Байки старого геолога 8 - Андрей Бондаренко

Байка восьмая.
Стройотряд и первая потеря.





После второго курса, в обязательном порядке – стройотряд. Никто, кстати, отлынивать – косить, в смысле, – и не пытался, деньги в стройотрядах в те времена вполне значимые можно было заработать – на всю зиму хватало.
Сшили на всех форму стройотрядовскую: штаны - дрянь страшная, – через год развалились, а куртка – вполне даже ничего, до сих пор надеваю, когда на даче за грибами хожу.
Прошли медосмотр, получили прививки необходимые, и – пожалуйте в поезд, маршрут Ленинград – Инта.
Но до Инты так и не доехали – сошли на станции Косью.
То ещё местечко. Сердце всего посёлка, его центр – это котельная, тепло зимой дающее, а уже вокруг неё всё остальное – разномастные бараки, в смысле. А ничего больше в посёлке и не было.
Поселили нас, человек пятьдесят, в самый большой и холодный барак, раскладушками, матрацами и прочими постельными принадлежностями обеспечили. Выдали ватники, штаны брезентовые, кирзовые сапоги, шлемы утеплённые – «монтажки» называются.
Хоть и июнь месяц на дворе, а холодно здесь нешуточно – по утрам на лужицах ледок, днём – плюс пять- семь, не больше. Да и дождик постоянно моросит – гадость страшная, тоска.
 Первые две недели строим «забор», так это сооружение прораб называет.
 На самом деле – это толстенные и тяжеленные сосновые брёвна, вкопанные в землю метра на полтора, между столбами – стена колючей проволоки. «Забор» ограждает местную автобазу – несколько бараков, забитых ржавыми железяками и бочками с соляркой.
Прежде чем вкопать столб, сперва, по технологическим нормам, полагается выкопать в вечной мерзлоте глубокую яму – объёмом в один кубический метр. Объём этот определяет на глаз прораб – выкапываем ям десять – зовём прораба. Столбы закапываем только после его отмашки.
Сволочная эта работа. Вечная мерзлота – как камень, да и натуральные каменюки постоянно попадаются, кругом грязь непролазная – через края кирзовых сапог переливается. Брёвна сосновые тяжеленные, килограмм по двести пятьдесят – руками не обхватить. Вместе с тем, за установку одного столба – десять рублей начисляется. Посчитали – за четыре дня каждый по месячной стипендии заработал.
Но не лёгкие это деньги – спины ломит невыносимо, руки-ноги в синяках чёрных от
проволоки колючей – непростое это дело – проволоку колючую между столбами плотной стеной натягивать; все простуженные – сопли рекой, по утрам канонада от кашля не прекращается ни на минуту.
Всё же держимся, лопаем анальгин, вёдрами пьём чай с мёдом – комиссар отрядный подсуетился – целую бочку мёда где-то раздобыл.
Наконец, «забор» полностью построен и принят важной до невозможности Государственной Комиссией.
 Отряд разделяют на две части – большую часть, под руководством ротмистра Кускова, забрасываю куда-то в горы, где находится заброшенный прииск - на вторичную промывку золота, меньшей части поручают работу ответственную и наиважнейшую – строительство телятника. Бригадиром назначают Михася - как жителя деревенского, понимающего всю значимость для посёлка Косью этого объекта.
Телятник строим из шлакоблоков. Направляющие для опалубки уже сделаны настоящими, взрослыми строителями. Наше дело нехитрое: прибиваем доски опалубки, лопатами загружаем в бетономешалки цемент, песок и шлак – из той же котельной, после перемешивания загружаем всё это на носилки, тащим к опалубке, вываливаем, трамбуем массивными деревянными плахами.
Вроде, всё просто, но одни носилки с грузом весят килограммов шестьдесят-семдесят, удовольствие – ниже среднего. По мере застывания раствора передвигаем опалубку вверх – приходятся строить деревянные помосты. Стены телятника неуклонно растут в высоту – деревянные помосты – следом. Таскать тяжеленные носилки становится всё труднее.
Работа по установке забора представляется уже детским лепетом, сном желанным.
Руки, ноги и спину уже даже не ломит – эти части тела просто не ощущаются, нет их вовсе. Жизнь превращается в каторгу – проснулся, поел, отпахал до полной потери сил, поел через силу, доплёлся до койки, рухнул на неё, не раздеваясь, уснул тяжёлым сном – совсем без сновидений. Далее – строго по кругу.
Тогда-то я и понял, что означает словосочетание – «круги ада». Именно что – круги.
 Постепенно опускаемся – в бытовом смысле.
Барак превращается в запущенное логово бомжей – на раскладушках – серое постельное бельё, кругом валяются вонючие носки и не менее вонючие портянки, старые объедки, многочисленные окурки.
Сидит на высоком барачном подоконнике бригадир Михась, курит, задумчиво рассматривает дырявые носки на своих лапах. Рядом с бригадиром пристроился приблудившийся кот по кличке Кукусь. Кот тоже внимательно изучает Мишкины пальцы – вдруг между ними кто-то съедобный завёлся?
 Михась переводит взгляд на помещение, долго, с грустью вселенской, взирает на бардак этот, плюёт в сердцах, тушит хабарик об подоконник и щелчком отправляет его куда-то – между коек товарищей:
- Живём, на, как в свинарнике, на, твою мать!
Но уже ничего не сделать, усталость сильнее любви к чистоте, нет уже ни у кого сил на подвиг – хоть немного убраться в этой норе.
Приехал как-то большой проверяющий, из регионального штаба ССО. Смело дверь открыл, вошёл – и тут же выбежал обратно, стошнило его прямо на крыльцо.
Сделал пару замечаний, в помещение уже не входя, да и умчался куда-то, по делам более важным.
С личной гигиеной – ещё хуже. Холодной воды – море, вернее – целый ручей, что за бараком протекает, но вода там – ледяная, а единственный кипятильник ещё в первую неделю исчезает в неизвестном направлении. Как итог - большинство перестаёт чистить зубы, и, все поголовно – бриться.
А полноценная помывка – мечта заветная, для многих – вовсе невыполнимая. Единственный душ с тёплой водичкой – только в котельной, но очередь туда – до морковкиного заговенья стоять – не достояться. Есть тен с водогреем на автобазе, но пускают туда только блатных – комиссаров, бригадиров, прорабов всяких.
Мы то с Лёхой решили эту проблему кардинально, на третий день после приезда – спёрли с какой-то ближайшей стройки (новый барак недалеко молдавские шабашники возводили) три рулона толи, и одной местной старушке за пару вечеров заплат на крышу протекающую поставили. За это бабулька нам иногда крохотную баньку топила – аккурат к концу рабочего дня. А как остальные целый месяц без мытья нормального обходились – мне до сих пор не понятно.
Потом то попроще стало – в конце июля погода жаркая установилась, вычистили с десяток бочек двухсотлитровых пустых - из под химии какой-то, в чёрный цвет выкрасили. Половина – для мытья тел грязных, другая – для постирушек. С утра дежурный их водой из ручья наполняет, солнце работает на совесть - к вечеру тёплой воды – хоть залейся. Очерёдность купания в бочках тупой честный жребий устанавливает, ни каких тебе привилегий пакостных – демократия полная – все строго по очереди, друг за другом в бочки влезают. Сомнительна такая гигиена, но ничего не поделаешь – другой то нет.
 Одновременно приходят две новости. Первая – возвращается часть отряда, отправленная на вторичную промывку золота. Вторая – в магазин Леспромхоза завезли спиртное. И ни какую-нибудь дрянь, а настоящее «Яблочное» в бутылках по 0,5 литра, шестнадцать – на – шестнадцать. По прямому договору с кубанским колхозом «Путь к коммунизму!» - лес в обмен на портвейн. Братьев усталых, с приисков золотых приезжающих, надо встретить достойно? Надо!
Организуется мобильная ударная группа. Я – во главе, как самый ответственный, в довесок, в качестве физических исполнителей – Лёха-каратист и Лёнька Молдаванин – как самые здоровые – вдруг что, да и груз немалый предстоит транспортировать.
До леспромхоза – километров двадцать пять, сугубо по заброшенной в незапамятные времена узкоколейке. Есть и наезженная дорога, но по ней все сто двадцать километров будет, а попуток здесь не водится, тем более – за вином, конкуренция, однако.
Выступаем затемно. Если для свиньи бешенной – семь вёрст не крюк, то для стройотрядовца и поболе – не в зачёт.
Подгребаем к самому открытию магазина. Наблюдается страшный ажиотаж, такое впечатление, что лесорубы со всего Северного Урала сбежались сюда – может, конкурс какой объявили?
 И точно конкурс. Типа – а кто в этой тайге самый крутой? Победителю – приз.
Принимаем в конкурсе самое активное участие. Вернее – Лёха принимает, а мы с Молдаванином только тела лесорубов в тенёк относим – типа – вежливость проявляем.
Набиваем три рюкзака трофеями, берём обратный курс.
Жарко до невозможности, пот льётся ручьями нешуточными, пить хочется, а пить то и нечего – не продумали в спешке аспект этот.
- Эй, Старшой! – Стонет плетущийся последним, Молдаванин, - Давай попьём немного, а?
- Так нет же ничего, - отвечаю, - И сам бы рад.
- Как это – нет? – Активно подключается Лёха, - А на горбу мы что тащим? Жидкость ведь, верно? Ну, давай по бутыльку всего хлопнем, а?
Спорю для порядка ещё минут десять и сдаюсь, хотя, в глубине души и понимаю, что ошибку совершаю нешуточную. После привала – новый бросок к цели конечной, снова привал и - «по бутыльку».
Не доходя до базы километра два, Молдаванин падает окончательно, – но не на спину, где груз бьющийся располагался, а, сугубо на живот – морду лица только поцарапал знатно.
Ну, а что тут удивительного – школа, однако, блин.
- Не, Старшой, - устало бубнит пьяненький Лёха, - Я ту и вино покараулю и Молдаванина, а ты дуй за подмогой, тут недалеко уже.
Уписаться можно – раз пятьдесят – и всё в один и тот же подгузник.
Дую за подмогой, вдруг впереди, в сумерках ранних – два зелёных огромных глазища – чисто фары автомобильные. Приведение, что ли какое, или ещё что? Уже каменюку с земли здоровенную подобрал, и вдруг слышу:
- Мяу, мяу! – Да это кот Кукусь, морда полосатая, нас встречать вышел. Молодцом, братишка!
Доплелись с котом до барака, спасительную команду на помощь товарищам направили.
Через полтора часа и два тела бесчувственных и остатки королевских винных погребов были успешно доставлены, а ещё через часок и золотоискателей наших привезли.
- Ну, в принципе, на, справился, на, - сказал мне Михась, руку пожимая.
 А тут вдруг казус неожиданный случился – соратники то наши за целый месяц, в тайге проведённый, к свежему воздуху привыкли, и банька там у них приличная была. Зашли они в наш барак загаженный – носами крутят, бухтят что-то нелицеприятное в наш адрес, графья недоделанные. И от портвейна, с трудами нешуточными добытого, морды наглые воротят. Их, видите ли, в тайге - Главный по вторичной промывке – Арзум Ашотович «Золотые Зубы», – спиртиком чистым баловал регулярно – за труд ударный.
Чуть не поругались даже - в дымину.
 Утром то мы на работу отправились, а у золотоискателей грёбаных – выходной.
Возвращаемся – о, Великие Шаманы! Барак то вылизан весь, чистота кругом – как в палате больничной, что для членов ЦК КПСС предназначена. На совесть ребята потрудились.
 Вот тут то уж – помирились окончательно, и вино «Яблочное» допили, и спирт, из тайги прихваченный, да и самогонки потом местной отведали – гадость страшная, неужели её действительно из опилок делают?
Гарик, размякнув от выпитого, кисет заветный из-за пазухи достал. А в кисете – порошок какой-то серый. Оказалось – золото, втайне от Арзума Ашотовича из тайги вывезенное.
На фига Гарику эта пыль непрезентабельная? Для памяти – оказалось.
 Совместными трудами достраиваем телятник, крышу кроем, пол бетонируем, даже рельсы по середине телятника прокладываем. Ну, и зачем коровам – рельсы, спрашивается?
Года два назад был я в этой самой Косью проездом – стоит себе наш телятник.
Только обитают там почему-то и не телята вовсе, а огромадные грязные свиньи.
Впрочем, чему удивляться? В нашей стране, куда не плюнь – кругом свиней полно.
Вот, например, если на членов Думы Государственной посмотреть внимательно – то кого можно увидеть? Вот то-то.
И только во вкус вошли, вработались по-настоящему – всё, уезжать пора, сентябрь за порогом.
Деньжищи немалые на руки получили, и – в поезд. Летит себе поезд, на стыках подпрыгивая, качает его, бедолагу, от гулянки студенческой.
Что такое коктейль «Северное Сияние» - все знают – водка и шампанское – один к одному. А что такое – «Северное Сияние – Де Люкс»? А это – шампанское и спирт – один к одному.
 На самом почётном месте – возле громадной миски с молоком – кот Кукусь. Он потом много лет в общаге на Наличной улице Комендантом Кошачьим трудился.

 Приехали в Ленинград – повзрослевшие, виды повидавшие, при деньгах - довольные собой несказанно.
И тут, через месяц, как ушат холодной воды – умирает неожиданно Лёнька Волжанин, одногрупник наш. Круглый отличник, боксёр, гитарист. Простудился где-то, на ногах решил простуду переходить, слёг, приехала «Скорая» - воспаление лёгких, в больницу отвезли. Через сутки сообщают, умер, мол.
Удар для всех – страшный получился. Родители его приехали, мы гроб с телом в самолёт загрузили, поминать сели. Но не лезла водка, ну никак.

А уже к весне и свадьбы в массовом порядке начались. Видно созрели мальчишки потихоньку, в смысле – в мужиков превратились.