Сказъ о Курочке-рябе и Иване-терминаторе.
4.5.6. части.


ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Так и длилась бы эта сказка,
да случилося этой весною,
то, что даже на фотках краска
покраснеет прознав такое.
Из столицы, прослышав о куре,
да жалезном о том дровосеке,
прикатили инкогнитом сдури
очень важные человеки.

Генерал-губернатор с конвоем,
журналист щелкопер-проныра,
да секретный агент 008
разодетый в чулки дорогие.
Щеголят в узкай юбке с разрезом,
да в бусьгальтыре с гарною рюшкой,
весь начиненный разным жалезом,
от пяты, и до самой макушки,

и ведь надо ж такому случиться,
что за энтою женской природой
прятал тело-то хлопец плечистый
обманув очень много народу,
ну, а то, что совсем неизвестно,
что не знал Губернатор с охранкой,
то, что парень тот был не из местных,
что шпиён он, к тому ж мириканскай,

что зовут его Джонни Бендер,
что на ранчо в Техасскай округе
его ждет одинокая Дебра,
навалясь на плетень своей грудью,
чтоб узнать феномен Засерский
сам Конгресс захотел мириканскай,
вот поэтому 008
все меняет свой облик дурацкай.

Генерал пил, конечно, безбожно,
Щелкопер - все по вдовам, да девкам,
лишь секретный агент всевозможно
прикрывал свою внешность не кепкой,
где наклеенными усами,
где хромал с костылем да культею,
все егОзил полями-лесами,
и, прознал, как случилось такое.

Вот, когда Генерал-губернатор,
почти вышел собой из запоя,
а писатель – миллиоратор
накопил впечатлений с лихвою,
008 сказал(а) с упреком:
«Все б вам, судари, водка, да бабы,
нешто память отшибло до срока,
где же курочка и тырминатыр?

Или я понапрасну тащилась
по заснеженным верстам России?
Так какого же черта, позвольте,
вы меня сюда пригласили?»
Губернатор, конечно в пардоне:
«Завтра выступим на рассвете,
и мои гренадеры-герои
вам обоих примчат на лафете».

Кабы им остеречься, отважным,
кабы им поспрошать у бывалых,
а не удаль сивушну, да бражну
на погост поменять, да на ямы.
Вот и утро похмельем умыто,
и конвой по приказу построен,
и в бронированное корыто
Губернатор садится с тоскою,

Щелкопер - за трехногий остов,
в аппарат начиняет пластину,
вековечить как чудищ - монстров
Губернатор уложит на спину.
Рявкнул тут полководец безумно,
закудахтал чахоточно дызаль
и ватагою дерзкой и шумной
все отправились на погибель.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

Пятый день ни гонца, ни звука,
от пропавшего в сумрак конвоя,
эта неблагодарная мука
ждать в надежде, когда нет покоя,
все Засерово шепчется тихо:
не вернутся обратно солдаты,
по всему, что хватили лиха,
да не справились с супостатом.

008 не спит, и ночами
пробираясь к зловонной опушке
что-то все суетиться, копает,
соскребает дерьмо по избушке,
Так проходит неделя, другая,
всем понятно, никто не вернется,
вот такая интрига злая,
и решают тогда засерцы,

соглядатая им отправить,
по полям, по лесам-буеракам,
а чтоб след не терять, приставить
к соглядатаю, значит, собаку,
ну, вот ту, что все рылась в гнилушках,
привязать ее на веревку,
дать пинка ей, сказав, что нужно
указать куда надо дорогу.

Да не знать им про то, что одето,
в ту собачью походку и шкуру,
чтоб никто не приметил портрета,
чтоб никто не признал его сдуру -
псине той без пинков все понятно -
008 затявкал согласно,
только кто же пойдет, однако,
добровольцев искать напрасно.

Был в Засерове Ванька-придурок,
что Рябую держал, да весь вышел,
может шурина, он как турок,
про канвой ничего не слышал,
как увидит картину побоищ,
там, глядишь, заиканье излечит,
все равно он барыга и сволочь, -
вот такие, стало быть, речи.

Что гадать-то, отправив с Богом,
полоумного пьяного вечно
по проталинам-косогорам,
отслужили молебен, конечно.
Долго, коротко ль путь их кружит,
тает снег или изморось в рожу,
но пришли на развилку к луже
и уж дальше идти не можут.

008 крепился - держался,
падаль ел, задирал колени,
только шурин не унимался,
да пинки отпускал все время.
Мерзко, тесно в собачей-то шкуре,
сдали нервы тогда у агента,
и рванул он… и видит шурин
глюцинацию прыцыдента:

из слюнявой, зубастой пасти
появилась ладонь человечья,
а затем голова отчасти,
а потом и плечо, и предплечье,
а за этим бусьгальтер в рюшках,
а еще дальше юбка с разрезом,
и чулки дорогие, и тут уж
остальное наружу полезло,

и стоит перед ним мадама,
тело свежее, молодое,
не стесняясь бесстыжего срама,
только страшно совсем другое,
кроме пряжек, подтяжек и штучек
по прекрасной ухоженной коже,
злобный взгляд - грозовая туча -
на небритой неделями роже.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

Вот такая представьте картина:
в поле лужа, а в луже двое,
бледный шурин с харей кретина,
да мадама с небритостью злою,
но не это, представьте, ужасно,
просто с севера из лесу катит
выставляя клешни опасно
монстр на гусеничной тяге,

а из южного перелеска
растопырив могучие крылья
появляется Кура жалезна,
по всему видно, злая сильно.
Невдомек, тем, что пялятся в луже,
что война теперь в самом разгаре,
было боязно, стало хуже –
монстры в самом теперь ударе.

Тот конвой, что повел Губернатор
разделился на две половины,
и одну одолел Тырминатыр,
а другая под лапой куриной
полегла, как трава под косою,
и теперь разъяренные монстры
биться будут промеж собою,
и не к месту незваные гости.

Но агент-то не пальцем оструган,
он готов был и к энтой драме,
и завелся пропэллер из юбок,
и в бусьгальтыре сдвинулся краник,
и в чулках шевельнулося что-то,
замигали подтяжки и пряжки,
значит, будет сегодня работа,
значит, время теперь отважных.

008 взлетает на месте,
рябью лужа покрылась, где шурин
опростался опять как прежде,
и скулит у собачьей шкуры.
Вот сошлись монстры, яростью полны
скрежет, грохот, кудахтанье матом,
лишь по луже беспечные волны
разнесли к берегам ароматы.

Шмелем носится 008,
из бусьгальтера рвется напалум,
из ажурных чулков он косит
пулеметом по энтим нахалам,
Терминатыр ковшами за Куру,
Кура клювом его кусает,
он буравит ее своим буром,
и об землю ее бросает,

Вот уж час совершается битва,
и другой на исходе тоже,
монстры уж и помяты-побиты,
перекошены ихние рожи,
только крылья у птицы стальныя,
она машет - не мельница в поле,
и взлетая когтями кривыми
Терминатыру прямо по морде….

у агента пустые баки,
на исходе боеприпасы,
разошлись, и опять в атаку…
да заметили в луже козявку...
а оттуда дрожачим фальцетом
шурин вдруг простонал, трезвея:
«Ваня, Ряба, позвольте совету…»
и застыли ужасные звери.

«Ах, Ванюша, - промолвила птаха,
признавая хозяина в монстре, -
что ж наделал ты, бедолага,
Как же жить нам, что ж будет после?».
Высоту потеряв 008
загудел, и в пике развернулся,
да с размаху ударился о земь…

Тут Ванюша–соколик проснулся.