командировка

*
- Чо стала, как эта!... – рявкнул на меня огромный баул и двинул так, что я перышком отлетела прямо в Танькины объятья. И тут же за баулом устремился пахучий и бодро шаркающий поток таких же баулов, дерматиновых сумок, авосек и чемоданов, перевязанных между собой и перекинутых через плечи торопящихся к узкому выходу из автовокзала.
Когда Танька меня поймала, летящую вместе с моей неприлично маленькой на этом пространстве дорожной сумкой, нас еще раз двинули – уже со стороны Танькиного могучего зада – и буднично бодро – как погоняют лошадь – гаркнули:
- Хера стоите, шалавы! ЛюдЯм мешаете!..
- Иди-иди, звезда манежа! – спокойным басом проводила Танька очередной чемодан и передвинулась в сторону от потока к каким-то ржавым конструкциям, легко перенеся меня с моей сумкой.
- Давай подождем, пока пройдут. А то затопчут. Заодно и покурим. – С грациозным достоинством она воткнула в рот тоненькую сигарету, где-то на высоте второго этажа от моей головы. Я тоже закурила. Мы стояли и курили, и наши сигареты были несообразны нашим комплекциям: в большой Таньке тоненькая – еще тоньше, во мне обыкновенная – как полено.
- Солнце мое! Ты чо? Расстроилась что ли?? – Танька нежно склонилась надо мной. – Плюнь! Смотри, у них же польта на синтепоне.
Сами мы были в кожаных плащах, прекрасно-враждебные в этом богом забытом ПГТ, куда нас откомандировали.
Вот, такими прекрасными и инопланетными, большая Танька и - в половину ее - я, мы и вышли на пустую маленькую площадь перед автовокзалом.
По растрескавшемуся асфальту ветерок гонял обрывки газет, обгорелые гильзы папирос и куриные перья. Тут же, неподалеку, эти самые куры и квохтали, ковыряя землю в широких трещинах серого зернистого асфальта.
- Куда идти-то?
- Щаз сообразим. Не ссы. – Танька с пристальностью дежурного по пожарной каланче оглядывала окрестности.
Сзади воздух колыхнулся чьим-то дыханием. Танька развернула башню и опустила взор:
- О! Пацаны, где тут у вас гостиница?
Позади нас стояли и без любопытства молчали два мальчика, лет 10-12, глядя на нас бледно-голубыми неживыми глазами детей кукурузы.
- Алё! – Танька помахала ладонью перед их лицами. – Где у вас дом колхозника, аборигены?
Тот, что постарше, медленно поднял прямую, как короткий шлагбаум, руку и показал куда-то на северо-восток. Взгляды обоих оставались такими же неподвижными, как четыре тускло-металлических луча.
- Ну, слава богу. Обозначил. Пошли, стары дрова. – Она подхватила мою сумку на второе плечо и двинулась вперед. Ее кожаный плащ шелестел и матово поблескивал спасительным щитом впереди меня, даря надежду на безопасность на этой странной жуткой планете, где дети, как неземные вестовые, вместо глаз имеют приборы слежения.
- Деревня, где скучал Евгений… - вслух прошептала я.
- Чего? – Танька обернулась. – Деревня – не деревня, а вон, гляди…
Длинный бревенчатый дом, к которому мы подошли, был украшен помпезным парадным, с мраморными колоннами и золотой надписью на фронтоне портика «HOTEL».
Внутри, во влажно-теплом полумраке, между двумя фикусами стоял дубовый письменный стол с неожиданно ярким зеленым суком на столешнице. Посреди этой ослепительной зелени весело бугрился куполок медного звонка. За столом сидела розовощекая старушка в платочке из голубого ситца и вязала носок.
- Бабанечка. Здрасьте. – Танька бухнула наши сумки перед столом. – Поселите нас, пожалуйста. Мы у вас погостим денька три.
- Сначала вот так надо… - Старушка хлопнула ладошкой по звонку. Он глухо и коротко брякнул. – Добрый денечек. Паспорта давайте. – Она по очереди развернула наши паспорта, посматривая то на нас, то на наши фотографии.
- Да не сомневайся, баушка, мы это… Посели нас скорей. А то помыться хочется и в сортир…
- Ничо… справные. – Непонятно пробурчала старушка, кряхтя, вылезла из-за стола и поковыляла куда-то в дальний угол.
Она была горбата, и горб был такой величины, что возвышался над ее головой, и за ним нам не видно было ее голубого платочка.
Бабка прошла к маленькому столику, который мы раньше не заметили, где под иконостасом светился экран навигатора с мерцающими точками. Танька посмотрела на меня, скорчила восхищенную гримасу: «Во! А ты – «деревня»!»
- Где тут для бонусов… - бурчала старушка у навигатора. – Ага… - она ловко постучала по кнопкам клавиатуры. – Восемьсот шестой у вас.
- Чиво?? – Пророкатала недоуменно Танька.
- По коридору по правой стороне. – Обернулась к нам старушка. – Паспорта сама потом занесу.
Мы, совершенно ошарашенные, двинулись в указанном бабкой направлении.
За дверью, под номером 806, нас встретили круглые пестрые половички у порога и около двух железных кроватей с облупленными шариками на спинках. Свет из маленьких окошек едва пробивался сквозь заросли герани, источающей с подоконников затхлый запах вечности.
Танька бросила сумки и плащ на бледно-коричневое жаккардовое покрывало левой кровати и, обежав по периметру комнату, провозгласила:
- Все-таки, деревня! Ни сортира, ни душа. Конечно же, «в конце коридора»!...
Переполненные утробной озабоченностью, мы кинулись по коридору. Тупик венчала долгожданная вонючая дощатая дверь с криво написанными желтой масляной краской двумя буквами «WC».
- Тааак. Блевать хочется, срать нет! - Танька всунула руки в необъятные карманы джинсов и радостно осматривала пространство. Посмотреть было на что. Бетонная коробка сортира урчала жиденькими потоками воды внутри покрытых ржавыми вертикальными полосками унитазов, впаянных по самый ободок в бетонные постаменты. С потолка тоже капало…
Тихо поматерившись, мы сделали то, что уже не могли не сделать, и отправились назад в свой номер, рассматривая двери вдоль коридора в надежде отыскать табличку душа.
- Тань, мне кажется, что баня у них через дорогу… - робко предположила я.
- А щаз мы это с пристрастием и выясним. – Танька пнула могучим ботинком дверь в номер. – Я завшиветь тут не… Она заткнулась.
Посреди нашей комнаты стояли два давешних мальчика с площади. В руках у них были приспособления, напоминающие арбалеты. Блестящие наконечники стрел смотрели прямо на нас.
- Контейнер готов. – раздалось сзади.
Мы оглянулись. Горбунья в голубом платочке смотрела сквозь нас немигающими стальными глазами.
- Бабанька! Ты валерьянки что ли напилась?... – растерянно хохотнула Танька.
Это было последнее, что я услышала сквозь тонкий свист, раздирающий перепонки. В спину, под левой лопаткой, что-то больно щипнуло, и в липкой, сгущающейся темноте я завалилась на круглый половичок, погребенная под рухнувшим на меня тяжелым Танькиным телом…