Про субботу и аппликации - папины сказки

В субботу в квартире номер восемь – тишь и благодать. Часов до семи утра, пока спит малышня. А так как в это время мама с папой обычно тоже спят, то оценить эти благодатные минуты покоя, увы, некому. Разве что соседи не нарадуются…
Но вот просыпается Олежка. Сопит, пыхтит, как ежик, и ворочается, будит маму. Затем просыпается Катя. Папа, как всегда – последний. Папу жалеют, дают ему поспать подольше, а он, бессовестное и неблагодарное животное, встает хмурый и недовольный – не выспался.
Чашечка кофе придает ему бодрости, и он начинает весело планировать свой сегодняшний выходной.
Часок можно поваляться с интересной книжкой, потом еще часок – повозиться с малышней, потом обед, потом часок вздремнуть, потом еще почитать, а потом… потом пора уже и спать укладываться!
Ни разу, повторю – НИ РАЗУ! – этим радужным мечтам не суждено было сбыться. И правильно. Нечего мечтать о несбыточном, коли в доме два карапуза. А пеленки кто гладить будет? Софокл? А пылесосить? Ребенки, они в грязи расти не могут, детЯм чистота нужна, как сказал известный Волк голосом Олега Табакова. В общем – мечты идиота.
Итак, папа шлепает на кухню, чтобы найти зарядное устройство для телефона. Из зала доносятся радостные вопли Катеньки, которая нашла-таки цветную бумагу, купленную накануне мамой. Вчера она ее куда-то запрятала от Олежки, а теперь вот вытащила из-под груды игрушек, подушек и еще всякого-разного.
- Мама, нозницы дай! – просит Катя.
Пока папа пытается пристроиться на диване, стараясь не сесть на воздушный шарик и отбиться от свирепых атак Олежки, Катя начинает под присмотром мамы вырезать что-то из красочной бумаги. Когда за дело берется мама и правит Катины художества, то получается вполне приличная стрекоза. Потом снежинка. Следом за мамой Катя тоже пытается ножницами виртуозно отделить лишнюю бумагу, по совету Микеланджело, чтобы осталось только то, что нужно. Получается не очень. Какой-то кривой обрубок, отдаленно напоминающий огурец, только ядовито-желтого цвета.
- Это сто будет, мамоцька? – вопрошает Катя.
Мама долго соображает, что же такого можно сделать из этого… этого… этого… в общем – из этого!
- Пусть будет лепесточек!- все гениальное просто.
Катя счастлива – как же, лепесточек вырезала! Тем временем Олежка, раскачиваясь и балансируя разведенными пухлыми ручками, снова подходит к папе и кладет голову ему на коленку, словно просит, чтобы погладили. Папа разомлел, папа счастлив. Папа подхватывает сына и прижимает его к себе, потом падает на спину и сажает его себе на живот. Олежка довольно чего-то лепечет, и, глядя папе в глаза, тужится.
- Ой, мамочки, - говорит папа, - У нас повод для стирки!
Мама отдает Кате бумагу и ножницы, и говорит:
- Сейчас, мы с папой Олежку переоденем, а ты пока повырезай. Только аккуратнее. Пальчики не обрежь. Хорошо? Ты меня поняла?
- Холосо, - отвечает Катя, глядя на ножницы и прикидывая, как бы перевести побольше бумаги, - Поняла.
Папа берет Олежку под мышки, мама сдергивает с наследника ползунки и все это в четыре руки несут в ванную. Олежка по пути изображает самолет: «Бу-у-у-у-у!».
Пока мама моет Олежку, папа переодевается и заглядывает в зал. Катя творит.
- Ты чего тут творишь, Катя?
- Тволю! – не отрицает дочь, прячет за спиной ножницы и говорит папе, - Иди, иди, Олеску купай.
- Меня послали, - жалуется папа, заходя в ванную с полотенцем, - Ну что, с легким весом тебя, хомячок!
Хомячок недоволен тем, что его вытащили из такой приятной теплой водички и пытается протестовать, но его уносят в зал.
На пороге в зал папа замирает, подняв одну ногу, как гончая, почуявшая дичь.
- Катя, - тихо, но зловеще вопрошает родитель, - ты чего творишь?
- Тволю! – снова легко соглашается Катя, елозя ножкой по полу.
Из-под ножниц на пол осыпаются мелко нарезанные кусочки цветной бумаги. Их много. Больше, чем нужно, чтобы папа не выходил из себя.
- Что это? – с угрозой в голосе спрашивает папа.
Ну, родители достались, - наверное, думает Катя, - Непроходимые. Особенно этот… с короткими волосами и щетиной.
- Это конфекти, - поясняет она, как ни в чем не бывало, продолжая превращать бумагу в мусор.
Папа припоминает недавний (буквально вчерашний) разговор с дочкой о конфетти и новогодних украшениях.
- Рассказал на свою голову, - сокрушенно вздыхает он, - Мама! Готовь пылесос! Катя наваяла тут… требуется уборка!
- Я не наваляла!- возражает Катя.
- Я говорю – наваяла, - пытается объяснить папа, - а не наваляла.
- Не наваляла! – стоит на своем упрямица и приводит убийственно весомый аргумент, - Мне мама лазлесила!
- Обе получите! – рычит папа, чувствуя, что его авторитет где-то на уровне грунтовых вод и поднять его можно только одним способом – настоять на своем.
Он сажает сына на диван и говорит Кате:
- Катя, собери, пожалуйста, бумажки с пола.
Далее – картина Васнецова «Предки достали». Катя стоит, опустив глазки на носки своих тапочек, нижняя губа так выпячена, что едва ли не касается тех же тапочек. В руках опасно поблескивают ножницы.
- Катенька, - медовым голосом повторяет глава семьи, - Бумажки убери. Быстренько.
Не нужно ему было этого говорить. Насчет «быстренько». В Кате с самого рождения живет страшный вирус. Называется – дух противоречия. Если ей сказать «беги», то Катя замедлить свой шаг настолько, что улитки будут в чемпионах.
Вместо «быстренько» Катя разворачивается, что-то бормоча себе под нос, возвращается на свое прежнее место, берет лист бумаги… и продолжает начатое. Пол покрывается красивыми разноцветными обрезками.
Папа непроизвольным жестом ощупывает живот, но пряжки ремня не находит, потому что до сих пор в пижаме. Он открывает рот, но тут мама делает ему знак – мол, успокойся, чего разошелся. Папа захлопывает рот, не произнеся ни звука, и, подобно Александру Македонскому, не сумевшему покорить Индию, отступает на кухню. Катя победила.
Суббота с самого начала для папы не задалась. Планы порушены. Мечты развеялись прахом. Не жизнь, а каторга.
…Вечером той же субботы Катя, сидя у папы на коленках, тычет пальчиком в монитор ноутбука и говорит:
- Вот это лисуй. Квадлатиками. А потом лозовым ласклась. Ой, а это сто?
- Это домик, как ты просила.
- Господи! – с непередаваемой интонацией вздыхает малышка, поднимая к щекам ручонки и поражаясь тупости папы, - Я зе плосила лозовый! А ты оланзевый налисовал!
Мол, какой же ты после этого отец? Так, одно название и лишняя запись в свидетельстве о рождении.
- Виноват, исправлюсь, - истово клянется папа, лихорадочно елозя мышом по столу, - сейчас, сейчас…

Мир? Или перемирие?
Квартира номер восемь постоянно живет, как на вулкане. И имя этому вулкану - …