Что скрывает поле

 Эта игра продолжалась довольно долго: Гор с оглушительным лаем врывался в недвижную желть пшеницы, на миг его роскошный хвост замирал среди колосьев, затем пёс спешно ретировался из хлебов и делал с десяток шагов по окраине поля, чтобы опять с шумом броситься на своего невидимого противника в жалобно шуршащее золото иссыхающих стеблей.
 -- Ату его, мальчик мой, ату! -- приговаривал я, а сам внимательно следил за танцем огненно-рыжего собачьего хвоста. Гор, сын Гобси от Орка, унаследовал все дарования своего великого отца и, наверное, кое в чём уже превосходил его, если это возможно.
 -- Чёрт меня побери! -- грубый и насмешливый голос Фленна напомнил мне, что на этот раз мы с Гором вышли на Охоту не одни.
 -- Чёрт меня побери! -- повторил Фленн то ли с укоризной, то ли с негодованием. -- И за это тебе платят деньги?!
 -- Неплохие деньги, -- поправил я.
 -- За то, что ты испортил, возможно, лучшего волкодава в Ирландии?! Посмотрим, что скажет Дуэйн Мананн, когда узнает, как потомок Орка бессмысленно тычется носом в заросли, где вообще никого нет, а прославленный Охотник на Никого Гауэн О'Браннигэн топчется по опушке поля и подбадривает превращённую в идиота собаку своими никчемушными возгласами!
 -- Доктор Мананн сам доверил мне воспитание Гора, Фленн. А до этого я воспитал самого Орка. Мой отец обучал Орвилла, отца Орка.
 -- Знаю я всю эту историю, -- отмахнулся мой спутник. -- В роду О'Браннигэнов каждый старший сын становится наследником отцовской профессии... Вот уже четырнадцать поколений старших О'Браннигэнов -- Охотники на Никого... Но пойми ж ты меня, Гауэн: это всё известно каждому школьнику! Если я не привезу в газету сенсации или хотя бы просто свежатинки, старый Флаэрти сожрёт меня вместе с моей язвой и камнями в почках. И какой мне остаётся выход?
 Я ласкающим взглядом окинул розовеющее закатное поле. Солнце уже начало подползать к горизонту и становилось всё огромнее и краснее. На неровном пшеничном покрывале пролегли первые тени, шорохи стали слышней... То тут то там среди колосьев трепыхался хвост Гора. Я улыбнулся: всё это и правда напоминало какую-то дурацкую игру.
 -- А выход у меня, -- не дождавшись от меня ответа, продолжил Фленн, -- только один: написать, что я здесь увидел. И такой материал будет настоящей сенсацией, уверяю тебя! Когда вся страна узнает, что О'Браннигэны триста лет надували население, выгуливая собачек в поле, а сами выдавали это за ритуал спасения ирландцев от зловещего Никого... О, я даже представить не могу, какая волна поднимется после моей публикации! И тебя смоет этой волной, Охотник, накроет и расплющит.
 -- Кого ты видишь там? -- я показал в ползущие по низине тени.
 -- Никого.
 -- А я и есть -- Охотник на Никого.
 Фленн понял, что попался на дурацкую шутку, и сплюнул.
 -- Ату, Гор! -- крикнул я вдаль и повернулся к спутнику. -- Видишь ли, Фленн Солвей Лисс, твоя статья смоет и расплющит разве что тебя самого. Неужели ты думаешь, что твои читатели согласятся признать, что их и их предков три столетия водили за нос? Нет, они будут кричать, что ты гнусный клеветник, до тех пор, пока твоя карьера не лопнет, как болотный пузырь, с характерной метановой вонью.
 Фленн хотел было ответить, но поугрюмел и воздержался.
 Занятый нашей перебранкой, я не сразу заметил, что Гор вот уж с полминуты не двигается с места, глухой лай могучего пса заставил меня вздрогнуть.
 -- Мой коккер-спаниель лает на мелких птиц, -- с улыбкой заметил Фленн, -- а потом гоняется за ними.
 -- Хватит трепаться; бежим!
 Гор уже нёсся по полю далеко впереди нас. Я бежал и думал, что когда-то Фленн Солвей Лисс был маленьким рыженьким соседским мальчиком, который очень любил забегать к нам в гости, чтобы пострелять из дробовика, а я угощал его мёдом с моей пасеки. Теперь -- вот поди ж ты! -- это большой человек, известный журналист, ничему не верит, ничего не уважает. Что делает с людьми время!
 Расстояние между нами и Гором постепенно увеличивалось: бежать в высокой пшенице было слишком тяжело. Конечно, если Гор сейчас настигнет цель и вступит в единоборство -- мы не успеем к нему на помощь. Я бы ни за что не рискнул потерять единственную в Ирландии собаку, способную преследовать Никого. Вот почему я достал из-за пазухи свисток на цепочке и свистнул.
 Гор прекратил преследование и повернул к нам. А за спиною раздался другой свист -- это был свист лёгкого изумления, и издал его Фленн. У него под ногами лежал мёртвый жаворонок, а рядом -- столь же мёртвый стриж. Фленн указал на Гора. На всём отрезке между ним и нами в примятой пшенице виднелись пятнышки. Мёртвые птицы.
 Фленн брезгливо поднял стрижа и осмотрел, вопросительно поглядел на меня. Я-то знал, что стриж целёхонек, как и все прочие упавшие на поле дохлые птицы. Целёхонек, просто мёртв -- и всё.
 Гор, поскуливая, прибился к моей ноге.
 Солнце закатилось, настали недолгие, но светлые полевые сумерки.
 -- Пойдём, журналюга. Нужно выбираться отсюда. Сегодня охоты уже не будет.
 -- Гауэн, Гауэн, погоди. Все эти птицы -- отчего они... Это ведь не Гор их -- всех -- а?
 Я пожал плечами.
 -- Ты ведь знаешь легенду.
 -- Хватит мне мозги полоскать! -- закричал Фленн. -- Да, я знаю легенду! Знаю о том, что во время сбора урожая зерновых люди в полях мрут как мухи. И лошади. И быки. И птицы. Я знаю, что Охотник на Никого каждый год обходит поля перед жатвой и поражает Никого стрелою из остролиста. И смертей становится меньше, а то они и вовсе прекращаются. Довольны ли вы, господин учитель? Хорошо ли я знаю свой урок?! Так вот, я знаю легенду -- ЛЕГЕНДУ, слышишь? А это что?! -- он бросил мне стрижа.
 -- Мёртвый стриж.
 Пшеница зашуршала, и Гор протяжно завыл.
 -- Слушай-ка, Фленн, темнеет. Давай выбираться отсюда.
 Огоньки деревни казались бледными и далёкими. Гор выл не переставая.
 Минут пять Фленн молчал. Ноги заплетались в колосистых хлебах, казалось невероятным, что мы могли бежать по этому полю.
 -- А где у тебя стрелы? -- вопрос вперемежку с тяжёлым дыханием.
 -- Под курткой на поясе. Там же, где и арбалет.
 -- Тогда я спокоен, спокоен. Чёрт побери, что-нибудь может заставить этого пса заткнуться? Вой действует мне на нервы.
 Почудился тихий ветерок, колосья вкрадчиво зашелестели, заволновались. Тёплый, как дыхание, порыв взъерошил мне волосы.
 -- Стой, -- сказал я. -- Здесь не то что-то. Год от года он становится умнее, опытнее. Матереет. А сегодня просто удрал от Гора.
 Тень Фленна в полумраке приблизилась ко мне, блеснули его глаза.
 -- Дай мне руку, О'Браннигэн. Я умею по сжатой руке определить, говорит ли человек мне правду... Вот так. А теперь скажи мне честно: легенда -- это правда?
 -- Легенда -- это легенда, -- я высвободил свою руку. -- У тебя получится превосходный материал, мальчик мой. Посмотри-ка на эти огни.
 -- Гауэн! Чёрт побери, это ты! Ты разбросал по полю дохлых птиц!
 -- Смотри на огни!
 -- Ты вешал мне лапшу на уши, Гауэн! Я ведь верил тебе! С самого детства -- я верил, я гордился, что хожу в дом к самому Охотнику! А теперь ты таскаешь меня по пустому полю, а сейчас ты будешь меня убеждать, что там, вдали, какие-нибудь необыкновенные огни... Хватит! Я устал, я вымотался, я голоден, наконец, -- и я собираюсь не смотреть на эти САМЫЕ ОБЫКНОВЕННЫЕ ОГНИ, а идти на них, потому что в деревенской гостинице меня ждут душ и холодный гусь на ужин. И заткни своего чёртова пса.
 -- Ложись, сквернослов, -- громким шёпотом приказал я.
 -- Чего? Зачем?
 Я достал из поясной сумки стрелу и воткнул в землю.
 -- Ляг на землю, Фленн. Так, чтобы стрела находилась на линии зрения между твоими глазами и этими, как ты их называешь, САМЫМИ ОБЫКНОВЕННЫМИ ОГНЯМИ. Ляг и смотри.
 Тень моего спутника припала к земле, и его чертыхания смолкли. Я знал, почему: теперь, когда перед его глазами был неподвижный ориентир в виде стрелы, он легко мог заметить то же, что и я.
 -- Фленн!
 -- Они двигаются. Плывут... Нет, не плывут. Они вроде бы остаются на месте, но покачиваются, зыблются, будто отражённые водой... Или будто между нами и ими... -- он не договорил.
 Я договорил за него.
 -- Будто между нами и ими движется кое-что прозрачное и плотное...
 -- Преломляя лучи света, -- добавил он.
 -- Точно. Поздравляю тебя, Фленн. Ты только что видел Никого.
 Над полем было очень тихо и темно, щебетала о чём-то своём налитая пшеница, поскуливал и тёрся о моё бедро тёплым боком Гор...
 -- Так. Ну ладно, -- сказал этот самодовольный молодой дурак, немного оправившись. -- Ну, хорошо. Теперь мы знаем, где он. Его не нужно выслеживать. Охота продолжается, а, Гауэн? Пойдём и убьём его. Он думает, что устроил засаду нам, а мы покажем ему, как он просчитался! Это будет сенсация, понимаешь?! Фленн Солвей Лисс и Охотник убивают чудовище, триста лет нагонявшее страх на всех нас!
 Я молчал. Я смотрел на часы и ждал. Один огонёк вдали погас.
 -- А, понимаю. Да, ты прав, я кое что забыл. Прости, что не верил тебе, Гауэн.
 -- Я всегда говорю только правду. И доктор Дуэйн Мананн это знал. Поэтому, когда Гобси ощенилась, он и сказал, чтоб я выбрал себе лучшего щенка для этой работы. Верно, Гор? Ведь ты лучший?
 Пёс согласно заворчал, я потрепал его по холке. Погас ещё огонёк. Фосфоренсцирующие стрелки на моих часах показывали без пяти одиннадцать. Осталось только два огонька во тьме, и я знал, что минут через пять погаснут и они.
 -- Хорошо, пойдём, Фленн. Только медленно.
 -- Скажи, а почему за триста лет Охота так ни разу и не увенчалась успехом? -- спросил он через пару минут.
 -- То есть?
 -- Почему его до сих пор никто не убил? Или это просто физически невозможно?
 -- Убить его? Чтобы клан О'Браннигэнов потерял такой верный источник дохода и повсеместного уважения? Стрела из остролиста с кое-какими снадобьями лишает его сил на год, -- вдалеке горел уже только один огонёк, и я откровенно смеялся над Фленном. -- Рассказать тебе секрет этих снадобий? Или рассказать, почему всё, чего Никто касается, обречено на смерть?
 -- С чего это ты стал таким откровенным, Гауэн?
 -- Какая разница, если вот-вот Фленн Солвей Лисс и Охотник убьют чудовище, которое...
 -- Если? -- по голосу я почувствовал, как корреспондента передёрнуло.
 Я не отвечал, лишь успокаивающе гладил жестковатую шерсть Гора.
 -- Гауэн! Но если бы оно... он... ждало нас... -- огни бы не двигались, так? Если двигаются огни, значит, двигается и он. Он ведь не ждёт нас, так? Он идёт сюда, верно? Верно?
 В этот момент в деревне погас последний огонёк.
 Раздались чертыхания Фленна, и мы с Гором бросились в сторону от этих чертыханий -- так тихо, как только могли. В момент я зарядил арбалет.
 -- Э-э... Эй, Гауэн!.. Гауэн!..
 Я не ответил. В конце концов, что значит одна человеческая жизнь, если есть шанс на целый год оградить нас от этого невидимого ужаса, не так ли? Какой древний вопрос...
 Гор -- умница, не издал ни звука. Я ждал, пока поток ругательств в тридцати футах от нас прервётся характерным судорожным вздохом, какой мне приходилось слышать не единожды от десятков разных живых существ. И когда услышал этот вздох -- спустил стрелу. Она взвизгнула и унеслась туда, где только что упал замертво Фленн Солвей Лисс.
 Вот и всё. На этот год наша с Гором задача была выполнена.
 Потом, когда коронер допрашивал меня по поводу смерти Фленна -- а шумиха поднялась знатная, -- на вопрос, кто убил Солвея Лисса, я честно ответил: "Никто".
 -- Верно, -- заметил, войдя, приезжий паталогоанатом. -- Смерть от естественных причин. Остановка сердца.
 И добавил:
 -- Целёхонький, только мёртвый.
 Вот так. В этом году мы с Гором отделались неожиданно легко. Но охота на Никого -- штука опасная, год от года он становится всё опытнее, да... Матереет. Повезло, что на этот раз под рукою оказался этот Фленн. Но я уже чувствую надвигающуюся старость, а две головы, говорят, лучше одной. С будущего года надо готовить сына себе на подмогу, а то и на смену. Пусть моему Мартину всего двенадцать -- должен же он поддержать семейное дело, особенно если со мною что случится.
 Мартин уже давно говорит, что по ночам ему снится шелест пшеничных колосьев.