третий семестр

*
 В поезде было душно, и уже пахло вареными яйцами, хоть проводница еще только выгоняла провожающих из вагона…
Вера кинула сумку на свою верхнюю полку и отправилась в тамбур. Там она терлась около необъятной задницы проводницы и пыталась выглянуть наружу. Никто ее не провожал, но она придумала себе роль ждущей кого-то опаздывающего к их прощанию…
- Не пришел что ли? – тоненьким голосом спросила, оглянувшись на нее, громадная проводница, засияв двумя верхними железными зубами.
- Не-а, - притворно скорбно захлопала ресницами Вера и тронула набухающий на подбородке прыщ.
- Бывает… Домой едешь?
- Ага…
- Это хорошо. – безразлично пискнула проводница и подвинула Веру лоснящимся синим лавсаном юбки. – Отойди. Закрывать буду.

 Вера вернулась в купе. Шумный плацкартный вагон окончательно провонял яйцами и вареной колбасой. Затошнило от голода. Она нарочито небрежно окинула взглядом уже расположившихся на полках и разостлавших волглые серые простыни обитателей купе – старуху, лет пятидесяти, в байковом халате с фиолетовыми огурцами, ее веснушчатого ерзающего шести-семилетнего внука, с крошками вареного желтка в углах жующего рта, и хлипкого сутулого некрасивого парня с оттопыренными ушами, по виду ее сверстника или чуть постарше…
- Я отойду… - сказала она, доставая сигареты из кармана новой джинсовой куртки, последнего и самого дорого ее приобретения за последние полгода. – Присмотрите за вещами. – Получилось совсем по-взрослому. Старуха солидно, с уважением кивнула головой. Вера двинулась в тамбур, балансируя в узком пространстве уже качающегося вагона… Парень двинулся за ней.
 
 …Вера будто бы ехала на каникулы. Год назад она провалила экзамены в институте большого города, послала матери наглую торжественную телеграмму с одним словом «Поступила», получила через день от нее по телеграфу щедрые «подъемные» и потом почти год редко писала торопливые «деловые» письма про зачеты, семинары и сессии, а сама поначалу болталась по городу, сидела допоздна в общежитии у новых друзей, с которыми познакомилась на экзаменах и щедро угощала их на деньги, которые прислала мать. Потом стало нечем платить за комнатку, которую она снимала у тихой интеллигентной пьянчужки, и та, проявив милосердие, не прогнала ее, а отправила к своей мужеподобной горластой дочке, кондукторше в троллейбусе. Та пристроила Веру в депо.

 Кондукторствуя, Вера научилась смачно материться и курить. Наболтавшись в холодных и грязных троллейбусах, Вера устала от «учебы» и, подгадав под окончание весенней сессии в институте, где не училась и дня, решила устроить себе каникулы. С тем и принесла в депо заявление на увольнение….

 Она курила в тамбуре и думала, что одну-то ночь можно поспать и на матраце без простыни. А поест она завтра, дома…
Ушастый парень курил рядом с ней. Они познакомились. Потом целовались без удовольствия, но долго и взасос. Прыщ на подбородке рдел и стремительно рос, отчего Верин маленький хорошенький подбородок с ямочкой сделался мужественно квадратным и кривым на одну сторону.

 Вера коротко и буднично, без кокетства и стеснения, рассказала лопоухому Витьке про свое житье-бытье. Он дал ей рубль, чтоб она заплатила за постель, и поделился бутербродом с загнувшейся по краям пластмассовой колбасой. Тетка-соседка по купе оказалась хлебосольной хохотушкой. Накормила их до отвала домашними плоскими пирогами с капустой («все равно пропадут, вон какая прорва»), незлобно покрикивала на шебутного внука, шлепая его по тощей, в диатезных пятнах, попке. Потом внук заснул, смешно раскрыв тонкогубый рот. Бабка его тоже засопела на полке напротив, а Вера с Витькой, не стали взбираться на свои верхние, а отправились снова в тамбур. Там они курили, рассказывали друг другу анекдоты, выскакивали на остановках на перрон и смеялись, читая названия станций. Или молча смотрели в темное, пронизанное дальними мерцающими огнями, тутукающее бесконечное пространство за окном.

 Витька сошел рано утром, когда Вера крепко спала. Он сунул ей под подушку записку со своим адресом и ушел, не став ее будить…

 Вера проснулась в мрачном состоянии досады на себя, на приближение неотвратимой встречи с матерью, что нужно опять врать, прикидываться беспечной и романтичной студенткой…

 Встречал ее отчим. Он, сопя, взял из ее рук сумку, кинул на заднее сиденье вишневой «пятерки» и, облизывая губы и исподволь оглядывая Веру, зашевелил толстыми пальцами на баранке…
- Не похожа ты что-то на студентку, - плюнув в открытое окно машины, сказал он.
- А я и не студентка. – Вера смотрела на шелестящее серебро тополей мчавшейся мимо нее посадки…
- Я так и знал, что врешь. – Мелко захихикал он. – У тебя всегда масла не хватало.
Он свернул в посадку и остановил машину за кущами, так, чтоб ее не видно было с дороги.
- Давай пошалим. – Сказал он, напрягая толстый живот и с трудом расстегивая под ним пуговицу брюк. – Этому-то, небось, научилась.
Он открыл дверцу и выдернул Веру из машины. Она запнулась и упала ничком. Отчим навалился ей на спину и стал шарить под короткой юбкой, тыча в трусы твердым и влажным…
- Пошел вон, гнида, - давясь попавшей в рот травой, хрипела Вера.
- Ну, тихо, тихо… А то матери скажу, студентка….
- Это я все скажу, баран тухлый.
- Только попробуй, сучка! Я тебя прямо тут и задушу.
- Ааааа – закричала Вера. Души, мразь. Все равно не дамся. А тебя, иуду, посадят. – Она вывернулась и вцепилась ему в щеку.
Отчим быстро отскочил от нее и кинулся, матерясь, к автомобильному зеркалу. Он шипел, застегивал брюки, снова подтягивая толстый живот…

 Мать встретила ее черствой улыбкой. Без интереса спросила про «отметки» и послала в огород – «прополи там… ну, ты знаешь».
Домой Вера вернулась затемно, навалявшись на огороде между грядками, накурившись и наевшись молодого лука и укропа… Выдавила перед тусклым облупленным зеркалом в домике прыщ на подбородке. Специально не торопилась, чтобы по возвращении сразу отправиться в постель.

 На кухне горел свет. Из родительской комнаты доносился храп отчима. Вера заглянула на кухню. Мать сидела за столом, согнувшись, ковыряла безучастно клеенку. Половина лица ее лиловела влажным от слез вздувшимся синячищем.
Вера посмотрела на нее без жалости и, наклонившись, выдвинула последний внизу шкафчика ящик, где лежал старенький походный топорик….