Вера

Больничная палата, три кровати, окно за шторой, полумрак.

Три пациента: Леха, Сергей и Дима. Всем по 20-25 лет. В начале сцены все лежат на кроватях.

Леха (потягиваясь). Блин, вся спина затекла.
Сергей. Что орешь-то? Тихий час же.
Леха. Да, ладно «тихий час». Что тут детсад что-ли. Диман, ты спишь?
Дима. С тобой уснешь.
Леха. Вот и я говорю – чего молчать-то, все равно не спится. Так и сдохнуть можно, тьфу-тьфу-тьфу. Давайте потрындим о чем-нибудь.
Сергей. Да уж обо всем говорили.
Леха. Неа, не обо всем. О Боге вот не говорили.
Сергей. Еще о Боге не хватало, в больнице-то.
Леха. Во-во, что в больнице. А ты, Серег, в Бога веришь?
Сергей. Верю, конечно.
Дима. А я нет.
Леха. А почему ты в него веришь? А, Серег?
Сергей. Потому что... верю, и все.
Леха. Эх, дурак. Ты его видел что-ли? Тоже мне – «верю». Ты и молитв-то поди не знаешь. А?
Сергей. Молитв не знаю.
Леха. Во-во. А говоришь – верю. Ни хера ты не веришь. Правильно, Дим?
Дима. Правильно.
Сергей. А ты, значит, не веришь?
Леха. Нет, конечно. А с чего мне в него верить? Мне он ничего хорошего не сделал. Да ты сам посуди: нам, считай, двадцати пяти еще нет, а мы тут валяемся, на койках этих вонючих, подыхаем тут. А другие в это время оттягиваются – пиво, девочки. Где справедливость, а? Это Бог так захотел?
Сергей. Бог тут ни при чем. Это все испытание.
Леха. А, испытание. Понятно. (Вскакивает, подходит к кровати Сергея.) А вот объясни мне, почему у нас в России, все через одно место – то понос, то золотуха. Ни просвета, ни надежды никакой. А? Тоже испытание?
Сергей. Я не знаю. Может быть. А может это – наказание за грехи нам всем.
Леха. Это кто ж так нагрешил, что нам всем теперь житья нет? Найти бы его, да наказать по-божески, чтоб неповадно было. Правильно, Дим? (Тот не отвечает.) Вот, заснул, не стал даже слушать этот твой бред про Бога.
Сергей. Ты спросил – я и ответил.
Леха.. Так, хорошо. (Садится на табурет у кровати.) Вот смотри: мы с тобой ладно, аппендициты у нас вырезали, и мы скоро домой отправимся. Здесь претензий нет, с каждым может быть. А у Димана вот какая-то хрень с головой, говорят, коньки может отбросить, в любой момент. А за что ему это, а? Он что – особо провинился? Самый страшный грешник был? Да он, поди, и бабу-то еще не трахал, пол-жизни по больницам валяется. Вот нас к нему подселили, чтоб веселее ему было в потолок этот пялиться, а он что – этого не понимает. Он понимает, только не говорит. Нас выпишут, а ему дальше лежать.
Сергей. Ну да...
Леха. Чего «ну да»-то? Ответил бы тебе в рифму... А Бог твой ему почему не поможет?! А?
Леха. Тише, разбудишь.
Леха (тише). Я тут все веселюсь, прикалываюсь, а почему? Почему, как ты думаешь? Чтоб ему было не так страшно, вот почему. Ты понимаешь, да? Я же знаю, как это – лежать и ни во что не верить, никакой надежды. Так долго не протянешь. Нужно, чтобы что-то отвлекало, хоть не надолго, хоть чуть-чуть, вот я и стараюсь. (Изображает.) О-хо-хо, ха-ха-ха. Приколись! И видишь – он же стал улыбаться. Ты помнишь, какой он был, когда мы пришли? На нем же лица не было. Как-будто умер уже, хоронить пора. А теперь – ожил, улыбаться стал. Понимаешь? Понимаешь? Улыбаться! Бог его наказал, а человек – воскресил. Так ведь получается? А ты – Бог, Бог. (Махает рукой.)
Сергей. Лех, послушай одну вещь. (Привстает на кровати, садится поперек ее.) Я не хотел говорить, потому что... Потому что, это все такие личные вещи. Подожди, подожди, не перебивай. Я как раз про Бога. Вот... Знаешь, на самом деле, каждый решает сам для себя – верит он в Бога, или не верит. Я поэтому и не стал тебе ничего объяснять. Все равно не поймешь, пока сам не допрешь. Погоди, погоди, сейчас объясню... У каждого в жизни бывают такие ситуации, которые... безвыходные просто. Ну то есть, тебе кажется, что она безвыходная. И у меня тоже так было. Я в армейке тогда был. Служил на Севере, помнишь, я тебе говорил. Один раз послали нас с моим другом (Саньком его звали) за солярой в соседний поселок. Там на вездеходе надо было 50 километров по прямой через болота, перелески всякие. А зимой нормально, все снегом покрыто, только дорогу херово видно. Ну, поехали мы, с утреца так, проехали уж половину пути, и буран поднялся, как водится. А мы все прем, нам по херу, вездеход-же. Прем, прем, уже вроде приехать должны, а поселка не видно. Буран все сильнее, вообще ни зги не видать. Мы уж на ощупь почти едем, часа два лишних, потом я говорю Саньку – «все, капец. Сбились». Встали. Рация как назло села, связи никакой. До утра будем стоять – замерзнем. Чего делать? Хорошо, у нас спиртяги была фляжка, мы ее раздавили, чтобы не замерзнуть. Вроде закемарили. Потом просыпаюсь – холодища, ужас, закоченел весь. Смотрю на часы – пять утра. Рассвет в 12 должен быть. Толкаю Санька – спит вроде. За бортом метет, не переставая... И тут меня такой ужас пронял, думаю – и за что мне все это? За какие грехи помирать здесь? Вот про что ты сейчас тут орал.
Леха. Я не орал.
Сергей. Орал. Ну, не важно. В общем, метался я так, метался, а потом взял и молиться стал. А что еще делать? Молитв-то толком не знаю, так лопочу что-то, типа «Отец, и сын, и святой дух, помогите рабу своему», и так далее. А потом уж плакать стал просто. Просто какой-то потоп устроил, и откуда слез-то столько взялось. Всю жизнь свою вспомнил, как в детсад ходил, потом в школе учился. Отца с матерью вспомнил, подругу Ленку, которая ждать обещала. Ну, думаю, не увидимся больше никогда. Долго плакал, наконец устал, упокаиваться стал понемногу. Сижу тупо, пялюсь на метель, и тут в голове как щелкает что-то – у нас же запасные батареи от рации в сумке валяются, которая под сиденьем лежит. Блин, и как сразу не догадался! Вскакиваю как бешеный, разбудил Санька, достали эти батареи, зарядили рацию, связались. В общем, нашли нас быстро. Мы и от дороги-то недалеко сбились, на 30 километров вбок ушли. Так что, легко отделались... Может, и ни при чем тут Бог, конечно, только я с тех пор как-то стал по-другому на все это смотреть. Наверно есть там чего, на самом деле. Не зря же столько народу верят.
Леха. Да, бывает же в жизни...
Сергей. Всякое бывает, понимаешь? У всех по-разному.
Леха. Во-во. Это у тебя случай такой был, ты и впечатлился. Совпадение. (Раздается какой-то легкий стук.) О, че это? (Встает, идет к окну.) Кто-то стучал что-ли? (Распахивает штору, там что-то мелькает и пропадает.) Блин, Серег, голубь прилетал, белый весь. Альбинос, прикинь? Это ж примета какая-то.
Сергей. Умереть кто-то должен.
Леха. Точно-точно. Этого еще не хватало. Не, мы еще поживем, не надо. Правильно, Диман? (Пауза.) А, Диман?! Спит что-ли все еще. Вставай, тихий час кончился, хавать скоро! Блин, не слышит.
Сергей. Да отстань ты от него.
Леха. Не, погоди. (Подходит к кровати Димы, наклоняется.) Эй, товарищ! Харе дрыхнуть! (Медленно поднимает голову, Сергею.) Слушай, Серег, а он кажись того... капут.
Сергей. Чего?! (Вскакивает, подбегает к кровати Димы, трясет его.) Проснись, Дим, проснись. Эй! Вставай! (Пытается нащупать пульс, услышать сердцебиение. Потом отходит.) Да. Кончился.
Леха. И... вот так сразу. Только был... и нет его.
Сергей. Нет.
Леха. А смотри – улыбается. Как живой улыбается. Это я его насмешил.
Сергей. Сестру надо звать. (Отходит к двери палаты, кричит в нее: «Сестра! Сестра!»)
Леха (садится на кровать, смотрит на Диму.) Улыбается. Это хорошо.

Конец.

28.11.2005