Словно по темным коридорам

Я проснулась. Передо мной было синее небо с белым узором облаков. Я еще несколько мгновений лежала и смотрела вверх, прислушиваясь к звукам, ощущая запах ветра и щекотанье высокой степной травы на моем лице. По моему плечу полз маленький, но довольно наглый муравей. Я еще некоторое время лежала неподвижно, но потом мне пришлось подняться и стряхнуть его. Да, я действительно была в степи. Степь простиралась так далеко, что я не увидела ей конца, как ни старалась. Метрах в трех от себя я заметила протоптанную тропинку и решила по ней пойти. Ведь если есть дорога, то она должна куда-то вести.
Хотя трава была высокой, я шла довольно легко. Но на протяжении всего пути не встретила ни одного человека, ни малейших признаков селений вокруг. У меня было время начать задаваться вопросами. Так, кто я? Пока неизвестно. Где я? В степи. Уже хорошо. Что можно еще узнать? Я осмотрела себя. Простая белая мужская рубашка и шорты камуфляжного цвета. Попыталась найти этикетки, но безрезультатно. Ну, что ж, еще не вечер, может, что-нибудь прояснится. Через какое-то время моя тропа пересеклась со столь же узкой и длинной асфальтированной дорожкой, и я решила попытать счастье на более цивилизованном покрытии.
Солнце уже было в зените и раскалило мою дорогу. Да и голова стала раскалываться. Идти босиком по слегка вязкому асфальту было горячо и неприятно, поэтому иногда я сходила на траву и давала ногам отдохнуть. Но потом я все же возвращалась на дорогу. Почему-то это было очень важно. Я шла дальше, не имея цели, но и не ведая усталости. За это время асфальтовая шкура стала мне близкой и родной. Она была моей единственной опорой. Кроме нее у меня ничего и не было. Да, я начала перегреваться. Поэтому не сразу заметила точку на горизонте. Но уж когда увидела, что это человек, понеслась навстречу со всех ног. Смысл моей жизни был сведен к тому, чтобы поговорить с ним. Я бежала так быстро, что не чувствовала ног. И вот когда я смогла уже различить лицо идущего мне навстречу парня, мир вокруг стал таять. Я должна, обязана была успеть! Но не успела.
Я проснулась. Осмотрелась. И закричала. Вокруг были трупы. Отвратительное кровавое месиво. Как я ни старалась не замечать мерзкий запах паленой плоти, он лез в ноздри и будто выжигал все мои внутренности. Меня стошнило. Вытерев рот рукавом, я огляделась. Не помню, а точнее совсем не знаю, где я засыпала, но проснулась я на танке. Самом что ни на есть настоящем, боевом танке! Вокруг меня была степь, похоже, та самая, по которой еще недавно довелось бежать. Только теперь степь была выжжена, искромсана, покалечена, покрыта трупами. Мне вспомнились горящие Флегрейские поля, о которых я когда-то читала. Так! Воспоминание! Я попыталась выжать из него как можно больше информации, цеплялась всем сознанием, словно тонущий за обломки корабля. Это что-то из греческой мифологии. Значит, я интересовалась мифологией. Все. Дальше пусто. Ну и чем это мне помогло? Пока ничем, но я начала вспоминать, а это хорошо. К тому же информация не бывает бесполезной.
Я могла бы еще очень долго сидеть в таком оцепенении, но решила, что нужно поискать людей. А вдруг кто-то выжил и нуждается в помощи? Я слезла с танка (как же я там оказалась, да к тому же осталась жива?), и попыталась идти, осторожно огибая людей и сдерживая рвотные позывы. Дышать было тяжело. И противно. Но мне некуда было деваться. Я начала кричать:
- Эй! Кто-нибудь?! Живой?!
В ответ на мой оклик над травой, немного в стороне от остальных тел, где степь еще сохранила остатки жизни, взметнулась рука. За ней послышался еле слышный невнятный возглас. Я кинулась на помощь, ведь возможно человека отбросило взрывом, и он был ранен. Опустившись на траву, я увидела, что зовущим меня человеком был тот самый парень из моего сна. Мы шли тогда навстречу друг другу, и я думала, что нуждаюсь в нем, а на самом деле он нуждался во мне.
- Ты! - воскликнула я, не зная, что еще можно сказать, - Ты не ранен?
- Не серьезно, - поморщившись, ответил он, - я успел во время боя отползти и спрятаться в траве. Она тут высокая.
- Понятно, - я, было, хотела начать расспрашивать его обо всем, но вдруг почувствовала, что мне нужно совсем не это. - Я тоже когда-то лежала в этой траве. Только мне не от кого было прятаться. Разве что от себя. Поэтому я долго лежала и смотрела в небо, боясь подняться.
- А я боюсь поднять глаза на небо. Я боюсь, что не увижу его там. Боюсь, что мы сожгли его дотла. Как эту степь.
Мы говорили, и я успокаивалась. Говорили совсем не так, как следовало бы в этой обстановке, но именно эти слова казались сейчас самыми правильными, самыми искренними. Мы говорили так, как чувствовали, мы раскрывали душу. Я видела в нем себя. Мы были продолжением друг друга. И имена были не важны, и не было никого в мире, к кому я прониклась бы таким доверием. Мне хотелось, чтобы эти мгновения длились вечно. Я бежала к нему во сне, потому что мы действительно были нужны друг другу. Не для того, чтобы залечивать раны, или объяснять что-то, или направлять на верный путь. Мы были нужны друг другу, чтобы жить. Чтобы говорить правду. Теперь я знала его правду. А он знал мою. Мне кажется, мы оба почувствовали это. И я сказала ему, что если одного из нас не станет, другой доживет за двоих. Он кивнул в знак согласия.
Возможно, так не должно быть, и это опять сон, и только потому я стала так разговаривать с незнакомым мне человеком. Возможно, будь это реальность, я спросила бы кто он, кто я, как мы здесь оказались, да еще много чего. Но было так, мне хотелось говорить, как чувствую, хотелось, чтобы кто-то меня понял. Понял вот такую: без памяти, без прошлого, лишь эмоции, лишь настоящий момент. Я жила этим моментом и не хотела другой жизни. Да какая к чертовой матери разница, кто я?! Плевать я хотела на то, какой сейчас век, год, месяц, день!
- Ты знаешь, - вдруг сказал он, помрачнев, - мне очень нужно идти.
- Как? Куда? - растерялась я, - Уже?
- Я должен успеть.
- Что же это, ты меня здесь оставишь? Одну?
- Пойми, тебе со мной нельзя. Но тут часах в трех ходьбы есть деревня, - показал он направление.
«Нет здесь никакой деревни, - вдруг подумала я, - уж мне ли не знать, я прошла больше трех часов»
- Ты пойдешь со мной?
- Да как ты не понимаешь? Я должен принести очень важную информацию!
- Как тебя зовут?
- Стас, - он сильно удивился.
- Стас, ты можешь меня не понять, но ты единственный человек, которого я знаю. Единственный, кого я видела…живого. Пока что вся моя жизнь вертится вокруг тебя, и пусть я покажусь капризным ребенком, но я пойду с тобой.
На его лице отразились все муки мира, все терзания и сомнения. В итоге он вытащил пистолет и направил дуло мне в лоб. Я стояла в оцепенении, не в силах шелохнуться, лишь только зрачки у меня, наверное, расширились. У меня всегда от удивления расширялись зрачки. Еще воспоминание. Правда, не время сейчас его обдумывать.
А он постоял так минуту, потом опустил ствол, направил себе в висок, постоял, и спрятал пистолет обратно за пояс.
- Не пойдешь ты со мной. Тебя убьют. Или я убью. Все, уходи, пока я не передумал.
Я не сдвинулась с места.
- Может, объяснишь?
- Нет.
Я не шелохнулась. Он скажет, сейчас скажет.
- Да что тут объяснять?! Я разведчик! Я русский, понимаешь, я патриот! Я для наших информацию доставал, я себя не жалел! Ничего не боялся! Думаешь, я трус, да?! Предатель?! Просто за мной сестра увязалась, мне о ней заботиться надо. Когда нас повязали фашисты, я видел ее в последний раз. Меня пытали, я рассказал им все, что знал, слава богу, знал я немного. Да, здесь дело даже не в сестре, я бы все равно пытки не выдержал. Что ты так смотришь?! Думаешь, ты бы промолчала? Думаешь, всем суждено быть героями?! Теперь я должен принести им одну информацию, иначе будут пытать и сестру. Нет, я понимаю, не опустят в любом случае, но пусть убьют быстро. Да, я предаю родину, зарабатывая ей легкую смерть!
Я молчала, не зная, что сказать. Пыталась подобрать какие-то правильные слова, но в итоге выдавила:
- А если она уже мертва, и ты убьешь сотни наших солдат абсолютно зря?
- Я обязан попытаться. Это мой долг, попытаться помочь ей. Хотя я и не надеялся, что кто-то поймет меня.
Я смотрела на него и упорно не могла понять, зачем он это мне рассказал. В моей голове не нашлось ни одной достойной причины. Даже если мы хорошо общались до моей амнезии, этого не достаточно, чтобы так глупо раскрыть себя. Хотя, может, и нет никакой причины, просто его сломала эта война, как и многих других. Он был предателем и эгоистом, несмотря на все эти слова о сестре, но лично у меня не было к нему презрения, лишь сочувствие. Он был безумен. Но в то же время он был одним из тех немногих, кто не стал машиной для убийства, а остался человеком, ведь именно наши слабости отличают нас от машин.
- Ты не поймешь, - продолжал он, - потому что тебе не нужно выбирать. Да, защищать родину - наш святой долг, а предавать - позор, это правда. Только правды всегда как минимум две. И вторая правда в том, что для нашего правительства мы всего лишь пушечное мясо. Так было и будет во всех войнах. Вот, сейчас люди жертвуют своими жизнями, а может, зря все это, может, стоило в последние годы жизни подумать о себе, а не о тех, которые нас в пекло бросили и спят в теплой постели, и даже кошмары их ночами не мучают. Не позволю я их интересам встать выше моего долга перед сестрой. Ты не представляешь, какая она была. Сначала храбрая, всегда впереди старалась быть, хотела спасти всех нас. А потом, когда Витьку из пулемета положили… Парень уже изрешеченный добежал, упал ей на руки, и только тогда умер. С тех пор она будто угасла, хоть на минуту ее оставишь, взгляд стекленеет, будто на куклу смотришь. И все время повторяла одну и ту же фразу: «Разбились о нашего мальчика пули-пташки-пташечки». Я каждый раз как это слышал, думал, что готов умереть, лишь бы она прекратила говорить эти слова. Не могу я допустить, чтобы она страдала. Пусть я, пусть меня эта война ломает и наизнанку выворачивает, пусть я родину предам, но она не будет страдать. Вот что с ней сейчас?
Он замолчал, но не дождался ответа.
- Чего ты молчишь? Считаешь, я не прав? Ненавидишь меня, хочешь остановить? Так давай, стреляй! Ты избавишь меня от выбора, - он протянул мне пистолет.
Я не знала, просто не знала, что ответить. Ведь когда-то он, наверное, был славным парнем, и так им и остался бы, только война действительно вывернула всех на изнанку, насчет этого он был прав. Я подошла, положила руку ему на плечо и как можно утешительней сказала:
- Я не буду в тебя стрелять. Я не умею дарить жизнь мертвым. Так какое право я имею дарить смерть живым? Врядли тебе станет легче, но одно я могу сказать тебе точно: мы выиграем эту войну. А еще через пятьдесят лет не станет страны, которую ты сейчас готов предать. Союз распадется. Вот и решай, но я думаю, что ты не изменишь своего решения.
- Ты права, - сказал он после некоторого молчания. - Но откуда тебе все это известно?
Я задумалась. И впрямь, откуда? У меня ведь не было памяти, тем более о будущем. Значит, это тоже сон? Наверное. Но какой реальный! Я ведь даже чувствую запах, это чертов запах, что не дает мне покоя!
- Просто я знаю. Ты можешь идти, если спешишь, единственное, что хочу пожелать, чтобы ты не сомневался; если уж сделал свой выбор, не задумывайся о нем больше. Мы расходимся сейчас разными дорогами, но мне кажется, мы еще встретимся, может быть, в следующей жизни. Извини, если сбила с пути. Извини, если утвердила в решении.
Мы попрощались, и он ушел, а я еще постояла, глядя ему вслед. Глупо, конечно, я ведь уже понимала, что это сон, но мне не хотелось обрывать его, не попрощавшись. Так что я попыталась проснуться, только когда он скрылся из виду. И у меня это получилось.
Я проснулась. На кафельном полу в ванной. Из верхней одежды на мне было то же, что и раньше. А вот на ногах появились кеды. Я поднялась с пола и огляделась. Ну, назвав эту комнату ванной, я погорячилась. Крошечная коморка, в которой находилась непосредственно ванна и смеситель. И откуда мне знать, что не все они такие? Но ведь мое сознание хранило туманные воспоминания об огромной, светлой ванной комнате, с зеркалами и флакончиками разных духов, шампуней, кремов и масел на полках. Ведь было по-другому! Было когда-то, а сейчас нет. Сейчас нужно сосредоточиться, аккуратно пробовать почву и искать воспоминания, адекватные для этой жизни, настоящей жизни. А то, что было раньше? Разве я не считала эти сны реальностью? Разве я не верила в них? Верила. И до сих пор верю. Не похожи они на сны. Сны забываются, с каждой прошедшей минутой становятся все дальше и мутнее. А мои - нет. Может, это и не сны вовсе. Может, это и есть моя жизнь? Или мои прошлые жизни. Или параллельные миры. Или другие реальности. Хотя откуда мне знать, где реальность, а где сон. Я иногда вспоминаю, ко мне приходят знания, словно аксиомы. Но вдруг и они ложны? Чертовщина какая-то! Слишком много вопросов. От них голова идет кругом. Еще немного, и мне вовсе не захочется никогда выходить из этой комнаты. На всякий случай, чтобы окончательно не запутаться. Раньше аксиомы приходили извне, теперь нужно найти свою, прямо сейчас нужно найти универсальное правило поведения, чтобы не свихнуться. Прошлое - ложно. Настоящее - истинно. Да, вот так. Все, очистить голову от лишних воспоминаний и впитывать новые. Я поднялась с пола, включила воду и умылась.
 И тут кто-то начал ломиться в дверь. Я встрепенулась от испуга. За закрытой дверью послышался голос Стаса:
- Женя, открывай!!
Ничего себе! И здесь он! Должно быть, этот парень действительно многое значит для меня. Нет, я не о том думаю. Теперь я знаю свое имя.
А почему Стас ломится? Может, со мной что-то случилось? Ведь просто так в этой коморке я бы спать не стала. Может, стоит ему открыть? Или нет? Вдруг я здесь спряталась от него. Беспощадный недуг амнезия. Черт, что же делать? Ладно, надо уметь рисковать. Все равно вечно я здесь просидеть не могу. И я открыла дверь.
Он ворвался, повалил меня на пол и начал душить. Я сначала растерялась, но, быстро опомнившись, стала сопротивляться. А он заговорил:
- Ты убила ее. Я ведь любил ее, а ты убила, хоть она тебе ничего не сделала. Она была моей жизнью, а ты забрала ее у меня. Но теперь ты ответишь за все.
Смысл этих слов я поняла только потом. Тогда я просто думала о том, что пока он говорит, он немного меньше сосредоточен на действиях и это самое подходящее время для попытки. Только все должно быть очень быстро. Я ударила в бок, в то же время уперев ладонь ему в подбородок, а пальцами надавив на глаза, и мне удалось вырваться из смертоносных объятий. Я заломила ему руки за спину и приложила головой о край ванны. Он остался в сознании и продолжал вырываться, и я ударила его еще раз. Мне показалось, что я услышала хруст черепа. Увидев кровь на виске Стаса, я почувствовала такой жар, будто вошла в парилку. Быстрыми шагами я пятилась из комнаты, не решившись прощупать ему пульс. Прости меня, Стас. Я, правда, не хотела. Но разве у меня был выбор?
Боже, ну почему все начинается так страшно? Так, не терять самообладание, вдруг в квартире еще кто-то есть. Нужно бежать отсюда как можно быстрее. Вот я увидела дверь и помчалась к ней, по пути чисто инстинктивно сорвала со спинки стула черный пиджак, накинула на плечи и выскочила из квартиры. Мысли быстрые и короткие, сменяющие друг друга, словно калейдоскоп слайдов. Вниз по лестнице. Едкий кисловатый запах мусоропровода. Быстрее. Бежать. Не останавливаясь. Не оглядываясь. Слышу громкие ритмичные удары. Это мое сердце. Слишком громко. Кажется, весь дом сейчас меня слышит. Сердце. А еще шаги. Будто кто-то чечетку отбивает. Но сердце громче. Боже, только бы вырваться из этого ужаса! И я вырвалась.
Меня обожгло порывом холодного ветра. На улице была ночь. Зима, хотя, может, и поздняя осень. Все подернуто легкой изморозью. Даже асфальт скользкий, хоть и не покрыт льдом. Хотя бы не слякоть, и то хорошо.
Я пошла по краю проезжей части, вдоль какой-то лесополосы, надеясь, что кто-нибудь остановится и предложит помощь. Но выглядела я не очень презентабельно, поэтому останавливались лишь мужчины с вопросом «Сколько?». Другие же автомобили проезжали мимо, почти касаясь меня, видимо, чтобы заставить с криком отскочить на обочину и не загораживать путь, но я не делала этого, слишком сильно было мое потрясение. Я все шла вперед и переставала чувствовать свое тело. Сначала заледенели ноги, потом ладони, затем все остальное. Но меня это мало волновало. Теперь, когда прошел первый шок, я, наконец, осознала, что сделала. Я убила Стаса! А до этого его девушку! Нет, ее я не помню даже, а вот кровь на его виске я видела отчетливо. Да дело даже не в Стасе! Я отняла человеческую жизнь! Нет, я всего лишь защищалась. Нет, я могла связать его или просто вырубить, но я довела дело до конца! И откуда во мне это? Неужели на самом деле я такая безжалостная, хладнокровно убивающая невинных людей? Господи, прости меня за грехи мои, совершенные в беспамятстве. И, Боже, дай мне сил идти дальше. Дай мне сил не замерзнуть здесь среди безучастных людей. А лучше всего, Боже, дай мне сил, чтобы проснуться! Только ничего не происходило.
Человеческая жестокость страшна, потому что жестокими могут быть только люди. Но гораздо страшнее человеческое равнодушие. Ты понимаешь это, когда свидетели спешат быстрее уйти с места аварии. Ты понимаешь это, когда слышишь, что ветеран войны умирает в своей квартире от голода, когда за стеной у его соседей каждый день на столе вкусный ужин. Ты понимаешь это, когда бежишь от маньяка, стучишься в двери домов на твоем пути, но никто не открывает, лишь плотнее задергиваются шторы. Открыть дверь, значит впустить в дом беду. Никому не до кого нет дела. Ты понимаешь это когда мимо тебя, умирающей от холода, проезжают люди в теплых комфортабельных салонах.
Но иногда бывает по-другому. Бывает, что среди серой массы равнодушных вспыхивает искра заботы, внимания, участия. Так случилось в этот раз. Наверное, мне просто повезло, но напротив меня остановилась машина с женщиной за рулем.
- Садись.
- Зачем? - вырвалось у меня от удивления.
- Не повторяюсь. Пять секунд, дверь закрывается, я уезжаю.
Я быстро забралась внутрь и машина тронулась. Я не решилась заговорить первой, сидела и отогревала ладони своим дыханием.
- Ты бежишь, - сказала незнакомка. Не спросила, а именно констатировала факт. - От кого?
- От… От себя.
- Пиджак твоего друга?
- А? Да.
- Видимо, расстались вы уже не друзьями.
- Мы не… Да, серьезный скандал, даже до драки дело дошло.
- Знаешь, почему я остановилась? Ты не похожа на проститутку. А если девушка не шлюха, то на дороге ей полуголой в такое время делать нечего.
- Но вам…
- Ничего мне от тебя не надо. Но и на иждивении у меня ты сидеть не будешь. Просто ты попала в беду, а большинство людей жестоки, они улыбаются друг другу по утрам, но при случае готовы плюнуть в разбитое лицо. Нельзя становиться частью толпы. Толпа подобна зверю и готова сожрать беззащитных при любой удобной возможности.
- Но есть и добрые люди.
- Это ты на меня что ли намекаешь? - она ухмыльнулась, повернула ко мне лицо и посмотрела с любопытством. - Просто у меня есть совесть, и она стала бы меня мучить, если б я проехала мимо. Я не разучилась смотреть по сторонам.
- Спасибо вам.
- Это все чушь, я не сестра милосердия, а за такие поступки нельзя благодарить, это ставит их выше обыденности, а они должны быть в порядке вещей.
Она была худощавой и, наверное, высокой женщиной средних лет. Вытянутое лицо ее нельзя было назвать симпатичным, а жиденькие волосы мышино-серого цвета были зачесаны назад и схвачены заколкой. Ее внешность была мне неприятна, как и манера разговора. С ней не хотелось говорить, даже находиться с ней рядом больше минуты было невыносимо. Но выбора у меня не было, к тому же я была ей благодарна.
Ладно, черт с ней. Главное, что в моей голове стали появляться мысли, все меньше похожие на панику или предсмертный бред. Что у меня там стряслось со Стасом и его девушкой, это уже не важно. Актуальней другой вопрос: как себя вести с этой женщиной? И что она намерена делать? Но она явно не из тех, кто треплется по пустякам, да и заговорить с ней первой надо еще решиться.
Я начала смотреть в окно на пролетающие мимо улицы. Мы ехали теперь по более людным и, наверное, центральным. Всюду горели огни, и охотники за ночными удовольствиями слетались на них словно мотыльки. Моя первая ночь в моем первом городе.
Она остановила машину возле какого-то мотеля, вышла, вытащила меня из машины, не грубо, а просто со свойственной ей властностью. Сунула в карман моего пиджака какие-то купюры. Я не стала смотреть, сколько там, не оскорблять же ее.
- Я не бывала здесь, но на пару дней тебе должно хватить. Дальше крутись, как хочешь. Если погрязнешь во всем этом еще глубже, так меня совесть мучить не будет.
- Спасибо.
Она хотела, было, что-то сказать, но лишь неодобрительно покачала головой, села обратно в машину и уехала. Я проводила ее взглядом и пошла в мотель.

Слабо светила лампочка в торшере и еле слышно бормотало радио. Денег хватило, чтобы снять номер на два дня, и еще я оставила немного на еду. Я лежала на кровати, оказавшейся на удивление лучше моих ожиданий. Голова раскалывалась, думать ни о чем не хотелось. Я решила оставить все это на завтра, если оно наступит, и провалилась в сон.

Сон был странным, неясным. Но я абсолютно уверенна, что это был именно сон. А снилось мне, будто…
Я проснулась. В палате для душевнобольных. Я помню эти ужасные скрипы пружин в кроватях, особенно по ночам, когда спящие ворочаются от мыслей, разрывающих их головы. И комариное гудение ртутных ламп. И голые, холодные, обшарпанные стены, при взгляде на которые брала необъяснимая тоска. И от всего этого веет такой безысходностью, что по телу проходит дрожь. Я провела там около недели, что может свести с ума даже здорового человека. Но самым страшным в этой палате были люди. Бледные, с впалыми щеками они все казались призраками, заточёнными в этих стенах. Иногда они ни с того ни с сего начинали смеяться, плакать, кричать во всю глотку или, обхватив колени руками, тихонько скулить, как раненые щенки. Но хуже всего было, когда они подходили ко мне и пытались заговорить. Точнее, не пытались, а говорили, и много. Я была прикована к кровати крепкими ремнями из потертой коричневой кожи и могла лишь пытаться думать о чем-то другом, потому что сбежать от их разговоров было невозможно, а слушать - невыносимо. А какие жуткие у них были глаза! Я прикрывала веки, лишь бы не видеть этих глаз, но когда открывала, они смотрели на меня в упор. И в эти моменты мне больше всего на свете хотелось проснуться. Но этого не происходило.
А в последний день привели Стаса. И тогда я испугалась по-настоящему. Он шел с опущенной головой, весь будто съежившийся, истощившийся. Я заметила, что вены на его руках исполосованы как давно затянувшимися, так и совсем еще свежими шрамами. Было обидно и больно видеть его в таком состоянии.
 А он, войдя в палату, сразу же направился ко мне, упал на колени перед койкой, прижался щекой к моей пристегнутой ладони и заплакал. Смотрел мне в глаза и беззвучно плакал. Моя рука стала мокрой от его слез. И не было в моей жизни момента столь прекрасного и ужасного одновременно. Как бы банально это не звучало. И я тоже заплакала.
Больничные пленники сторонились нас, боясь подойти. Мне даже послышался зловещий шепот: «Проклятые!».
А потом Стас вытер мои слезы и серьезно сказал: «Ты, главное, запомни. В жизни все не так, как на самом деле». Мне ничего не оставалось, как только согласно кивнуть.

И я проснулась. Услышала журчание воды, почувствовала, как холодно липнет к телу мокрая одежда, и увидела перед собой трещины потолка. Приподнявшись, я поняла, что лежу в наполненной на треть ванне, и вода продолжает набираться. Я повернула кран, выключая ее. Что за абсурд? Если я уснула во время купания, то почему я в одежде и вода такая холодная?
Но на этом абсурд не кончился. Отдернув шторку, я увидела, что на полу, прислонившись спиной к стиральной машине, сидит подросток лет четырнадцати. Его волосы были коротко острижены и окрашены в зеленый цвет. При виде меня он сразу посветлел, вскочил на ноги, отряхнул штаны и выпалил:
- Ты проснулась оттого, что начала захлебываться?
- Нет, - удивленно ответила я.
- Жаль, - его личико немного помрачнело, но лишь на секунду. А я задумалась о том, что голос у него был еще не ломающийся, такой звонкий, можно было даже назвать девичьим. Да и фигура, скрытая под мешковатой одеждой, могла принадлежать девочке-подростку. Поэтому я стала осторожней выбирать слова, чтобы невзначай не обидеть.
- Извини, мой вопрос может показаться странным, но ты кто?
- Ага, очень смешно. Пошли, переоденешься, пока не замерзла.
Я вышла из ванной и пошла следом за ним (ней?) в соседнюю комнату. Вид у нее (комнаты) был весьма аскетичный. Стены побелены, на полу - исцарапанный и запыленный паркет, из мебели только обветшалый диван с потрепанной зеленой обивкой, письменный стол в углу и деревянный шкаф-гардероб, которому лично я видела только два пути: в антикварную лавку или сразу на помойку. И откуда во мне такая брезгливость?
- Кто здесь живет? - спросила я у моего странного спутника, который уже развалился на диване.
- Блин, ну хватит. Я все понимаю, ты могла обидеться, но зачем же так нудно? Не можешь придумать месть поинтересней?
- Да я, правда, ничего не помню! Кто ты? Где мы находимся?
- Тише, знаешь же, я не люблю, когда ты начинаешь изображать истерику.
- Я не изображаю! Кто ты?!
- Я Джеки, и не ори так. Если хочешь, я даже извинюсь. Может, с водой был действительно перебор, но хотелось разбудить тебя как-то оригинально. Ты ж меня знаешь, я не со зла. Видишь, я даже прощения прошу. Много ты помнишь таких случаев? Так что заканчивай этот спектакль.
- Это не спектакль, у меня амнезия. Отнесись, пожалуйста, к этому серьезно и отвечай на мои вопросы.
- Ну да, действительно, ты могла случайно головой об дно удариться. К тому же, если это шутка, то слишком скучная и затянувшаяся. Ладно, переодевайся.
Я начала расстегивать мокрую рубашку.
- А ты не хочешь выйти? - спросила я.
- Зачем еще?
- Я ведь даже не знаю, мальчик ты или девочка.
- Если хочешь, я выйду, - усмехнулось создание и выскользнуло из комнаты. Играется. Давно уже, с самого начала. Нарочито выбирает слова, чтобы не выдать свой пол. Интересно, а кто она (он?) мне? Переодевшись в сухие джинсы и белую футболку, я вышла в коридор. Там я увидела Стаса и тут же бросилась ему на шею и начала нести какой-то бред:
- Прости меня, ради Бога, прости! Скажи, что ты меня прощаешь! Я так не хотела, я правда не хотела! Ты жив, я так рада, что ты жив! Ты ведь все, что у меня есть! Ты только скажи, что прощаешь меня! - я прижималась к нему изо всех сил и так боялась снова потерять. Я даже и не задумалась, как он ко мне относится сейчас, мне было очень нужно избавиться от груза своей вины.
- Прощаю. А за что?
- Да это не важно. Здесь это не имеет значения. Только ты не уходи, никогда больше меня не бросай. Ладно?
- Ладно, только ты успокойся.
Мне действительно стало спокойней. И я, наконец, выпустила его из объятий. Рядом стояла Джеки и смотрел на меня, зло прищурив глаза:
- Амнезия у нее, как же!
- Что? - вмешался в разговор Стас. - Какая еще амнезия?
И я принялась ему рассказывать:
- Дело в том, что, проснувшись сегодня в наполненной ванне, я ничего не помнила, кроме своих снов. Это странно, но в этих снах был ты. Я помню, меня звали Женя. Это ведь и здесь правда?
Они оба кивнули.
- А ты Стас?
Они снова кивнули.
- Вот почти все, что я помню.
- Да, интересно. Но это ничего, мы поможем, - успокаивающе сказал Стас и повернулся к Джеки. - А вот тебе я кое-что скажу. Я никогда не вмешивался в ваши с Женей отношения, потому что просто не понимаю, что у вас за отношения. Но я все еще остаюсь при своем мнении, что она тебе слишком много позволяет, а ты этим пользуешься. Но в этот раз ты перешла все границы. Так что впредь, и мне плевать, что скажет на это Женя, но ты будешь отвечать за свои поступки передо мной.
И вот тут взорвалась Джеки, рискуя еще больше его разозлить:
- Ну откуда?! Откуда у тебя такой талант все портить? Как можно было так глупо меня сдать? Ты испортил мне такое отличное развлечение, просто представить себе не можешь! Ну почему ты не мог сказать к примеру: «В этот раз был уже перебор»? Почему тебе обязательно было говорить «перешла»?
- Это ты о чем? - Стас от неожиданности даже не сразу понял, в чем его обвиняют.
- У нее же амнезия! Считай, она в первый раз меня видит. Ну, ты вспомни, что обычно происходит с людьми, когда они видят меня в первый раз? В их голове появляется вопрос, который мешает думать о чем-либо другом. Целью их жизни становится узнать, девочка я или мальчик. Вот ты только что меня сдал, сказав «перешла». Убить тебя за это мало.
- Все, хватит, будь серьезней. Отвечай на все ее вопросы и помогай во всем, пока она не поправится. И если какая-то мысль заставит тебя хихикать больше десяти секунд, считай, что тебе это запрещено.
- Хорошо, папочка, - медовым голоском ответила Джеки, картинно хлопая своими длинными ресничками.
- Нет, - торопливо сказал мне Стас, - я не ее отец. Слава Богу. Ты, наверное, многое хочешь узнать, так спрашивай.
Я подумала, что же можно спросить в первую очередь.
- Кто вы мне?
- Я друг, а она пусть сама рассказывает, до сих пор этого не знаю.
- И не узнаешь, - ответила Джеки и отвела меня в комнату, плотно закрыв за нами дверь.
Из давешнего гардероба она вытащила большое зеркало, рукавом стерла с него пыль и поставила так, чтобы мы обе в нем отражались.
- Мне кажется, начинать надо именно с этого, - заявила она, и, оставшись довольной от вида моего удивленного лица, спрятала зеркало обратно. - Ну, как?
- Как две капли.
- Ну, не совсем уж как две капли. Я над этим хорошо поработала, - заявила она, проводя рукой по своим зеленым волосам.
На самом деле, мы действительно были безумно похожи. Накинуть Джеки лет пять, мы бы выглядели как сестры-близнецы. И как Стас мог этого не заметить?
- И все-таки, вопрос остается открытым. Ты мне сестра?
- Ну…можно и так сказать. Мы… это сложно…мы как бы одно целое. Мы даже появились в один день. Просто я - душа, а ты - разум. Душа, она ведь вечно молодая, безудержная, а ты должна меня контролировать, только ведь не всегда получается так, как должно быть. И вот мы с тобой сплетены навечно, и умрем в один день. Романтично, не правда ли? Только людям другим ты говори, что мы сестры. Если спросят, конечно. Хотя вряд ли. А Стасу вообще ничего не говори, пусть помучается.
Я стояла, и мысли путались в моей голове. Да, у нас даже имя одно: Джеки это и есть Женя. Нет, только не сходить с ума. Что за чушь несла эта девочка? Но она была слишком серьезна, чтобы заподозрить ее в попытке таким странным образом подшутить надо мной. Ни один здравомыслящий человек в это не поверит. Именно поэтому я поверила.
- А как это получилась? И зачем? - поинтересовалась я, потому что чувствовала, она ждет вопросов.
- Спроси что-нибудь полегче. Если бы я это знала, многое, наверное, было проще.
- Что?
- Ты бы от меня отделалась, скорее всего.
Мне почему-то стало очень тоскливо от ее слов, захотелось прижать это ершистое создание к себе и сказать, что ни за какие деньги я бы от нее не отделалась. Но вместо этого я пожала плечами и спросила:
- Это все что ты хотела мне показать?
- Ну, вроде, да.
- Тогда пошли?
- А ты Стасу ничего не скажешь?
- Нет.
- Тогда пошли.
Но, выйдя из комнаты, мы не обнаружили Стаса, лишь обрывок листа с записью: «Буду ждать тебя наверху».
«Интересно, это кем из нас он решил пренебречь?» - фыркнула Джеки и, потянув за веревку, свисавшую с потолка, открыла люк и разложила лестницу, по которой мы забрались наверх. Чердак показался мне даже более обжитым, чем остальные комнаты. Стены и пол были деревянными. Вплотную к стене напротив стояла незаправленная кровать с отпиленными ножками. Над кроватью висела картина с каким-то лесным пейзажем. А рядом на полу лежало несколько стопок книг и тарелок.
Но, если быть честной, все это я разглядела потом, а сначала мне на глаза попался костер, разведенный прямо на полу посреди комнаты. Над костром висел солидный закоптившийся котел. Подойдя поближе, я увидела, что в котле варилось что-то похожее на грибной суп.
- Ой, как миленько! Наша хозяюшка даже ужин сама приготовить решила! - театрально умилилась Джеки.
- Хватит язвить. Ваши взаимные издевки меня нервируют. Ты знаешь, где он? - спросила я. Не знаю, почему я стала к ней строже. Может, вживалась в роль сдерживающей силы, а может, просто нахлынули родственные чувства.
Но она не успела мне ответить. Из двери в стене вышел Стас. Да! Я же совсем забыла об этой маленькой мелочи: в стене чердака была дверь. Не окно, а именно дверь. И из нее появился Стас с охапкой сухих веток в руках, которые он подложил в костер.
- Ладно, пока готовится еда, можно выйти отсюда и погреться. Погода сегодня прекрасная, - сказал он, улыбнувшись.
- Впрочем, как всегда. Стас, какого черта? Хватит быть таким милым! Позволь Жене узнать твою настоящую сволочную сущность! - опять подколола его Джеки.
- Ой, чувствую, выведешь ты меня еще раз, и мне придется действительно на время занять место твоего отца и поставить тебя на место. Без ужина останешься, - Стас сразу стал серьезней.
- Вот! Все, как я говорила! Ладно, ребята, давайте жить дружно и все такое. Все равно мне от вас никуда ни деться, и супчика я сегодня похлебать хочу.
Стас взял меня за руку и подвел к двери. «Тебе должно понравиться», - сказал он и открыл мне проход на пляж. Боже, я была счастлива, как никогда раньше! Я упала на колени и стала просеивать еще горячий песок сквозь пальцы. Джеки побежала к морю, купаться. А Стас присел на песок рядом со мной. Я обернулась и увидела, что из песка виднеется только крыша дома.
- Стас, но как же это могло случиться?
- Точно не знаю, мы нашли этот дом сразу в таком состоянии. Я только прорубил дверь вместо окна. Ну и убирались мы там долго. Нравится?
- Конечно! Да, а почему костер в доме, а не на улице? Ведь это было бы удобней.
- Но это было бы неправильно. Этот пляж не должен быть осквернен. Мы не оставляем здесь ничего, кроме следов на песке. Но и их сгладит ветер.
- Скажи, а тут еще кто-нибудь есть?
- Есть, но они очень далеко. Если не захочешь, никого не увидишь. Так что можешь считать, что этот мир только наш.
- Как ты здорово меня понимаешь! Стас, а давай пройдемся, мне так хочется все осмотреть.
- Да, действительно, скоро закат, а я знаю место, откуда на него потрясающий вид. А Джеки, я думаю, и без нас поест.
И мы пошли гулять вдоль кромки моря. Я рассказала Стасу все мои сны, а когда мы, наконец, устроились на краю обрыва так, что могли наблюдать закат, начал говорить он.
- Сразу скажу тебе одно, Жень. Я тебе верю. Я готов поверить во все, во что веришь ты. И в параллельные миры, и в обычное безумие, и в то, что тебе это просто приснилось. Это, в конце концов, не так важно. А важно сейчас решить один главный вопрос: искать ли во всех этих событиях смысл?
- То есть?
- Ну, понимаешь, если допустить, что все твои сны не имеют никакого тайного смысла, то на этой реальности ты остановишься, как на наиболее комфортной из всех.
- А если нет?
- А если в них все же что-то зашифровано, то ты будешь блуждать по ним, словно по темным коридорам, заглядывая в чужие двери, пока не поймешь этот самый тайный смысл. Хотя можно попробовать прямо сейчас все разобрать. Вот смотри, первый сон как метафора смерти - бесконечный путь по безлюдной степи. Второй сон как метафора рождения - все мы рождаемся в муках и крови. Третий сон открывает новую главу - человеческих отношений. Он - ненависть. Сон про психбольницу считать не будем, он вообще не вписывается в общую концепцию. Скорее всего, он был вызван тем, что ты уснула во сне, вот и выпала на время из системы. Извини, но не могу назвать мир, в котором живу, сном. Так вот, этот мир - любовь и дружба. Если все действительно так, то осталось еще одно чувство - безразличие.
- Но ведь отношения между людьми гораздо сложнее. Гораздо больше видов. И презрение, и жалость, и зависть и еще много.
- Это все лишь оттенки того, что я назвал. Основных четыре, и то у тебя два идут рука об руку, как и в жизни. Хотя можно считать все это бредом и продолжать плыть по течению, ожидая, что когда-нибудь тебя вынесет на берег.
- И что посоветуешь мне ты?
- Это твой мир, и если ты установишь правила, он в любом случае начнет по ним жить.
- Как я поняла, ты за тайный смысл. Но это значит, мне нужно еще раз проснуться, а я совсем не хочу уходить.
- Тогда выбирай, чего ты хочешь больше: остаться или раскрыть эту тайну.
- Я не знаю. Но эта история действительно будет терзать меня, пока я не положу ей конец.
- Тогда тебе лучше доиграть эту партию, а потом вернуться к нам. Я думаю, ты сможешь, это ведь твой мир.
- Ты меня простишь?
- Я ведь сам тебя почти толкнул на это решение. Но я не хочу, чтоб ты уходила сегодня.
- Я тоже больше всего не хочу просыпаться.
Он потянулся, чтобы поцеловать меня, но, как только мы коснулись губами, мир начал таять.

Я проснулась. В полной темноте. Я беспомощно хватала руками воздух, сжимая их в кулаки. Придумала правила себе на беду! Как я ненавижу эти пробуждения! Ну, ничего, скоро я с ними разделаюсь!
Ладно, надо разбираться с этим сном. Темнота - это плохо. Очень мало информации. Но я не тороплюсь. Я больше не перебираюсь по камушкам через ревущую горную реку. Теперь я скорее сижу на вокзале и жду своего поезда домой, лишь пытаясь разобраться в расписании.
Так, руками я ощутила, что лежу на чем-то мягком. Попыталась встать. Ощупывая руками воздух, пошла. Уперлась ладонями в стену и пошла вдоль нее. Господи, словно научный эксперимент описываю. А результат эксперимента был очевиден - я упала. И через пару секунд услышала приближающиеся ко мне шаги и голос, где-то близко и чуть выше:
- Как же тебя угораздило упасть с дивана? Ладно бы еще во сне свалилась, но так упасть надо талант иметь.
- Тут просто темно, я не поняла сразу, где я, - я осмелела, услышав в голосе нотки заботы. - Кстати, может, тебе этот вопрос покажется странным, но кто ты?
- Ты чего? Раньше, вроде, никогда голоса не путала и не забывала.
- Я же сказала, вопрос странный, но все же?
- Я твоя сестра Саша.
- Саш, ты не могла бы включить свет? А то я совсем ничего не вижу.
Она замялась, явно не зная, что сказать.
- Жень, понимаешь, тут такое дело…Свет включен.
- Но я ничего не вижу.
- Просто…ты не можешь…видеть. Совсем. Ты слепа, - я слышала, что каждое слово давалось ей с огромным усилием. Казалось, ей легче руку себе отгрызть, чем сказать все это. Мне было жаль ее, объясняющую сестре то, с чем людям иногда всю жизнь приходится смиряться. И эти трудные во всех отношениях слова ей приходится говорить во второй раз. Но и себя мне было жалко, ведь я была практически лишена информации и беспомощна. Слава Богу, это просто сон. А если нет? Если разговор со Стасом был лишь способом себя успокоить? Стоп! Стас - это зацепка. Что бы там ни было, но Стас присутствовал во всех снах. На это и нужно опираться. И я пошла ва-банк.
- Саша, скажи, а где Стас?
- А? Что? В соседней комнате, - в ее голосе слышалась неприкрытая растерянность. - Но откуда ты узнала его имя? Я ведь его не называла, просто сказала, что приведу своего парня с тобой познакомиться. Или все же называла?
- Откуда я знаю? Ты что, еще не поняла? У меня амнезия. Я ничего не помню ни о себе, ни о своей жизни. Я помню лишь свои сны, и во всех них был Стас. Я уверенна, что тот самый, которого ты считаешь своим парнем, - я решила, что лучше будет рассказать все сразу, ведь в предыдущий раз мне помогли после подобного откровения.
- Почему считаю? Так и есть. И вообще история какая-то странная. Ладно, будет время, отвезу тебя к врачу. Да, неудобно, конечно. Опять адаптироваться. Тебе что-нибудь нужно?
- Позови Стаса. Я хочу поговорить с ним. Наедине.
Я услышала, как она вышла из комнаты и стала с кем-то шептаться. Но я разобрала только конец разговора, говорила сестра: «… постарайся не удивляться и не надо, чтоб она волновалась».
Затем я услышала шаги и голос Стаса рядом со мной:
- Привет.
- Привет, Стас. Я так рада тебя слышать. Тебе, наверное, Саша сказала, чтоб ты со мной поаккуратней разговаривал. Но ты не обращай внимания. Я не буйная.
- Мне твоя сестра сказала, что у тебя вроде амнезия.
- Да. Я не помню то, что было, но помню то, чего не было.
- Это ты о чем?
- О своих снах. Я видела в них тебя. Они были разные. Возможно, в них даже был заложен тайный смысл. Но я не уверена, - мне почему-то захотелось вдруг рассказать ему все, как в самый первый раз, когда мы только познакомились. - И в этих снах ты относился ко мне по-разному. Ты раскрывал мне душу, любил и ненавидел, и даже два раза хотел убить, но не получилось. А я не хотела, но у меня получилось. Но в последний раз ты меня любил. И я, наверное, тоже полюбила тебя.
- Но ведь ты не знаешь меня, даже никогда не видела. И вообще, это только сны, они ничего общего не имеют с реальностью. Это всего лишь сны.
- Это моя жизнь! У меня ничего нет, кроме снов! Они и есть моя жизнь! Необычная и абсолютно нелогичная жизнь! Я всю ее переживала сама! И любила я по-настоящему!
- Просто тебе больше некого было любить. Ведь ты говоришь, что я был во всех снах, вот ты и влюбилась в образ, созданный и повторяемый твоим подсознанием.
- Знаешь что, образ? А хочешь, я расскажу тебе, как ты выглядишь?
- Ты не могла меня видеть. Ты вообще никого не могла видеть. Ты слепа от рождения. Так мне Саша говорила.
- Да?! Тогда, может, ты расскажешь мне, какого цвета небо на рассвете?! Или хотя бы, какого цвета у меня глаза?!
- Хватит, ты начинаешь истерику, а это ни к чему. Если хочешь, мы отвезем тебя к врачу, и он скажет, как вернуть тебе память, ты забудешь свои сны.
- Саша! - крикнула я зло, изо всех сил, - Быстрее!
Она прибежала, села рядом со мной и заботливо спросила:
- Тебе что-то нужно?
- Саша, какого цвета у меня глаза?
- Что? Они такие же, как всегда.
- У меня амнезия, я не помню, какими они были всегда, а в зеркало я посмотреть не могу, - зло выдавливала я слова.
- Они голубые, - тихо и обреченно ответила она.
- Голубые как что?
- В смысле?
- Ну, я ведь не вижу, так что мне нужно сравнение, чтобы поярче представить. Так что? На что похожи мои глаза?
- Я не знаю.
- Как что? Как небо?
- Нет. Хватит меня мучить! Я не виновата в том, что ты не видишь! - она уже готова была расплакаться.
- Как что?! - продолжала я на нее давить.
- Как лед, - твердо ответил мне Стас, а потом попросил Сашу выйти и продолжил говорить со мной.
- Зачем ты так с ней? Она ведь о тебе заботиться с тех пор как ваши родители умерли, я знаю, ей нелегко приходится. Она из-за тебя ни на нормальную работу не может устроиться, ни личную жизнь наладить. А ты, эгоистка, не понимаешь, на какие жертвы она ради тебя идет. И откуда в тебе эта злость?
И впрямь, чего это я? Первый раз устроила истерику, а даже сама толком не знаю, почему. Ведь не должна я так серьезно реагировать, особенно сейчас, когда знаю, что это лишь сон.
- Просто мне надоело остерегаться всего вокруг. А еще мне надоела темнота. И то, что мне не верят. В прошлом сне ты сказал мне, что готов поверить во все, во что верю я. А к хорошему быстро привыкают. И вот опять мне пытаются навязать жизнь, в которой я лишь случайная гостья. Для тебя все, что я пережила, это лишь сны. Я и сама не уверенна в их реальности и мало что понимаю в них. Но пыль тех дорог, что я прошла, навсегда останется в моих глазах. Так что не надо меня укорять тем, что я неблагодарная эгоистка и не ценю потуг моей сестры. Я знаю ее только полчаса.
Стас долго молчал, прежде чем ответить мне.
 - Не волнуйся. Мы отвезем тебя в больницу. Там тебе помогут справиться с амнезией. А пока приляг и отдохни. Мы не будем тебя беспокоить. Скажи, если тебе что-то понадобится.
Ну вот, отлично! Теперь меня считают сумасшедшей. Надо выбираться отсюда побыстрее. Но как это сделать слепой? И тут у меня появилась мысль.
- Стас.
- Что?
- На каком этаже мы находимся?
- На двенадцатом.
Удача была на моей стороне.
- Пожалуйста, открой окно и подведи меня к нему.
- Зачем?
- Хочу подышать воздухом и успокоиться.
Он взял меня за плечи и вел, пока я не уперлась руками в подоконник. Потом я услышала звук поворачивающейся ручки. В лицо ударил холодный ветер. «Зима», - безошибочно определила я.
- Стас, принеси мне воды и попроси у Саши успокоительное. И извинись перед ней за меня.
Я услышала, как он вышел. У меня было совсем мало времени. Но я должна была успеть. Быстрым движением я подтянулась и встала на подоконник, взявшись руками за оконную раму, шагнула на заледеневший карниз голыми ногами. Морозный воздух мгновенно окутал все мое тело, ветер развевал волосы. На несколько секунд я остановилась в неуверенности. А вдруг я ошибаюсь? Если это не выход? Если мне придется потом жить слепой и прикованной к постели? Но я вспомнила, что у меня совсем немного времени. И сделала шаг.
В этот момент чьи-то руки схватили меня и потащили вверх. Стас усадил меня на подоконник и закричал:
- Ты что?! Ты что делаешь?!
- Зачем ты помешал мне? - спросила я холодно. - Разве я просила?
- Но смерть - это не выход!
- Я знаю. Я и не собираюсь умирать. Я просто хочу проснуться.
Я знала, что смотрю ему в глаза, хотя и не видела их. Он молчал, только дышал глубоко. Видимо, побежал, когда увидел меня на карнизе. А может, просто от пережитого стресса. И тогда он показался мне тем самым, моим Стасом, с которым мне обиднее всего было расставаться. Я протянула руку и коснулась его щеки. Потом решилась и поцеловала его.
Открыв глаза, я оказалась на том же самом обрыве. Рядом со мной был тот же самый Стас. И мы смотрели на тот же самый закат.
- Ты заметил, что я уходила?
- Нет. Но я знал это.
- Хочешь, расскажу, что со мной было?
- Нет. Я знаю это.
- Откуда?
- Я знаю немного больше, чем ты.
- И не мог мне рассказать?
- Это было бы неправильно. И ненужно. Это и сейчас не нужно. Но сейчас я хочу быть с тобой максимально откровенен. Так что спрашивай.
- Скажи, где я? Это сны? Или бред? Или что? Я должна узнать!
- Я не имею права говорить.
- Тогда расскажи о другом. Почему ты в каждом сне был разным? Почему относился ко мне иначе?
- Потому что это был не я. Иногда мне давали вмешиваться, но по большей части ты сама меня придумывала.
- Кто давал? И как я могла тебя придумать? И что это за игры с тайным смыслом?
- Я отвечу только на последний вопрос, ты уж не обижайся. Ты можешь верить в то, что за всеми этими снами что-то стоит, а можешь не верить. Я просто разложил перед тобой первый вариант, рассказал, как бы это могло быть. Человек сам решает, забыть ли сон или кинуться к соннику, искать на его страницах ответы. Я просто дал тебе почитать сонник. У тебя есть вопросы менее глобального масштаба?
- Может, ты знаешь, почему я проснулась именно так?
- Опять ты за свое! Ну ладно, полистаем так полюбившуюся тебе книжку. Я ведь говорил, что этот мир - равнодушие. А ты вышла за пределы равнодушия и вернулась в любовь.
- Так значит все, это конец? Это и есть реальность?
Услышав мой вопрос, он грустно вздохнул.
- Ты не представляешь, как бы я хотел сказать да. Но я не вправе. Ты должна решить сама. Так вот, этот мир может стать твоей реальностью. Твои желания не будут моментально исполняться, но этот мир будет приближен к идеальному миру, который создает твое подсознание.
- И ты?
- Нет. Я больше не часть твоего мира. И абсолютно не завишу от твоего подсознания. Но я люблю тебя и очень хочу остаться в твоем мире.
- Это очень хороший путь. Но ты сказал, что он не единственный.
- Ты права. Есть и другой путь. Он приведет тебя в настоящую реальность. С проблемами, суетой, болезнями, смертью. И без меня. Но она будет настоящей.
Вы, наверное, удивитесь: как можно сравнивать воплощенную мечту с реальностью, выбор ведь очевиден. Но я задумалась. Я всегда считала, что нет ничего хуже фальши. А если фальшь настолько приятна, что хочется в нее верить? Нет. Это все равно фальшь.
- Стас, не знаю, простишь ли ты меня. Я должна уйти. Не хочу, но должна.
- Я прощу. Ты ведь сможешь вернуться. Только ты не торопись. И возвращайся, когда придет время.
- А как мне уйти? И когда?
- Сейчас. А путь тебе знаком, - сказал он, посмотрев на край обрыва.
- Так страшно? А можно проще?
- Нет, никак нельзя. Я один раз уже упростил тебе переход. Сейчас ты должна вырваться. А для этого чувство должно быть очень сильным. Здесь подходит только страх. Причем именно страх смерти.
Я вплотную подошла к краю и обернулась.
- Я вернусь?
- Конечно. Я и глазом не успею моргнуть. Да, кстати, я тебя прощаю.
Я даже не стала спрашивать, за что. Вместо этого ответила:
- Кто, если не ты, меня сможет так часто прощать.
И я сделала шаг с обрыва. Падать было очень страшно, я даже на себе ощутила заезженную фразу о том, как кровь стынет в жилах. И вот, в тот момент, когда я должна была коснуться воды…
Я проснулась. Рывком. Как обычно просыпаются от самых страшных кошмаров. Я осмотрелась и увидела, что лежу на кровати, судя по всему, в больничной палате. Свет был выключен, но я видела воткнутые в мои руки проводки от капельниц и какого-то незнакомого прибора, издававшего мерзкий писк. Я стала освобождаться от них, попыталась встать и упала. Где-то это уже было, не находите? А в это время я заметила приближающуюся к моей койке заспанную медсестру. Ее глаза округлились при виде меня, она засуетилась, помогая мне лечь обратно в кровать, и залепетала:
- Господи, вы пришли в себя! Как же это здорово! Господь все-таки услышал все их мольбы. Ой, я, наверное, что-то не так говорю. Вы не слушайте, я только второй день на дежурстве. Вы только не судите их строго. Они ведь не знали, они уже отчаялись. Столько времени прошло.
- Что? Кто они? И за что я должна их судить? Вообще, где я?
- Вы в больнице. Вы год провели в коме. И завтра, - она посмотрела на часы, - нет, уже сегодня утром вас должны были отключить от аппарата жизнеобеспечения. Но вы очнулись. Это просто чудо, что вы очнулись вовремя! - кажется, она искренне радовалась моему спасению. И действительно, совсем молоденькая, наверное, только закончила учиться, и блеск в глазах еще не угас под завалом рутины.
И тут я начала вспоминать. Авария. Да, это была авария. Я ехала очень быстро, даже не смотрела на спидометр, слишком поздно затормозила, а на дороге был гололед. Вспомнила этого парня, всего в крови. И как лед под ним тоже окрасился красным. И как сама потеряла сознание.
Боже, целый год! Целый год прошел с тех пор. Мои родные успели похоронить меня. А я успела прожить целую жизнь, даже несколько, и родиться снова. Правильное ли решение я приняла? Стоило ли мне возвращаться в мир, где для меня больше нет места? Этого мне не дано знать. Я знаю лишь, почему я вернулась. Потому что Он простил меня. Но стоит ли мне оставаться здесь без Стаса? Ведь он же черным по белому когда-то написал: «Буду ждать тебя наверху». Но тут я вспомнила другую фразу: «Если одного из нас не станет, другой доживет за двоих». Я обещала.