весна покажет...

*
Навстречу шел Плюгин.
Он был подл, двуличен, лжив, сутул, тщедушен телом и молод. Несмотря на последний порок, он уже был женат. О чем подчеркнуто и назойливо свидетельствовало массивное кольцо на тонком, с выпуклым суставом пальце, похожем на проглотившего кнопку червяка. И весь Плюгин отчетливо напоминал червяка, облаченного в плохой костюм, скроенный на червяка другой весовой категории, вроде опарыша. А Плюгин был червяком дождевым, хлипким недоноском, застигнутым в период июньской миграции с одной обочины шоссейки - на другую. Не доевшим, не растолстевшим…
Плюгин говорил тонким голосом пятнадцатилетнего онаниста, приближая к собеседнику выпуклые глаза и надутые, в трещинках, губы, мгновенно генерирующие в углах слюнные пузырьки.
Его презирали и боялись. А он боялся всех. В особенности – старую вахтершу с голубыми, нелепо размазанными по векам, тенями. Она редко поднимала на него свои желтые усталые глаза и никогда не удосуживала словом.
Утром, приходя на службу, Плюгин брал ключ от офиса, расписывался в журнале, говорил «Доброе утро, Анна Викторовна» и, немея коленями от необъяснимого внутреннего страха, старался не смотреть на вахтершины скрюченные артритом пальцы с желтыми загнутыми ногтями в вечном полуокрасе игривым розовым перламутром. Как ни старался, а эти ногти всегда вползали в его боковое зрение, зловеще постукивая по столу рядом с журналом «прихода-ухода». Плюгинская рука каждый раз начинала дрожать, и его красивая витиеватая подпись, которую он любовно сочинял и совершенствовал с 9-го класса, выходила смешной и нарочитой, в совсем неподобающем начальнику ракурсе подросткового, неуклюжего выпендрёжа. Рядом с уверенными наспех крючками сослуживцев загогулистая подпись Плюгина выделялась визгливой серьезностью, настолько неуместной и наводящей на саркастический рёгот, насколько несерьезным было это место – вахтерский журнал учета ключей.
Сегодня у Плюгина был насыщенный плодотворной деятельностью день. Он получил премию, вскользь намекнул хозяину об адюльтере его секретарши и его, Плюгина, менеджера. Пожурил 40-летнюю операционистку своего отдела за задержку платежа и, пуская пузыри из уголков потрескавшихся губ, ласково посоветовал ей тренировать память и сменить работу. Потом долго говорил по телефону с косноязыким, но богатым, клиентом, выторговав у него мультивалютную сделку по невыгодному для того спот-курсу.
День прошел. Отзвучали глухие модуляции свинцового хозяйского тембра, отлились слезы секретарши, высох забытый операционисткой в пятнах дешевой помады носовой платок.. Звуком вернувшейся на рычаг телефонной трубки обозначилось вечернее безлюдье офиса. Откуда-то, из истоковых потемок коридора приближался неторопливый размеренный шорох, сопровождаемый странным скребущим звуком. Плюгин вышел из кабинета и пошел сдавать ключ.
Итак, Плюгин шел навстречу своему ежеутреннему и ежевечернему, многократно и трепетно культивированному страху – навстречу Анне Викторовне. Он даже не сразу сообразил, что это та самая вахтерша. Какой чорт поднял ее со своего вахтерского места?! Она была в сером мохнатом свалявшемся свитере и в чудовищных вязаных гамашах, того же цвета и состояния, что и свитер. Плюгин не стал рассматривать, что у той было на ногах, но ему показалось, что – валенки, и что они тоже были лохматы и серы, как свитер и гамаши. Он звонко продискантил «Доброе утро, Анна Викторовна» и, вжав голову в покосившиеся плечики, просеменил мимо вахтерши к ее закутку, к раскрытому журналу «прихода-ухода». Когда в нем он выводил уже последний завиток своей перепуганной подписи, сзади и над собой он услышал:
- Так, вечер уж, милок. На охоту пора…
«Старая идиотка, - подумал Плюгин, - зачем ее хозяин держит?...» Додумать Плюгин не успел, потому что его маленькую голову накрыл как звук взлетающего рядом самолета победный клекот хищной ночной птицы и где-то внутри него - робкий треск разрываемой материи его пиджака…

Плюгина не нашли. Его неожиданно пухленькая жена искренне терла зареванные голубые глаза в кабинете хозяина и так же искренне и настойчиво расспрашивала сослуживцев о «личных вещах» исчезнувшего мужа. Его толстое кольцо оттаяло по весне в кучке птичьего помета на ближайшей к конторе остановке, его подобрал мальчишка пэтэушник и пропил с товарищами, манкируя три дня учебы, первый день – собственно из-за пьянки, второй – из-за дикого похмелья, а третий – просто так…