Xx съезд нечисти

Баньши верещала так, что уши закладывало. Обычно они так воют, когда дело идет к чьей-то гибели. В данном случае баньши чувствовала, что этим «кто-то» может оказаться она сама. Хотя теоретически баньши бессмертны, в это с трудом верится, если вашей судьбой занимается кот-баюн. Вообще, все эти мерзавцы, прибывшие с востока пару дней назад, живо установили свои порядки. Особенно всех нервировал трехголовый дракон. Себя он, правда, называл змеей… Точнее, змеем. Впрочем, сути проблемы это не меняло, поскольку все три головы имели дурную привычку заливать за воротник. А в похмелье этот монстр был страшен.
На Рыжем холме царила привычная утренняя суета. Кому-то уже оторвали голову, где-то доносились вопли очередного съедаемого гостя. Парочка троллей выясняла отношения, методично выбивая друг из друга пыль. При ближайшем рассмотрении в пылевыбивалках можно было опознать тела темных эльфов.
Из подлеска донесся тяжелый рев. Генеральный Суккуб, он же сокращенно Генсук, тяжело вздохнул. В той части обитали вышеупомянутые восточные гости. Утро у них начиналось с поиска похмеляющей жидкости. Пару дней назад их вампир поймал вервольфа и высосал всю кровь в надежде, что в ней достаточно высока концентрация спирта. Надежды вампира оказались напрасны: вервольф был мало того, что непьющим, так еще и вегетарианцем.
Двадцатый съезд нечисти шел уже вторую неделю, и Генсук уже проклинал тот день, когда предложил Рыжий холм как место проведения этого важнейшего мероприятия.
Конечно же, кому угодно не доверят заниматься столь ответственной миссией. Генсук поначалу считал себя счастливейшим из бессмертных, когда после долгих прений на Высшем Совете Темных Сил смог отстоять свою точку зрения. Но как выяснилось позже, съезд – не только огромная честь, но и гораздо больший геморрой. Одно размещение всех гостей отнимало кучу времени и нервов. Гарпии, видите ли, не хотели жить рядом с кикиморами, а лешие чуть не порвали Генерального Суккуба на части, когда узнали, что их разместили в соседнем дупле с совами-обротнями. А кроме того, надо было решать вопросы питания, развлекательных мероприятий и, как быстро выяснилось, похорон. Ибо для большинства присутствующих поиски пропитания были самым лучшим развлечением, а поскольку холм кишел гостями, недостатка в пище не было.
Как водится, друзья и родственники съедаемых тут же загорались планами кровной мести, и уже на следующий день бывшие сотрапезники становились трапезой.
Не обходилось без курьезов. На днях пара водяных сожрали саламандру и тут же сварились в собственном соку. Уха получилась знатная, впрочем, озеро, украшавшее некогда подножье холма, теперь превратилось в глубокий котлован. Генсук с тоской думал, что съезд еще не перевалил за середину. Когда многочисленные гости начнут разъезжаться, пейзаж, наверное, преобразится до неузнаваемости. Впрочем, как и местная флора и фауна. Если она останется к тому моменту.
На счастье нечисти, оргия, устроенная пять дней назад, привлекла внимание местных священников. Выяснять, что за безобразие творится на холме, отправился целый монастырь под охраной закованных в броню рыцарей. Монахи оказались хороши на вкус. Рыцари, впрочем, тоже, но их было очень тяжело выковыривать из доспехов. Однако восточные гости справились и с этой проблемой, высасывая руки и ноги воинов вполне профессионально и сетуя только на то, что недостаточно соли под пиво.
А между тем, на съезде еще не начали разбирать тот вопрос, ради которого, собственно, он был созван. Как водится, раз в двести лет нечисть с самых отдаленных концов континента собиралась в одном месте, чтобы понять, как жить дальше. Мир, к несчастью, менялся стремительно. Против нечистой силы изобретались все более и более хитрые приемы. Давно прошли те времена, когда бормотание молитв считалось самым надежным и дешевым способом борьбы. Сначала кто-то из светлых эльфов придумал серебрить наконечники стрел. Раньше они делались полностью из благородного металла. И стоили ого-го! А теперь каждый охотник имеет в колчане минимум дюжину.
И понеслось! Года не проходило, чтобы люди не преподносили очередного пакостного сюрприза. И не сидится же им. И так нечисти все меньше, людей все больше, ан нет. Изобретают. После того, как стаю оборотней из поливальной машины святой водой окатили, так и собираться большими кучками боязно. Разве что вот так. Совсем уж толпой. И то, сидишь и думаешь, а не изобретут ли совсем уж глобальное изуверство. Вон кстати дождик собирается. А где гарантия, что какой-нибудь олух в рясе не догадался тучу освятить?
Генсук подпер лапой голову и задумался. Как подступиться к решению простого вопроса «что делать?» он не знал. И побаивался, что раздраженная этим фактом общественность приступит к обсуждению вопроса, «кто виноват?». Скорее всего, ответ бы ему не понравился. А кроме него, казалось, никто этими вопросами и не интересуется. Как, впрочем, и ничем остальным. Кроме хлеба и зрелищ. Можно в одном флаконе. За две недели съезда единственным достижением можно было считать снизившуюся вдвое ежедневную смертность. Да и то, никто не удосужился посчитать, во сколько раз уменьшилось поголовье собравшихся.
Полог, закрывавший вход в пещеру, распахнулся – и на пороге предстал обротень-медведь. На шее болталась дюжина амулетов, свидетельствующих о его высоком положении в иерархии нечисти.
– Входи, Грызь, – устало обронил Генсук. – С какими новостями пожаловал? По морде вижу, что радостного мало.
Грызь грустно кивнул:
– Опять ведьмы бунтуют. У них шабаш должен быть, но места маловато. Требуют, чтобы расчистили им Кровавую поляну.
Генеральный Суккуб скривился.
– Вот же неймется бабкам! На поляне кто у нас обитает?
Грызь почесался:
– Кажись, гремлины там живут.
– Эти не уйдут, – задумчиво протянул Генсук. – А куда-нибудь в другое место их можно?
– Куда? – Развел лапами Грызь. – У нас и так все друг у друга на голове сидят. Разве что тролли перебьют друг друга.
– А что, они опять дерутся? – Оживился Генсук.
– Да каждый день, как обычно, – удивленно воззрился на него Грызь. – Они ж привыкли у себя в пещерах поодиночке сидеть, теперь вот выясняют отношения, кто главный. Как только последний останется…
– Он примется истреблять остальных окружающих, – перебил Генсук. – Есть, правда, вероятность, что сначала он силушку попробует на этом... как его… Мухоморнике? Или Поганнике… Все забываю имена этих хулиганов с востока.
– Идолище Поганом, – подсказал Грызь. – Этот да, этот может и врезать промеж глаз. Они все там немного с прибабахом…
– Скажи спасибо, что мы их увидим в следующий раз только на очередном съезде через двести лет, если доживем, – заметил Генсук. – Слабо представляю, как бы мы ужились вместе.
Грызь потянул носом воздух.
– К вам гость идет, – сообщил он. – Кстати, из этих, из восточников. Чего ему понадобилось?
Чутье не подвело медведя. Буквально через пару минут порог переступил детина локтей шести ростом. Огромные плечи переходили сразу в круглую башку с маленькими заплывшими жиром глазками. Самой примечательной частью лица были губы. Огромные, пухлые, лоснящиеся от жира.
– Здрав буде, – мрачно пробасил гость.
– И тебе не болеть, – мысленно Генсук отметил, что уже научился отвечать правильно на приветствия этих дикарей.
– Толковище есть к тебе, – детина присел прямо на пол. – Тут, говорят, ты должен на вече о деле говорить?
– Есть такое, – осторожно ответил Генеральный Суккуб. – Так повелось, что кто созывает съезд, тот и выступает основным докладчиком.
– Ты мне тут умных словей не плети! – Рубанул ребром ладони по воздуху детина. – Разговор к тебе есть.
– Слушаю, – устало проговорил Генсук. Он уже привык, что как минимум раз в день к нему приходили гости с самыми дикими предложениями. Хорошо хоть, пока не били. Но ведь все когда-то бывает в первый раз!
На днях, например, кикиморы предложили перенести трибуну прямо к ним в болото. Идея была проста: как только туда взбирается кто-нибудь из особо ретивых, трибуна резко переворачивается и снова становится готова к приему выступающих. Генсук чуть не поддался искушению: и кикиморы сыты, и он сам цел. Впрочем… Последний пункт представлялся особо спорным, поскольку ему приходилось выступать чаще остальных.
Интересно, с чем пожаловал этот тип?
– Звать-то тебя как? – Генсук упорно напрягал память, но у этих восточников были такие головоломные имена…
– Соловей-разбойник я, – гордо ответил тот. – Не знаю, как у вас тут положено, но у нас, например, когда за толковище ответ берешь, находятся такие, кто с мест кричать начинает разную гадость.
– Бывает такое, – Генсук, кажется, начал понимать, куда клонит гость.
– Ну! – Довольно развел руками Соловей. – А я их могу свистом заглушать. Хочешь, свистну? На три дня все вокруг оглохнут.
– Спасибо, конечно, – сухо поблагодарил Генсук. – Только если все разом оглохнут, какой смысл мне потом выступать?
– А ты думаешь, тебя так слушают? – Фыркнул Соловей. – Но как знаешь. Я-то все равно свистну, душа требует, понимаешь! Но так мы с тобой, глядишь, договорились бы. Ты б мне заплатил, я бы свистел. Или не свистел.
Грузно поднявшись с места, Соловей пошел к выходу, оставив Генсука в тяжелых размышлениях. Денег было жалко. Ушей – еще жальче. А вообще, эти восточники – на редкость своеобразный народ. Уже и взятки начали вымогать. Страшно подумать, что случится, вздумай кто из них поселиться поблизости…
А ведь это тоже проблема! Климат тут подходящий, переться обратно не хочется. Кто мешает остаться тут навсегда? Генсук схватился за голову.
– Грызь! – позвал он.
В пещеру всунулась башка оборотня.
– Че надо?
– Грызь! А ты не слышал от наших гостей ничего насчет того, что они хотят задержаться тут после съезда?
– Знамо дело, слышал! Значит так: горгульи уже себе местечко присмотрели, потом эти… на драконов похожие, только тощие и узкоглазые – они тоже две пещеры оккупировали.
– А выгнать их не пробовали? – Робко спросил Генсук.
Медведь почесал то место на голове, где пару дней назад красовалась шишка величиной с голубиное яйцо.
– Пробовали. Но они дерутся не по-честному. Да еще и орут при этом неприличности разные. Я не знаю, что на их языке значит «кияяя!», но явно ругань.
– Да-да, – кивнул Генсук. – Эти восточники похоже ругаются.
– Вот-вот, – согласился оборотень. – Теперь, значит, семейство кобольдов начало подкоп под гору делать.
– Это еще зачем?
– Так ведь эта… Дикий народ, дети гор! Они в подземных тоннелях живут. А у нас, говорят, камень хороший, питательный.
Генсук устало вздохнул. Итак, как минимум три разновидности нечисти решили тут расквартироваться надолго. Плохо дело!
– А эти… С востока… Они задерживаться не собираются? – Осторожно спросил он.
– Нее, – протянул Грызь. – Говорят, вода у нас плохая и табуретки неправильные. Первач плохой получается.
Генсук не знал, что такое «первач», но в губах медведя это слово звучало божественной музыкой. И хорошо, что первач здесь не получается. Страшно подумать, что было бы, вздумай эта орава тоже поселиться поблизости. И без того от них одна головная боль.
– Ну, хоть с этим проблем не будет, – облегченно вздохнул Генсук. – Давай, выкладывай, что еще плохого на сегодня.
– Тут еще вот какая тонкость есть, – Грызь переминался с лапы на лапу. – Мы вас в тезисах обозначили как Генеральную Суккубу. А вы-то уже почитай столетие как Инкуб. Делать-то что?
– А какая разница, – огрызнулся Суккуб. – Мне все равно до сих пор мальчики нравятся.
– Народ может не понять, – осторожно заметил медведь. – Вам, кстати, выступать скоро. Все уже почти собрались, вас ждут.
Генсук всхлипнул.
– А я могу поступить как-нибудь иначе?
– Увы, нет, – вздохнул медведь. – Ума не приложу, что вы будете говорить всей этой ораве, но надо ж произнести такую речь, чтоб ее запомнили надолго.
– Надолго? – Оживился Генсук. – Тогда у меня есть идея.
В его голове действительно созрел неплохой план. Он произнесет речь. О, какую речь он произнесет! О ней еще долго будут ходить легенды.
Генсук мрачно усмехнулся.
– Пошли, Грызь, – скомандовал он. – Сейчас мы им устроим канун дня всех святых!
И он решительным шагом направился к выходу.

Перед трибуной волновалось море нечисти. Кто-то уже пытался на нее влезть и озвучить маловразумительные мысли. Незадачливых ораторов стаскивали вниз и на всякий случай съедали. Грызь шел впереди, раздвигая толпу. В арьергарде двигался Генсук. На его губах играла злорадная улыбка.
Взойдя на трибуну, он долго ждал, пока утихнет шум. Простояв минут пять и не дождавшись тишины, он снял с ноги туфлю и принялся неистово колотить по трибуне. Не помогло. Тогда он нашел взглядом Соловья Разбойника и поманил его к себе пальцем.
– Слушай, а ты можешь свистнуть так, чтоб они оглохли не на три дня, а на пару минут? Показать им кузькину мать, так сказать…
Соловей скривился.
– Профессиональная гордость не позволяет, – процедил он сквозь зубы. – Это ж не свист получается, а так…
– А два кошеля золота не спасут профессиональную гордость? – Поинтересовался Генсук.
– Четыре, – тут же парировал Соловей.
– Три, – фыркнул Генсук.
– Ладно, три с половиной, – махнул рукой Соловей. – И это мое заднее слово!
– Но оплата после съезда, – тут же нашелся Генсук.
– Хорошо, свист тоже.
Генсук сплюнул сквозь зубы. Иногда в этой разухабистой восточной крови слышались какие-то совсем уж посторонние отголоски. Видимо, с чистотой породы у них было не все в порядке. То-то у этого Соловья нос какой-то крупноватый. Причем с горбинкой.
– Свет с тобой, – наконец неохотно согласился Генсук. – Грызь, отсчитай ему три с половиной кошеля.
Медведь залез в сумку, висящую на поясе и неохотно отсыпал Разбойнику несколько пригоршней монет. Тот попробовал одну на зуб.
– Ну хорошо. Уши заткните. Сейчас я свистну.
Он сделал глубокий вдох…
Когда звон в ушах стих, Генсук решил вначале, что Соловей перестарался. Слишком уж тихо стало вокруг. Суккуб решил, что он оглох. Но услышав тяжелые охи Грызя, успокоился. Животному было хуже. У него и без того слух обостренный. Был, по всей вероятности.
Единственными, кто пострадал от свиста, были вампиры. Парочка из них каталась по земле и громко орала о своей слепоте. Все остальные трясли головами, но, в целом, выглядели вполне здоровыми.
– А теперь, – проорал Генсук, – когда наконец все меня слушают, я хочу сказать вам только одно!
Учитывая, что выступления на трибуне предполагают очень длительные доклады, это заявление само по себе прозвучало более чем странно. На Генсука уставились сотни внимательных глаз.
– Я устал. Я ухожу. – Мрачно обронил он. – Беру бессрочный отпуск.
– Это называется пенсия, – тихо подсказал Грызь.
– Да плевать мне, как это называется! – Взвился Генсук. – И так все нервы вытрепали мне за эти дни! Все! Решайте, что вам делать, сами!
И он гордо сошел с трибуны.
– Пиджачок снимите, – раздался сбоку голос Соловья Разбойника. – Жалко будет. Хороший пиджачок. А то вас сейчас бить начнут – это точно. Но если вы доплатите, я могу еще раз свистнуть.
– Грабитель! – Гордо отвернулся от него Генсук. – Если меня будут искать, я у себя.
И он пошел по направлению к пещере.

– Проходите, товарищ, присаживайтесь. – В любимом кресле Генсука сидел, развалившись, какой-то незнакомый темный эльф.
– Да кто ты такой? – Вскинулся суккуб, угрожающе разводя руки для заклинания.
– А это не важно. Уже не важно. – Сидящий в кресле щелкнул пальцами – и вход в пещеру задернуло полотном чистого света. Потом эльф сделал пасс рукой, после которого Генсук обнаружил себя лежащим на полу в полной неподвижности. – Интересный вы ход сделали. Неожиданный. Придется кое-что в наших планах подкорректировать. Ну, да ладно. Сделаем из вас мученика, геройски погибшего во имя Великой Тьмы. Народу нужны герои. Под это дело можно и почаще собираться… Раз в сто лет. А что, красивая цифра. Ровненькая…
Генсук непонимающе мотнул головой.
– И все-таки, что происходит?
– Происходит? Съезд нечисти… Как ему и положено. Раз в двести лет. Кстати, не могу не похвастаться – идея была именно моя. Сначала ее не поняли, но когда увидели в действии…
– Идея? Ваша?! – Возмущенно завопил Генсук, безуспешно пытаясь сделать хоть какое-то движение. Увы – он мог только двигать взад-вперед головой.
– А чья, по вашему? – Эльф скинул плащ, обнаружив кристально чистую белую сорочку и золотой медальон.
Генсук взвыл.
– Светлый?! Шпион!!!
– Разведчик, – скромно ответил гость. – Вам должно быть лестно, что именно меня попросили выполнить эту миссию. Все-таки, послали вам не рядового члена Светлых Сил, а принца.
– Сын короля эльфов! – Простонал Генсук. – Но ничего! Сейчас я крикну – и сюда сбежится вся Тьма! Ты даже не представляешь, что они с тобой сделают!
– Вам должно быть известно, что Полог Света не пропускает звуков, – усмехнулся эльф. – А с той стороны он выглядит как Полог Тьмы. Все правильно: вы уединились и не хотите, чтоб вам мешали.
Генсук скрипнул зубами.
– Я все равно не верю!
– Прекрасно вас понимаю. – Эльф достал из кармана флягу и сделал хороший глоток. – Вам не предлагаю. Нектар для вас смертелен. А мне еще надо с вами поговорить. Вас не затруднит назвать, сколько сейчас представителей Тьмы ошивается на горе?
– Тысяч сто, – злорадно ответил Генсук. – А может, и больше. Хотел бы я знать, как ты будешь выбираться отсюда! Молись своему Свету, чтобы тебя не разоблачили. Порвут в клочья!
– До сих пор же не разоблачили, – усмехнулся эльф. – Долгие годы тренировки, знаете ли. Значит, говорите, сто тысяч. Пусть даже будет сто пятьдесят. Внушительная цифра, что и говорить! А сколько приехало сюда две недели назад?
Генсук задумчиво пошевелил губами.
– Двести… Или триста… – В его голове забрезжила страшная мысль.
– О! – Поднял палец эльф. – И заметьте: в течение месяца никто и не слышит про нечисть. Спокойно пашут землю крестьяне. Женщины рожают здоровых детей, не боясь сглаза. Не вымирает скотина от неизвестного мора. А плюс к тому – сотня тысяч темных полегла прямо тут. Вы можете мне вспомнить битву, где за две недели можно положить столько противников? Обратите внимание: без малейших потерь с нашей стороны.
Генсук взвыл.
– Вот видите, – улыбнулся эльф. – Тьма действует в одиночку. Объединяетесь вы только в одном случае: когда надо что-то разрушить. А когда рушить нечего – начинаете убивать друг друга.
Генеральный Суккуб плюнул в эльфа, но тот ловко увернулся.
– Прекратите, пожалуйста. В конце концов, вы можете помереть достойно? Как положено герою?
– А я еще не собираюсь помирать! Я бессмертен!
– Спасибо, что напомнили, – отвесил шутливый поклон эльф. – Но через несколько минут вы превратитесь в камень. Заклинание для этого случая разрабатывалось несколько десятилетий. Представить себе не можете, какие умы бились над этой задачкой. Так что, любезный, станете вы обыкновенным булыжником. Мыслящим, но совершенно неподвижным и безмолвным. Согласитесь, это не сильно отличается от смерти.
Эльф начал чертить в воздухе руны. Перед глазами Генсука все поплыло. Мышцы начали наливаться странной тяжестью. Потом гость выкрикнул какое-то заклинание – и Генеральный Суккуб потерял сознание.
Пару часов спустя Грызь наконец-таки отважился потревожить покой хозяина. Полог Тьмы уже давно упал, но Генсук, по всей видимости, пребывал в глубокой задумчивости. Иначе он давно бы уже позвал верного слугу.
Медведь-оборотень засунул башку в пещеру – и потерял дар речи. А потом он заревел, да так, что с верхушек деревьев посыпалась летучая нечисть.
– Измена! – Орал медведь. – Измена! Все сюда!
Первыми к пещере подоспели жители Рыжего холма. Потом начали подтягиваться остальные. Медведь с трудом выволок из пещеры каменную статую Генерального Суккуба.
– Заколдовали! – Ахнул кто-то сзади.
– Убили! – Дурным голосом заорал восточный Кот-баюн.
Грызь обвел всех тяжелым взглядом.
– Клянусь Тьмой, я узнаю, кто это сделал! И порву собственными лапами!
– Это все вампиры, – раздался спокойный голос. Кому он принадлежал, понять было невозможно. Кажется, предположение высказал какой-то темный эльф.
– Ложь! – Взвился в воздух крылатый и зубастый кровопийца. – Характерный почерк ведьмаков!
– Да я сейчас тебе все кусалки повыдергиваю! – Заверещали откуда-то слева. – Точно вам говорю – оборотни постарались.
Грызь проворно обернулся, подхватил лапой вопившего ведьмака и отправил мощным ударом в воздух.
Через несколько минут вся поляна превратилась в поле боя, где выясняла отношения нечисть. За ними с верхушки самого высокого дерева наблюдал эльф в темной накидке. Удовлетворенно кивнув, он прислонился спиной к стволу.
Он спал глубоко и спокойно, но ровно с рассветом он проснется. Это одна из привычек, выработанная столетиями.
А потом он отправится домой.