Казачок

 Про-опал Карнаухов. Влюбился без памяти в симпатичную, пышноволосую Зинаиду. Конечно, ни возраст, ни семейное положение не давали ему права на подобный взлёт страстей, но Карнаухов взлетел: слишком сильно подействовали на него пьянящий аромат южного курорта и отзывчивая, коммуникабельная Зинаида.
 Она, Зинаида, была по-юношески свежа, грациозна, в общем, укомплектована на все сто разными женскими достоинствами, и неудивительно, что заскорузлое, уставшее от обыденности, сердце Карнаухова оказалось пронзённым насквозь коварной купидоновой стрелой. Вторая молодость пришла к Карнаухову, как второе дыхание к марафонцу. Кровь заиграла в нём со страшной силой, ломая на своём пути все преграды. Груз прожитых лет больше не висел над седой головой Карнаухова. Рядом с Зинаидой он чувствовал себя не скромным трестовским бухгалтером, а живым воплощением того, что не сбылось, а могло бы, наверное, сбыться. Подле неё он старался быть блистательным и неотразимым, ему хотелось казаться в её глазах не опавшим клёном, а крепким шелестящим дубком.
 И чудо свершилось: Зинаида почти поверила, что паспорт выдан Карнаухову с ошибкой в графе «год рождения» минимум лет на тридцать. Да и сам Карнаухов в это поверил. Его душа, тело и анкетные данные разошлись в разные стороны, и с этого момента он стал жить не по анкете и тем более не по предписаниям врачей, а только по велению сердца. А сердце велело ему не отпускать Зинаиду ни на шаг, ибо молодые нахальные конкуренты, того и гляди, могли слямзить это сокровище, увести из-под носа это нежное, хрупкое создание, сорвать этот распустившийся бутон прямо с клумбы.
 Нужно ли говорить, что когда Зинаида объявила однажды о своём намерении пойти на танцы, - источник повышенной опасности – Карнаухов тотчас же вызвался её сопровождать, хотя от тревожного предчувствия у него засосало под ложечкой: последний раз он танцевал в те далёкие времена, когда криком моды считалась полька-бабочка с выходом.
 Первый танец – танго – прошёл для Карнаухова вполне сносно, он приободрился и решил, что теперь ему доступны любые танцевальные высоты. Именно в этот момент звенящий голос объявил: «Ка-за-чок!», и оркестр заиграл «Катюшу». Карнаухов присмотрелся. «Казачок» отличался высоким темпом и подлинным демократизмом исполнения. Каждый танцевал его как мог.
 - Идти или не идти? – беспокойно размышлял Карнаухов. С одной стороны он понимал, что это выше его сил, но с другой стороны к Зинаиде уже двигался молодой конкурент, алчно сверкая глазами и хищно клацая зубами, среди которых издалека выделялся один – золотой, блестящий.
 - Была не была, - решил Карнаухов и опередил фиксатого на какой-нибудь метр.
 Теперь Зинаида была в его руках, и он мучительно соображал, что с ней делать дальше. Для начала он затесался в самую гущу и стал подскакивать как на физзарядке, которую регулярно в одиннадцать-ноль-ноль проводили у них в бухгалтерии, потом по-старушечьи засеменил на месте – получилось неплохо, правда со стороны выглядело весьма прискорбно.
 - Надо найти какое-то красивое движение, - догадался Карнаухов, поразмыслил немного и принялся во-всю натирать подошвами пол, как это он делал по настоянию жены ещё тогда, когда электрополотёры, увы, не вошли в нашу плоть и кровь. К тому же он стал конвульсивно выбрасывать руки, щёлкать пальцами, и услышал, как кто-то бестактно прокомментировал: «У дяди, кажется, ревматизм». Карнаухов пропустил эту ядовитую реплику мимо ушей и стал прикидывать когда же кончится этот чёртов «Казачок». По его подсчётам в «Катюше» уже давно иссякли слова, а «Казачок» продолжался всё в том же темпе.
 Карнаухов чувствовал как силы оставляют его. Хотелось крикнуть «Тону!», но тут неугомонная Зинаида стала выкаблучивать какие-то заковыристые «па» и азартно выкрикивать «Гоп-гоп!», пытаясь вызвать у партнёра ответную реакцию. Карнаухову не оставалось ничего другого как имитировать бесшабашное ухарство, лихачество и задор. Он по капле собрал в кулак остатки основательно надломленного здоровья и высоко подпрыгнул. Уже в воздухе он понял, что переоценил свои возможности, а, когда приземлился, его с двух сторон подхватили за руки и втянули в танцевальный водоворот. Карнаухов еле шевелил ногами, его трусило и заносило, и в тот момент, когда он решил, что сейчас свалится и больше не встанет, шумная карусель развернулась и упиравшегося Карнаухова поволокли, как бурлацкую баржу, в противоположном направлении.
 Пот градом катил по всему телу Карнаухова. Он уже махнул рукой и на свой престиж, и на Зинаиду, и хотел лишь одного: уйти отсюда живым. Куда там. Об «вырваться из круга» не могло быть и речи. С двух сторон стальным захватом его держали цепкие молодые руки. В глазах у него потемнело, сознание помутилось, и он мешком рухнул на пол. Те же крепкие молодые руки бережно приподняли его и понесли в дальний конец зала.
 - Хорошая молодая поросль пришла нам на смену, - подумал Карнаухов, когда его усаживали в кресло и заботливо расстёгивали воротник.
 Он отдышался, отфыркался и посмотрел в зал. Зинаида лихо отплясывала с фиксатым нескончаемый «Казачок». Но Карнаухова это больше не волновало.
 Единственное, чего ему сейчас хотелось, - снять с себя пропотевшую насквозь рубаху, прилечь на кушетку и заснуть тихим, безмятежным сном.