Ромашки на задворках, часть 5

Ромашки на задворках, часть 5.

Это случилось в начале мая две тысячи первого года. В квартире Бориса Николаевича раздался телефонный звонок. Борису Николаевичу мало кто звонил, и он лихорадочно стал вычислять: кто звонит. Он взял трубку и услышал Галин голос: «Хочешь, приеду?»
Сердце Бориса Николаевича дрогнуло: господи, сколько лет прошло, а кажется, будто вчера…Когда-то Борис Николаевич был знаком с матерью Гали. Потом, когда она умерла, защищал её от хулиганов, помог поменять квартиру, они жили вместе, но наивность Гали порой ставила его в тупик. Например, отослал, что положено, прежней семье, высчитывает рубли до получки, а она звонит из парикмахерской, и, оказывается, что ей нужны деньги, и придется отдать половину того, что осталось до получки.
В конце концов, Галя ушла к более покладистому и молодому Виктору.
Вскоре Борису Николаевичу посчастливилось перейти на работу в более солидную фирму, жизнь стала налаживаться. Галя устроилась массажисткой для работы за границей, и Борис Николаевич горько пожалел о разрыве между ними.
Теперь, когда Галя возвращалась из-за границы, Виктор сам звонил ему и интриговал сообщениями: «А Галочка из Австрии вернулась. Выглядит классно! Сейчас в тренажерном зале фигуру поддерживает».
Борис Николаевич от досады едва не скрипел зубами, представляя Галю, а в разговорах по телефону с ней приглашал в гости, но она отшучивалась: «Лучше уж вы к нам».
А потом случилось невероятное. Как-то ему позвонил Виктор и с трепетом в голосе сообщил: «Галя продала квартиру, вышла замуж за грека и уезжает на родину мужа».
Борис Николаевич сначала со злорадством подумал про Виктора, что и его в конце концов бросили, а потом и о самой Гале: попалась детка. Он был уверен, что грек Галю облапошит. Это над ним, Борисом Николаевичем, она так вольно издевалась.
Но тем не менее, он ответил Виктору: «Я только не понимаю – зачем было квартиру продавать? Сдавала бы лучше. Мало ли что? А если грек бедный, зачем было замуж идти?»
Голос Виктора принял трагические интонации: «А ты думаешь, она что-нибудь петрит? А грек этот самый мошенник по виду на все сто. А я, дурак, ей ремонт сделал, финскую сантехнику поставил. Думал, будем квартиру сдавать пополам. А она говорит, фирму они собрались создать там, в Греции. С девочками. Ленку Семихову к себе берут. Она, Ленка, говорит, пришла к ним на встречу в кафе, предложили одну чашку кофе, о контракте понятия не имеют, бизнесмены хреновы. И в квартиру меня больше не пускают. А у меня там вещи есть».
Придя в себя после разговора с Виктором, Борис Николаевич стал звонить Гале. Дозвонившись, пытался вразумить, поговорить с ней, запретить продавать квартиру, но она на первых же словах обрезала его: «Мне некогда», - и положила трубку. И вот, сколько лет прошло, теперь она позвонила сама. Предлагает встретиться.
Борис Николаевич, сразу же сообразив, какими последствиями это чревато, всё же ответил: «Ладно, приезжай».
Через некоторое время в дверь позвонили. На Гале был довольно приличный костюм, а под глазом вырисовывался синяк. Галя, уловив его взгляд, стала оправдываться: «Этот синяк мне полицейский поставил. Он приставал ко мне, а я его отпихнула, а он мне в глаз дал. Потом ещё за сопротивление полицейскому в кутузку отвели. В наручниках. После наручники сняли, но отправили в Россию».
Борис Николаевич удивился такому повороту событий в жизни Гали и воскликнул: «И что же, муж не смог тебя защитить? Ведь он вроде врач, имеет вес в обществе?»
Выражение лица Гали ожесточилось, и она ответила: «Ты не знаешь, как там русских не любят! Там такие законы зверские против всех, кто не входит в Шенген! А остальных защищают, как у себя дома. На нас, прочих, глядят как на рабов. Едешь в автобусе, обязательно кто-нибудь обматерит, если узнают, что ты из России. А, говорят, проститутка! Некоторые прямо в лицо плюют.
А что сделаешь? Наши приезжают по контракту официантками, а оказываются в борделе. И ничего не сделаешь, есть-то хочется».
Борис Николаевич невольно представил себе дочь Ельцина, Дьяченко, как она, по описанию «МК» на собственном самолёте летает в Париж к парикмахеру, а Гале сказал: «Неужели нельзя к консулу обратиться, чтобы вырваться из этой вонючей Греции?»
Но Галя с сарказмом обрезала: «Какой консул? Какая Россия? Можно подумать, здесь лучше? Разве мало по телеку показывают, как здесь от отчаяния идут в проститутки?
Только дурой не надо быть. Законы знать. За греков не выходить. У них такое правило, если иностранная жена надоела, подаст на развод, даже, если прописана, и тебя выдворят из страны.
Они-то охотно женятся на девушках из СНГ, но смотрят на них как на рабынь. Чуть что не так, выгоняют и находят девушку помоложе и покрасивей. Я когда в кафе работала, думали, я гречанка, так мне там один хвастался как бьют свою русскую жену. Ещё хуже, если у албанцу попадешь. Тогда совсем хана. Согласится какая-нибудь дурочка к нему домой поехать, и всё. Назад не выпустит, заставит проституткой работать. Одна пыталась вырваться, так ей живот полоснули, песком набили и на дорогу выкинули».
Стоял яркий солнечный день. За окном царила демократия, но Борис Николаевич вспомнил старые времена, когда за границей, если узнавали, что ты русский, то тобой восхищались.
Но есть ещё бог. Может быть, мы за свои грехи на данный момент достойны такой участи? И Борис Николаевич сказал: «Поедем в Сокольники, отметим встречу. Что толку говорить о плохом?»
Как же хорошо было в этот майский день на воздухе! Они сели в открытом кафе за столик, Борис Николаевич заказал бутылку красного и две порции шашлыка с соусом. Тут Галя сказала: «Как жаль, что ты не был в Греции. А знаешь, там хорошо. Апельсины прямо на улице растут. Познакомился бы с моим мужем Йоргасом, его другом Балем. Он писатель. Поговорили бы о литературе».
В это время к ним подсел парень слегка потрепанного вида и спросил: «Мужик, можно я с твоей дочкой побеседую?»
Перед этим подошедшим отщепенцем Борис Николаевич был в щекотливом положении. Отшить сразу? Подумает ещё, что он ревнует, поскольку старше по возрасту. Быть смешным не хотелось. И он ответил: «Ладно, говори, пацан, только покороче, у нас дел много».
Но тип, судя по всему, не спешил. Он самодовольно стал что-то доказывать Гале, она сначала улыбалась, а под конец, даже отстранилась. Наверное, предложил пойти с ней. В конце концов, Борис Николаевич не выдержал, подошел к Гале, сказав, «нам пора». Они стали выходить и кафе, а типчик куда-то исчез.
Борис Николаевич всё же сказал: «Вот хам! Видит, люди сидят, так нет, надо подсесть!»Галя примирительно улыбнулась и сказала: «Но видишь, я с ним не пошла. С тобой осталась».
Но Борису Николаевичу стало страшно от улыбки Гали. Что-то в ней скользнуло от слащавости бомжихи. Борис Николаевич сказал: «А раньше ты была в лучшей форме… Что-то ты расслабилась, девочка»
Галя ожесточилась: «Так, когда это было?».
Борис Николаевич ответил: «Помнишь, когда мы втроем с Виктором встретились на вокзале, ты ещё сказала, что выучилась на массажистку…А я спросил, не противно ли будет всяких стариков обрабатывать? Ты ответила, что порой и мальчишки попадаются…И глаза у тебя блестели!
А, когда с греком первый раз в кафе встречалась, тебе не понравилось, как он пахнет, и ты посоветовала ему почаще мыться и ушла…Помнишь?
Кстати, а что тогда случилось в Саудовской Аравии? Мне Виктор звонил, я понял, ты устроилась в липовую фирму, они тебе всё оплатили, а ты их кинула?»
Галя всё с той же слащавой улыбкой, не достойной её прежнего уровня, сказала: «Не так всё легко обошлось. Звонили потом, деньги требовали. Угрожали. А Лене, которая со мной ездила, пообещали в институт сообщить, что она там проституцией занималась, и она им отстегнула».
Борис Николаевич ответил: «Но тогда ты выглядела на уровне. Была самоуверенней. А сейчас у тебя вид какой-то виноватый, как у побитой собаки, можешь обижаться на меня, но это так».
Галя воскликнула: «Я в Греции два года ничего не делала. Этот Йоргас, свинья, работать запрещал. А знаешь, какие заказы были выгодные? В одном месте официанткам платили по пятьсот баксов за смену. Я хотела учиться на курсах иностранных языков, Так этот рабовладелец запретил. А его дружок внушал: «Ты здесь никто».
Тут Галя неожиданно рассмеялась своим воспоминаниям: «Один раз я устроилась в кафе без его разрешения, а Лера передала мне, что он меня разыскивает. Я побежала домой, смотрю, а он по улице навстречу идет. Я отвернулась и бегом домой. А он вернулся и стал меня ругать, а я ничего не ответила. Но мне весело было. А вообще, в Греции хорошо жить, и люди хорошие».
Но Борису Николаевичу не было весело. Он сказал: «А что же ты тогда здесь, а не там? Почему же он на тебя за два года гринкард не оформил?»
Галя вздохнула: «Да была у меня зеленая карта, только один раз я стояла на остановке, а какой-то парень на мотоцикле выхватил у меня сумочку с этой самой картой».
Борис Николаевич вздрогнул, но ответил: «А что, восстановить нельзя?»
Галя загрустила: «Но к тому времени я уже поссорилась с мужем, и он стал оттягивать оформление дубликата…»
Подозрения Бориса Николаевича усилились, и он спросил: «А сама что, не могла оформить?»
Галя воскликнула: «Умный какой! Всё тебе просто, а я жила у Йоргаса, и он должен был поручиться за меня, а иначе раз, и вышвырнут и страны! Одна девушка русская побольше меня там прожила, а поругались из-за мелочи, и нет уже её там»
Борису Николаевичу стало не по себе от такого отношения к русским девушкам в Греции, которую мы когда-то освобождали от завоевателей, и особенно остро почувствовал унижение, в котором находилась теперь Россия. И защиты ждать неоткуда.
Но Гале он сказал: «Как я понял, у вас с мужем отношения были нормальные, так что же случилось?»
Галя с видом непоправимости случившегося ответила: «Я ему изменила».
Это было что-то! Он даже посмотрел на Галю: не ослышался ли он? Но вид у неё был невозмутимый. Он не понимал, как, находясь в таком зависимом положении, она решилась на измену. А Галя как ни в чем ни бывало продолжила: «Я изменила ему с его же другом нарочно так, чтобы он знал».
Видя его реакцию, Галя воскликнула: «А что было делать, если работать он не разрешал? А что, я рабыня, если он ночевать домой не приходит? А я пошла к Лере, и мы вчетвером, она со своим другом, я с приятелем Йоргаса, пошли в кафе, песни горланили, гуляли, а потом в массажном кабинете согрешили». Борис Николаевич оторопело смотрел на Галю, спросил: «И что, потом ты вернулась к мужу?»
Галя несколько стушевалась, припоминая то, что было: «Нет, я сначала хотела остаться с этим приятелем Йоргаса, он мне раньше такие комплименты отваливал, а когда всё случилось, сказал, что я сама пошла на это, а он меня содержать не может».
Борис Николаевич поинтересовался: «И что же ты?»
Галя вспылила: «А что мне оставалось делать по-твоему?»
Бориса Николаевича вдруг пронзило щемящее чувство жалости к Гале. Он как бы представил её идущей по тонкому льду жизни или в сумерках среди змей…Для Бориса Николаевича, с его политизированным мышлением, в лице Гали погибал потенциал русского народа. И какой потенциал!
Отец у Гали был физиком. Мать закончила МГИМО. Но после смерти бабушки мать попала в психушку, а отец ушел к другой. И Галя в шестнадцать лет устроилась почтальоном. Подонки же по дому вышибали дверь, пользуясь тем, что она одна, чтобы устроить в её квартире бардак.
Борис Николаевич особенно помнил ту ночь, когда у Гали на следующий день должен был состояться квартирный обмен, а он сидел до самого утра с отверткой в руке, на случай, если какой-нибудь подонок ворвется без спроса. А Галя как раз познакомилась с итальянцем и говорила Борису Николаевичу по этому поводу : «Ты знаешь, он мне ни за что целую коробку парфюмерии подарил… Вот бы жить в Италии…И двери бы никто не вышибал».
И Борис Николаевич спросил Галю: «А что тебе Йоргас сказал, когда ты вернулась к нему?»
Галя с воодушевлением ответила: «А ничего. Даже лучше стал относиться. И даже учиться разрешил».
Борис Николаевич внутренне ожесточился против Йоргаса, потому что был уверен, что тот не простил Галю и ждал случая отомстить. И он спросил Галю: «А как же ты попала в тюрьму?»
Галя выпалила: «Как-как? Подралась с полицейским, приятелем Йоргаса».
Борис Николаевич поинтересовался в ответ: «Что же он, приставал к тебе?»
Галя ответила утвердительно.
Но потом, заметив, как Борис Николаевич опустил голову, продолжила: «Я с ним согласилась встретиться не по своей воле, а по настоянию Йоргаса. Они насчет моей гринкарты договаривались, чтобы я с ним в кафе встретилась…»
Борис Николаевич подумал, как же она наивна, если не знает, что полицейские служат для того только, чтобы ловить преступников, а с оформлением гринкарты ходят в департамент, а не в кафе. Борис Николаевич так и сказал: «Но ты-то хоть не думала, что гринкарту оформляют в кафе?»
Галя сказала: «Но ведь и Йоргас должен был быть в том кафе. Он просто опоздал».
_ А что, он и раньше в важные моменты опаздывал?
_ Да нет. Раньше не опаздывал. А его приятель дал мне на подпись какие-то бумаги, а потом предложил трахнуться в туалете с ним и его приятелем. Он взял меня за руку и отвел за выступ в туалете. Где умывальник. Стал платье задирать…А я до того разозлилась, что я для него хуже проститутки, что пнула по голени носком туфли. Он от неожиданности сначала взвыл, а потом закричал, стукнул по лицу. Я тоже в долгу не осталась…Тут прибежал напарник, собрались посетители, один даже пытался меня защитить… Но полицейский сказал, что я русская, живу нелегально, а он меня задерживает…Я закричала, что это неправда, что он хотел меня изнасиловать, но тут одна старуха начала кричать, что России больше нет, а русские девушки работают проститутками, потому что им нечего есть…В зале стало тихо. А на меня нашло какое-то безволие…Я позволила одеть на себя наручники. Села с ними в машину, и оказалась в тюрьме. А тот мужчина, что заступался, посмотрел на меня с сожалением.
- А что толку? Какая разница, кто как посмотрел, если это новая власть в России ничего не даёт, а только отнимает? Вот и свободу слова отняла.
- А ты что, хотел бы жить при Сталине?
- Да уж лучше при Сталине, чем так, как теперь…Тогда хоть все были равны и каждый мог стать кем хочет, на сколько мозгов хватит…
- А как же несправедливость по отношению к генетику Вавилов?
- А почему ты не берешь в расчет то, что было создано? Авиационную промышленность, сталелитейное дело, музыку, спорт? Ну проморгал Сталин Вавилова. Так ведь никто не застрахован от ошибок!
- А как же ГУЛАГ?
- А что ГУЛАГ? Там тоже люди жили.
- А я бы не хотела там оказаться…Все говорят, что туда ссылали несправедливо.
- А кто, по-твоему, войну выиграл?
- При чем здесь война?
- Я понял, что тебе это до лампочки…
- А то нет. Я таких рассуждений наслушалась ещё в школе. А как-то пошла с Катькой на Красную площадь, а там иностранцы группой стоят, смотрят насмешливо. Я взглянула на себя их глазами, и верно – пальтишки на нас так себе, ботинки не модные…
- А что сейчас, обращают внимание, кто в каких ботинках ходит? Я посмотрел в аэропорту, иностранцы хуже нас одеты, а всё равно людьми смотрят, а нас опустили до страны третьего мира…При Сталине тебя с твоим знанием иностранных языков считали бы героиней…
- А мне это надо? Единственно чего я хочу – так это нормально жить.
- Вот-вот. Все хотят хорошо жить, а начинают с обратного, уничтожая всё и вся. Делай что хошь, грабь народ. Когда над нами власть, которая грабит.
- Зато сейчас можно обо всём свободно говорить.
- О чем говорить, если людям зарплату месяцами не платят? И почему, когда, например, говорят про войну, то её выиграл народ, а кем бы был наш народ без Сталина?
- Ладно, хватит, надоела эта политика. Дай отдохнуть.
- Я помогаю тебе только потому, что вижу в тебе декабристку. Ты, как и они, продала квартиру и махнула в неизвестность, вслед за мужем. Хоть тот и оказался подонком. Но ты ему отомстила не взирая на суровые законы страны. За это тебя можно счесть блаженной. Но этого мало. Я более чем уверен, твой Йоргас устроил тебе в кафе ловушку. Выхода у тебя не было. Согласись ты с требованием полицейского, он так и так застукал бы тебя с ним и выслал в любом случае. Когда он, кстати, явился?
- Да где-то через полчаса. Но ведь он же приехал потом ко мне в тюрьму, сказал, что нанял адвоката.
- А ты видела этого адвоката?
- Нет.
- А кто-нибудь предлагал тебе помочь?
- Да. Было дело. Один молодой красивый грузин. Надзирательница сказала, что их диаспора может за меня заплатить. С тем, что я потом отработаю. Но я отказалась.
- Молодец. Хоть тут ты права была. А то вдруг тот грузин оказался бы не грузином, а албанцем…И мы бы тебя больше не увидели…
Они уже подходили к дому и Борис Николаевич взволновался, представляя, что сейчас последует…Голова кружилась от мыслей, что он может к ней прикоснуться…
Когда вошли в квартиру, позвонил Виктор. Он как ворон кровь чуял приезд Гали. И словно в отместку, Борис Николаевич заявил: «А Галя приехала и находится у меня».
Виктор попытался выяснить обстановку: «Что в гости или что-то случилось?»
Борису Николаевичу не хотелось врать, и он рассказал правду о причине Галиного явления.
Виктор, преодолев препоны злобы и ненависти к Гале, уже с нескрываемой радостью от того, что оказался прав в своих предположениях о ней, заявил: «А ты гони эту сучку. Зачем она тебе? Я как в воду глядел по поводу этого урода. Он ведь и впрямь урод. Ты хоть видел его?»
Борис Николаевич ответил: «Нет. Не видел».
А Виктор всё продолжал кричать с той же интонацией: «Твоё счастье, что не видел. Урод из уродов. Мне просто плохо стало, когда он у Гали появился, «Скорую» вызывали. Так этот ублюдок, сказал, что он тоже врач и вызвался мне помочь. Пред Галей старался, в благородного играл. Мне ещё хуже от этого стало, слава богу, врачи сказали, чтобы не мешал».
- Слушай, а может, тебе показалось, что он такой, из-за того, что Галю увёл?
- Да ты поговори хоть с Ленкой Свешниковой! Они же и её с собой звали в Грецию. Но девчонка оказалась умнее… Сейчас живет припеваючи…А про Йоргаса с первой же встречи сказала, что он похож на афериста или картежника…
- Но Галя говорит, что ей там дали в Греции гринкарт, а деньги лежат в греческом банке…
- Ты рассуждаешь как ребенок…Если деньги в банке, что мешает их вызволить, перевести сюда хотя бы по электронной почте?
- Ладно. Поживём-увидим.
- Да ты что, сбрендил? Хочешь опять приютить её у себя? Мало тебе? Она же как змея. Пригреешь – ужалит.
- А ты что хочешь, чтобы я выгнал её на улицу? На гибель?
- Так ей и надо. Пусть идёт на панель. Там тьма таких умных и решительных. Я же ей как дурак, ремонт сделал! Квартира в пятнадцати минутах от центра была! А у меня атлас там оставался, он один тысячу рублей стоил.
- Жалко, конечно. Я тоже тогда ей звонил, а она трубку клала…
- А знаешь, чем её взял этот урод? Просто так денег дал – аж пятьсот баксов! А потом этот шулер просто так забрал у неё двадцать две тысячи за квартиру – сорвал куш, подлец!
- Но про деньги пока не ясно. Погоди, может еще можно их вернуть…
- Ты что, дурак? Если бы деньги были – поехала бы она к тебе? Не вспомнила бы даже.
Но Борис Николаевич знал, что у Виктора предвзятое отношение к Гале, хотя тот и сам был хорош – когда Галя уезжала за границу, живя с ним, пускал к себе разных иногородних потаскух. Но курьёзней всего был случай с Катькой, Галиной подругой. Она работала в конторе по обслуживанию интимных услуг, и как-то подхватила болезнь. И Виктор, сдав анализы и получив отрицательный результат, сразу же позвонил Борису Николаевичу, вещая с таким пафосом, как будто не его личное дело решилось, а отведена смертельная угроза от всей страны: «Понимаешь, эта дура пренебрегает элементарными приёмами защиты. И ещё приехала ко мне!»
И досконально объяснил, какая эта Катька дура, что как каста ниже его на
несколько порядков, едва не подставила его, такого крутого.
Конечно, Виктора можно понять. Если бы не этот грек, он сдавал бы Галину квартиру, когда Галя была в отъезде, и катался бы как сыр в масле, привечая иногородних девушек, с которыми списывался по газете.
Борис Николаевич тем не менее с твердым убеждением в своей правоте завершил беседу: «Но нет, Галю я не выгоню». На что тот ответил: «Смотри, пожалеешь».
Позже, когда Борис Николаевич пытался ненароком обнять Галю, та испуганно отстранилась: «Ты что? Я же замужем».
Борис Николаевич мгновенно отрезвев, только скрипнул зубами, подумав: Виктор всё-таки прав. Дрожащим от волнения голосом он спросил: «И что? Между нами теперь ничто не возможно?»
Галя с непосредственным видом ответила: «Конечно!»
Борису Николаевичу стало больно, что опять поддался на её чары, и хотелось выгнать её прочь. Вышел в туалет и подумал: а что, если выгнать прямо сейчас? Но тут вспомнил, какой она была в школе, когда впервые увидел её, и эти воспоминания вытеснили всё остальное как постороннее.
На миг он представил Галю, выгнанную на улицу, одинокую, не приспособленную к людской подлости, и щемящая жалость пронзила его.
Он сказал Гале, что Йоргас вряд ли шевельнет хотя бы пальцем, чтобы вернуть её в Грецию, на что Галя ответила:
- Нет. Он сказал, что добьётся в посольстве, чтобы мне дали визу на въезд.
- Что, и денег пришлёт?
- Да, и денег вышлет. Я сообщила ему твой адрес и телефон. Придется тебе оплатить минуту разговора. Всего- то пятнадцать рублей.
Эти грубые, покровительственные нотки особенно задели его. Он пробовал ночью заснуть, но не мог. Часа в четыре утра заглянул в комнату к Гале: она лежала, раскинувшись, в своём тренировочном костюме. Так хотелось прилечь рядом. Но он сдержал себя, пошёл к себе, думая, что лучше – лечь спать, или уже не ложиться? Но ещё рано. Тут мысли дали обратный ход: а что он мучается? Это же самая настоящая пытка так жить рядом с ней. Здоровье его будет подорвано. А кому он тогда будет нужен? А у него есть ещё обязанности по отношению к своей прежней семье. Настоящей. Что-то закололо в правом боку, сердце сдавило.
Не в силах унять мысли, он начал прогуливаться по коридору. Тут вышла Галя и направилась в ванную. У него возникло ощущение, что он едет в поезде и вот мимо него идет незнакомая, чужая женщина, чтобы удовлетворить свои потребности. От неё веяло холодком отчуждения.
Борис Николаевич, чтобы перекинуть мостки общения, сказал: «Но ведь ты со своим больше не увидишься! Тебе же дали запрет на шенген на пять лет!»
Но Галя независимо парировала:
- Йоргас делает документы на брак со мной и всё оформит. А общаться мы будем пока по телефону.
- А платить будешь ты?
- За разговоры плати сам. Мне Йоргас дал в дорогу сто долларов, но я их истратила. А из банка пока деньги взять нельзя. Ты заплати, потом сочтемся. У тебя что – пятнадцати рублей нет?
Борис Николаевич почувствовал себя идиотом. А какие радужные планы строил! Вот она приехала из Греции богатая, с деньгами, как раньше к Виктору из Швейцарии. Зачем ей жить в гостинице? Там за номер берут бешеные деньги. Встретил как следует: приготовил мясо, вино. Она ещё с видом знатока заметила, что вино неплохое, что они часто с Йоргасом его покупали. Думал, расслабится после вина, и тогда…
Борис Николаевич тем не менее пискнул в ответ:
- Откуда у меня деньги? Это ты у нас богатая. Я последние вчера на встречу с тобой истратил.
- Я разговаривала с ним не больше минуты! Тебе что же – жалко пятнадцать рублей?
И Галя с независимым видом ушла к себе. Борис Николаевич почувствовал некую солидарность с Виктором, выкрикивавшим: «Да гони ты эту суку!»
И даже прилег и задремал, благо была суббота, и на работу спешить было не надо.
Но в шесть часов утра короткими лающими междугородними звонками зазвучал телефон. А Галя будто ждала – как лошадь рванула со старта. Подбежав к аппарату, торопливо зачастила в трубку, выкрикивая фразы на непонятном, чужом языке. Иногда слова перемежались русским матом. Телефон стоял рядом с входной дверью, и Борис Николаевич, какое это впечатление может произвести на жильцов подъезда. Он постарался прикрикнуть, чтобы говорила тише, но после этого, как ему показалось, вибрирующий тон разговора только усилился.
Наконец, разговор прервался из-за того, что у телефона иногда отходил проводок. Галя завизжала: «У тебя что – телефон не работает?», - с самыми обличительными нотками в голосе. Так что Борис Николаевич немедленно бросился к телефону и поправил его. Ему и самому было интересно узнать, чем закончится этот разговор. В конце беседы Галя что есть силы шваркнула трубку на рычаг. Борис Николаевич не выдержал и заметил: «А что, полегче трубку нельзя класть?»
Но Галя не обратив внимания на его слова, скрылась в комнате.
Борис Николаевич немного походил по коридору, потом , не выдержав, заглянул к ней: Галя в спортивном костюме, лежа поверх покрывала, мирно посапывала. Будить было жалко. Тем не менее, он потряс её за руку. Галя завизжала что есть силы: «Отстань» Я спать хочу».
Борис Николаевич тоже повысил голос и сказал:
- А я хочу знать, пришлет он тебе денег или нет! Сделает вызов или нет?
- Ну нет у него денег! А что насчет оформления брака - возникли сложности. Эти чиновники не хотят подписывать.
- Знаешь что? Они там за границей очень хорошие люди. Очень цивилизованные! Вот синяк тебе поставили. А ты всё верна этому Йоргасу, мучаешь меня, что хоть беги из собственной квартиры.
- Я бы ушла. Но куда? У меня нет денег…
- У тебя были подруги в конце концов! Почему именно я жертва, когда этот подонок муж наверняка смеется над тобой и только делает вид, что хочет помочь!
Галя трагическим голосом как на сцене завыла:
- Я убью тебя!
- А зачем меня убивать? А меня не надо убивать! Я-то тебе никто. А со своими делами разбирайся сама! Продала квартиру, так расхлебывай!
Борис Николаевич ходил, меряя комнату широким шагом и выкрикивая все ругательства, которые только мог вспомнить. А та, взяв в руки икону, плакала, лежа на диване. В это время опять зазвонил телефон. По разговору Борис Николаевич понял, что это опять Йоргас. Галя говорила в трубку со слезами и почему-то по-русски: «Ты там медлишь, а мне тут жить невыносимо!»
Потом передала трубку Борису Николаевичу:
- Иди, он поговорить хочет.
Йоргас заговорил, и Борис Николаевич с особой остротой понял, как бесчеловечен мир вокруг Гали, как невыносим настолько, что в нем можно задохнуться. Под конец Йоргас сказал: «Вы там ребята хорошие. Дали этой шлюхе. Добавьте ещё!»
Борис Николаевич хотел угадать психологию женщин – почему они так позволяют себя унижать всякого рода подонкам. А что за психология у негодяя, втаптывающего в грязь женщину? Да так, чтобы другим ничего не досталось. Но вместо сочувствия у него вырвалось:
- А этот, твой, думает, что тебя здесь избивают! И советовал дать еще.
- Не может быть! Ты врешь!
- А ты сама спроси у этой свиньи, говорил он это или нет.
Галя взяла трубку, но в ней уже раздавались короткие гудки. Борис Николаевич сказал как отрезал:
- Или раздевайся или уматывай к своим хорошим людям. А то у тебя все хорошие кроме меня.
- Ты не умеешь просить. Иди, ложись, я сейчас приду.
Душа Бориса Николаевича вновь всколыхнулась надеждой. Она наполнилась нежностью . Он понял, что Галя строила серьезные планы насчет своего подонка-мужа. Можно было смеяться над её глупостью, но не над верностью. Но он ещё докажет Гале, чего он стоит. И если всё сложится, они вместе купят новую квартиру.
Размягченный такими мыслями, он весь отдался близости с Галей. Но вдруг опять зазвонил телефон, и Галя как полоумная рванула к нему. Борис Николаевич был в шоке. Он подскочил как ужаленный, матерясь в адрес Гали. Он опасался из-за таких штучек стать импотентом.
Галя спокойно ответила: «Иди. Это тебе звонят. Какая-то женщина».
Это звонила дочь, шутливо поинтересовавшись: «Что это за девушки заблудились у тебя в квартире?»
Борис Николаевич промямлил: «Это знакомая одна по ЛИТо. Стихи разбираем».
Дочка пошутила: «Знаем мы ваши стихи».
После разговора Борис Николаевич закричал на Галю, приказав ей убираться ко всем чертям. Галя сказала:
- Ладно. Всё поняла. Больше не буду подходить к телефону в такие моменты.
Борис Николаевич вновь прилег рядом с Галей. Кое-как успокоился, но душевной близости уже не чувствовал. Полез грубо, думая только о себе с пренебрежением к Гале: мол, как ты не рыпаешься, дура, а я своё получу.
Толчок, ещё толчок. Но вдруг щемящая нежность опять сдавила душу. Он сжал Галю, впившись в неё губами, но вот всё кончилось в сладких спазмах, и Галя, уловив этот момент, выскочила вон. И он со стоном сжав Галю, освободился от тяжких оков желания. Вновь почувствовал себя свободным от всей этой дури в мозгах, унижающей и делающей рабом перед женщиной, чтобы в угоду им стать другим, более ничтожным человеком.
Галя сказала: «Ты должен мне тысячу рублей».
Борису Николаевичу стало смешно. Такова её цена как проститутки. Господи, что теперь эти тысячи! Он испытывал в душе такую свободу и демократию, как будто был миллионером.
Борис Николаевич как-то спросил одного работягу: «А сколько тебе нужно для полного счастья?»
Тот перечислил: «Два коттеджа в Америке возле Вашингтона, столько-то высококлассных проституток, столько-то тысяч долларов».
А Борису Николаевичу хватало его зарплаты. Поскольку были условия для творческого труда. Была квартира, еда. Какая-то одежда.
А нам внушают, что не надо завидовать богатым. Борис Николаевич их просто ненавидел. Он как национального героя США боготворил Форда, потому что делил богатых на созидателей и разрушителей. В России те, кто владел капиталом, пока что грабили страну, не созидая экономику государства, а разрушая её. Создавая частную собственность за счет выворачивания карманов масс.
Он мог признавать Родину до уровня общения с Галей, когда она однажды приехала к нему на квартиру, ещё учась в школе. Ругала его за грязь и так подействовала на нервы, что он закрылся в комнате и не открывал ей дверь. Она сказала, что уедет, если даст ей десять рублей. Он сунул ей эти деньги. Она недовольно поморщилась. Так как ей скорее нужны были не деньги, а возможность похулиганить. Поиздеваться над кем-нибудь. Он сунул ей деньги и выпроводил вон. Завтра нужно было на работу.
Но прошло время и он начал тосковать по Гале. Господи, клял себя Борис Николаевич, ведь ему уже за сорок.
И вот, сколько лет прошло, и она требует тысячу за любовь. Галя походила по квартире, открыла холодильник, и заорала: «Почему холодильник пустой? Жрать хочу! Жрать давай!»
Борис Николаевич точно очнулся от спячки, стал оправдываться: «Почему пуст? Колбасы есть немного. Свекла, картошка. Я салат приготовлю», - и стал резать салат.
Удивительно! Сколько нормальных женщин хотело с ним познакомиться, а одна так и сказала: «Ты что такой худой? А я бы тебя откормила…», но он чувствовал, что погибнет как личность рядом с такой женщиной.
Гале салат понравился. Кушала с аппетитом. Потом попила чаю, спросила: «Дай мне хоть рублей тридцать. Мне нужен крем и газета насчет работы».
Бюджет Бориса Николаевича трещал по швам, он машинально схватился за карман, Галя уловила движение и спросила: «Не жмоться. Заработаю – отдам».
Борис Николаевич знал, что это только слова, но смирясь с этим, как с неизбежным, отсчитал тридцать рублей и отдал Гале.
Вскоре Галя вернулась с пакетиком краски для волос и газетой. Стала изучать содержимое газеты, читая вслух. Потом воскликнула: «Требуются в кафе мойщицы посуды. Завтра схожу, попробую устроиться».
Назавтра Галя ушла в обед, а вернулась за полночь. Еле успев на последний поезд в метро. И присев на тахту, заверещала: «У меня от этой работы жуткие боли в мышцах».
Борис Николаевич сказал: «Приляг, помассирую. Ещё могу «Дюной» посветить – в лампе ультракрасное излучение».
Он стал облучать, а Галя приговаривала: «Правда, помогает! Давай здесь ещё», - показывая, куда светить.
Потом начался массаж. С пяток, где указала Галя.
«Больно!», - воскликнула Галя.
- Может, не надо?
- Нет, массируй.
И так кричала и стонала, что Борис Николаевич почувствовал, каким несвежим стало её тело. Как у бомжихи.
И он всё понял: пока Галя жила у Йоргаса, не работала, не занималась спортом, потеряла форму.
Борис Николаевич опять стал массировать, уже нежнее, ему даже показалось, что кожа её стала эластичней. В него вдохнулась уверенность: Галя снова станет молодой и красивой. А без него ей гибель. И у него появилась такая нежность к подруге, что он не сдержался и с чувством поцеловал её в бедро. Но Галя тут же встрепенулась:
- Я тут загибаюсь, а он с нежностями. А у него одно на уме. Потыкайся со стенкой!
Жгучая обида охватила Бориса Николаевича. И он подумал: вот сволочь!
Спали они раздельно, каждый в своей комнате. На следующий день, когда он вернулся с работы, Галя была уже там. Он спросил: что случилось?
Галя поморщилась: «Меня выгнали с работы».
- Почему?
- Шефу нагрубила. Он зашел, а я сижу. Начал говорить, а я его послала. После зашел администратор и сказал, что я уволена.
- Поедем в Сокольники, прогуляемся. На свежую голову что-нибудь придумаем.
В глубине души Борис Николаевич не делал трагедии из её высказываний. Думал: станет жить поскромнее. Средств на двоих хватит.

Галя согласилась, и они поехали в парк. Вошли через дырку в заборе. Борис Николаевич настроился на мирный характер беседы. Но Галя словно сорвалась с цепи:
- ****ый совок! Я в Греции за день больше получала в кафе, чем здесь за неделю платят!
- Ну и уёбывай в свою Грецию, зачем живешь у меня?
- Погоди, вот Йоргас деньги пришлёт, тогда уеду.
Борис Николаевич чуть не задохнулся от обиды.
В это время неизвестно откуда появился сержант милиции и стал проверять документы Гали. Она протянула оба паспорта. Борис Николаевич подумал: а что, если паспорта не действительны? Вдруг её выдворят из Москвы, а его накажут за укрывательство? Его пробил холодный пот.
Но сержант, долго изучая документы, наконец протянул их Гале и козырнул.
Когда возвращались из парка Борис Николаевич спросил: «А сегодня как?»
Галя поморщилась, поняв, о чем речь. И сказала: «Дашь мне двести рублей».
У Бориса Николаевича в свою очередь изменилось выражение лица, но он согласился, подумав: дура. Но ничего: мясного больше в салат крошить не будет. Но тут его меркантильные соображения захлестнула теплая волна мечтаний о том, что он вскоре овладеет Галей.
Дома пили чай. Борис Николаевич предупредительно нежно ухаживал за Галей. Вспомнил про конфеты, подаренные на День Рождения, вышло по-семейному.
Потом Борис Николаевич уже раздевшись лежал в постели, ожидая Галю. В комнате разливался мягкий полупритушенный свет из боковой комнаты и мерцал в окно нереальный свет луны. А Галя раздевалась.
Борис Николаевич вспомнил про рекламных шлюх: раньше они задевали его своей недоступностью, в их глазах читалось желание принадлежать очень богатым людям. Теперь у него была Галя.
Она снимала колготки, оттеняющие и подчеркивающие стройность её ног, которые были отнюдь не хуже, чем у рекламных шлюх, , но, если те своими улыбками пытались обезоружить, сделать его жалким, что у него нет таких денег как у Ельцина, Черномырдина, Чубайса, чтобы покупать их, то Галя сейчас разденется и ляжет с ним в постель. И не раз, и не два, пока Борис Николаевич поверит в это. И вот она уже в постели.
Борис Николаевич в приливе нежности хотел поцеловать её, но Галя отвернулась, огрызнувшись: «Целовать не надо».
Борис Николаевич знал, что поцелуев она не терпела.
Тогда он стал водить рукою, лаская, приближаясь к тому месту, в чем смысл всего. Но Галя вновь пресекла его: «Хватит».
Тогда Борис Николаевич навалившись сверху, вторгся в неё.
Галя вскрикнула: «Будто гвозди забиваешь!»
Но Борис Николаевич не мог уже остановиться, он с силой вонзался в неё.
И, наконец, под какое-то мычание , вырвавшееся из него как из-под гнёта эксплуатации новым ощущением свободы и демократии, которые ему никто не мог дать, а лишь он сам мог ощутить в этом акте любви, которым Галя снизошла до него.
Галя как всегда в самый ответственный момент вырвалась из-под него и теперь лежала рядом. Хотя и не надолго, но это было их время. А может быть, только его, потому что он не мог ведать, о чем думает Галя.
Потом Галя долго мылась в душе. Борис Николаевич долго массировал её сзади. В пылу откровения сказал: «А что же ты не устроилась официанткой? Ведь твой интеллект выше посудомойщицы?»
Галя подумала и согласилась. На следующий день она устроилась работать в ночное кафе с экзотическим названием. По ночам там проводили дискотеки, причем музыка включалась с такой громкостью, что Гале приходилось время от времени выходить в фойе, чтобы отдохнуть от шума. Через некоторое время она заявила, что её взяли администратором. Борис Николаевич удивился. Галя, гордясь собой, пояснила: «Я знаю иностранные языки. К нам иностранцы часто заглядывают. Я их обслуживаю, а потом докладываю шефу, о чем они говорят».
- А платят сколько?
- Да тысячи на две побольше, чем официанткам, даже с учетом чаевых.
Галя попросила сделать ей массаж. Она утверждала, что у него необычно мощная энергетика. Она уже не вскрикивала болезненно от его нажатий, а только требовала: «Ещё. Ещё».
Борис Николаевич в какой-то момент не смог сдержаться и с силой провел ей по позвоночнику. А потом прилёг рядом, пробуя приласкаться к Гале, но она вскочила и заорала на весь дом: «Ты что?!! Только вчера получил своё. Что же, каждый день истязать меня будешь?»
Борис Николаевич был уязвлён до самой глубины души. И он сказал: «А что, тяжело? Потерпела бы уж пять минут!»
Потом поморщился от этого торга и подумал: а что я с ней церемонюсь? Вышвырнуть и все дела.
Но вслед за этим его как холодная реальность отрезвила мысль, что он уже никому особо не нужен. А, если кому и будет нужен, станут третировать похуже Гали. Вот та расчетчица, которая спросила, отчего он такой худенький. Попади он в её руки, допустим, мало бы не показалось… И другая тоже с работы посматривала на него через чур благосклонно, а родственник у неё в управлении. Доверься – вцепится мёртвой хваткой так, что шаг влево, шаг вправо карается расстрелом.
А в отношениях с Галей подкупала именно эта свобода, чувство хозяина положения. И Борис Николаевич переспросил: «А что – тяжело полежать что ли?»
- Нет, не тяжело, но ведь настроя требует…
Тогда Борис Николаевич стал что-то мямлить, будто вымаливая пощады, и спросил: «А когда же тогда?»
Галя спокойно ответила: «Завтра».
Он взмолился, чтобы это случилось не завтра, а сегодня. И обещал потом три дня не прикасаться к ней. Видя нерешительность в её глазах, пообещал дать сто рублей.
Галя согласилась, только попросила не сто, а сто пятьдесят рублей.
В это время резко зазвонил телефон. Галя сняла трубку и начала лаяться по-гречески. Тон её был резок. Борис Николаевич вообразил лицо этого шулера, Йоргаса. Смеющееся, самодовольное. Который хоть и звонит, а в душе наверняка посмеивается над незавидным положением Гали. Но Борис Николаевич был уверен, что положение Гали в Москве упрочится, и она не захочет возвращаться в Грецию.
Бросив трубку на рычаг так, что едва не расколола, Галя заявила: «Он опять зовет меня в Грецию».
Борис Николаевич, ревнуя, произнёс: «Ну так и поезжай в свою Грецию. Этот ублюдок если бы хотел, давно бы женился на тебе».
- Да, и мать ему говорила сто раз, чтобы женился, что я девушка хорошая.
Хотя раньше Галя говорила, оправдывая Йоргаса, что их браку мешает муниципалитет, не давая какую-то справку.
Борис Николаевич доказывал Гале, что она уже настолько уронила себя в глазах Йоргаса, изменив ему, что вряд ли что-то выйдет. Скорее, используют там тебя все вместе с дружками. Галя согласилась: « А, может, и так. Раз они так спорили все вместе до остервенения, а Йоргас велел выйти к ним и сказать, что я люблю только его».
- Вот видишь, у этой кодлы разгорелись на тебя глаза. Конечно, то, что ты отбилась от полицейского, может, заставило Йоргаса снова зауважать тебя, хотя не знаю.
- Да. Йоргас любит меня. Он сказал – давай встретимся в Болгарии, а потом переберемся в Грецию.
- А почему в Болгарии, а не сразу в Греции?
- В Грецию меня уже не пустят. А в Болгарию можно. А оттуда и в Грецию не легально как-нибудь. Хотя на границе мины, опасно. Но многие так перебираются.
- Ладно, поезжай. Коли не подорвешься на мине, то он прибьёт тебя где-нибудь по пути. А если нет, то дружки его тебя там ждут.
- А что, по-твоему, я должна жить в этой вонючей России? Ты знаешь, сколько там девочки в кафе зарабатывают за ночь? Пятьдесят баксов! Хотя через границу я не пойду. Подрываются там. Хотя бы насмерть ещё, а то останешься калекой на всю жизнь.
Но Борис Николаевич злорадно подумал, что не дождется Йоргас своей крали – есть ещё кому её защитить.
На следующий день вновь шла беседа по-гречески. Но, как оказалось, на сей раз это был не Йоргас – Галя говорила с греческим послом. Она выяснила, что в Афины можно поехать для работы в караоке-баре на самых выгодных условиях.
Борис Николаевич опешил, он увидел в этом черную неблагодарность девушки, которую он вытянул буквально со дна. И дрожащим от обиды голосом сказал:
- Ну положим, устроишься ты в Афинах. Но я почти уверен, что этот подонок опять использует тебя и в конце устроит тебе пакость с отъездом на родину.
- Ну и пусть! Пусть лучше там убьют, чем жить в этой вонючей России, в этой нищете и получать гроши! Где нет богатых людей как в Греции, которые хотят провести сеанс массажа с молоденькой массажисткой...
Борис Николаевич опять был выброшен из своего пусть непрочного, но счастья. И у него вновь вспыхнула в душе бешеная ненависть ко всем этим Ельциным и Чубайсам, превратившим страну в помойку. Что даже какой-то проходимец Йоргас выглядит предпочтительнее, чем нормальные граждане здесь. Будь прокляты все эти олигархи, доведшие страну до ручки и этот народ, который всё это беспрекословно терпит.
В следующей беседе с этим Рапиенсом разговор шел на повышенных тонах с бросанием трубки в конце беседы. Когда Борис Николаевич пытался в очередной раз напомнить Гале, что телефон надо беречь, она созналась, что грек предложил ей переспать с ним за греческую визу.
Борис Николаевич уточнил: «А что можно обойти шенген?»
Галя возбужденно крикнула: «Да ничего он не сделает! Он ставит условие – сначала постель, потом виза. Знаю я эти дела, не дура».
В такие острые моменты Борис Николаевич думал, насколько спокойнее была бы жизнь, не свяжись он с ней.
А Галю он всё чаще стал заставать в телефонных беседах с представителями иностранных фирм. После разговора она только вздыхала: «Такие заманчивые предложения. Если бы не эта отметка в паспорте!»
Пока однажды у неё не созрела идея, что нужно вступить в фиктивный брак и заново оформить документы. Борис Николаевич с недоверием сказал:
- Опять в Афины?
- Нет, в Грецию я больше ни ногой. Есть возможность поехать в Австрию.
- Думаешь, это не опасно?
- Да что ты? Я в Германии, Австрии, Швейцарии чувствую себя в большей безопасности, чем здесь. Там если у тебя виза, ты не пропадешь. Чувствуешь себя под защитой закона, полиции, не то, что здесь.
С неделю Галя помыкалась, обращаясь к разным людям по поводу заключения фиктивного брака, но её постоянно мучили сомнения. И в конце концов она обратилась к Борису Николаевичу. Тот опешил. А Галя начала настаивать:
- Чего ты боишься? Потом сразу разведемся.
Борису Николаевичу стало до боли обидно, что она видит в нём только фиктивного партнера, а не надежного спутника жизни. Он с обидой в голосе сказал ей об этом. На что Галя ответила:
- Но ведь ты настолько старше меня! Так что пользуйся моментом.
Борис Николаевич спросил: «А у нас будет ребенок?»
- У меня никогда не будет детей! Я их не люблю! И мне уже двадцать восемь лет, а туда берут до тридцати, это мой последний шанс – какие могут быть дети!
- Ну и хорошо. Я подумаю.
А сам стал поспешно собираться и ретировался на улицу, долго ходил, размышляя. Но ничего не приходило на ум. Конечно, он понимал, что Галя не хочет ребенка. С другой стороны, если это вдруг случится, она начнет им манипулировать. Перед его глазами разворачивались ужасные картины: вот Галя приносит ребенка, устраивает скандал, сажает его в тюрьму, прописывает ребенка, выписывает его, и Борис Николаевич в результате остается бомжем.
Усилием воли он отогнал этот кошмар. Представил себе душевное состояние самой Гали. Никого ближе его у неё нет. Он вспомнил Галину квартиру, когда ещё приходил к матери – как уютно и благополучно там было. А в кого превратили эти жизненные условия Галю?
И неожиданно теплая волна сочувствия захватила его. Подумал – вытащит Галю из беды, ему на небесах зачтется. Только бы не узнали родные! Он представлял, какой скандал устроят дети и бывшая жена.
Когда он сказал Гале о своем согласии, она даже не удивилась. Может быть, жила в счастливой иллюзии, что он весь с потрохами её, делай, что хошь. Возможно, так оно и есть. И Галя тут же послала его в ЗАГС узнать расписание на ближайшие дни.
Он шел в ЗАГС в радостном возбуждении – сколько бы ни оставалось дней до отъезда Гали, но они все его. Поживем как муж с женой. Он был уверен, что достоин таких отношений. Одно только огорчало: представление о свадьбе как о чем-то шумном, масштабном, с цветами и свидетелями.
Всё оказалось значительно проще: подали заявку, затем через какое-то время шлепнули штамп в паспорте самым формальным, канцелярским образом. Хотя Галя выразила некоторое удовольствие от предстоящей поездки. Борис Николаевич подсознательно ощущал, как непрочно его счастье, которое вскоре должно рухнуть как карточный домик. Опасность пришла с самой неожиданной стороны. У Гали был мобильник, она им пользовалась для связи с клиентами, чертыхаясь про себя, что они так много болтают, особенно, если отказались от услуг. Агенты из Билайна навещали её каждую неделю, даже, если и счета были уплачены во-время. А тут пришел человек с конвертом от Билайн, когда дома никого не было, но не бросил конверт в ящик, как другие, а обратился к соседям. И ему подсказали, где живет бывшая жена Сидорова, жившая в том же подъезде.
Когда Борис Николаевич вернулся с работы бывшая жена его Марина немедленно позвонила по телефону и спросила, почему у Гали фамилия Сидорова – они что же, женаты?
Борис Николаевич растерялся, он понимал, что от факта не откреститься и жалкий, противный самому себе, начал оправдываться просить Марину, чтобы не сообщала дочери. Но Марина уже сообщила эту новость дочери.
Борис Николаевич почувствовал, что попал в гестапо. Марина тут же набросилась на него: «Как ты смел? У тебя в квартире прописана дочь. Ты что же, хочешь оставить её без квартиры? Или ты веришь, что эта молодуха бескорыстно в тебя влюблена? А вдруг у неё неизвестно от кого родится ребенок? Оттяпают у дочки квартиру, из-за тебя, паразита!»
Борис Николаевич хотел было объяснить, что Гале квартира ни к чему, она мечтает жить за границей, что и ребенок ей не нужен, но жена говорила не останавливаясь про соседей мужа дочери, у которых сын женился на чеченке, потом его нашли мертвым, а мать выселили, угрожая расправой.
Борис Николаевич почувствовал, что всё негативное, криминальное в стране происходит именно по его вине, и его ждет непременная расплата за его доброту.
Вечером он рассказал новость Гале в надежде, что она поймет и поддержит, но та заорала во всё горло: «Да плевала я на вашу Москву вонючую! Я скоро в Австрии буду! Вот видишь пробы? У меня все фото приняли кроме одного», - и стала показывать фото, на которых она демонстрировала свои прелести подобно фотомодели.
Борис Николаевич начал умолять Галю: «Конечно. Я тебе верю. Ты и большего достойна, но ты войди в моё положение – родственники добьют меня из-за того, что не верят тебе, а ты, наоборот, не понимаешь, как это тебе можно не верить. А я между двух огней. Давай так: ты потише говори по телефону, а я им сообщу, что ты уже за границей. Сделай это для меня, котик», - просил Борис Николаевич.
Галя неожиданно легко согласилась.
Борис Николаевич готов был расцеловать любимую. Господи, неужели в их жизни настал момент, когда они начали понимать друг друга? И Галя будет его любить и ценить за всё, что он сделал для неё.
- А вечером будем вместе? – с надеждой спросил он. И она опять согласилась.
И волшебный полусумрак наполнил его своим содержанием. Перед глазами поплыли картины… Он в кровати, Галя рядом, стягивает колготки, как только она это умеет делать…Раздевается так, чтобы поразить и сразить. Хотя он для неё лишь соломка, которую надо подстелить, чтобы не разбиться. Вот она грациозно и небрежно сбрасывает бельё, ложится рядом…
Витая в местах, Борис Николаевич умиротворенный, поднимался по лестнице к себе домой, как вдруг услышал Галин крик, раздававшийся на весь подъезд. Она кричала что-то на немецком языке, временами срываясь на русский мат. Настроение Бориса Николаевича тут же упало. Хотя при этом и промелькнуло – лучше этих дней всё равно ничего не будет. И вспомнил как обычно заканчивался любовный акт – резкий голос Гали требовал положить на стол сто пятьдесят рублей.
Потом позвонила дочка. В её голосе слышался животный страх за квартиру. Борис Николаевич понимал её чувства, у самого в подсознании часто мелькало это «а мало ли что». Дочка сказала: «Мы решили приватизировать квартиру, пока ты никого не прописал».
Борис Николаевич пытался убедить дочку в нецелесообразности такого поступка, внушая, что в приватизированную еще легче прописать человека, чем в муниципальную.
Но дочка была подавлена и беспомощна. Она сказала, что мать слышала Галин голос в подъезде, хотя Борис Николаевич сказал, что та за границей.
Борис Николаевич только чтобы успокоить дочь сказал: «Делайте, что хотите. Всё подпишу».
А про себя подумал: фигушки. Он только тянул время. Скоро Галя уедет и всё успокоится. Галя вышла в коридор и спросила: «Что, родственнички достают?, - Борис Николаевич кивнул, а она продолжила, - А я скоро улетаю в Австрию. Сегодня была в посольстве, получила контракты. Осталось взять билет».
И все остальные дела, заботы отодвинулись от Бориса Николаевича куда-то вдаль. Осталось только понимание того, что Галя покинет его. Возможно, навсегда. Борис Николаевич хотел сказать какие-то значительные слова, обнять её, прижать к себе, но он понимал, что для неё его любовь выглядит противоестественной. Там, куда она летит, ей будет лучше, и всё случившееся вскоре забудется.
И вот наступил этот день. Борис Николаевич провожал Галю в аэропорт «Шереметьево-2». От станции «Речной вокзал» он нес её вещи в большом чемодане к остановке маршрутного такси. Садятся в такси, он уверенный рядом с Галей, оплачивает их проезд, и вот они в аэропорту.
При советской власти Борис Николаевич чувствовал свою неполноценность в местах такого рода, доступные немногим, как винтик какого-то механизма, который заводили те, кто наверху. Но вот Галя, потерявшая квартиру, и по его предположениям, подрабатывавшая и проституткой, хотя, когда он ей как-то сказал об этом, запустила в него чем-то тяжёлым, теперь распрямилась, приобрела значительность и достоинство.
Один иностранец сказал ей что-то на своем языке, другой на другом, и она всем вежливо ответила, что-то объяснила на обоих языках. Потом обратилась к Борису Николаевичу по поводу второго: «Это австриец. Вместе летим».
И вдруг Бориса Николаевича пронзило острое сожаление, но Галя будто не понимала трагизм происходящего: она здесь никто, летит в Австрию, чтобы заработать эти жалкие деньги. А ведь у неё мать закончила Институт международных отношений, отец физик. И сама она талантливая. Она же шутя говорит на пяти языках. Она могла бы цениться в своей стране.
Если б страна была нормальная. Ох уж эти рыночные отношения, когда актер или академик работает сторожем, а госсредства разворовываются уже до такой степени, что и самолеты не на что строить! Поля зарастают бурьяном…
И всё это либеральная демократия. Жить не так, как сказал апостол Павел – без греха со свободой выбора такой жизни, а наоборот, свободой выбора зла. Уже ясно, кто они эти Чубайсы, Бурбулисы, но ведь они всё ещё на коне. Мелькают с экранов. До чего противно жить. Неужто к власти уже никогда не придут серьезные люди?
Самолет медленно порулил к взлетной полосе.
 






 




-
-



-

-