Х

*
Остается одно – в монастырь!
Подумалось. И вот он – монастырь!
На мокром от дождя асфальте под насквозь промокшие ботинки вплыла колышущаяся неоновая надпись «ьрытсаноМ». Она зябко дрожала под частыми мелкими каплями дождя и стеснительно подмигивала мягким знаком…
Назовут же!... Кафе? Гостиница? Никаких уточнений ни над, ни рядом с окрашенной в коричневой цвет дверью. Только в верхней ее части, освещенной тусклым неоновым миганием, крест. Вот такой «Х».
Внутри – тесный холл с прибитой к стене полочкой, на которой стоял угловатый тесловский дисковый телефон, игривого сиреневого цвета. И ровно напротив входа еще одна дверь. Телефон зазвонил позабытым задорным треньком, уютно, как когда-то в коммуналке у тетки. Совершенно очевидно было, что на этот звонок никто не выйдет, он предназначался посетителю, то есть мне.
- Але.
- Антре. – пропел с подвывом в трубке голос Бэлы Ахмадуллиной. И захлопнулся пунктиром коротких гудков.
Куда «антре» - было понятно. Вот она – эта единственная дверь для «антре». Рядом с ней висела табличка «Уходя, гасите свет». И не подумаю! Мало ли кто в потемках шарахнет по черепу или вырвет сумку.
За той дверью находился маленький, метра в три длиной, коридор. По стенам белели приклеенные скотчем бумажки А4 с надписями: «Вернись и погаси!», «Не сэкономил – заплати!», «Свои ножницы носи с собой!», «Вытирай ноги, унося их!». И рядом с очередной дверью в конце коридора – «Войди и распишись в получении».
Дверь открылась внезапно, будто кто-то дернул за скрытый рычаг.
Внутри находилась маленькая комната, напоминающая каптерку железнодорожного обходчика. Узкая железная кровать, застеленная серым суконным одеялом, тумбочка, с деревянной шишечкой вместо ручки на створке, на тумбочке – ножницы, свеча и коробок спичек. В углу алюминиевый умывальник, на соске которого медленно росла капля воды. Когда чиркнула спичка, капля тяжело оторвалась от соска и шлепнулась в таз под умывальником.
Ну вот он, твой монастырь. Ножницы были большими, черными и острыми. Клоки крашенных прядей падали на пол, Свеча чадила.
Вот и постриглась. Так правильно. И больше ничего. И никого. И всё. Так скоро и так справедливо. Пойти – выключить свет, как просили…
Обратно – в дверь. За ней не было коридора. Не было ничего. Ноги провалились в бездну и через три секунды полета внедрились в сухой шорох густого ковыля.
Из-под правого бока, на который завалилась, падая, шмыгнула мышь или что-то похожее на нее…
Вокруг была степь, неестественно наклонившаяся вслед за ковыльными прядями, среди которых, как пробор в седых волосах, серела прямая узкая тропка. И снова нужно куда-то идти… В монастырь?...