Озеро

От бликов солнца на поверхности воды слезились глаза и я щурилась, но продолжала выжидающе всматриваться в небольшую галечную площадку на противоположном берегу. Время от времени приходилось отводить взгляд и стирать с ресниц и щёк слезы, я морщилась, потому что от постоянной влажности глаза нестерпимо щипало. Уткнувшись подбородком в колени, я закрывала их, чтобы немного отдохнуть, и разглядывала сверкающие кляксы перед глазами.
 
Иногда я ненадолго впадала в дремоту, а очнувшись, каждый раз пугалась и, безумно оглядываясь по сторонам, не понимая где нахожусь, начинала выкрикивать чьи-то смутно знакомые имена и звать на помощь, но становилось только тише и даже болотные жабы, охотящиеся за мошкарой в прибрежных камышах, ошалев от столь резких и неожиданных звуков, замирали. Я набирала в ладони воды и брызгала в лицо, но чаще вставала с места, взбиралась на крутой берег и с него прыгала в мутную воду. Мне становилось лучше, но именно из-за подобного тревожно-истерического пробуждения я не любила спать.

Оказавшись на дне, цепляясь обеими руками за водоросли, чтобы не сносило течением, я выпрямлялась и, ощущая спиной мягкость тинистой подстилки, смотрела вверх. Мне нравилось вот так покойно лежать и размышлять, разглядывая рваные очертания деревьев, облаков и солнца сквозь толщи воды. Передо мной торопливо проплывали карасики, они пялились выпученными глазами и поспешно скрывались из виду. Жирные пиявки, облепляли тело и жадно впивались, а когда их становилось много, и я начинала чувствовать боль, приходилось отпускать водоросли и выныривать.

В этот раз, как только я оказалась на берегу, нахлынуло довольно сильное чувство раздражения. Я судорожно принялась стряхивать с себя извивающихся паразитов, размазывая свежую кровь по синеватой коже, в то время как они проворно прятались в траве. Поймав-таки одну мерзавку, я накрутила её себе на запястье и, завязав узлом, стала любоваться необычному браслету.

Вспомнив, наконец, о цели своего нахождения тут, я снова посмотрела в сторону галечной площадки. Никого… Послеполуденное солнце уже не резало глаза, и можно было без лишнего напряжения всматриваться в противоположный берег, но меня начали грызть сомнения - а вдруг он так и не придёт? Нельзя сказать, чтобы я жаждала этой встречи, но определённая заинтересованность всё же имелась, к кому же я привыкла к его посещениям и даже немного скучала по утрам.

Он являлся почти каждый день ближе к вечеру и чаще всего уходил ночью, приносил мне сладости и кешью в маленьких пакетиках, постоянно вздыхал и никогда ни о чём не спрашивал. Я издалека узнавала его по ярко рыжим космам, торчащим в разные стороны на манер «220 вольт», он был субтилен, очень высок и довольно странно одевался, хотя там они называют это «креативом». Завидев моего гостя, я бросалась в воду, переплывала водоём и мокрая, с глупо-счастливой улыбкой на лице, прыгала на него, как ребёнок на шею к отцу. Я никогда особенно не ждала его появления и не слишком огорчалась, когда он уходил, но чувствовала себя безумно весёлой в непосредственной с ним близости.

Было лето и было тепло. До позднего вечера мы могли барахтаться, подобно детям, в воде, строить песчаные замки, делать с помощью маленьких камешков картинки в глине, плести венки из одуванчиков и охотиться за гадкими пиявками. Вечером он разжигал костёр, и мы молча сидели рядом. Мой странный друг частенько пел песни, обычно с грустным мотивом, но я их не понимала; иногда пытался говорить со мной, что-то доказывал, размахивал руками, чертил какие-то странные знаки на песке, пытливо смотрел в глаза, но, находя в моих лишь недоумение, сокрушённо качал головой. А иногда после загадочных взглядов он вёл себя совсем уж чуднО: молча придвигался вплотную, начинал часто дышать и легонько дотрагивался до меня. Я чувствовала кожей как быстро билось его сердце и видела его блестящие, наполовину прикрытые глаза. Он гладил мои ноги, руки, обнимал за талию, и такое необычное чувство меня принизывало, что мне почему-то становилось стыдно, я начинала глупо хихикать и осторожно отстранялась. Он глубоко вздыхал, одёргивал на мне футболку, натягивая её до самых колен, чуть отсаживался и закуривал. Однажды даже заплакал, так горько…

Уходил он всегда быстро. Поднимался, отряхивался от песка, перекидывал цветастую сумку-почтальонку через плечо и, помахав рукой, скрывался за деревьями. У него была смешная походка.

В этот раз он пришёл чуть позже, чем обычно, и был явно чем-то обеспокоен. Он нервически улыбнулся, шутливо потрепал за волосы и, усаживаясь на огромный прибрежный булыжник, начал вытаскивать из сумки гостинцы. Я недоумённо глядела на моего гостя, стоя напротив и выжимая двумя руками концы вытянувшейся старой футболки. Раскрыв первый пакетик с миндалем в шоколаде, он протянул его мне. Радостно взвизгнув, я плюхнулась рядом с ним на песок и потянулась к лакомству. Аккуратно вынимая по одному, я принялась смачно уплетать миндаль, а он с умилением наблюдал. Что-то было не так в его манере смотреть, но я не понимала что именно. Пока я ела, он осторожно водил рукой по моим волосам, вытаскивая из них запутавшиеся водоросли. Потом спустился ниже и пальцем будто прочертил линию по позвоночнику вниз и обратно.

Было приятно, но я снова начала испытывать что-то, похожее на стыд. Я резко встала и побежала к воде, весело приглашая его купаться, но он отрицательно покачал головой, лёг на песок и, опёршись о локоть, стал пристально за мной наблюдать, а я по-турецки уселась у кромки воды, задумчиво ковыряя ногтём влажную глину.

Ему быстро надоело меня разглядывать. Подтянув к себе сумку, он вытащил толстую книгу и принялся её листать. Мне от чего-то стало немножко обидно, и я время от времени кидала на него ревнивые взгляды, но он даже не поднимал глаз. Тогда я собрала горстку мелких камешков и дождём бросила в моего друга. Он захохотал, подобрал их и запустил в меня, но я успела закрыться руками. После этого в ход пошёл песок, сухие ветки и прочая мелочь. Шкодно взвизгнув, я встала и с места нырнула, но он за мной не последовал. Оказавшись на поверхности, наблюдая из воды за тем, как он собирает хворост для костра, я поняла, что мне с ним скучно. Хотелось дурачиться, веселиться, а он всё что-то нелепое со мной делал и говорил причудливым голосом. Я так не умела и не понимала его.

Выбравшись на берег, я вернулась к своим сладостям. Медленно пережёвывая кусочки сушёных фруктов, я и со скучающим выражением лица следила за его манипуляциями с огнём. Когда костёр разгорелся, стало тепло и уютно. Стояла тишина и, казалось, будто всё местные представители фауны в изумлении затихли и чего-то ждали.

Мой гость снова заговорил. Его глаза, с нескольким смущением глядевшие на меня, чуть слезились, брови были вопросительно приподняты, он то и дело разводил руками, нервно поправлял волосы и часто кашлял. И тут до меня донёсся необычный, но довольно приятный запах, который, видимо, исходил от сигареты, что он курил. Мне стало интересно, и я осторожно вытащила её у него из пальцев; он даже не заметил. Парень находился в оцепенении и где-то явно не со мной. Я поднесла дымящуюся палочку ко рту и вдохнула…
Было неприятно и жгло лёгкие, но я выкурила её всю. Когда я, наконец, выбросила то, что от неё осталось, мой друг очнулся и изумлёнными глазами уставился сначала на свою руку, потом на меня. Сконфузившись, я пожала плечами. Он медленно отвёл глаза, заёрзал на месте и тут разразился несвойственным ему громким хохотом.

Перед глазами у меня начало плыть, и казалось, будто сухие ветки потрескивают вовсе не в костре, а у меня в висках. Он, буквально захлёбываясь смехом, повалился набок и, словно напакостивший мальчишка, начал бить ногами в песок. Глядя на это, мне тоже стало смешно. Я слышала своё глуповатое хихиканье с многократным эхом, и отчего-то было так весело…

Через пару мгновений ползком, как игривая собачонка, я подобралась к затихшему другу. Он лежал головой на песке, смотрел на воду и чему-то улыбался. Я легла рядом и уткнулась лицом в его волосы, они были жёсткие, но так здорово пахли. Внезапно он повернулся ко мне, и мы оказались настолько близко, что он едва не касался носом моей щеки. Я, не подумав ничего дурного, закрыла глаза и, улыбаясь, перевернулась на спину.

Плохо помню, что было потом. Его руки шарили под майкой, рыжие пряди щекотали шею, он трогал меня за коленки и что-то тихо бормотал. Он не переставал бормотать… А я почти ничего не чувствовала, пожалуй только апатию и несколько болезненное изнеможение. Не двигаясь, я лежала беспомощным зверьком, в знак капитуляции задравшим вверх лапки. Но когда я почувствовала сильную боль внизу, я резко дёрнулась и скинула парня с себя. Предметы перед глазами разъезжалась, я еле сфокусировала её на своём госте и тут… Кошмар! Я увидела огромную отвратительную красную пиявку, торчащую у него из-под майки, а по моей правой ноге тянулась тонкая красная струйка. Эта мерзкая тварь сосала мою кровь!

В ужасе я закричала, вскочила на ноги и, со всей силы ударив его кулаком в грудь, бросилась в воду. Как он мог так поступить, за что такая жестокость? - только и думала я, а перед глазами стояло его изумлённое лицо с раскрытыми от испуга глазами. Не знаю, куда он потом делся, важно только то, чтобы быть от него подальше. Быстрее, быстрее! Вглубь.

Я нашла самое тихое место в озере – то, где жил старый сом и, вцепившись обеими руками в скользкую корягу, свернулась в комок. Внутри будто что-то разрывалось, меня тошнило и сильно кружилась голова. Уткнувшись лицом в плечо, я начала часто всхлипывать, но не плакала.

На дне хорошо. Так спокойно и глубоко… Я подружусь со старым сомом, буду днями на пролёт слушать его бородатые анекдоты и байки, буду отлавливать и уничтожать пиявок, делать себе салаты из водорослей и раков, а самое главное - никогда больше не поднимусь наверх. Там зло, и там обижают.