Во сне и наяву. Часть 3. Продолжение 9

XV

Накануне перед первым Эдькиным экзаменом, мать наглаживала ему белую рубашку и брюки, а сам он снизошёл до того, что тщательно помыл туфли и начистил их кремом. Мане тоже предстояло весь день провести в школе.
 - По-моему будет лучше, если ты завтра не потащишься со мной на экзамен, а будешь дома отсыпаться, – предложила она.
 - Конечно, - обрадовалась я возможности, побыть дома одной.
 - Только не валяйся до обеда в постели. В десять что б уже позавтракала.
 - А вы с Эдиком когда вернётесь?
 - Эдик, наверное, где-то в час, мне же придётся после экзамена ещё немножко задержаться. Но обед готов, в холодильнике стоит. Захочешь кушать, можешь разогреть.

Утром, проснувшись в девять часов, я позволила себе немного поваляться и снова уснула. Разбудило меня недовольное потявкивание Полкана. Взглянув на часы, подскочила: ничего себе, десять минут одиннадцатого. А впрочем, какая разница? До часу оставалась уйма времени, и захотелось ещё чуть-чуть понежиться в постели. Лай собаки усиливался, а это означало, что во дворе кто-то из посторонних. Не желая расставаться с тёплым одеялом, я, закутавшись в него, тихонько прошла в зал – только оттуда можно было увидеть, кто же к нам пришёл. Если какая-то соседка - выгляну в окно и скажу, что никого нет дома. На крыльце стоял Коля. Что ему надо? Уж он-то должен знать об экзаменах... Кроме того, показываться мужчине в ночной сорочке, даже в окно, с моей точки зрения было неприличным. Пусть думает, будто с Маней ушла, решила я и тихонько покинула зал. Послышался стук в дверь. Меня нет дома, - мысленно ответила я, переодеваясь из ночной одежды в дневную.
 - Света, открой пожалуйста, - гость вёл себя настойчиво.
Войдя в роль отсутствующей, я не спешила из неё выходить. Однако времени попусту тоже не теряла: заправила постель, расчесалась. Сколько можно стоять у двери? – удивило меня упорство родственника. Мне же в туалет и умыться надо.
 - Светочка, открой. Ты дома, я знаю. Открой, пожалуйста, мне кое-что сказать тебе надо.
Если что-то важное, оставишь в дверях записку, а нет – так приходи завтра, - рассуждала я, слоняясь по комнатам. Теперь впустить гостя, означало нарваться на расспросы: «Почему так долго не открывала», - а получать нравоучения от посторонних было ещё менее приятно, чем от родителей. Если я решила, что меня нет – значит, нет.
Завтракать пришлось не умывшись, и лишь когда чистая посуда, вернулась на своё привычное место в шкафу, Коля под прощальную серенаду Полкана удалился.

Маня и Эдик пришли всё-таки вместе. Они долго и оживлёно обсуждали предложенные на экзамене темы сочинений и лишь незадолго до прихода Бориса, мать поинтересовалась:
 - Ну, а ты как день тут провела?
 - Проспала и позавтракала не в десять, а в одиннадцать, - решила признаться я.
 - Во сколько? В одиннадцать? – на меня вывалилась куча обвинений в лени и беспечности.
Удивившись, столь внезапно возникшим возмущениям Мани, я нерешительно возразила:
 - Но ведь посуда помыта, а больше ты меня ни о чём не просила. Эдик, после последнего звонка ещё дольше спал, и ты ему ничего не говорила. Мне, между прочим, как ему, к экзаменам готовиться не надо.
 - Да, действительно, - Манин голос стал вдруг тихим, и она почти шёпотом добавила, - чего это я? Видно из-за Эдика перенервничала. Проспала, так проспала. Ты тут не голодала?
 - Нет.
 - Никто не приходил?
 - А что, кто-то должен был прийти? – во мне боролись сомнения, стоит ли докладывать Мане о визите Коли или лучше прикинуться, что спала и ничего не слышала.
 - Да, нет, – она пожала плечами, - это я просто так спросила. Мало ли...
 
На другой день Эдька с утра засел за книжки. Матери не надо было идти в школу, но и дома она не осталась, а, сославшись на плохое самочувствие, ушла в поликлинику. Полдня я провела с приехавшей на лето Юлей, а когда вернулась домой, Маня подметала двор. Значит, со здоровьем всё нормально, иначе лежала бы в постели или, по крайней мере, на диване, - пронеслось в моей голове.
 - Ну, что сказал врач? – спросила я, чтобы не выглядеть равнодушной.
Погружённая в какие-то свои мысли, мать от неожиданного моего появления вздрогнула:
 - Какой врач?
 - Ну, ты же в поликлинику к врачу ходила?
 - Ах, ну-да, к врачу, - Маня сощурила глаза и сморщила лоб, словно пыталась что-то вспомнить. – Врач сказал, ничего страшного, лекарства выписал и всё.
Удовлетворённая ответом, я направилась в дом, но мать меня задержала:
 - Подожди, Света, - взгляд был недовольный, злой, и мне с перепугу пришлось лихорадочно вспоминать, что же такого страшного за прошедшие дни я могла натворить. – Ну-ка ответь мне, ты почему дядю Колю вчера в дом не пустила?
 - А что ему нужно было?
 - Так ты знаешь, что он приходил? И мне не сказала? Ведь я тебя спрашивала.
 - Забыла, - пришлось соврать, - ты меня только вечером спросила, а приходил он ещё утром.
 - Так почему ж ты его не пустила?
 - Потому что, в ночной сорочке была. Я тебе уже говорила, что поздно проснулась. И потом, он приходит сюда к тебе. - Задумавшись, я уточнила, - он что, забыл, что у вас с Эдиком вчера экзамен был?
Маня бросила веник, руки ладонями прилипли к бёдрам, глаза её стали большими настолько, что мне казалось, веки не в состоянии их удержать и вот-вот выронят.
 - Что значит приходит ко мне? – выпалила она на одном выдохе, - Что за дурь ты вбила себе в голову? – отлепив правую руку от бедра, она, грозя пальцем, тихо, медленно, но очень выразительно произнесла, - Запомни и заруби себе на носу: дядя Коля сюда приходит не ко мне, а ко всем к нам. Приходит, как друг всей семьи, как родственник в конце-концов. И мне очень стыдно было сегодня смотреть ему в глаза.
 - А где ты его видела? – Удивилась я. – Ты же в поликлинике была?
 - Ну, здрасте, - Маня усмехнулась, - а дядя Коля, по-твоему, где работает?
Я пожала плечами, поймав себя на мысли, что не имею ни малейшего понятия, где там тот родственничек работает:
 - Не знаю.
 - Очень плохо, что не знаешь. Он, как раз, в поликлинике и работает.
 - Дядя Коля врач? Ты к нему ходила?
 - Нет, он не врач, а зубной техник. Я его в коридоре случайно встретила, и он рассказал, как целый час тут под дверью стоял, стучал, упрашивал, а ты не захотела его в дом пустить. Как стыдно, - она укоризненно покачала головой.
 - Ну, он сказал тебе сегодня, зачем приходил? – спросила я, радуясь, что благодаря непредвиденной встрече, эти двое, скорее всего, уже решили все свои вопросы без меня.
 - Ему нужно было кое-что важное мне передать.
 - Но у него в руках ничего не было.
 - Ты не поняла. Ему на словах нужно было кое-что сказать.
 - Он же знает, что ты каждый год первого июня - на экзамене.
 - Ну и что? Ты-то дома была. А ему срочно нужно было.
 - А что случилось?
 - Да ладно. Уже без тебя обошлись.
Мне всегда трудно было понять логику Маниных рассуждений из-за нелепости и противоречивости некоторых утверждений. Вот и сейчас, я стояла некоторое время молча, пытаясь собрать всё в кучу. Потом все свои сомнения выпустила наружу:
 - Если Вы без меня обошлись, то значит ему всё-таки нужна была ты, а не я? Если ему так уж срочно нужно было, то почему он, зная, что ты на экзамене, притащился сюда, а не поехал сразу к тебе на работу? Ведь из поликлиники к школе куда проще и быстрее добраться можно, чем к нам домой. – Подумав немного, и взглянув Мане в её внезапно побледневшее лицо, я добавила, - А откуда ему было известно, что я дома осталась, если мы с тобой это только поздно вечером решили?
Маня схватилась за веник и быстрыми движениями продолжила, наводить блеск во дворе. Я вошла в дом, так и не дождавшись ответа на свои вопросы. Не смотря на утверждения матери, я уже ничуть не сомневалась, что Коля приходит только к ней, а Борис этого не знает. Ну что ж, если не получу новую школьную одежду, я ему всё расскажу. И про сегодняшний разговор тоже. А Колю в следующий раз специально не пущу, раз он Мане на меня наябедничал. Скажу, что крепко спала, и никакого стука не слышала. Но Коля, видимо предчувствуя моё «гостеприимство», спать по утрам больше не мешал.

Маня, почти каждый день бегала по магазинам в поисках наряда Эдику. Костюм во что бы то ни стало, должен был иметь тёмно-коричневый цвет, рубашка – нейлоновая, туфли – с слегка зауженными носками. К решению вопроса она подключила некоторых своих учеников, работающих в системе торговли, и вскоре всем знакомым докладывала, что выпускной бал сына обошёлся ей в сто рублей.
Понравился выпускной брату или нет – я не знала. Он явился под утро и сразу же завалился спать, а когда проснулся, я уже гуляла на улице. На другой день Эдик и Маня пошли за билетами в Харьков.

- Мы с Эдиком первого числа уедем, а тебя в лагерь папа проводит. Он уже на работе договорился, что в тот день на час позже появится, и со второго по четвёртое будет брать тебя с собой, - заявила мне Маня, пакуя чемодан.
 - Зачем? - удивилась я.
 - А что ты здесь одна дома делать будешь?
 - Спать, на велосипеде кататься.
 - Вот именно. А я там должна с ума сходить и думать, не попала ли ты под машину. Да и столовая у папы на работе очень хорошая. Чем ты здесь дома питаться будешь?
 - А чем я на работе у папы заниматься должна? – я чуть не расплакалась от Маниной идеи.
 - Книжечку какую-нибудь возьмешь, или попросишь папу, он даст тебе задание. Он у нас большой мастер, давать всем поручения и задания, - последние слова мать произнесла с сарказмом.
 - Но я из лагеря уже в конце месяца вернусь, а ты говорила, что экзамены до середины августа.
 - Дай Бог, чтобы мы там продержались до середины августа, а не вернулись сюда уже после первого экзамена, - грустно усмехнулась мать. – Ну, а с тобой, я думаю, тоже ничего не случится, если и после лагеря ты поездишь вместе с папой.
 - Но со мной и дома ничего не случится... - попробовала возразить я.
 - Так, Света, - раздражённо оборвала меня мать, - вопрос уже решён и обсуждению не подлежит. Скажи лучше, что тебе из Харькова привезти?
 - Авторучку и конструктор, как у Эдика.
 - Послушай, но авторучку папа тебе зимой из Баку привозил. Знаешь, на тебя не напасёшься.
Она за чем-то вышла из дома, даже не выслушав моих возражений и объяснений, а когда вернулась, всё своё внимание обратила на Бориса, осыпая указаниями по поводу домашних дел, которые перекладывались на его плечи, пока её не будет.

Первый день отец действительно попросил меня заполнить какие-то таблицы, а когда я с заданием справилась, даже похвалил за то, что не было ошибок, сказав, что у его подчиненных так не получается. Но на другой день он с самого утра куда-то исчез. Я сначала читала книжку, потом бродила по территории конторы, а когда время подошло к обеду, пошла искать отца, решив, что тот, наверное, потерял часы или забыл их дома. Где может находится Борис, я не знала, но догадывалась, что ориентиром должны быть нефтяные вышки. У первой не оказалось никого, возле второй крутились двое мужчин, которые и подсказали мне, как найти Бориса Моисеевича.
 - Ты чего сюда пришла? – недовольно проворчал отец.
 - Но ты же обещал к обеду вернуться.
 - А что, уже обед? – Он поспешно посмотрел на часы, которые к моему удивлению были при нём. – Да, действительно. Уже полвторого. Но мне нельзя сейчас здесь всё бросить и уйти. Слушай, ты же знаешь, где столовая. Что не можешь сама пообедать?
 - Могу, конечно, - пожала я плечами, - но у меня нет денег.
 - Деньги? – радостно произнёс Борис, - Так я тебе дам деньги. Ты, главное, дорогу назад найдёшь?
 - Ну, если сюда нашла, то и назад найду, - уверила я отца.

Возвращалась я более решительной походкой, потому что, встретить людей, знающих, где находится столовая нефтяников, было легче, чем разыскивать инженера Шнайдера. Вот только, по-прежнему, не укладывалось в голове, зачем понадобилось брать меня с собой, если я всё равно сама себе предоставлена. Столовая-то и в Крымске есть, даже не одна. Залепив листьями подорожника вскочившие на ногах мозоли, я брела по почти безлюдной пыльной дороге, перебирая в голове слова, подходящие для убеждения отца, не тащить меня сюда после возвращения из лагеря.

Пионерский лагерь «Солнышко», к великому моему разочарованию, ничего общего с «Юным нефтяником» не имел. Зелени здесь, конечно, было больше, поэтому днём не так жарко, но из настольных игр – лишь по одному комплекту шашек и домино, да и те не в полном составе. Один на два отряда, баскетбольный мяч был быстро оприходован мальчишками и использовался, как футбольный. Но не это шокировало больше всего. В Анапе я в первый же день обросла подружками, с которыми мы взаимно тянулись друг к другу. То ли прошедший год каким-то образом изменил мой характер, то ли дети учителей сильно отличались от детей нефтяников, но найти здесь близкую душу мне не удалось. Так и слонялась, примкнув то к одной кучке, то к другой. Однако домой, тоже не рвалась. Перспектива ездить две недели с отцом в Троицкую, не особо-то прельщала, а на просьбу, оставаться дома, Борис однозначного ответа не дал.

В одну из суббот, отец приехал меня проведать, поинтересовался, чего бы мне хотелось из фруктов или сладостей, и через полчаса принёс всё, о чём я просила. Он предупредил, что очень занят, поэтому до самого закрытия потока навестить больше не сможет. Помня об этом, я очень удивилась, когда дежурные вызвали меня к центральным воротам. Оказалось, Маня своими нравоучениями Эдьке в Харькове надоела, и он уговорил её уехать домой. Так что, вернулась я из лагеря на три дня раньше. Даже на торжественном закрытии не присутствовала, однако, не сильно была этим расстроена.

(продолжение следует)