радуга 2

 В содержании под стражей тоже можно найти свои положительные стороны.
 Особенно в таком исключительно вежливом и пока еще вполне комфортном содержании. Появляется время поразмыслить на досуге о мировой философии. Можно заняться поиском смысла жизни или самоусовершенствованием. Или дыхательной гимнастикой, тоже полезно. Можно написать мемуары. Можно начать вышивать крестиком. Можно хорошенько отоспаться, в конце-то концов! И, вообще, все более или менее великие люди обязательно сидели, это же аксиома!..
 Сидя на бело-стерильной откидной койке с ногами и покусывая отросший ноготь большого пальца, Аликс утешала себя подобными рассуждениями. Все лучше, чем вопить без толку о наказуемости добрых намерений и изначальной саморазрушительности любой инициативы, а также ныть на тему: "Я же тебя предупреждала!" Конструктивнее, по крайней мере. Все равно долго отдохнуть не удастся.
 Она как раз таки намеревалась заключить сама с собой пари еще на полтора часа и потому несколько огорчилась, когда белая дверь спешно переоборудованного в карцер малого склада со щелчком распахнулась, и в темном проеме возник Стив - еще больше взъерошенный, чем обычно, немного помятый, но, по крайней мере, практически трезвый и очень злой.
 Стоял он в своей излюбленной позе - ноги широко расставлены, большие пальцы рук засунуты в карманы, - чуть покачиваясь с носка на пятку и разглядывая Аликс в упор. Все это в сочетании с его новой внешностью выглядело, по меньшей мере, забавным. Аликс забавность эту оценила сполна и улыбочки, насмешливой и ехидной, сдерживать не стала.
 Стив от этой улыбочки ее дернулся, как от хорошей пощечины, поджал губы, ожег ненавидящим взглядом, но взрываться не стал, только бросил сквозь зубы:
 - Выходи!
 - Стив-ви, а как же законность и порядок? Меня же, вроде как собирались держать под стражей аж до самого порта, как особо опасную?..
 Спросила далеко за гранью издевки, особенно упирая на "Стив-ви", и получила в ответ именно то, на что и нарывалась - еще одну порцию обжигающе ненавидящего взгляда.
 - Выходи, кому сказал! Я здесь пока еще хозяин – или кто?!!
 Аликс встала, хмыкнула, посмотрела на него сверху вниз – долго так посмотрела, чтобы он, медленно свирепея, хорошо сумел бы оценить это самое "сверху вниз", - и заметила с преувеличенно искренним сочувствием:
 - Опасаюсь только, что при сложившихся в данный конкретный момент обстоятельствах тебе было бы непросто это доказать…
 И снова хмыкнула, чем окончательно вывела его из себя.
 - Слушай, ты!.. Я же тебя!.. Если ты еще хоть раз!..
 - Стив-ви, - Аликс, поморщившись, с легким налетом брезгливой жалости отцепила его пальцы от своего воротника, - Ты уж хотя бы веди себя, как мужчина, что ли…
 Ответить он просто не смог, зашипел только на вдохе.
 Аликс вышла из карцера, потянулась (потолки на складе низкие, на эриданцев тут явно не рассчитывали), с интересом рассмотрела застывших по обеим сторонам двери громил, после чего неторопливо обернулась.
 Стив уже перестал задыхаться, хотя смотрел по-прежнему зло.
 - Ну и куда же мы пойдем, Стив-ви? - спросила, возвращаясь к обычному слегка насмешливому тону, без особой ядовитости, - К себе не приглашаю, там хлама много, а удобств мало…
 Он хотел вспылить.
 Просто так, на всякий случай - он сейчас, похоже, на любую попытку контакта так реагировал. Не на слова даже - на тон, на улыбочку, на шевеление бровью…
 Очень хотел.
 Опять задохнулся и даже красными пятнами пошел.
 Сдержался.
 Сказал почти спокойно:
 - Ко мне пойдем.
 - Если только затем, чтобы опять молча надраться, то благодарю покорно, как-нибудь без меня!
 На этот раз он почти улыбнулся:
 - Хорошо. Молча – не будем…
 В каюте он, правда, потянулся было к сейфу, но, наткнувшись на насмешливый взгляд серо-зеленых глаз и заломленную бровь, стиснул зубы и резко сел, сделав вид, что никуда он вовсе и не тянулся.
 Ударился локтями о стол, поморщился. Спросил неуверенно:
 - Чем ты Олдиса достала? Он просто-таки крови жаждет…
 Она дернула плечом:
 - Мы разошлись во взглядах на историческое предназначение женщин…
 Он долго подозрительно всматривался в ее лицо, пытаясь понять, являются ли эти слова оскорблением, и стоит ли на них обижаться. Но, похоже, так и не понял. Нахмурился и на всякий случай перевел разговор на другую тему по принципу: "нападение - лучший способ защиты". Спросил зло:
 - Кто протрепался - ты, конечно, не скажешь?!..
 - Фи, капитан… Что у вас за манеры? Людям доверять надо, капитан, особенно - своим людям. Они преданны вам просто убийственно, - она хихикнула, - И, если уж мы на «ты»… Я просто слишком хорошо помню тебя, чтобы не узнать при встрече!
 - Вранье! - сказал он быстро, - Меня в… эт-том в-виде… и родная мама бы не узнала!
 И с бессильной ненавистью посмотрел на острые груди, натянувшие синюю форменку.
 Аликс закрыла глаза, заговорила размеренно и устало, словно профессор высшей математики, вынужденный читать по третьему разу азы арифметики чрезвычайно тупому второгоднику:
 - Человек может изменить свою внешность, перекрасить волосы, глаза и кожу, сделать пластическую операцию, изменить пол и даже отпечатки пальцев, - но он по-прежнему останется самим собой, со своими привычками, манерами, жестами, чувствами… И он по-прежнему будет аккуратно снимать талисман, отправляясь на…
 - Я не помню тебя! - перебил он ее с отчаяньем, - Совсем не помню…
 И Аликс внезапно поняла, почему он так злится и нервничает.
 От неуверенности.
 И оттого, что не может прямо спросить, рассказала ли она Олдису обо всех обстоятельствах вчерашнего вечера. Вот и прекрасно! Пусть понервничает. Все меньше шансов, что ручонки его шаловливые вновь потянутся к сейфу не только за выпивкой…
 - Еще бы ты меня помнил! Кто был ты - звездный волк, герой-пират, звезда первой величины! И кто была я - так, тля несовершеннолетняя. Большой Мак, Веселый Викинг, Малыш-Гроза Борделей… Помнишь Элегию?.. Да, видели бы тебя сейчас те шлюшки!..
 - Слушай, - он неожиданно улыбнулся, - Ты ведь все врешь! Кто ты?
 - Ну-ка, ну-ка…
 - Понимаешь, я бы не смог тебя забыть. Ты слишком яркая стерва!
 - Спасибо! Ты мне тоже нравишься, - Аликс опять хмыкнула, - Особенно сейчас! Со времени нашей последней встречи ты заметно похорошел!
 Он вспыхнул, закусил губы.
 Сглотнул.
 Выжал улыбку - одной волей, как эспандер.
 Сказал, из всех сил стараясь выдержать полушутливый тон:
 - А-а, внешность обманчива! Тело-то так себе. И дело дрянь, и тело дрянь! - он даже сумел рассмеяться.
 Это хорошо.
 Это очень хорошо и даже внушает некоторый оптимизм.
 Может быть, с возрастом ты стала слишком подозрительной, и тут действительно все имеющиеся в наличии неприятности ограничатся тривиальнейшей четвертой степенью, пусть даже и сильно запущенной? Может быть, хотя бы один раз тебе удастся успеть, и вполне достаточно окажется легких терапевтических методов, и никакой тебе резьбы по живому, одни только простенькие дилонги да просто разговоры «за жизнь»…
 - Что так? Небольшой дискомфорт по поводу отсутствия некоторых деталей?
 - Скорее уж по поводу присутствия… - он снова помрачнел. Покосился на грудь, добавил с остервенением, - И как только вы с ними всю жизнь мучаетесь? Они же болят, сволочи - не дотронуться!
 - Давно?
 - А тебе-то что?!
 - А живот не болит? И поясница? - и, видя, что он опять готов ответить резкостью, добавила быстро, - Не ори, это серьезно. Приступы беспричинного раздражения - это и так понятно… А вот головные боли бывают? Сильные, ни с того ни с сего?
 - Н-ну… бывает… не то, что бы совсем уж часто… А откуда ты?.. Я же никому не жаловался… Не болит, скорее, кружится просто… Ты у нас кто - врач, да? Это что – серьезное что-то, да?
 - Врач! - Аликс фыркнула, - Нет, ну это же надо!.. Я – женщина, Стив-ви! Женщина, понимаешь? Впрочем, куда уж тебе… Стив-ви, у тебя месячные когда последний раз были?
 - Что-о?!! - он вскочил, опрокинув стул, лицо его пошло пятнами: - Ну, знаешь!!!.. Ну, ты!..
 - Я так и думала… Стало быть - ни разу. Ну да. Да сядь ты, не мельтеши! Ни разу, да? За все три месяца. Ну да, конечно… И тебе даже и в голову не пришло, что тут что-то как бы и не совсем в порядке?..
 Он не испугался.
 Это было больше, чем просто испуг.
 И - гораздо сильнее.
 Из него словно вдруг выпустили весь воздух, а вместе с ним - все возмущение, ярость и страх. Он не сел - упал на стул, ноги просто не держали. И глаза показались очень черными на побелевшем лице.
 Спросил почти шепотом:
 - Ты думаешь, что она была… что я теперь…
 - Дура-ак! - Аликс рассмеялась почти беззвучно, - Прости меня, Стивви, но ты и правда дурак. При чем здесь это? Ты в ее аптечку как-нибудь загляни, рекомендую - сразу поймешь, что дети в ее ближайшие планы никак не входили. Успокойся! И не падай так, побереги себя! Твоему новому телу и без того не позавидуешь - ты со своей грубой мужской психикой совсем задавил несчастный и хрупкий женский организм! Ты по-прежнему считаешь себя Викингом-Грозой Борделей, и ведешь себя соответственно. Когда дело касается просто поведения - флаг тебе в руки, строй из себя дурака, сколько тебе угодно! Но так издеваться над собственным здоровьем просто глупо…
 Она достала из плечевого кармана плоскую аптечку, покопалась в ней задумчиво и извлекла прозрачную рубиновую гранулу. Поколебавшись, достала еще одну. Первую крутанула между пальцами, вторую протянула Стиву.
 - Прими вот это, пока окончательно не загнулся.
 - Что это такое? - Спросил Стив, подозрительно разглядывая красную бусину и глотать ее явно не торопясь.
 - Чисто женская штучка, тебе неинтересно. От тебя требуется сделать только одно глотательное движение. Ну же, будь умницей, за маму, за папу, за тетю Аликс… Что, трусишь?
 - И что будет?
 - Что будет, что будет… То самое и будет, чего давно не было… Не бойся, не отравлено.
 - Не буду! – он коротко махнул рукой, бусинка почти беззвучно ударилась о крышку люка утилизации. Отскочила, спружинив, покатилась куда-то под стол.
 - Дурак. Дело, конечно, твое, но у тебя уже сейчас нервы ни к черту, а от чего, как ты думаешь? Да все от того же, дорогой мой, типичнейший предменструальный синдром во всем его великолепии, а будет еще хуже… - она помолчала, добавила примирительно, протянув на раскрытой ладони вторую бусину, - Стивви, пожалуйста, мне очень не хочется вставать… Ты ведь и сам понимаешь, что мы тут одни, а я - сильнее…
 - Я буду кричать, - сказал Стив неуверенно.
 Аликс прищурилась. Спросила почти ласково:
 - Стив-ви, ну почему тебе так хочется все время выставлять себя полным идиотом? Или что – просто нравятся женщины, которые заставляют тебя насильно?
 Стив выругался. Глянул ненавидяще, схватил красную капсулу, сунул в рот. Бросив еще один ненавидящий взгляд, проглотил - давясь, даже не запивая. Бросил зло:
 - Теперь - довольна?! Будь проклят тот день…
 Взгляд у него хороший - таким взглядом стены буравить самое то. Или танковую броню прожигать. Теперь он ненавидеть будет, а это тоже неплохо. Ненависть - она силы дает.
 Аликс встала, одернула немнущуюся куртку. Щелкнула пальцами по кепочке, отдавая честь.
 И уже у самой двери услышала брошенное в спину шелестящим шепотом:
 - Я тебя ненавижу…

 
 -----------


 Дверь распахнулась с жутким грохотом.
 Аликс, не отрываясь от полировки ногтей, сказала, поморщившись:
 - Зачем же каждый раз так шуметь, Стив-ви?
 - Я как раз по поводу Стив… Стива. Что ты с ним сделала?!
 Ежедневный уход за ногтями – дело важное, это вам любой эриданец скажет. Не отрывая глаз от кончиков перламутровых ногтей, Аликс аккуратно отложила алмазную пилочку. Спросила, обращаясь по-прежнему в район своей правой кисти, и голос ее был обжигающе холоден:
 - Старший помощник Олдис, что Вам надо в МОЕЙ каюте?
 Несколько секунд царила тишина - Олдис пытался посредством буравящего взгляда и выражения праведного негодования на благородно-кирпичном лице пробудить в ней осознание собственной вины. Она же ждала, когда это дело ему надоест, холодно рассматривая его плохо выбритый подбородок.
 Наконец, подбородок дернулся:
 - Что Вы наговорили ему вчера?
 Забавно, насколько сильно хорошая словесная оплеуха действует на истинных офицеров - Олдис сразу же перешел на "ВЫ", подтянулся, даже интонацию холодно-официальную непроизвольно скопировал. И то, что температура улыбки Аликс была несколько выше точки замерзания аммиака, объяснялось именно этим обстоятельством.
 - У нас с моим СТАРЫМ другом есть темы для разговоров, которые никоим образом не касаются Вас, старший помощник капитана Олдис.
 Олдис выдержал паузу, явно просчитывая про себя до десяти, прежде чем продолжить.
 Быстро схватывает!
 - Боюсь, что Вы не совсем ясно представляете последствия затронутых Вами тем.
 - Так нельзя ли объяснить мне подоступнее, каковы же эти самые последствия, старший помощник капитана Олдис?
 - Отсутствие структурной траектории выхода. Как следствие - возможная авария на выходе. В результате - вероятная гибель корабля с экипажем и пассажирами. Только и всего.
 Аликс присвистнула. Скрестила руки на груди.
 - А теперь, пожалуйста, повторите на общедоступном. Что случилось?
 Он, похоже, решил, что она просто издевается. Но все равно ответил, и голос его был по-прежнему корректен и сух:
 - Стивви - наш единственный штурман-нулевик. Раньше был еще Корвин, а теперь других специалов нет. Завтра по графику мы должны выходить из прыжка. А Стив заявил, что пристрелит любого, кто сунется к нему в каюту. И, похоже, он сильно… не в себе…
 - Пьян до полной невменяемости, вы это хотели сказать, старший помощник капитана Олдис?
 - Раньше он никогда себе такого не позволял. До тех пор, пока Вы… не затронули вчера некоторые… темы. Вот, в сущности, и все. А больше ничего не случилось...
 - Это все, конечно, весьма интересно, но вовсе не дает Вам права врываться в МОЮ каюту без стука, старший помощник капитана Олдис. Я не буду с Вами разговаривать, пока вы не выйдете, не постучитесь, как полагается воспитанным людям, и не попросите извинения за ранний визит…
 - Хорошо. Я выйду. Я постучусь. Я принесу извинения. Могу даже в письменной форме. Но войду я уже не один. Потому что Вы зашли слишком далеко. Ваше поведение угрожает безопасности вверенной мне команды и пассажиров. И Вам придется ответить на мои вопросы и постараться, чтобы эти ответы мне понравились…
 Он вышел - прямой, вежливый, ненавидящий - и уже в коридоре услышал:
 - Фи, Олдис! С утра пораньше запугивать слабую женщину!.. Как некрасиво, а еще офицер!..
 И, словно ставя точку, дверь захлопнулась.
 Оставив Олдиса кипеть от праведного негодования, Аликс медлить не стала - дверь оказалась запертой прежде, чем старший помощник успел обернуться. Еще некоторое время он покипит и попрожигает эту дверь взглядом. Потом постучится.
 Все еще кипя, и потому очень-очень вежливо так постучится.
 Подождет ответа.
 Не слишком долго подождет, тут уж ничего не поделаешь.
 Постучится еще раз, уже куда менее вежливо, после чего попробует открыть.
 А потом начнет выламывать…
 Если поторопиться - времени должно вполне хватить. Двери на этом кораблике всегда отличались изрядной прочностью…
 Секунды три на сборы. Еще пять - на то, чтобы в душевой вынуть сетку вентиляционной трубы. Отверстие было крохотным - застрянет кошка средней упитанности, что уж там о человеке говорить. Но про эриданцев ходит немало слухов, так что в качестве камня по кустам сойдет вполне, пусть поломают голову.
 А заодно и прислушаемся - есть ли кто в душевой выше уровнем. Она надеялась, что нет. И надежды ее оправдались.
 Удовлетворенно улыбнувшись, она залезла в пластиковый бассейн с высокими бортиками.
 Бывшая каюта Стефани располагалась на третьем, высшем пассажирском уровне, дальше шли уровни офицеров. И каюта Стефани находилась точно под пустующей штурманской, которая, в свою очередь, соседствовала с капитанской.
 Уровни мало отличались друг от друга. Только на офицерском, более узком, каюты были сдвоенными, а душевая между ними - общей…
 Именно этим и руководствовалась Аликс, перебираясь из уже вполне обжитого ею за первую неделю пути чулана в каюту Стефани, а вовсе не наличием там неположенных безбилетнику удобств, как ядовито изволил заметить вчера вечером старший помощник капитана Ричард Олдис.
 Правда, то, что собиралась она сейчас предпринять, официально приравнивалось к самоубийству. Спасательные пояса, обладая массой всеми признаваемых достоинств, имели-таки одно малоприятное свойство, из-за которого их применение для перемещений на расстояния меньше хотя бы парсека категорически запрещалось – они были слишком точны. При этом возможные коррекционные колебания точки выброса зависели от дистанции переброски не напрямую даже, а в геометрической прогрессии. И если при перемещении на несколько световых лет колебания эти были возможны до сотен километров, - а столкнуться с какой-нибудь непредвиденной гадостью более крупного размера тебе практически не грозило, даже при не слишком точном прицеле, - то при расстоянии в три метра возможность свободной коррекции падала чуть ли не до нуля. Достаточно ошибиться на пару миллиметров - и спрессуешься со стенкой или полом.
 Или принимающим душ человеком, что тоже, знаете ли…
 Впрочем, душевая пуста, а бассейн - единственное место, где риск наткнуться на случайные (или неслучайные, что не суть) предметы минимален. Правда, мыльницы или забытого полотенца тоже будет вполне достаточно, но об этом мы подумаем потом… Она тронула кнопочки ТП-пояса, вводя координаты и поправку на модуль ускорения и набранную массу инерции. Риск, конечно…
 Но не больший, чем перемещение по одному поясу вдвоем, и вот только не надо сейчас напоминать, чем именно три месяца назад закончилось у Пятой Волопаса одно из подобных перемещений…
 В каюте Стива было тихо, несмотря на то, что о прибытии своем Аликс сообщила жутким грохотом, свалившись в сухой бассейн с высоты десяти сантиметров - переборщила со страховкой, все боялась подошвами в пол впечататься.
 Стив лежал на койке, отвернувшись к стене и натянув одеяло до подбородка. Он не спал - затылок спящего человека не может выражать ненависть такой степени.
 На этот раз Аликс не стала улыбаться и язвить - несвоевременные улыбки иногда обходятся очень дорого. Сказала коротко и сухо, не предлагая даже, а просто доводя до сведения:
 - Это - грелка. Я ее в розетку воткнула, тебе на нее осталось только лечь. На животе удобнее, и боль быстрее пройдет, по себе знаю. А вот это стоило бы принять - она выложила на прикроватную полку пакетик с безыгольными инъекторами, каждый – в отдельной нетронутой упаковке, названия и дозировка хорошо различимы, а то знаем мы этих параноиков… - Здесь спазмальгетики и витамины, можешь проверить по каталогу, обычный оптимизированный женский набор… Это – прокладки из ее запасов, инструкция на упаковке, думаю, разберешься…
 Она сходила за водой в душевую, хотя на столе был сифон - просто заодно она сняла и тут крышку вентиляции. Но внизу пока ограничивались лишь словесным давлением - труба доносила приглушенные угрозы, а звуков выламывания двери пока что слышно не было. Аликс позволила себе быструю улыбку - от сохранения непривычно-серьезного выражения лица уже ныли скулы и уголки глаз…
 Вернувшись, поставила стакан на прикроватную полку, сказала в пространство:
 - Просто стандартный обезболивающе-укрепляющий набор, мы ведь с этой гадостью миллионы лет валандаемся… и пей побольше жидкости, тебе это сейчас необходимо. Ты можешь меня ненавидеть, но не можешь не признать - я тебя не обманывала вчера. Не обманываю и сейчас.
 Стив открыл мутные от боли глаза, царапнул ненавидящим взглядом. Воду проигнорировал.
 - У тебя сейчас пойдет обезвоживание, как и при любой кровопотере, так что пить лучше побольше. Впрочем – дело твое, предпочитаешь мцчаться – флаг тебе в руки…
 Аликс поставила на полку сифон, прислушалась к доносившемуся из душевой шуму (его характер существенно изменился, следовательно - надо спешить). Спросила у стенки:
 - Штурманскую дверь я закрою твоим старым кодом, не возражаешь?
 Ответа, конечно же, не дождалась, вышла через душ в соседнюю каюту. Усмехнулась - дверь в коридор была заблокирована ножкой табуретки. С этими дверьми у Стива просто какой-то пунктик!
 Не торопясь, прошла по длинному коридору. Посвистывая и улыбаясь, спустилась на пассажирский уровень и сразу поняла, почему Олдис и К" решились среди белого дня выломать ее дверь - в салоне был на всю мощность включен визор и шло какое-то массовое шоу с грохотом, визгом и всеобщим хохотом.
 Понятненько…
 К своей малость оплавленной двери она подошла бесшумно. А профессионально, надо отметить, сняли - пережгли крепежные винты и аккуратно выдавили. Похоже, и таковой опыт у них имеется…
 Двое "змей" и Олдис стояли в каюте, и позы их были забавно растерянными. Третий "змей", встав на высокие бортики бассейна, сосредоточенно и непонимающе рассматривал вентиляционное отверстие, все время пытаясь просунуть туда хотя бы голову. Голова не лезла дальше макушки.
 - Этого не может быть, она где-то здесь, я уверен! - сказал Олдис скорее просительно, чем твердо, - Вы хорошо осмотрели каюту?
 На невозмутимом лице "змея" в душевой проступило выражение презрительной скуки. Он оторвался от изучения вентиляции для того, чтобы сказать пару ласковых человеку, посмевшему усомниться в его профессионализме.
 И увидел Аликс.
 И на какую-то долю секунды потерял над собой контроль настолько, что чуть не упал с высокого бортика.
 - Старший помощник капитана Олдис, что Вы делаете в МОЕЙ каюте? - спросила Аликс самым неприятным голосом, каким только сумела.
 Ох, как же они подпрыгнули, все трое! Олдис хотел даже что-то сказать, но она ему не дала:
 - У вас есть ордер на обыск, старший помощник Олдис? Ордер, подписанный капитаном? Тогда - пошли вон. Ясно? И дверь попрошу поставить на место.
 "Змеи" вышли мгновенно - Школа, она и есть Школа. И дверь на место приладили даже быстрее, чем она ожидала.
 Вот только, мимо проходя, словно случайно задерживали они на ней свой взгляд, и профессионально-скучающее выражение их лиц на какую-то долю секунды сменялось живейшим интересом.
 Скверно.
 Ай, как скверно-то…
 Дожили.
 Вернее - докатились.
 Мало того, что мальчиков этих теперь голыми руками не возьмешь, предупреждены они и брыкаться будут всерьез… Но они еще и ЗАПОМНИЛИ… А это уже не просто прокол…
 Аликс, оно тебе надо?..
 Не хватало еще на серьезные неприятности нарваться из-за глупых романтических воспоминаний… Стареешь, что ли?
 Олдис задержался.
 - Я сделаю все, что в моих силах, но добьюсь ордера на Ваш арест.
 - Если за подписью кэпа - то не раньше завтрашнего утра, - уточнила Аликс примирительно.
 Надо отдать старшему помощнику должное, среагировал он мгновенно и правильно:
 - Вы видели его?
 И, кстати, даже не спросил - КАК, за что Аликс набавила ему еще пару очков.
 - Запой, знаете ли… дело серьезное. На вашем месте я бы побеспокоилась… если вы всерьез озабочены благополучием вверенного вам корабля… - сказала она презрительно и достаточно громко, чтобы услышали не только здесь, но и там, наверху, зря что ли обе крышки снимала!? - В следующий раз меня может рядом и не оказаться. Пока – все в порядке, я приняла кое-какие меры… Да и запасы его реквизировала. Так что к утру проспится, никуда не денется… А теперь - до свидания, старший помощник капитана Олдис…
 Он не задал ни одного вопроса, за что получил еще одно очко. Аликс переставало это нравиться, с такими правильными становится просто неинтересно. Просто таки даже скучно становится!
 - Олдис! - окликнула она его напоследок, - Если еще раз войдете без стука - вылетите с грохотом!
 Он хлопнул свежепоставленной дверью так, что у Аликс лязгнули зубы.
 Вот так-то лучше!


 -----------


 - Откуда ты знаешь мой личный код?
 - Ай, Малыш, Малыш… Меня ты, стало быть, так и не вспомнил… Впрочем, заходи, раз уж пришел.
 - Не-а, не вспомнил! - Стив, улыбаясь, помотал головой. Прошелся по каюте, хмыканьем отметил воцарившийся здесь порядок и вздергиванием бровей - оплавленную дверь. Но ничего не сказал ни по тому, ни по другому поводу.
 Его слегка пошатывало, лицо осунулось и слегка отдавало зеленью, под глазами залегли тени, но идиотская улыбка прочно держалась на сероватых губах. Могло показаться, что он уже успел немного поддать. Но это было не так.
 Просто крови он вчера потерял немало, красная капсула штукой была крайне серьезной, применяемой для мини-абортов, а во многих регионах так и вообще к применению запрещенной категорически. Да и простое отсутствие боли - коварнейший наркотик…
 - А знаешь, что я вообще думаю? - спросил он доверительно, - Я думаю, что мы с тобой вообще не встречались. Ага! Никогда. Ну не смог бы я тебя забыть, понимаешь? Особенно, если ты и раньше была такой же стервой! Мне же всегда стервы нравились. И эриданки… тоже… это самое… Еще с детства, нет, правда! Всегда к вашему брату… сестре, то есть… дышал неровно. А твою милую манеру доводить вполне приличных и выдержанных людей типа Ричи… - его голос стал почти мечтательным, - Это же вообще забыть невозможно, нет, ну сама посуди! Конечно, я мог бы забыть какую-нибудь случайную знакомую… даже эриданку… Знаешь, сколько у меня было эриданок? О-о-о-о!!! Эриданки – это вещь! Впрочем, что это я тебе… Короче, случайную - мог бы… это самое… забыть. Если - совсем уж случайная. Но откуда бы эта совсем уж случайная столько бы обо мне узнала?.. А? Вот то-то и оно! Я ведь не треплюсь о себе ночи напролет… с совсем уж случайными.
 - Тогда кто же я такая и откуда так хорошо информирована? - спросила Аликс с живейшим интересом.
 - А-а, не знаю еще! - он легкомысленно махнул рукой, - Может, ты из будущего, и мы с тобой встречались где-нибудь лет через десять, и я произвел на тебя настолько сильное впечатление, что ты… Хотя - нет, это отпадает... - он помрачнел, с отвращением разглядывая свою грудь, заметил рассеянно, - Вот ведь странно, со стороны, к чужим, в смысле, я ведь очень даже неровно дышал, а как своими обзавелся - так просто возненавидел… Забавная штука… Нет, будущее отпадает, вряд ли сейчас я смог бы произвести на тебя такое уж сильное впечатление…
 - Ну, не скажи… Ты очень даже хорошенький! А вкусы у всех, знаешь ли...
 - Не зли меня! Впрочем… - и улыбка его, вновь возникшая было, стала вымученной, - Ты ведь вполне можешь оказаться моей дочерью… Это бы все объясняло.
 Аликс фыркнула, покосилась насмешливо:
 - Стив-ви, ты что, способен представить себя в гареме Верхнего Эридана?
 - Теперь, скорее уж, Нижнего… эриданки мне ведь всегда… Значит, возможно, и эриданцы… когда-нибудь… - он снова, мрачнея на секунду, бросил на себя короткий взгляд. Сказал задумчиво, - У меня когда-то было много друзей из… ваших.
 Ощутил какое-то странное напряжение, возникшее вдруг в воздухе, поднял глаза.
 И обжегся о внезапно затвердевший зеленовато-серой сталью взгляд. Внешняя безобидность слов, как мягкая замша ножен, прикрыла внутренний бритвенно-острый холодок:
 - Друзей никогда не бывает много, Стив-ви…
 Она знала.
 Друзей не может быть много.
 Друг может быть только один.
 Он и был один. А остальные были уже ЕГО приятелями, и сейчас Стив не смог бы вспомнить по имени ни одного из них.
 Она знала.
 А он пытался забыть.
 - А-а… Ты и его знала? Тогда понятно!.. Лехан всегда был треплом.
 - Может быть… Но треплом он был честным.
 Был…
 Возникшую паузу оказалось очень трудно прервать.
 - Давно?
 - Малыш, ты что?! Совсем сдурел на старости лет, да?! Жив твой Леха. Во всяком случае, при нашей последней с ним встрече на труп он как-то мало походил… вполне себе жив и здоров был, а было это, дай бог памяти… впрочем, не важно! Просто, знаешь ли, людям с возрастом свойственно несколько меняться, вот я и сказала… Случается с ними такое иногда, понимаешь? Хотя… Леха, пожалуй, это не тот случай. Когда я его видела в последний раз, он был все таким же великолепным и очаровательно-честным треплом…
 - Я пошутить хотел! - он знал, что она не поверит. Да и кто бы поверил? Но почему-то очень хотелось, чтобы именно она - поверила, - Я действительно даже подумать не мог, что он из тех самых Скаутов…
 - Знаю… - Аликс фыркнула, расслабляясь, - И он знал, так что успокойся. Он не был на тебя в обиде.
 - Странно, - сказал Стив, непроизвольно опять начиная улыбаться, - Но я сегодня ни к чему не способен относиться всерьез. Вот появляешься ты, начинаешь говорить неприятные вещи, на совесть давить, наверняка ведь считаешь меня если не сволочью, то уж хотя бы полным идиотом… А-а, не знаю я, кем ты меня там считаешь, но уж никак не достойным всяческого уважения капитаном весьма почтенной калоши… Я сказал - калоши?.. Я не то хотел сказать… А что я хотел сказать?.. Ну, не важно… Все равно - ты мне нравишься! Вот! Я всегда любил стерв. Они меня, правда, почему-то совсем… Ну, да ладно… Выпьем за это, а?
 - Не советую, Викинг.
 - В чем дело? Я ведь честно предлагаю, без подвоха, от всей души. Брезгуешь? Или считаешь, что я уже пьян? Да честное слово - ни грамма!
 - Видишь ли, Стив-ви, - улыбка Аликс стала несколько ехидней, чем обычно, - В твоем теперешнем положении есть некоторые нюансы, о которых тебе будет нелишним узнать. Твое вчерашнее не слишком приятное самочувствие было вызвано всего лишь сужением некоторых кровеносных сосудов. С помощью тепла и лекарств ты этот спазм снял, но женский организм, Стив-ви, штука тонкая... Алкоголь или там, допустим, простуда, запросто вызовут новый спазм… Сечешь? А повторный спазм медикаментами может уже и не сняться, привыкаешь быстро, по себе знаю…
 Она не смотрела на него.
 Зачем?
 Она и так знала, что все вышло в самое то. Немного ехидства, немного доверительности, полунамек-полупровокация, сдобренная парочкой псевдомедицинских терминов - и получается крутой по убойности коктейль.
 Он не мог не испугаться.
 Не то, чтобы он вообще по жизни был трусом – трусом! Малыш! Ха!.. - и не то, чтобы он очень уж боялся боли. При аварии на Регусе он шесть часов, наравне с остальными, помогал таскать раненых, и никто даже не догадался, что у него были сломаны два ребра и ключица. Дважды его резали ножом. Один раз - электропилой, правда, несильно. И сгорать ему тоже приходилось - аварийные капсулы приземляются жестко, так уж они запроектированы. И зубы у него, надо думать, болели…
 Просто боль бывает разная.
 - Наверное, нет ничего более глупого и смешного, чем мужик в моем положении? - если он и пытался пошутить, то вышло не очень. Но Аликс фыркнула, поддерживая:
 - Уверяю тебя, есть. Например - мужик в положении…
 - Ну, знаешь!.. Это уже даже не смешно… Слушай, а… ты уверена?
 - Уверена. Успокойся.
 - А - это?.. Ну.... Это вот… оно что, теперь каждый месяц будет - вот так?
 - Обязательно! Особенно, если застудишься. Что морщишься? Поздно морщиться, привыкай теперь. Ты же у нас молодой, не рожавший… К тому же, похоже - наследственная предрасположенность, я тут в медицинских файлах ее матери покопалась… Такие часто на стенку лезут.
 - Кошмар… - Стив вздохнул, покачал головой, - Никогда бы не подумал, что женщинам так достается… Бедные вы.
 - Бедные МЫ, ты хочешь сказать, БЫВШИЙ покоритель борделей?
 Стив рассмеялся.
 Это был тихий, но совершенно нормальный смех.
 Даже почти счастливый.
 - Ты хочешь меня взбесить, верно? Не получится! Не знаю почему, но сегодня я чувствую себя счастливым. Несмотря даже на это, - он щелкнул себя по груди, сморщился и улыбнулся, - Может, это просто от слишком резкого контраста со вчерашним… Не знаю. Знаешь что? Ты хорошая.
 - Ну-ка, ну-ка, это уже любопытно! Вякни-ка еще разок, я что-то расслышала плохо.
 - Не притворяйся. Ты просто чудо.
 - Стив-ви, тебе не кажется, что в тебе все долгие годы прежней жизни крепким сном праведника дрых махровый мазохист? А теперь вот проснулся и даже право голоса получил? Хорошей меня не называла даже моя родная физ-мочка, и, смею тебя уверить, у нее были для этого все основания.
 - Дело твое. - Стив зевнул, широко, с хрустом, - Я пойду, пожалуй…
 В дверях он остановился.
 Обернулся.
 - Пока. И - спасибо.
 Дверь на этот раз для разнообразия закрылась даже тихо.
 Аликс фыркнула.
 Как все-таки легко иметь дело с крупными мужчинами! Большими такими, сильными и очень-очень уверенными в себе. У них настолько устойчивая поведенческая психоматрица, что ее не сломать какими-то там внешними изменениями типа глубокой старости, инвалидности или там насильственной смены тела.
 Во всяком случае – не сломать за три месяца.
 Вот и сейчас реагировал он, как настоящий мужчина – большой, сильный, мало кем битый и потому доверчивый, как ребенок. Ни тебе долгих копаний в медицинских энциклопедиях, ни недоверчивых фразочек по типу: "да, но мне говорили…", ни скептического пережевывания губ. Ничего!
 Просто праздник какой-то!
 Ни с одной настоящей женщиной ничего подобного бы не прошло. Ха! Женщины - они вообще верят лишь тому, чему хотят верить, не стала бы Аликс даже пытаться провернуть коррекцию по типу 22/15 с легким уклоном в 114*9* ни с одной урожденной женщиной. С ними иначе надо…
 Но Стив женщиной не был. И, даст Бог, так и не станет ею никогда.
 И это славно.
 Потому что дней пять он теперь пить не будет. А там - еще чего-нибудь придумается, зачем заранее голову ломать?
 Гораздо хуже то, что завтра эйфория кончится, а похмельная ломка останется, и наложится на и без того повышенную раздражительность…
 Вот об этом и будем думать, а не о том, какое именно рвотное лучше подсыпать этак через недельку в неприкосновенное капитанское бренди…


 ---------

 
 Эридан - планета-двойняшка, странный каприз эволюции. Родина информационных пиратов и рысей, амазонок и легионеров всех мастей, авантюристов и патесс. У родившихся здесь светлые волосы и глаза цвета осеннего моря.
 Светлые волосы эти на внутреннем рынке стоят в восемь раз дороже иридия, если считать по весу, поскольку идут на лучшие бронежилеты. Тонкой и ажурной сеткой из них можно нашинковать на мелкие дольки идущий на полной крейсерской и бронированный по высшему разряду флагманский катер. При меньших скоростях и наличии в броне силовой пропитки его, пожалуй, можно даже остановить - если, конечно, найдете вы пару достаточно крупных и прочных планет, между которыми сеть эту натянуть следует, потому что сетка-то выдержит, а вот касательно планет этого гарантировать не возьмется никто, поскольку крейсерская скорость – это все-таки крейсерская скорость, а флагманский катер – как ни крути, остается флагманским катером…
 Эти волосы не берет даже плазменная горелка, и только специальные ножницы с мономолекулярными лезвиями, эриданские ножницы...
 На Эридани лишь пижоны и дети носят короткие стрижки.
 И Алехандер Скаут, пижон стриженный, проставивший в графе "место рождения" просто "Эридан", не вызвал не то что подозрений - даже легкого недоумения не вызвал он, всем ведь и так известно, что на Верхнем рождаются лишь девочки, так зачем же еще и уточнять? Никому не нужные глупости…
 Так рассуждал тогда еще молодой и ужасно самоуверенный Стив Мак-Грегор, и даже такая опасно-знакомая фамилия не царапнула тогда его сознания.
 Действительно, глупо же думать, что кто-то из Скаутов - из ТЕХ САМЫХ СКАУТОВ! - захочет вдруг поработать штурманом на обычном каботажнике, и, более того, при устройстве воспользуется своей подлинной карточкой!
 Алехандер.
 Алёха.
 Алекс.
 Вечной занозой в памяти…
 Друг.
 Может быть - и не единственный. Может быть…
 Но – друг. Хороший такой друг. Преданный.
 Преданный - какое слово емкое.
 Преданный тебе и тобою же…
 М-да…
 И что толку теперь кричать о своей невиновности.
 Пошутить захотелось идиоту, видите ли. Пошутил. Юм-морист.
 Дошутился.
 Джастина-то, пьянчугу тупого с дочкой его этой прибабахнутой тоже ведь взяли тогда только за ради прикола - что, не так, да?! А ну-ка, возрази, попробуй!.. То-то… Шут-точки…
 Не шутил бы так по-кретински - до сих пор бы с Алехандером работал. И не было бы полубезумного Джастина, и дочки его придурочной тоже не было бы, и ничего не произошло бы у Пятой Волопаса…
 Стив открыл глаза.
 Вставать не хотелось.
 Но если сейчас не встать - Ричи опять схватит ребятишек и помчится бить морду эриданке. И она обязательно явится - полюбопытствовать, что случилось. А встречаться сейчас с нею Стиву хотелось меньше всего.
 Только не с ней!
 Он застонал. Господи, чего он ей вчера наплел, идиот?!.. И если бы только ей… К Ричи обниматься лез, тот не знал, куда глаза девать, Боже мой, стыдно-то как…
 Напиться…
 Так ведь и этого нельзя. Черт, вот положение!
 Он принял душ, с ненавистью намыливая это крохотное и такое мерзко-красивое тело. Вспомнил свои прежние руки, сильные и настоящие… Понял, что опять плачет, с яростью замотал головой. Это тело было слабым и подлым, оно постоянно норовило подвести в самые ответственные моменты. У него постоянно что-нибудь болело, а слезы готовы были течь круглые сутки напролет по поводу и без повода, как из испорченного крана…
 Хотелось выть.
 Стиснув зубы, он натянул комбинезон прямо на мокрое тело, пошел на мостик.
 То, что Олдис, Кливленд и третий вахтенный - как его, толстенький такой, Эриксон, кажется… - при его появлении прекратили разговор и виновато запереглядывались, было уже привычно. И так же привычно вывело его из себя.
 - Бардак в рубке! - процедил он сквозь зубы, локтем спихнув с дублирующего пульта грязную посуду, прошел к своему креслу. С полчаса корректировал почасовые траектории, но думал о другом, чувствуя спиной взгляды вахтенных и злясь.
 Думал он о том, что с ним уже давно никто, кроме Олдиса, не разговаривает, ну разве что еще эриданка эта, не вспомнить которую никак... И гады эти опять жареную картошку жрали, а тут изволь сидеть на кефирчике, потому что и так видок убийственный, эту дуру Бог формами не обидел, на троих бы хватило, а если еще и питаться нормально - то вообще туши свет.
 Так сидел он довольно долго, чувствуя их сочувственные взгляды спиной и медленно зверея. Потом внезапно понял, что еще чуть - и он сорвется.
 И вышел, стараясь ни на кого не смотреть.
 Потому что видеть их смущенно-виноватые лица больше не было сил.
 После того разноса, что он, сорвавшись, устроил Ричи три дня назад, стало вообще невыносимо. Чего он такого им всем наговорил, этот вечно перебарщивающий и с-с-тарательный кретин, что они теперь все просто шарахаются, как от прокаженного?!
 Вернуться, что ли, и спросить?..
 Стив остановился, сморщился, закусив губу.
 Ответят они, как же!
 Снова будут смущенно и виновато переглядываться, мяться, отводить глаза. Снова будут все понимать и смотреть сочувственно, отчего сразу же захочется взвыть и схватиться за что-нибудь потяжелее. И колотить этим чем-нибудь прямо по сочувствующим все понимающим харям. Колотить до тех пор, пока напрочь не исчезнет с их поверхности это самое все понимающее и сочувственное выражение…
 Нет, возвращаться не стоит.
 Слишком велико искушение, когда-нибудь выдержки может и не хватить. Лучше пойти к эриданке. Она, конечно, стерва, и стерва та еще. Зараза, садистка самоуверенная, и, похоже, порядочная дрянь. А уж от личика ее самодовольного так и вообще просто скулы сводит… Но при всем при этом она, по крайней мере, не ведет себя с ним, как со смертельно больным слабоумным дядюшкой-миллиардером, вокруг которого танцуют на цыпочках все ближние и дальние родственники в надеждах на грядущее наследство.
 Стив никогда сам лично с родственниками престарелых миллиардеров не общался, но был уверен, что улыбочки у них точно такие же - вынужденно-сахарные, приторные до оскомины, источающие натужную слащавость непрекращающейся волной…
 Ушат ледяной воды за шиворот обретает своеобразную прелесть для того, кто тонет в теплом сиропе. А еще лучше, когда этой же самой ледяной водой – прямо в лицо. Приятнее. Хоть сладость эту липкую смоет…
 Странно.
 Еще неделю назад ему и в голову бы не пришло пытаться вот так шутить. Не напоказ, для Ричи или там еще кого, а просто так, самому с собой. Словно и на самом деле ничего особенного не случилось. Словно жизнь продолжается. Словно Ричи прав, и со временем к этому можно действительно привыкнуть…
 Защипало глаза, словно в них капнули чем-то едким. Он яростно вытер лицо рукавом, шипя сквозь зубы. Проморгался.
 И вспомнил, какие розовые сопли распустил перед эриданкой вчера, когда внезапно накрыло его у нее в каюте острым приступом словесного поноса… Сморщился, застонал сквозь зубы от стыда и отчаянья. Нет, к ней он не пойдет… Хоть на это-то остатков еще каким-то чудом сохранившегося самолюбия у него хватит.
 Он замедлил шаги перед кают-компанией. Остановился. За неплотно прикрытой дверью грохнул взрыв хохота. Стив прижался спиной к переборке, вслушался. Дилейн опять травит бородатые анекдоты, большей частью откровенно похабные, благо дам в экипаже нет.
 Раньше, во всяком случае, не было…
 Тони и Мик наверняка играют в шахматы, остальные режутся в карты. Или топчутся у бара и слушают Дилейна. В кают-компании снова засмеялись, на этот раз не так сильно. Стив закрыл глаза, вслушиваясь в невнятное бормотанье. Он не разбирал слов, да и не старался их разобрать, просто слушал знакомые голоса, как слушают любимую музыку, ощущал кончиками пальцев вибрирующую теплоту переборки, вдыхал привычный запах пластика, металлов и жареной картошки - черт! Как же все-таки есть хочется! Знал бы кто… Лучше не думать о картошке, лучше вообще ни о чем не думать, просто стоять здесь, невидимому никем, прижимаясь спиной к стене, и слушать знакомые голоса, знакомые разговоры знакомых людей, таких близких и недоступных, потому что если сейчас открыть дверь и войти, натянув одной силой воли на лицо улыбку - все сразу кончится.
 Смолкнет смех, поперхнется и станет мяться над каждым нецензурным словом Дилейн, будут прятать глаза картежники и втягивать головы в плечи шахматисты. И все будут из кожи вон лезть, делая вид, что ничего подобного не происходит, и за спиной бросать на него сочувственные все понимающие взгляды, и он будет чувствовать эти взгляды затылком, медленно впадая в тихую ярость…
 И в конце концов не выдержит, выскочит, хлопнув дверью и шипя сквозь стиснутые зубы: "Развели бардак!", или прицепится к кому-нибудь и устроит разнос, что будет совсем уж глупо и жалко. А самым обидным и ужасным будет то, что после его ухода они будут долго виновато-смущенно смотреть ему вслед и молчать, а потом кто-нибудь сочувственно скажет - ОБЯЗАТЕЛЬНО скажет!!! - "Бедный Стивви…"…
 Стив то ли всхлипнул, то ли рассмеялся, беззвучно и горько, кусая губы и прижимаясь затылком к стене. Слезы текли по вискам, он запрокинул голову, и они теперь путались в волосах, щекотали уши. Господи, вот ведь дожили! Бравый капитан, словно голодный брошенный щенок, жмется под дверью, боясь, как бы его не заметила родная команда!..
 Внезапно он понял, что, если постоит еще чуть-чуть, то уйти в пустоту собственной каюты просто не сможет. Засунул руки поглубже в карманы, втянул голову в плечи. Пошел, чуть пригибаясь, как ходят против холодного встречного ветра.
 - Стивви! Постой, мне надо с тобой поговорить!
 Прежде, чем обернуться, он осторожно выпустил воздух сквозь зубы, чтобы это не было похоже на вздох. Зажмурился, привычным движением слегка запрокинул голову, выжимая остатки слез к ушам, где их не будет видно под спутанными волосами. Когда твое собственное тело готово предать тебя по малейшему поводу, поневоле научишься разным мелким хитростям…
 - Ну?
 Олдис мял в руках узкий официальный бланк и был настроен весьма решительно.
 - Послезавтра мы выйдем к Анграунду. Надеюсь, ты понимаешь, что на этот раз досмотра избежать не удастся, они слишком хорошо нас помнят.
 - Ну?
 - У меня есть идея. И на этот раз мы сядем в Центральном Бричтайненском порту, а не будем шнырять в чужих хвостах, словно крысы. У нас будет карт-бланш, не говоря уже о полумиллионе межсистемных, налогом, между прочим, не облагаемых…
 - Нет.
 - Стивви, не торопись, подумай. Воспоминания – штука, конечно, хорошая. Но не тогда, когда они мешают делу. А сейчас, боюсь, именно такой вариант. Что ты молчишь?
 - Я уже сказал.
 - Прекрати! Что ты уперся, словно капризная…
 - Ну?..
 - Извини… Я не то хотел сказать. Просто старые друзья и прочая блажь – это все лирика. А у тебя нет права на лирику… Не думал, что настанет момент, когда мне придется напоминать тебе об ответственности… Пойми же, наконец – ты ее совсем не знаешь! Может, и никогда не знал, просто думал, что знаешь… Может, она уже и тогда была… Ладно, ладно, не смотри на меня так, не буду, ладно, согласен! Пусть раньше она была ангелом, но – раньше, понимаешь? Прошло столько лет! Сейчас она - убийца. Стивви, мы всегда были честными контрабандистами, ты же сам ввел это правило, и ребята были горды… у человека должны быть хоть какие-то принципы, иначе нельзя… Ты хочешь нарушить свои же правила?
 - Ричи, у тебя проблемы со слухом?
 - Я понимаю… Ты ее бросил тогда, правда? А теперь чувствуешь себя виноватым… А она этим пользуется!
 - Нет.
 - Еще как пользуется!
 - Ты не понял.
 - И не хочу понимать! Кто кого бросил - это юношеские бредни, и не в твоем возрасте…
 - Прекрати.
 - Это я тебе должен говорить «Прекрати»! Не понимаю… Постой… А ну-ка, посмотри мне в глаза! Ты что-то темнишь. Кто она такая? Ну?!
 - Какая разница, Ричи?
 - Большая!.. Я тебя не первый день знаю, и когда у тебя появляется вот такое задумчивое выражение лица, это не сулит ничего… Постой! Ты что – ты ее вообще не помнишь?!!
 - С чего ты взял? Как это – не помню?! Совсем сдурел на старости лет?!!
 - Не суетись. Вот оно, значит, как… А за ней, между прочим, объявлена охота по синему каналу! Она же в пангалактическом розыске!
 - Ричи, послушай, сами-то мы… за нами ведь тоже… разве что не по синему… Чем мы лучше-то?..
 - Мы - не убийцы! Тем более – по найму.
 - Пока… Но ты можешь поклясться, что в этом никогда не возникнет необходимости? То-то же...
 - Она опасна.
 - Ричи, это уже ни в какие ворота…
 - Она опасна. Слишком многое знает. Слишком многое может. Как она попала на борт? Где пряталась? Почему – именно сейчас? Почему – именно к нам? Слишком много вопросов.
 - Это глупо, Ричи! Просто так совпало…
 - Совпало. Ага. Конечно. Твоя случайная знакомая случайно пробирается зайцем на первый попавшийся борт, и этот борт случайно оказывается нашим, и именно сейчас, когда в трюме у нас совершенно случайно… Случайно, конечно же, как же иначе? А потом она случайно встречает в коридоре тебя и так же случайно тебя узнает… Стив, ты сам-то в это веришь?
 Стив не ответил, только чуть склонил голову, демонстративно придав лицу самое задумчивое выражение, какое только смог. Во всяком случае, он надеялся, что вздернутые брови, поджатые губы и прикрытые глаза его выглядят именно задумчиво.
 Немного, правда, смущало то обстоятельство, что Олдис смотрел на эти его попытки с явной и почти не скрываемой жалостью. Веки жгло.
 - Она опасна.
 Стив попытался поднять брови еще выше, показав, что к сведению принял, но поступит все равно по-своему. С бровями, кажется, ничего не вышло, но Олдис понял. Вздохнул, махнул безнадежно рукой, пошел прочь, сгорбившись. У поворота обернулся, хотел что-то сказать. Но не сказал, только головой мотнул.
 Ушел.
 Стив постоял немного в опустевшем коридоре, прислушиваясь к работе механизмов лифта, спустился в салон.
 Здесь тоже было пустынно - для большинства пассажиров еще слишком рано, ребята же в последнее время предпочитают кают-компанию. Только матросик-бармен, квадратный, как шкаф, и такой же тактичный, попытался спрятаться за стойкой и прикинуться мебелью. Дожили!
 Подумал, не заглянуть ли в машинное отделение, и тут вдруг понял, что никому это не нужно, просто он пытается самого себя убедить, что очень-очень занят, и отсрочить тем самым свое возвращение в каюту.
 Он разозлился.
 Если уж оказался практически не нужным, то хотя бы имей гордость принять это с высоко поднятой головой, не споря и не суетясь. И не путайся ни у кого под ногами!
 Он не стал оттягивать возвращение при помощи лестницы. По непокрытому ковром полу прошел стремительно, словно было куда спешить. Дверь распахнул сразу - он ее никогда и не запирал, а слезы бессильной ярости уже закипали в уголках глаз.
 Подумал: "Напьюсь. Напьюсь - а там будь, что будет. Если вернется боль - повешусь…"
 Он был слишком взвинчен, и потому не сразу заметил краем глаза легкое движение сбоку. А когда заметил и попытался увернуться - оказалось уже слишком поздно…


 ----------
 
 
 - Олдис, по-моему, ты ошибаешься. Ты вспомни, как на нее балбесы-охранники смотрели. С уважением. Как на равного. Значит, наверняка какая-нибудь Школа, и ранг не из маленьких. И чтобы школлер вдруг оказался полицейским наймитом? Мелко и невыгодно, ты вспомни, сколько они с нас содрали за простую охрану! К тому же, насколько я помню, они принципиально не работают на государственные организации, что-то там в их Общем Уставе… только на частных лиц. Нет, Олдис, по-моему, ты не там копаешь…
 - Будь она просто мелким полицейским агентом - я бы и пальцем не шевельнул. Мне совершенно наплевать, с кем Стив будет надираться и вспоминать славное прошлое, если все только этим и кончится. За хвосты я спокоен, мы всегда работали чисто. Я другого боюсь…
 - Надо же! И что же может быть страшнее надирающегося со Стивом агента?
 - Надирающийся со Стивом дилонгер.
 Онри попытался неуверенно рассмеяться:
 - Олдис, ты что, веришь в сказки про дилонгеров?! Не ожидал!
 - Я не верю. Я боюсь. Когда внезапно на борту появляется человек, причем появляется во время прыжка… Когда через какие-то полчаса этот человек уже затесался в лучшие друзья капитана, а еще через сутки сумел проделать это же практически со всей командой… Когда человек этот умеет исчезать из наглухо запертых помещений, а школлеры смотрят на него с уважением и опаской… Да, тут я начинаю вспоминать страшные сказки…
 - Олдис, зря ты так. Она хорошая…
 - Интересно… - взгляд Олдиса стал острым и колючим, - И когда же это ты успел ее оценить?
 - Да почему только я? Вон и ребята… тоже… - Онри смущенно потрогал распухшую скулу, поморщился, - Мы хотели с нею… ну, это… типа, поговорить. А потом она с нами… ну, поговорила… типа… Она, конечно, не подарок… вредная очень… и сильная… Но - не злая. Она хорошая, Олдис.
 Олдис стиснул зубы и ничего не возразил. А что тут возразишь? Бесполезно тут уже возражать…
 Стало быть, еще четверо…
 Лихо работает девочка. И, главное – быстро.
 Так скоро в команде ни одного нормального человека не останется, все будут смотреть пустыми глазами, глупо улыбаться и повторять: "Она хорошая, Олдис!". Еще вчера Онри с пеной у рта доказывал, что ее надо немедленно выпроводить через шлюз, и, желательно, без скафандра. А теперь…
 Теперь разговаривать с ним бесполезно.
 Интересно, кого она еще успела обработать?
 Внезапно его разозлила идиотская улыбочка Кливленда. Воображать о себе много стал, салага бесстыжая. Два месяца слова сказать не смел, ходил, глаз не поднимая, некоторые даже жалеть его начали - как же, осознал мальчик, угрызениями совести мучается, да и так ли велико это его преступление, чтобы карточку навсегда гнобить, давайте ограничимся моральным осуждением… А с него осуждения эти - как с промасленной спецовки вода, понял, что бить не будут - и вот уже, улыбается, паскуда, словно ничего и не произошло, словно все так и надо, морда наглая, глазки масляные… Подожди, гаденыш, рано тебе еще улыбаться. Наше сейчас время улыбаться.
 Олдис так и сделал - жестко, самыми уголками губ. Сказал - как ударил, - вернее, не ударил даже, так таракана раздавил:
 - А я думал, что это Стив наконец-таки решился набить тебе морду. Я бы, знаешь ли, на его месте давно бы уже…
 И со злорадным удовлетворением наблюдал, как увяла улыбка стажера, как проступила в его глаза жалкая виноватая и уже привычная затравленность, как сник он, привычно пряча глаза. Так тебе и надо, мразь мелкая, помни место свое. Никогда тебе уже не быть офицером, ни на "Бабочке", ни на другом корабле, ни даже в порту. Потому что есть правила, которые нарушать не следует. И если уж капитан не в состоянии за свою честь постоять - команда на что? Предательство - оно всегда предательство, в чем бы ни выражалось. Так что никуда тебе не сбежать - ты навсегда заклеймен как предавший доверие, и никто не станет даже пытаться выяснять что-либо, метку эту в твоем личном деле увидев…
 В фильмотеку Олдис шел быстрым уверенным шагом. Он торопился, понимая, что найти доказательства - это еще не все, главное - найти их быстро, пока еще хоть кто-то из команды может нормально соображать.
 Онри Кливленда, стажера меченого, он просто выкинул из головы, как проблему, уже решенную.


 ---------
 

 - Видишь ли, Стивви, беда твоя в том, что ты всю жизнь полагался лишь на мощь своей мускулатуры. Впрочем, ты не уникален, это беда многих крупных и не обделенных физической силой мужчин. Но теперь, оказавшись в нетренированном теле, ты за это расплачиваешься. Все было бы совсем иначе, занимайся ты чем-нибудь типа практикуемого в Школах, - все навыки остались бы при тебе, а некоторую нехватку плоских мышц ты восстановил бы за пару недель…
 Аликс неторопливо расхаживала по капитанской каюте, развивая тему превосходства технических видов борьбы над силовыми. Единственный слушатель ее лежал на койке с мокрым полотенцем на лице. На полотенце это Аликс время от времени подкладывала новые кубики льда взамен уже растаявших, доставая их из бара.
 Лед таял, вода стекала на промокшую подушку и воротник форменного комбинезона, вопреки обыкновению мятого, грязного и даже местами рваного.
 Находящийся внутри этого комбинезона Стив тоже чувствовал себя вполне соответственно упаковке - мятым, грязным и даже местами рваным. За последние полчаса им обоим досталось порядочно. Во всяком случае, вполне достаточно, чтобы не оставалось ни малейшего желания изменить положение вещей. Хотя бы на сидячее.
 - А морду я тебе все равно набью… – пробормотал он невнятно, ощупывая языком разбитые десны. Как ни странно, зубы на месте при этом обследовании обнаруживались вроде бы все, и это несколько примиряло его со всем остальным.
 Забавно, но Аликс такому обещанию даже обрадовалась:
 - Вот и славно! Но сначала тебе придется хотя бы недели три со мной поработать, иначе я с тобой даже спаринговаться всерьез не стану. Поскольку младенцев на завтрак не ем. Ну, во всяком случае – когда есть альтернатива…
 Стив ухмыльнулся, чувствуя, что губы справа успели опухнуть. И подумал, что ситуация получается весьма странная.
 Начать с того, что эриданка эта весьма странно себя ведет.
 Странно для эриданки…
 Он часто имел с ними дело и успел убедиться, что ироничная вежливость при полном отсутствии агрессивности, а также умение понять и принять любую чуждую точку зрения, какой бы странной и насколько бы чуждой она не была - это для них не маска, не поверхностный слой и даже не результат особого воспитания. Это, скорее, нечто генетическое. Врожденное. Как и неумение лгать. Как и невероятные волосы. Как и кожа, которую не берет пуля…
 Да и не могло быть иначе. По-настоящему сильному незачем демонстрировать свою силу. А имей они хотя бы крошечное честолюбие - давно бы уже завоевали половину галактики. Но они в большинстве своем предпочитают лишь собирать и продавать информацию, отсылая наиболее воинственную молодежь в Амазонкские корпуса или Легион, - в зависимости от места рождения.
 Аликс же была слишком агрессивной.
 Во всяком случае - для эриданки.
 Просто таки невероятно агрессивной!
 Может - тоже из бывших амазонок? Это объясняло бы многое… Хотя бы то, что умела и любила она делать больно. И не только физически.
 Вот сейчас, например, была она коротко подстрижена отнюдь не без намека. Такая стрижка, под левостороннюю "Стеллу", появившаяся впервые в сороковых годах, сейчас постепенно опять входит в моду. Но вряд ли простым следованием новейшим парикмахерским веяниям объясняется подобная перемена в ее внешности. Тем паче, что куда более часто встречающимися и тогда, и сейчас, были правосторонние "стеллы", у нее же - левая…
 Именно левую носил, отчаянно пижоня, Алехандер Скаут.
 Короткую стрижку и короткий маникюр, он еще тот был выпендрежник, стригся, как легендарный секретный супер-агент древности Штирлиц, четыре раза в сутки, и ногтями занимался так же часто и так же тщательно…
 В определенных кругах Эридани короткая стрижка - признак класса. И Алехандер пытался соответствовать, держать марку, сначала – просто по привычке, а потом – назло, из какой-то непонятной вредности, что ли. А Стив посмеивался над ним, он ведь не знал тогда, чему именно пытался соответствовать этот хрупкий на вид и очень высокий мальчик с тонкими пальцами и узким мечтательным лицом.
 Как ни странно, он был романтиком, этот мальчик из клана ТЕХ САМЫХ СКАУТОВ, и, в отличие от своих сорока восьми братьев, он не хотел власти. Ни над Вселенной, ни даже над командой контрабандистского катера, состоящей тогда всего из трех человек. Ему достаточно было видеть звезды и знать, что рядом есть друзья. А еще он писал стихи.
 Они начинали втроем - он, Васке и Алехандер…
 Васке погиб при атаке патруля на Калипсо.
 Они были там вдвоем, и - что самое обидное! - на этот раз совершенно пустые и легальные до отвращения, словно группа младших школьников на воскресной экскурсии в зоопарк. Алехандер тогда как раз лечился на Европе, его вечно барахлившим реактором помяло и обожгло так, что не спасла никакая хваленая эриданская регенерация, а они решили маленько развеяться, раз в кои-то веки появилось свободное время…
 В палате интенсивной терапии было видео, а репортаж о доблестном штурме рассадника организованной преступности и базы межсистемного пиратства передавали в прямом эфире. Страна, мол, должна знать и любить своих героев своевременно и онлайно, а не по записям…
 Его тогда оперировали под местным наркозом, общий, как и многие другие наркотики и яды, на эриданцев не действует, и потому был он в сознании.
 Остальное понятно…
 Когда он на угнанном спортивном глиссере последней модели появился в кромешном радиоактивном аду, где кипела земля и плавился воздух, и, непонятно каким чудом, нашел и выдрал из этой преисподней двоих, один из которых был уже мертв, а второй мало чем отличался от мертвого - он и сам был полутрупом, действуя, словно зомби, и держась лишь на стимуляторах и постоянном поверхностном обезболивании.
 Но он сделал это, хрупкий мечтательный мальчик из благородной семьи информационных пиратов. Хотя и не смог бы потом объяснить, как сделал он это…
 Слово – оно, оказывается, пострашнее взбешенного патруля будет. Простое, глупое слово, брошенное даже не со зла, а так, для прикола, случайным знакомым за четвертой кружкой крепкого пива. Пошутить захотелось идиоту…
 Если бы можно было все вернуть назад. Если бы… если бы можно было в этой вечной лотерее рождений и смертей поменять жизнь на жизнь. И пусть даже рудники Арагвы - это не лучшая из медленных смертей, придуманных человеком, и пусть даже выкарабкался он тогда как-то и даже зла, вроде бы, не держит, если, конечно, верить на слово этой…
 - Эй, Стив-ви, да ты совсем спишь! Нет, спать тебе сейчас не время. Тебе еще надо принять горячий душ, иначе завтра мышцы болеть будут. Давай-давай!
 Одна мысль о горячем душе вызывала тошноту, и он попытался было слабо посопротивляться, но сдался, когда она спросила ехидно:
 - Да ты, никак, стесняешься, Стив-ви?!
 Ну действительно - глупо же, а ведь с ее точки зрения это выглядело именно так, ужас какой, сколько же можно корчить из себя последнего идиота…
 Позже, утопая в своем огромном свитере, доходящем теперь до колен, и в не менее огромных пижамных штанах, он сидел в блаженно-расслабленном оцепенении, и в руках у него была полулитровая чашка с чем-то горячим, сладким и невыразимо вкусным. Сквозь синеватый дымок длинной сигаретки он смотрел на незнакомое лицо с вечной ехидной полуулыбкой и с каким-то отстраненным любопытством думал о том, что давно должен был бы посмотреть на эту эриданку с такой точки зрения, да все как-то не получалось. Поглупел он в последнее время, что ли? Неужели тело этой клинической дуры и на мозги действует? Ужас какой! Лучше будем надеяться, что просто сам дураком оказался, спокойнее как-то…
 Да, у нее необычный характер. Необычный для рядовой эриданки.
 Но есть пара-другая семей, для любого представителя которых характер подобного типа был бы не просто вполне естественным – жизненно необходимым был бы такой характер.
 Те же Скауты, например…
 А что? Идея из категории как раз настолько безумных, что вполне может оказаться истинной.
 Это бы многое объясняло. Ее осведомленность, например.
 Для эриданца есть две святыни - семья и информация, и то, что знает один эриданец - знает, как правило, весь его клан… Алехандро наверняка был послушным мальчиком и первую заповедь не нарушал.
 И то, например, что не помнит он ее - он вообще мог с нею не встречаться, просто сработала память клана.
 Хотя - нет.
 Не вытанцовывается.
 Среди полусотни Скаутских гешвистеров сестер, вроде бы, не было. «Мальчики» – и только «мальчики», их же всегда только так и называли… Или все-таки были – просто вели себя потише, и потому не попадали в поле зрения тиви-репортеров? Или там побочные какие-нибудь, мало ли их… Жаль, что никогда не интересовала его Алехандровская родня, особенно - потом, когда узнал он уже, что именно таки родня она…
 Она не нравилась ему, эриданка эта.
 После первой эйфории он это понял почти сразу, а, пообщавшись с нею сегодня, осознал окончательно и бесповоротно. Не нравилась просто так, безотносительно того, что там Олдис говорил или в кримформашке сообщали. Просто как человек не нравилась – слишком уж самодовольной и мерзкой была ее вечная улыбочка, слишком уж явное удовольствие получала она от сложившейся ситуации, чтобы не возникало поминутно желания сделать ей какую-нибудь гадость. Не из ответной вредности, а просто для того, чтобы хотя бы чуть-чуть снизить степень этого мерзкого удовлетворенного самодовольства. И сказать, что сам эта спонтанная неприязнь выглядела несколько странноватым обстоятельством – все равно, что сказать, что море – мокрое.
 Потому что обычно эриданцы нравятся всем.
 Всем и всегда.
 И дело тут вовсе не во внешности, хотя и внешность эта самая у них… ничего себе такая внешность! Но одна внешность вряд ли срабатывала бы настолько безотказно на тысячах самых разнообразных планет с самыми разнообразными, кстати, понятиями о красоте и уродстве. А ведь срабатывало что-то! И одной только их всем известной патологической честности, наверное, тоже бы не хватило – чересчур честных обычно любят ненамного больше, чем чересчур умных.
 А эриданцев – любят!
 Говорят, это у них тоже генетика. В крови, говорят. Феромоны какие-то врожденные, или даже излучение. Это ведь так просто, если не понимаешь чего, изречь с умным видом пару фраз про загадочную генетику. Особенно, если не понимаешь не ты один, а совместно со всей ученой братией.
 Как бы там ни было, нравиться эриданцы умели. Ну, если не нравиться, то хотя бы производить благоприятное впечатление. Это же часть их работы. Сами подумайте – кто будет покупать информацию у неприятного и явно подозрительного человека? Да кто ему вообще поверит-то?!! Вот-вот, именно...
 А эта, однако же, вызывала чувство, очень близкое к острой неприязни. Если не больше. А Олдис ее, например, так и вообще ненавидел, причем горячо и искренне, и кто бы только подумать мог, что способен всегда флегматичный старший помощник на такое глубокое и всепоглощающее чувство?!
 Она не нравилась ему.
 Сейчас, когда очень хотелось спать и не мешали беспорядочно мечущиеся мысли, а голова была пустой и тяжелой, он понял это окончательно.
 Она не нравилась ему.
 Вся целиком – и каждой своею деталью в отдельности. Не нравилось это высокое хорошо тренированное тело (мелькнуло даже где-то краем сознания, что, мол, какого… нет, ну правда же, несправедливо, если уж запихнули тебя непонятно куда, из твоего родного вытряхнув, то почему – не в такое вот?.. Насколько менее больно и обидно было бы…), эти пальцы, эти волосы, эта манера мерзко хихикать, растягивая его имя, эта улыбочка… впрочем, про улыбочку мы уже упоминали.
 И совсем уж не нравилась ему ее похожесть. Нарочитая такая похожесть, подчеркнутая, демонстративно на показ выставляемая с мерзенькой ехидной улыбочкой (впрочем, об улыбочке мы уже, кажется… м-да…). Имя это ее хотя бы взять… Может, конечно, и Лайза – не родное ее имя, но уж тем более и не это, которое даже мысленно произносить трудно, слишком уж похоже оно…
 До сих пор - трудно.
 Проще даже мысленно называть ее «этой чертовой эриданкой». Она словно не понимает, что была бы похожа даже безо всей этой нарочитости, без имени этого, одной только буквой и отличающегося, просто сама по себе, все эриданцы похожи друг на друга, как братья или сестры, как разновозрастные близнецы, как… как гешвистеры… Для того, чтобы быть похожей, ей достаточно было просто быть. А она-то еще из кожи вон лезет, словно невдомек ей (эриданке? Невдомек?!! Ха!!), что даже одним своим существованием, видом своим, без всяких подначек… Только вот как же без подначек-то, без подначек остаться нам не грозит – она без них, похоже, просто не в состоянии прожить и получаса.
 Впрочем, она не нравилась бы ему и без пробуждаемых ею воспоминаний.
 И все-таки…
 Все-таки.
 Она не делала вид, что ничего не случилось. Не сочувствовала. Не входила в положение. Не пыталась помочь забыть. Какое там забыть! Она его в случившееся чуть ли не носом тыкала ежесекундно, как нашкодившего котенка, да еще и откровенно наслаждалась при этом! Нет, ей не было наплевать, - ей было забавно. А забавляться, похоже, она любила. Вот и забавлялась от души.
 Забавлялась – да. Но…
 Не жалела…
 Он знал, что, ударив ее, получит сдачи без всякого снисхождения. Теперь уже знал…
 Забавно.
 Нет, правда, действительно ведь – забавно…
 Она ему не нравилась.
 До дрожи. До оскомины на зубах. До противного мелкого трепыхания где-то на уровне желудка.
 Но вот быть рядом с нею нравилось ему все больше и больше.
 С нею было легко. Больно, но легко.
 Наверное, это немало, если есть хоть кто-то, кто может всерьез тебя ударить. Дать сдачи. Не пожалеть…
 - Послушай, - спросил он вдруг, неожиданно для себя, - Я с тобой спал?
 Она лишь покосилась в ответ насмешливо. Да он, впрочем, на другую реакцию и не рассчитывал. Так спросил, для себя больше, чтобы услышать, как прозвучит это и прикинуть. Послушал. Прикинул. Еще раз внимательно ее осмотрел и пришел к выводу, что вряд ли.
 Во-первых, спал он все-таки не с таким уж большим количеством эриданок, чтобы не смог всех их вспомнить если уж не поименно, то хотя бы похарактерно, и такой нетипичной среди них точно не было. Такую он бы точно запомнил.
 - Слушай, чего ты лыбишься все время?
 - Стив-ви, ты в зеркало себя когда последний раз видел? Загляни - тогда поймешь!
 - Слушай, я же не издеваюсь над твоей внешностью… Над волосами этими уродскими, например…
 - Мои волосы - функциональное совершенство. Впрочем, что с тебя теперь логики требовать… Ты сейчас - одни голые эмоции. К тому же – с непривычки-то и не совладать. Женская логика – слыхал про такое? Мы ведь – существа эмоциональные, не думаем, а чувствуем, понимаешь? Так уж вот нам не повезло с хромосомами – не умеем мы думать! И ничего, живем. С рождения как-то приспосабливаемся, привыкаем потихоньку… А тебе теперь привыкать сложно будет, взрослым всегда сложнее… Ты меня, конечно, извини, но ты сейчас как начинающий импотент - по-старому ты уже не можешь, а как по-новому руки к делу приложить – не имеешь ни малейшего понятия. Поскольку раньше надобности не было. Да только ты – импотент еще и воинствующий, поскольку не только не умеешь иначе, но еще и учиться не желаешь категорически! Из-за своего типично мужского шовинизма, кстати, и не желаешь!
 - Какого шовинизма? Ты о чем?
 - Ну как же, Стив-ви! Тебя, мужчину, царя природы и пуп вселенной, запихали в какое-то второсортное тело, тело, стыдно сказать, женщины! Кошмар! Пупок вселенной - в теле недочеловека! Трагедь! - она фыркнула. - Расист ты, Стивви! Самый настоящий.
 - Что ты глупости болтаешь? - он даже расстроился, понимая, что она не права, но никак не находя достойных и убедительных возражений. А ведь с ее точки зрения все именно так, наверное, и выглядит. Ужас какой! Глаза щиплет. Только не реветь – это мерзкое тело готово реветь по любому поводу… Если бы не так хотелось спать! Если бы не была такой пустой и тяжелой голова… впрочем, нет, уже не совсем пустой, только вот не легче от этого, потому что природа не терпит пустоты, вот и в голову наползает потихоньку откуда-то мутный сероватый туман, липкий и вязкий даже на вид, и тонут в нем случайно уцелевшие мысли.
 Он шмыгнул носом, надеясь, что это не слишком похоже на всхлипывание. Кашлянул, старательно огрубляя голос:
 - Слушай, я, конечно, не прыгаю до потолка… от восторга, в смысле… но ты же все выворачиваешь наизнанку, дело же не в этом… Ты же не знаешь ничего. Не можешь знать. Тут все так запуталось… Если на то пошло, то какая разница…
 Она опять фыркнула. Намекающе так.
 И - очень, очень мерзко:
 - Ага! Вот-вот. Именно что - какая разница! Ты мне еще о равноправии спой! И о равных возможностях, шовинисты все подобные песенки очень любят. Чушь все это, Стив-ви… Ты же с Ирланда, да?
 - Ну?..
 - Баранки гну! У вас есть такой детский стишок про Красавчика-Микки, помнишь? Что, не помнишь? Еще скажи, что ни разу не слышал!
 - Почему?.. Слышал… смешной такой…
 - Вот-вот, именно! Смешной. А у нас считалочка имеется аналогичного содержания… тоже, кстати, фольклорная. Смешная… А на Терпсе - страшная сказка про мальчика, который боялся стричься - там странные моды, длинные волосы носят лишь женщины. Так вот, он тоже стал девочкой, его заставили носить женские платья и ходить в женскую школу. И он очень страдал, пока добрая фея, работавшая по совместительству хранителем школьного информатория, не сказала ему, что необходимо пробежать под радугой… Смешно, правда?
 - Не знаю… При чем тут радуга?
 - О! Стив-ви, ты гигант! В самую точку. Радуга здесь совершенно не при чем. Фольклор у них просто такой. Понимаешь?
 - Нет.
 - И не надо. Я сейчас о другом… просто я уверена, что еще на сотне планет, покопавшись, можно найти сотни подобных сказок. И вот это уже действительно не смешно. Знаешь, почему?
 - Нет.
 - Потому что нигде и никогда ты не встретишь страшной сказки о девочке, таскавшей отцовскую шляпу или там трубку и превратившейся из-за этого в мальчика. Нигде и никогда… Сам догадаешься, почему, или все-таки объяснить?
 Стишок он помнил.
 Детский такой, нравоучительный. И терпсианскую сказку тоже, вроде бы слышал краем уха. Краем. Вроде бы. Он бы про них и не вспомнил никогда. И уж тем более – не задумался бы по собственной инициативе. Он и сейчас не был уверен, что хочет об этом задумываться. Просто в нынешнем полусонном состоянии было лень сопротивляться даже мысленно, не говоря уж о чем-то большем.
 А вот она - задумывалась.
 Почему?
 Потому, что она - женщина? Это что – и есть знаменитая женская логика в действии?
 Или потому, что крупно обломали ее когда-то за то, что не мужчина она?
 Или просто потому, что она – эриданка, пусть даже и нетипичная, а истинные эриданцы тем как раз и знамениты, что вечно задумываются о таких вещах, задуматься о которых никому как-то и в голову не приходит?..
 Он покачал головой.
 - Ну и дурак. Тебе что, в детстве никто никогда не кричал презрительно: "Ты что, девчонка?!" А вот девчонку назвать "своим парнем" - это уже комплимент… Так-то…
 - Ты кем стать хотела? – спросил он вдруг, неожиданно даже для самого себя. Она ответила сразу, без паузы, и, похоже, ей этот его вопрос не показался странным или неожиданным.
 - Я? Императором, - она ухмыльнулась, - Особенно, когда меня заставляли мыть посуду или в угол ставили. Стою себе с полотенцем перед посудомоечной машиной или обои полимерные пальцем расковыриваю - и мечтаю о том, что сделают с моими обидчиками мои верные придворные…
 - Твои мечты нетипичны. Для эриданки.
 - А я вообще нетипична. Начнем хотя бы с того, что я родилась на Нижнем.
 - Врешь!
 - Не-а. Иногда такое случается. Мой отец сначала вообще ничему не верил - ни тому, что я действительно родилась, ни тому, что я не мальчик. Для него это просто трагедией было. Кончилось тем, что он теперь не верит, что именно он - мой отец. Что поделаешь, его проблемы…
 - Слушай, но так же не бывает!
 - Бывает, как видишь… Да ладно тебе, не переживай, шучу! Не бывает, конечно. Заделали-то меня на Верхнем, как полагается, а потом моя физ-ма вынуждена была удрать на Нижний и хорошенько спрятаться, отца тогда как раз пытались разгаремить… Там и родила. Так что все путем!
 - Твоя… физ-ма? Ты что, хочешь сказать?..
 - Ага. Я же тебе говорила, что нетипична. У меня шестнадцать матерей и чертова уйма братьев - такое сочетание, сам понимаешь, нечасто встречается!. Этакий очаровательный нонсенс, как для Верхнего, так и для Нижнего… Забавно, правда? Впрочем, - она сощурилась и слегка изменила тон, - Мой папашка ведь не единственный… такой.
 Не единственный.
 Это уж точно.
 Кроме Скаута-старшего было еще четыре подобных семьи. И не спросишь ведь на прямую – по эриданским понятиям это будет даже не просто бестактностью, а прямым оскорблением, и не из слабых…
 Стив отвел глаза, потеряв всякое желание продолжать разговор.
 - Хочешь сказочку на ночь? Раз уж мы заговорили об императорах… Нет, правда-правда, безо всяких подвохов и совершенно бесплатно, заметь, – просто хорошую такую сказочку! Добрую даже. Поучительную, можно сказать… И очень, очень забавную…
 Она беззвучно посмеивалась, говоря это, смеялись не только светлые губы, смеялось все лицо, смеялись мерцающим танцем волосы, смеялись находящиеся в непрестанном движении тонкие пальцы, смеялись прищуренные глаза, разбрызгивая обжигающе холодные зеленоватые льдинки… Не над ним в этот раз, просто так, над чем-то давним, одной лишь ей понятным смеялась она, и ознобом пробирало вдоль позвоночника от этого беззвучного смеха, и леденели пальцы, и холодом обдирало горло. И даже сквозь полусон-полубред, в котором Стив медленно тонул, не имея ни сил, ни желания даже вид делать, что всерьез выплыть пытается, острым облегчением было осознавать, что на этот раз смеется она – не НАД НИМ. Нет уж, кому как, знаете ли, а все-таки пусть она лучше дерется, эриданка эта чертова! Чем так вот смеяться.
 Потому что смех – он очень разный бывает.
 Бывает и такой вот, от которого ежишься в теплом свитере, и только недавно проглоченный горячий шоколад согревает изнутри, словно напоминая – успокойся, это не для тебя, не тебе предназначены заточенные до бритвенной остроты зеленоватые льдинки, это просто сказочка… Которую тебе все равно расскажут. Хочешь ты того или нет. Ага! Попробуй тут не захоти! Сиди себе и радуйся потихоньку, если все дело только сказочкой этой и ограничится…
 Стив моргнул.
 Добросовестно вытаращил глаза.
 Потряс головой, пытаясь хотя бы немного придти в себя и разогнать наполняющий эту голову туман. Но туман расходиться не собирался, качался тяжелой вязкой массой, давил на плечи, мешая дышать. Не удержавшись, Стив зевнул – резко, со всхлипом.
 - Хорошая сказочка всегда начинается со слов «Жили-были…». Наша – тоже ничего себе, так что не будем отступать от традиций. Итак – жили-были… Вернее, жил-был… Жил-был на свете мальчик… Не принц – извините, так уж получилось. Просто мальчик. Необычный сын вполне обычных родителей. Красивый такой мальчик. Обаятельный. И умный – аж тестеры зашкаливало! Но не в этом была его необычность – умных, знаешь ли, немало, умный – это дело вполне обычное, а он обычным не был. Просто хотел этот мальчик быть самым лучшим. Всегда и во всем. Лучший ученик. Лучший поэт. Лучший игрок. Победитель всяческих конкурсов, выставок-конференций и олимпиад. Этакий вечный призер-завоеватель. Интеллектуальная элита. Гордость, можно сказать, нации. Конечно, не без проблем жил – особо выделяющихся мало кто любит. Вот и его тоже сверстники не раз били в праведном своем стадном возмущении… Вернее – пытались бить. Получалось, правда, плоховато – я забыла сказать, он ведь еще и спортсменом был одним из лучших, мальчик этот. И драться умел хорошо – это ведь тоже умение, а любое умение умел он всегда и везде лучше всех остальных. Хотя бы немножечко, но лучше…
 Туман искажает звуки. Слова тонут в нем, слова похожи на большие тягучие капли, словно вишневым сиропом капают в молочный кисель. Темные тяжелые капли тонут в молочном тумане.
 Тонут, не растворяясь.
 -… Не помню, сказала я или нет, что жил он на Эридане? На Нижнем, конечно. Но еще в средней школе понятно всем было, что надолго он там не задержится. Экзамены? Ха! С его-то талантами и ловкостью он мог бы сдать их все шутя уже лет в шестнадцать. Не думаю, чтобы хоть кто-то из учителей понял, почему он протянул до двадцати четырех. Даже из учителей – про сверстников я вообще молчу – они же гормонами думают, как только допуск получают – сразу же лезут, не важно, готовы, нет ли… А вдруг повезет?! Это позже, пережив гормональный кризис и получив раз пять наотмашь по раздутому самолюбию, начинают они заглядываться и на местных дамочек – их ведь на Нижнем немало обитает, сдавших Экзамены На Право Выбора и теперь этот самый Выбор осуществляющих. А поначалу-то им хочется всего и побольше, и, главное, чтобы самим выбирать… Нет, вряд ли они его понимали. Может быть, даже чокнутым называли. Или похуже. А все было так просто – как и в любой сказке, знаешь ли. Он просто не хотел быть одним из лучших, вот и все. Он хотел быть лучшим из лучших. Самым лучшим. Самым-самым. Он тоже хотел, знаешь ли, быть императором…
 Темные тяжелые капли. У них тугая глянцевая поверхность, в ней отражается белый туман. Он не холодный, этот туман, теплый такой, он греет изнутри, словно горячий шоколад, он даже пахнет ванилью и корицей, и слегка горчит…
 Я не засну.
 -… Стать императором, не будучи принцем… Забавно, правда? Так только в сказках бывает, в реальной жизни такое почти невозможно. Почти… Он получил высший балл. Нет, не просто самый высокий в потоке, или там даже лучший в последнем десятилетии… Нет, он получил наивысший балл из возможных. Высочайший. Не перекрываемый. Достижимый, как раньше казалось всем, только чисто теоретически. То-то шороху было в почтенных преподавательских кругах! Ему предлагали кафедру, причем с полугодичным отпуском на Верхнем и даже двойным гражданством. Надо отдать им должное, умные головы сразу смекнули, что вполне вероятных в ближайшем будущем детишек с подобным генотипом из рук выпускать просто грех! Только вот поздновато они спохватились. Да и не хотел никогда он быть ректором. Даже с двойным гражданством. Я ведь уже говорила, кем именно хотел он быть, а тут – всего лишь какая-то кафедра и всего лишь какое-то там двойное гражданство… Мелковато, знаешь ли…
 Она никогда и ничего не делает просто так.
 Вот и сейчас.
 Она специально рассказывает так медленно. Она ждет.
 Ждет, пока он уснет окончательно. Чтобы потом сказать: «Я же тебе говорила – а ты уснул!». Сам, мол, виноват.
 Она все специально!
 - … Он был симпатичным, я, кажется, уже говорила об этом. И фигура – спортсмен, как-никак! Да он получил бы кучу предложений и безо всяких экзаменов, проберись он на Верхний просто зайцем – а надо сказать, что такие имеются, хотя и мало их. Но – ничего, живут… На него и дома-то почтенные матери семейств заглядывались с мыслями вовсе не материнскими. А тут – такая реклама! Полагаю, проблема выбора встала перед ним очень остро – слишком уж много было претенденток. Ему предрекали супер-гарем, этакую дружную компашку из нескольких сотен разнообразнейших дам. Завидовали – еще бы, такой успех! И думали, что теперь-то уж понимают все. Даже пари заключали – сколько именно сотен он сможет потянуть. И тут он опять всех удивил, когда ограничился дюжиной. Не дюжиной сотен – просто двенадцатью. И - все. Потом, правда, согласился еще на троих, но это было потом и со страшным скрипом, бедные девочки просто из кожи вылезли, чтобы добиться… Он бы мог там жить спокойно и счастливо, все его жены были неплохо обеспечены и занимали отнюдь не последние места в… тебе будет трудно понять, это что-то вроде местной структуры власти, но не совсем… Он бы мог завести кучу детишек, он ведь очень этого хотел… Но было одно маленькое но… Он, если ты помнишь, хотел быть императором. А какой же император, если нет у него хотя бы полусотни наследников? Наследников… Вот именно! В этом-то и была загвоздка. Именно что наследников, а не наследниц, понимаешь? Сыновей… Понимаешь, да? Проблема…
 Внезапно он понял. Туман мешал понять раньше, но теперь, когда почти что носом к носу, не понять было уже невозможно.
 - Я, кажется, знаю, чем эта твоя сказка закончится.
 - М-да? – зеленые глаза смерили его с ног до головы довольно-таки презрительно, но они не смеялись уже леденящим беззвучным смехом, и пальцы давно успокоились, сложившись в замок у твердого подбородка. – Думаю, это вряд ли. Я и сама-то этого не знаю, а ведь это все-таки моя сказка, ты что, забыл? Да и нет у нее никакого определенного конца. Просто сказка о человеке, который очень хотел стать императором… Представляешь, каким даром убеждения и какой преподавательской подготовкой необходимо было обладать, чтобы заставить пятнадцать вполне сложившихся, весьма довольных своей судьбой и совершенно не собирающихся ничего менять женщин вернуться к Экзаменам? Я не упоминаю про то, что ему пришлось еще и натаскать их до уровня если уж не самых лучших, то, по крайней мере, одних из лучших, - это так, ерунда и сущие пустячки по сравнению с адским трудом первоначального убеждения. Нет, Стив-ви, правда, ты сам когда-нибудь попробуй – так просто, ради эксперимента, когда-нибудь, попробуй! - убедить какую-нибудь женщину в том, что ей просто-таки необходимо заняться чем-то, чем заниматься она не хочет категорически. Вот тогда ты поймешь. Я уж и не говорю про ту силу и целеустремленность, которые потребовались от него, чтобы потом протащить обратно на Нижний пятнадцать свободных и Имеющих Право Выбора женщин?! И не просто протащить, а суметь их там уберечь, защитить, обеспечить должным комфортом и достатком - и при этом оказаться лучше тех сотен тысяч вариантов, предложения от которых каждая из его жен получила немедленно по приезду и продолжала получать все последующие годы?.. Еще бы - такой соблазн! Куча свободных потенциальных патесс - вот она, рядом, не надо даже сдавать экзамены… Достаточно только соблазнить, привлечь, уболтать… или отнять. Нет, правда же, мальчик этот личностью был чертовски обаятельной! Впрочем, какой там мальчик – мужчина уже к тому времени, вполне себе взрослый и обстоятельный… Я тебе не рассказывала, как уже на Нижнем он увел замужнюю даму прямо из-под носа у ее девяти мужей? Можешь себе представить - она даже развелась с ними, чтобы стать шестнадцатой!.. Интересная, кстати, женщина была. Не совсем типичная для наших краев. Некоторые считают, что я очень на нее похожа. Не знаю. Со стороны, наверное, виднее, самой мне трудно судить… Она ведь была моей матерью, знаешь ли.
 Этого, пожалуй, было слишком много для одного вечера. Тем более – для такого… скажем так – насыщенного.
 Стив мотнул головой, теряя нить рассуждений. Ему-то ведь казалось, что он уже понял, что именно она хотела сказать этой слишком похожей на правду сказкой…
 - Твоя шестнадцатая мать была патессой?
 Она посмотрела на него с жалостью, вздернула бровь. Поправила гордо:
 - Патессою была моя физическая мать…
 Бред.
 Если бы не генетическая неспособность эриданцев к вранью, он бы решил, что над ним просто издеваются.
 Но ведь она – эриданка.
 Хотя и малотипичная.
 Или?..
 Очень хотелось спать.
 Стив проглотил зевок вместе с остатками остывшего шоколада. Почему-то холодный шоколад горчил сильнее.
 - Извини. Я уже не способен удивляться. Я завтра буду удивляться и понимать. А сегодня уже ничего не могу. А ты - садистка. Видишь же, что я спать хочу.
- Ну так иди, ложись, кто тебе мешает?
 Стив нахмурился. Почему-то ему казалось, что в ее словах имеется что-то неправильное. Моргнул, пытаясь понять – что именно. Понял не сразу. Но все-таки понял.
- Так ведь это… куда идти? Это же моя каюта…
- Да что вы говорите? Ну надо же! А я как-то, знаешь ли, и не заметила…
 - Моя… – повторил он куда менее уверенно. Огляделся, моргая и пытаясь хоть на пару минут отогнать сонную одурь. – Нет, ну точно – моя! Что ты меня все время путаешь? Чего ты в какао намешала? И вообще – шла бы ты… Спать я хочу, ясно?
 Он не удержался и опять зевнул. Широко так зевнул, с хрустом. Аликс посмотрела на него с интересом, сказала задумчиво:
 - Знаешь что?.. Сделаю-ка я тебе, пожалуй, еще один подарочек… Хоть это и идет вразрез с семейной традицией… Но – очень уж хочется… Да и на рожу твою потом посмотреть будет забавно… Точно! Подарю-ка я тебе «РАДУГУ»…



 ---


 Может быть, в разговорах о присущей исключительно женщинам некоей сверхспособности что-то такое чувствовать, от всяких там разума и логики независимо, и есть что-то. Вполне реальное, в смысле.
 Может быть.
 И способность эта, похоже, не только не зависит от способности думать связно и мыслить здраво – она вообще не зависит от этих способностей, поскольку заложена где-то очень глубоко, чуть ли не на клеточном уровне.
 Короче, зависит она от тела. И вместе с телом же, похоже, и передается…
 Не было никаких внешних признаков чего-либо особенного. Ну не было, хоть тресни! У эриданки этой чертовой даже голос не изменился. Да и мало ли о чем она говорит, говорит себе - и пусть, он давно уже уплывал в полусон-полубред, и слова-то слышал через одно, и не мог бы сказать - верит ли он хотя бы четверти из того, что слышит, несмотря на всю хваленую и пресловутую эриданскую неспособность к искажению информации. Слишком нетипичной была эта странная эриданка, и ничуть бы не удивило его, окажись она способной лгать просто из любви к искусству, честно и откровенно глядя тебе прямо в глаза.
 Нет, определенно не было ничего такого, что могло бы вдруг привлечь его внимание. И лицо у нее оставалось по-прежнему безмятежным. И голос не изменился…
 Только вот спать расхотелось.
 Сразу.
 Как отрезало.

 
 ---


 - Какая еще радуга, имей совесть! Я спать хочу.
 - Вот только врать мне не надо - не хочешь ты больше спать. Может, раньше и хотел, а теперь уже – нет. И это – правильно. Поскольку спать тебе сегодня придется вряд ли!..
 Он демонстративно зевнул – широко, напоказ. Постарался ответить в тон – во всяком случае, так же ехидненько:
 - Ладно, давай свою новую сказочку! Только побыстрее. А то еще не дай бог не оценю, вырублюсь на середине.
 И пожалеть о сказанном успел даже раньше, чем договорил. Ляпнул, называется! Ей же позлить кого лишний раз – дополнительное удовольствие, она же теперь новую сказочку свою до утра растянет, и не поморщится! Вон и улыбочка мерзкая снова губенки растянула - впрочем, об улыбочке этой мы уже кажется…
 - А знаешь что?.. А не буду я тебе, пожалуй, ничего рассказывать. Это надо самому… Маркер есть?
 - Чего?..
 - Маркер, говорю, имеется? Ну, или там карандаш какой-нибудь?..
 - Ну…
 Покопавшись в необъятных карманах, он извлек на свет потрепанный синий роллер – тот самый, которым правил начисто курсовку. Протянул нерешительно, все еще ничего не понимая. Она повертела потертый синий цилиндрик в пальцах с этаким пренебрежительным снисхождением. Почему-то Стив был уверен, что, окажись у него у кармане вместо старого серийного ширпотреба даже каким-то чудом завалявшийся новехонький золотой паркер штучного изготовления – был бы этот самый фирменный паркер удостоен точно такого же пренебрежительного снисхождения. Гадость, мол, конечно, несусветная, но на крайний случай сойдет, да и что еще другого от тебя ожидать? Она и на столе его опробовала с такой гаденькой ухмылочкой, словно уверена была, что роллер этот ко всему еще и пересохшим окажется.
 Но роллер потрепанным был только снаружи, писал хорошо, жирно так писал. Четыре цифры, звездочка, два каких-то странных значка, еще несколько цифр. Латинские буквы. Снова какие-то значки – кажется, хиятанские. Снова цифры. Вторая строчка. Третья. Четвертая.
 Он опомнился только на пятой:
 - Эй! Ты чего делаешь?
 - Не мешай, а то перепутаю чего-нибудь. Первая строчка – ключ, запоминай. Вторая и третья – пароль и шифр, смотри не перепутай, у тебя же допуска нет, привычки – тем более, защита так долбанет – не обрадуешься. Войдешь когда – не спеши, там специальное замедление для излишне торопливых незаконных посетителей имеется. Выжди пару минут, и только потом уже шарить начинай…
 - Эй! Не собираюсь я никуда…
 - Дальше коды идут, это уже не так важно, да и вряд ли ты доберешься… но – на всякий случай, мало ли… Советую поторопиться – шифры сгодятся еще дня три-четыре, а вот ключ работает только до семи утра… давненько это было, если не ошибаюсь, лет пятнадцать тому… или шестнадцать… впрочем, не думай, что я тебе залежалую шваль подсовываю, такие подарки, как благородные вина, со временем только лучше становятся… – говоря, она продолжала быстро что-то писать, не обращая на его слова ни малейшего внимания. Он повысил голос:
 - Ты что – не слышишь?! Не собираюсь я никуда лазить и нигде шариться! Я спать собираюсь, ясно?!
 - Ясно, ясно, чего же тут неясного… – она перечитала написанное, подправила какой-то значок, поставила жирную точку. Перечитала еще раз, кивнула удовлетворенно: - И не вздумай только со своей личной картой соваться, засветишься еще на периферии… на вот тебе пока, попользуйся…
 Поверх синих строчек лег маленький красный квадратик, бывший раньше составной частью клипсы. Зашипела пневматика двери – Аликс оказалась возле нее как-то совсем естественно и незаметно
 - Я буду спать! – крикнул он в ухмыляющуюся спину.
 Думаете, спина не умеет ухмыляться?
 Ага!
 Как бы не так!!!
 Если вы всерьез так думаете – значит, вы никогда не видели спины этой чертовой эриданки! Она даже обернуться на секунду не соизволила, плечиком только пожав.
 - Спокойной ночи.
 - Я спать буду!!! – крикнул он дверному проему, темному и пустому. И – то ли показалось, то ли действительно услышал – уже из коридора удаляющееся хихиканье.
 Мерзкое такое хихиканье.

 -----


Рецензии