидел эти пятна, или же услышал о них от прачки.

Я подошла к воде. Окатываемый бегущей водой, лежал крупный камень, казавшийся надёжным. Я наступила на него робко, проверяя его на устойчивость своими босыми ногами, затем переступила на другой, третий… в этот момент я позабыла обо всём. Сие действо захватило меня целиком, не оставив места для дум.

В себя меня привёл раздавшийся из-за спины и сверху грохот конских копыт. Судя по его силе можно было сказать, что конников было довольно много и ещё обоз. От неожиданности и страха я, наверно потеряла равновесие, потому что через секунду неудачного балансирования на шатком голыше, я оказалась сидящей в холодной воде.
Выбраться из речки было непросто, и дело не в скорости течения, это место было мелким, а в тяжести намокшей юбки, облепившей мои ноги и зад. Выползши на берег, трясясь от холода я поднялась и выползла из оврага на дорогу, уже с мокрыми волосами и большей частью своих одежд. На моё счастье, конники проехали, отдалившись уж на некоторое расстояние, а мой муж всегда ехал впереди, что дало мне возможность вздохнуть спокойно. Он не изобьёт меня хотя бы пред людьми.

Завершающий колонну воин, заключённый в доспехи обернулся и заметил меня. Сию минуту его конь, пышущий паром, нетерпеливый кружил возле меня, возможно так и желающий меня растоптать своими подкованными копытами.
- Что с вами случилось, милая дева?
Слов его я испугалась. Я не ожидала такого развития событий, да и стоило кому-то увидеть меня, говорящей с другим мужчиной…погибель мне. Но он, очевидно, не знал кто я, раз подъехал ко мне и заговорил подобным образом. Сложно было подумать, что я женщина его господина…
 Не ответив, я пошла дальше, понурив голову, но воин следовал за мной упорно, вызывая тем мой стыд и смущение. Мысли об обволакивающем моё тело мокром платье просто выбивали меня из равновесия, я то и дело спотыкалась и выглядела, должно быть, жалко.

- Вы направляетесь туда же, куда и я? В таком случае, разрешите мне сделать доброе дело и довезти вас до ворот!
- Нет, уходите…прошу вас, не нужно – решилась наконец сказать я. Голос мой мне показался неестественно забавным – дрожащим, срывающимся, абсолютно нелепым.
Услышав ответ, он кружил ещё с полминуты, пока не случилось непонятное. Услышала я, что он отъезжает от меня на некоторое расстояние, разгоняет коня и…

Его руки больно схватили меня, водрузив моё промокшее тело на седло близ себя. Каким-то образом он сделал это так, что оказалась я не спереди от него, а позади, вися фактически на его руках и не зная что делать.
- Вам нужно перекинуть ногу, - сказал он
- Что? Да как же я…
- Если вы не сделаете этого, мы упадём… вместе… ну же!
Пересиливая себя, я приподняла тяжёлую ткань платья и перекинула ногу на противоположную сторону седла.

Сидеть было неудобно и тяжело. Мокрая одежда скользила, и я постоянно съезжала на одну сторону. Кроме того, держаться, за исключением спины этого мужчины было не за что, а этого я себе позволить не могла.
- Мой боевой конь больше не может выдержать медленной езды… вам лучше бы держаться за меня…

Помешкав, не зная как поступить, я всё же взялась за бронированною холодную спину воителя, и вскоре поняла, что поступила верно. Разогнанная до галопа лошадь бежала стремительно, но при каждом соприкосновении её копыт с землёй я больно ударялась о седло, не умея ездить верхом…

Зажмурившись, я, что было сил, прижалась к наезднику, не заметив, насколько плотно я прильнула к его спине. Лицо моё намертво впилось в складки его тёмного плаща. Мне было и больно, и страшно, и стыдно… в тот момент я подумала, что этого человека я возненавижу на всю оставшуюся жизнь…

Доехав до ворот, он довольно бережно спустил меня с коня и улыбаясь, выглядывая из брони своего шлема, пожелал удачи. А она мне пригодилась бы.

По пути в нашу общую комнату я не встретила мужа, что дало мне возможность вновь облегчённо вздохнуть, но народа кроме него было более чем достаточно.

Войдя в комнату, я с силой захлопнула дверь, сбивая пот с уставшего лица, но, обернувшись, я увидела ЕГО – убийцу родителей моих и всей моей жизни. Он был уже без доспеха и смотрел взглядом полным злобы, а не радости от встречи. В руках его уже была его любимая чаша, до краёв наполненная вином, лицо было неделю небрито, казалось чёрным и мокрым. Его вид всегда нагонял на меня страх. Даже больше скажу – неистовый ужас.
Он сделал больших несколько глотков, не отрывая от меня взгляда и от грязного платья, которое, как он говорил, ему дорогого стоило (хотя на самом деле это было обычное платье), затем поставил вино на комод и подошел ко мне всё ещё спокойно, но источая внутреннюю ярость.

- Ты где была?
- Я вышла пройтись…
- Что это? – вскричал он, указывая на мокрое и грязное платье, - тебе нельзя доверить новых вещей? Ты настолько неуклюжа, что выйдя на улицу, в луже утопишься?
- Я подскользнулась и скатилась в овраг…
- Я подарил тебе это платье, заплатил за него столько денег, а ты купаешься в болотах! Ты даже не можешь сохранять то, что было дано тебе! Ничтожная дрянь!
- Я упала, мне было больно!
- Ты испортила вещь! Которую Я дал тебе! Это была моя вещь! Оно мне не стоит ничего, но оно моё, ты отнеслась к нему так, как всегда относишься ко всему!

Набиравшая обороты ярость начала изливаться. С силой он ухватился за полы платья и содрал его с меня. Не с первого раза. Ткань и нитки были достаточно прочными, чтобы выдержать его хватку, но не я. Сперва ноги мои подкосились, затем, когда он дёрнул во второй раз, я упала и только на третий раз ткань подалась и, неохотно захрустев, разошлась.
- Вот что для меня значит это платье! Вот, что для меня значат все твои платья!
Он подскочил к платяному шкафу с безумием в глазах и принялся разбрасывать вокруг себя все мои одежды и бельё, потом топтал их и раскидывал ногами, швыряя их в меня и повсюду. Но затем он резко остановился, словно нашёл нечто сердцу родное. Это был его специальный заказ – платье ярко-алого цвета, широко открывающее грудь и спину; к низу с фалдами и выглядело оно весьма вульгарно.

Надеялась я, что об этом платье он навсегда позабыл. При виде меня в этих одеждах, которые сам же и подарил, в нём просыпалась похотливая свинья. Глаза его наливались кровью, и он никогда не слушал меня…да он вообще никогда меня не слушал. Он просто становился быком, готовым рвать и насиловать, и убить в случае непокорности.
 
И вот он снова держал его в руках. Глаза его засветились краской приятных воспоминаний.
- Надень его. – произнёс он внешне успокоено, кидая платье в меня. - Я начинаю надевать его на хлопковую сорочку, оставшуюся под платьем, он делает жест рукой и произносит, - нет, это сними. Всё сними.

Медленно, с видом запуганного зверя, я надела чёртово платье, ловя на себе его взгляд. Сейчас он упёр руки в бока и смотрел оценивающе, немного кривясь. Затем подвёл меня к зеркалу, поправил платье так, как ему нравилось (посильнее оттянул ткань платья, чтобы было видно соски), принялся расчёсывать мои ещё сырые волосы, изрывая их клоками из моей шевелюры частым гребнем. Но издевательства ему, похоже, приносили много удовольствия…
- А теперь иди, завлекай меня в свои сети, развратная сука!

В тот момент я не могла представить себе, чего он от меня хочет, КАК после того что случилось, я вообще могу себя вести. Испуганная, я замерла на месте, держа в руках полы платья и плачущая. Этим я, казалось, злила его ещё больше. Развернув меня лицом к ложе, он с силой толкнул меня в спину и, повалив, сел всей своей тяжестью на мои ноги и откинул полы юбки, оставив мою нижнюю часть голой, а голову накрытой тяжёлой тканью, плохо пропускающей воздух.

Вошёл он в меня резко и грубо, как и почти всегда, за исключением тех ночей, когда он был слишком пьян. Но, в отличии от прочих подобных разов, я не была сухой и больно теперь мне не стало. Странно было подумать, что повлияло на меня. Вгонял он в меня довольно быстро и глубоко, так что мне становилось больно и, одновременно сладко от его крупного древка. Но, странное дело… сейчас я, сколько не старалась почувствовать обычное для себя отвращение, так и не смогла этого сделать.

Возможно, мне были приятны воспоминания о том приключении и благородном воине, не бросившим меня на дороге промокшую… не знаю, но только спустя несколько минут я впервые стала такой мокрой, а разум мой таким помутнённым… Я скинула с головы юбку и приподнялась, нагоняя темп. Мне было хорошо… настолько, что нечто приблизилось ко мне, похожее на рай и ад одновременно, сжигавшее меня дотла… но кое-что всё таки омрачило мою благостность и мгновенно испортило всё – мысль о том, кто находится во мне.
 
Соки во мне сразу начали пересыхать, но пересохнуть окончательно не успели – после затяжных поездок страстные порывы у моего мужа не продолжались слишком долго…
Полежав на мне несколько минут, он поднялся, грубо упершись рукой мне в спину так словно я была вещью и, обтершись, сказал:

- Сегодня вечером надень лучшее из тех, что отыщешь платье. С нами отужинают славные гости.
- Что за гости? - тихо спросила я, хотя я и так видела достаточно, чтобы не задавать этого вопроса.
- Мой верный друг и брат по крови. Мы воевали с ним, он спас мою дрянную шкуру из лап зверей.
- Враги?
- Нет. Я напился в стельку и заснул возле сосны. Мной хотели отужинать пара – тройка диких псов, но Эдмунд отбил их и не позволил свершиться их знатному ужину.
- Чего ещё ждать от тебя?
- Заткнись и спрячься до поры ужина! Если я наткнусь на тебя случайно – убью.
Подобные угрозы теперь не были для меня обидны, хотя терпела я для достижения такого результата довольно долгое время.

Собрав свою волю в кулак, не заплакав(это доставило бы ему слишком много чести), я отправилась туда, откуда любила смотреть за движением жизненного цикла – маленькую угрюмую комнатку с красивым видом.

Поставив стул к окну, я просидела так, пока не заметила, что солнце склонилось к горизонту и стремится упасть за холмы, наполняя мой дом мрачным кровавым светом. Тогда я вспомнила, что настала пора собираться к ужину.

В коридорах и во дворе явственно пахло жаренным на костре мясом, вином, слышался громкий смех. Казалось, смех этот леденил душу, а не утверждал мне, что эти стены не пустынны и безжизненны. Сейчас мне показалось, что ненавистный замок, всё-таки ставший мне домом, был бы куда приятнее, будь он совсем пустым. Совсем.

Войдя в опочивальню, я заметила, что все платья давно убраны и разложены по местам. Средь них я отыскала спокойное серовато-зелёное и надела его с металлическим поясом кольцами, оплетшим бёдра и далее, соединившись воедино, спускавшимся вниз до верха моих ног.
Волосы зачесала, просто собрав их сзади и сверху в небольшой хвост, а прочие оставив распущенными. Такой я себе нравилась. Что-то во мне сейчас казалось, было, что вызывало какую-то древнюю память, когда я ещё не была человеком. Или же я так просто думала…но только глаза на этом лице мне казались иными, чем само лицо. Словно некая Я из глубины веков на всё смотрела и, как мне представилось, упрекала меня за нерешительность.

- Ну ничего, сказала я себе вслух, - однажды всё это закончится…я положу всему этому конец.
Внизу, в зале, где мой муж встречал гостей обычно, кипела жизнь. Все уже собирались к столу, и в основном эти гости были такими же грязными свиньями, как и мой муж, рядившимися в знатных господ и говорящих о святых войнах, когда как двигала ими только алчность. Такие люди в основном стояли в тылах и редко участвовали в сражениях, боясь умереть и не награбить чужого добра. Впрочем, откуда мне тогда было знать, что это так? Я просто видела многих таких же, как и видела прежде. Да что говорить, подавляющее большинство я действительно видела прежде, за этим же столом.

Стены непреложно были обвешаны шкурами убитых зверей, их мордами и гербами поверженных врагов. Видимо, муж мой считал, что это украсит угрюмые помещение и за одно расхвалит его перед новыми гостями и не даст забыть старым, какой славный воин сидит с ними за одним столом.

Я никогда не усаживалась у второго изголовья стола, напротив мужа, когда стены его небольшого замка наполняли его друзья. Садилась я по левую от него руку, сразу за двумя его лучшими друзьями и рядом с другими женщинами, если они бывали в наших местах.
Сегодня такие были, наверно их прикупили специально для случая, в этом я и не сомневалась.

И получилось так, что тот, кто сегодня утром создал для меня такую неловкую ситуацию, сидел по правую руку от моего мужа, сразу за его лучшим другом по прозвищу Тигр, таким же кобелём, как и мой «супруг».

Так что, можно было сказать, что он сидел почти напротив меня. Я узнала его по случайной улыбке, когда он встретился со мной глазами. Сейчас он не был похож на того воителя утром. Без доспеха, в парадных одеждах он показался мне… красивым. От него исходила энергия силы, но доброй силы, знающей способы и место реализации. Он не был псом, как мой муж и его друзья, но был его вассалом.
 
Судя по всему, Эдмунд не был высокого положения, был просто воином, сражавшимся за моего мужа и их общего господина, добившийся всего сам, своими силами. Это было просто моё мнение о нём и мои размышления многим позже, но я так и не разочаровалась в нём…Эдмунд был хорошим человеком.

Поймав себя на том, что смотрю на него в упор, когда он обернулся и взглянул на меня, я сиюминутно отвела взгляд и направила его в стол.
Муж мой поднялся из-за стола с чашей вина, поднимая её высоко над головой и разглагольствуя о их славном походе против соседних земель, рассказал всем ещё раз о том, как его друг и брат Эдмунд спас его от голодных псов, которых становилось с каждым его повествованием всё больше… о чём говорить, если напиваться он начал уже по утру, сразу, как вернулся? Теперь он был уже изрядно пьян, а для того чтобы напиться, ему нужна не одна такая чаша…

Потом принесли кабана, гусей, за ними ещё поросёнок, потом ещё один… много мяса для настоящих мужчин… и мало всего остального. Листья зелени вокруг, скорее украшавшие, чем пригодные кому-то из них в еду.
Не стану скрывать – я тоже урвала немалый кусок от поросёнка. Он был сочный и мягкий, а я была так голодна… однако, много я так и не съела. Живот крутило и я поняла, что я не ела слишком долго. Поэтому выпила вина, захмелев мгновенно. А потом и мясо уже стало идти куда лучше. Но каждый раз, как мой взгляд попадал на этого мужчину, я вспоминала о боли в животе. Меня словно выворачивало от его глаз, звука его смеха… но не в отрицательном смысле, а…

Эдмунд был ярких светлых волос, лицо его было обрито, как и его виски. Черты его лица были строги и четки. Весь его вид источал мужественность и неприкрытую привлекательность. Чёрт возьми, я просто пылала!

Но об этом можно было позабыть. Я даже не раздумывала о возможностях встречи с ним, знала, что это бесплодные фантазии. Теперь, как он покинет стены этой угрюмой крепости, у меня появится новая печаль.

Я кинула взгляд на своего мужа, который от вина уже лыка не вяжет. Мне стало приятно, что хоть он сегодня, скорее всего, не станет мне докучать своим обществом. Поднявшись, я быстро удалилась из-за стола и направилась в опочивальню, где сегодня утром произошло…то, что произошло. Я не обернулась и не смотрела на Эдмунда, так больно мне было.
Завернув за угол, я пошла стремительно, предавшись лёгкой грусти и светлым слезам, но не слишком быстро, чтобы не услышать позади себя чьих-то шагов. Утершись, я ускорила шаг, пока просто не вбежала за дверь комнаты, подпирая её руками. Простояв так меньше минуты, я отправилась к всегда закрытому ставнями окну. Стены освещали две лампады, и ещё одна стояла на комоде, на который сегодня мой муж ставил свою винную чашу. Она и сейчас там стояла, наполненная, словно ждущая его возвращения.

Задумавшись о шагах, я сочла, что это он решил пойти спать, заметив, что я покинула и без того пьяных гостей, но дверь, распахнувшаяся секундой позже, обнаружила совсем иного человека.
- Вы? – невольно воскликнула я, вошедшему Эдмунду.
- Да, я.
- Вы обезумели входить сюда, что подумают об этом?
- Никто не узнает, что я здесь.
- Это безумие! Вы ошибаетесь! Он узнает! Он может войти в любую секунду… и не станет разбираться!
- Не войдёт. Он спит под столом, как и большая часть гостей, другая же часть уже давно резвится с этими шлюхами…
- Что вам нужно здесь?
- Вы всё-таки его жена… сегодня утром я так не подумал, поэтому пришёл принести извинения.
- Да ничего страшного, просто, если бы он…
- Знаю, но он не увидел. И всё же, что произошло сегодня?
- Я упала в реку. Поскользнулась на мокром камне и упала. – Я не стала говорить ему, что грохот копыт меня испугал и я, не сохранив равновесие, свалилась в речку, как подкошенная.
- И что же вы делали там?
- Я, я… какая вам разница, Эдмунд? – я заметила, что он начал наступать, но после этих слов, он остановился, внемля всё же моим словам.
- Откуда вам известно моё имя?
- Что вы! Мне уже дважды известна история про голодных псов!
- Ах, да… но она уж сильно преувеличена!
- Я даже не сомневалась в этом… не говоря уже о самой ситуации… но, тем не менее, вам теперь лучше уйти. Я приняла ваши извинения.

Эдмунд потемнел в лице. Понурил голову, словно не зная как сказать то, что он хотел сказать. Я же надеялась на то что он всё-таки уйдёт, но и на то, что он останется, я тоже надеялась…
- Вы очень красивы, вы знаете? – молвил он, не поднимая глаз.
- Я…не задумывалась…это в жизни мне не пригодится.
- Тем не менее, это так. И я не могу уйти.
- Что же, на вас не осталось шлюх? Не с кем развлечься?
Эдмунд поднял на меня взгляд укора и, громко выдохнув, направился к двери, выдавая глубокую разочарованность.

- Постойте, прошу вас. – он остановился уже у самой двери, так и стоя спиной ко мне, - мой муж… он всегда говорил мне, что я развратная шлюха… он говорит мне это каждый раз, когда, возвращаясь, рад меня видеть… так что, извините меня…
- нет, это я должен бесконечно просить вашего прощения…это я пришёл к вам… и о чём я только думал? – говорил он, так и не поворачиваясь, очевидно, не желая, чтобы я видела его глаз, - и что подумали вы…то, что должны были…завтра мы снова уходим в поход. Сюда мы приехали отпраздновать одну победу, а завтра поедем добывать другую…
- Эдмунд…

Он обернулся и просто посмотрел на меня, более ничего, что мне было бы нужно, чтобы понять, что так, как на меня смотрит он, за мою жизнь ещё никто не смотрел. И он пришёл сейчас, не боясь смерти и позора…

Затем он принялся целовать меня. Целовал и целовал, и целовал… так сладко и нежно! Мои руки легли на его собранные в хвост светлые волосы, и тут я поняла, как мне это нравится – каждое его движение, каждое его слово – ничего лишнего.
Он снял с себя свои одежды, я с себя свои, окидывая друг друга взглядом. Мы не тушили лампад, желая смотреть друг на друга снова и снова. Встав на колено, Эдмунд припал губами к моему животу, покрывая его поцелуями, затем препроводил меня к ложе, на котором мой муж насиловал меня часто, и бережно положил на него, продолжая ласкать мою грудь и всё моё тело.

Сейчас я поняла, что утренняя страсть – это только начало того, что я испытывала к этому человеку. Уже сейчас я истекала соками страсти и была готова принять его в себя. Мои руки легли на его древко, хоть и не такое крупное, как у моего мужа, но всё же весьма и весьма немалое. И сейчас я не думала о сраме. Я желала его самой грешной страстью, но грех ли это? Не грех ли то, что муж мой делал со мной? Как получил меня? Как завладел?
Мысли об этом немного отравляли мою душу, но, тем не менее, не могли остановить меня. Хотя я подумывала об этом, безусловно.

И вот он вошёл в меня в томящей душу неистовой ласке. И любил меня он долго, глядя на меня, целуя меня… да, именно любил, я уверена в том. Потому что так не смотрят на женщину, которую не любят, так не ласкают женщину, к которой нет любви… так не поступают, если не испытывают сильного чувства.

Он излился в меня и ещё долго смотрел в мои глаза, расправлял бережно волосы, проводил пальцами по щекам, лбу… и лёжа так он сказал:
- У тебя прекрасные глаза. Но такие печальные…
- Я не боюсь того, что будет. Если завтра вы, как и планировали отправитесь в поход, не говори ему ничего. Прошу, обещай мне молчать и ничего не предпринимать!
- Я обещаю тебе, нет, клянусь, что вернусь за тобой! Когда мы верёмся сюда снова, я обещаю, что-нибудь придумаем…
- Я увидела, как загорелись его глаза при мысли о своём замысле, как он безрассудно этого желает, и я поняла, что не ошиблась в нём…
- Затем он скоро оделся, и уже было собирался уйти, как сказал:
- И надеюсь, что твои глаза больше не будут такими грустными…

В ответ я не нашлась что сказать, только улыбнулась, но как-то безжизненно. Как перестать моим глазам быть грустными, если столько было в моей жизни тягостного и отравляющего, если ещё столько предстоит… и последнее угнетало меня сильнее всего – будущее.

Одарив меня последним поцелуем, Эдмунд скрылся за дверью, как я надеялась, незамеченный никем. Сама же быстро нырнула в платье и метнулась к постели, лихорадочно осматривая и перебирая простыни в поисках семени или других следов, которые мерзкая падаль, зовущая себя моим мужем, мог обнаружить.

Ночь я так и не проспала. Постоянной болью сводило живот от постоянных мыслей и раздумий. Знала я, что ничего не будет так, как я хочу, но у меня появилась надежда. То, о чём я позабыла уж давно.

На рассвете муж мой вернулся, видимо начавший отходить от вечерней попойки. Фигура его была полусогнутой, лицо искорёженным похмельем, но напиваться он никогда бы не перестал, даже если знал, что следующее подобное застолье принесёт ему смерть.
Кое-как добравшись до постели, он лёг, только тогда заметив, что я сижу у окна в раннем рассветном сумраке.

- Не спится? – спросил он срывающимся голосом.
- Да уж… где ты был? С кем ночевал?
- Тебе ли спрашивать? Не верю, что и вправду интересно это. – слова он говорил через силу, растягивая их, но не изменяя своему тону.
- Да, ты прав… мне ли интересно?

Он, наконец, замолчал, начав дышать ровно, скоро перейдя на храп. Заснул. Значит меня сейчас больше ничего уже не держало здесь. Спать рядом с ним, источающим ядовитое зловоние вчерашнего веселья, для меня было бы невыносимо, оттого я покинула опочивальню и отправилась в свою маленькую комнатку, полюбоваться восходом светила.
Она никогда не бывала заперта. Что говорить, никто и не заходил туда обычно. Обычно, но не сейчас. Верно, позабыла я, что замок полон гостей, точнее верных псов моего мужа, захвативших с собой свежих шлюх, возможно купленных у их родителей, точно так же, как и я однажды.

На широкой лавке, что заменяла мне иногда постель, возлежали двое – один из кобелей, рядящихся в доспехи и такая вот девушка, о которой я говорила. Лежали они абсолютно нагие. Прежде я ещё не видела обнажённой женщины, кроме себя, и то своими глазами, а здесь лежала девушка, и я видела весь её срам. Но стыдно признаться, я смотрела…

Однако моё настроение созидания не могли испортить даже они. Эти двое лежали и лежали, совершенно не подавая признаков жизни, я же подошла к отрытому окну и наслаждалась розовевшим небом над моей любимой долиной, взирала на появляющуюся тень замка, ибо солнце всходило на противоположной стороне. Но не это мне было важно в рассветный час – я хотела видеть, как в моей любимой долине пробуждается жизнь, как свет обволакивает тёмные склоны и прогоняет ночь… мою самую счастливую ночь. И думая об этом, я почувствовала себя и правой и виноватой одновременно. От размышлений снова сводило живот, подкатывалась нестерпимая тошнота. В такие минуты я всегда знала, что тому причина. Но не понимала, отчего мои мысли, чувства способны вызывать настоящую, телесную боль.

Очень скоро меня сморило от прохладного ветерка раннего весеннего утра и предалась я грёзам сновидений прямо у окна. Пейзаж умиротворённости на меня действовал подобным же образом, я успокоилась, утихла боль, душа превратилась в спокойную широкую реку – ровная гладь неприкосновенного совершенства…

По пробуждении, а было это, верно уже после полудня, я не заметила никого вокруг себя. Видимо и кобель, и его сучка уже давно поднялись и убрались прочь. Не помню, было ли мне стыдно тогда из-за того, что они, проснувшись, обнаружили меня спящей на окне… какая разница, главное, что они тогда не скинули меня с этой высоты. Хотя сейчас я думаю, что лучше бы так и было – смерть моя была бы быстрой и незаметной – во сне.
Но я жила и, что ещё хуже, должна была продолжать жить так, словно ничего в моей судьбе не произошло прошлой ночью.

Проснулась я как раз к обеду. В коридоре, ведущем к опочивальне, я встретила его, мужа моего неугодного. Завидев меня, он грубо взял меня под руки и повёл в сторону покоев.
- Ну и где же ты была, гнусное отродие? – шипел мне возле уха он, вызывая неприятные мурашки по телу, - Отчего я искать тебя должен?
- Я была на башне, сидела у окна…
- Всё утро и день?
- Ты пьян был, заснул, я покинула тебя, в желание подышать свежим воздухом и насладиться восходом…
- И отчего же ты не вернулась после восхода?
- Верно заснула я у окна… там так красиво было…
- Одень другое платье… и пожалуйте за стол!
 Он с силой толкнул меня в сторону двери и отправился вниз, верно к столу. Переодевшись, я неспешно спустилась, не торопясь присоединиться к ним, не умевшим остановить свои бесконечные пиры. Сегодня они начали чуть позже полудня, завтра, возможно, солнце не достигнет зенита, как они примутся за вино и брагу.
 
Муж мой пил сегодня много и почти не говорил. Его суровое лицо сегодня было ещё более чёрствым и безжизненным. Оттого он сам наполнял свои чарки и пил их быстро, словно желая скоро опьянеть.

Эдмунд снова сидел неподалёку, на своём прежнем месте, мало пил и ел, не говорил вовсе, как и прошлым вечером. На мужа моего он не смотрел, на меня же несколько раз кинул мимолётный, словно пристыженный взгляд, и когда всё же пил, легонько вскидывал чарку в мою сторону так, словно делал это за моё здоровье. Тогда и я незаметно делала тоже самое и пила за его.

Такие пиры затягивались всегда почти до утра, во всяком случае, когда яркая звезда востока поднималась над горизонтом, стол всегда был пуст. Это значило, что до восхода оставалось не так много времени.
 
Не поднимая взгляда, Эдмунд сидел час за часом, следя незаметно за мужем моим. Я чувствовала это. Эдмунд не был ни пьян, ни сыт, я тоже не могла вкушать пищу. Она казалась мне омерзительной.

Крики и громкие разговоры, радостные всплески не тревожили ни меня, ни мужа моего, ни Эдмунда. Кроме него, мужчины, считавшего себя моим мужем, пьян из нас троих никто не был.