Взросление

 
    Аллея была усыпана жёлтыми, красными, коричневыми листьями. На скамейке сидела молодая женщина с книгой в руках. Книга покоилась на её коленях, а женщина задумчиво смотрела прямо перед собой. Подойдя ближе, я узнал её. Она жила в соседнем подъезде нашей двенадцатиэтажки. Сынишка моих приятелей брал у неё уроки музыки. Мы поздоровались, и я с её разрешения присел на скамейку. После нескольких фраз о том, о cём разговор зашёл о её работе, о детях. И вот что она мне поведала.


    Мне было восемнадцать лет. В августе мне исполнилось восемнадцать, а первого сентября я пришла на работу. Дети все такие хорошие, такие маленькие были. В общем, всё нормально. Прошёл год, и вот я стала замечать, что одна ученица нехорошо ко мне относится. В чём это заключалось? Она совершенно не занималась дома. А на уроке, когда я делала ей замечания, она никогда на меня не смотрела. Всегда отвернётся так и смотрит в другую сторону. А я, получается, говорю, неизвестно к кому обращаясь. Так продолжалось долго, может, полгода. Потом как-то я ей и говорю:
    - Томочка, ты знаешь, я вижу, что у нас с тобой отношения напряжённые, не совсем нормальные отношения.
    А ей тогда было лет… лет… лет 13-14 – вот так. Я ей говорю:
    - Так вот. Давай, чтобы у нас с тобой не было осадка никакого, я тебя отведу к любой другой учительнице, - ты же знаешь всех учителей. К кому ты скажешь, к тому я тебя и переведу. Ты не подумай, что я тебе плохого чего-то желаю. Мы с тобой миром разойдёмся.
    Она начала плакать. Плачет и молчит. Я спрашиваю:
    - Почему ты плачешь? Ты от меня не хочешь уходить?
    Она молчит. Как я её ни уговаривала, как ни объясняла, она плачет и всё. Кое-как мы закончили урок. Она ушла, заболела, долго ко мне не приходила. Потом опять ко мне на урок приходит, - опять та же самая картина. Я терплю. Думаю, что она плакала не зря. Значит, что-то же всё-таки есть. В общем, проходит какое-то время, - и опять то же самое. Если я дотрагиваюсь до её руки, она как-то... я чувствую, что ей неприятно моё прикосновение. Я уже перестала к ней прикасаться. И по-прежнему она на меня не смотрит, в общем, никак не реагирует. И я снова затеяла разговор:
    - Давай, я переведу тебя к другой учительнице. И здесь она начинает уже рыдать, так горько рыдать, с таким надрывом, что я испугалась. Я уже не знала, что с ней делать. Я говорю:
    - Ты успокойся, ну что ты… У тебя что-то случилось?
    - Нет.
    - А почему? Тебе плохо очень?
    - Плохо.
    - Почему плохо?
    - Я не могу вам этого сказать.
    - Почему? Ты считаешь, что я тебе не друг?
    - Не знаю.
    Я ей говорю:
    - Поверь, хоть ты ко мне и плохо относишься, но у меня к тебе нет никакой неприязни. Мне обидно, но зла у меня нет пока. И я решила не тянуть время, чтобы действительно у меня к тебе нехорошее чувство не появилось. Ну, расскажи мне, что случилось?
 
    И тут она достаёт дневник и приоткрывает обложку; и там, вижу, лежит письмо. На листках из тетради. Она не даёт мне эти листки, держит и плачет. Но я же не могу силой взять их из рук. Я хочу, чтобы она мне их сама отдала. А она не даёт. И в то же время я чувствую, что она хочет, чтобы я их взяла. И вот я взяла эти листки и так слегка их к себе потянула. Она сопротивляется, но не очень. Я говорю:
    - Ну, дай мне их, пожалуйста. Ну, дай я прочту, что там написано.
    Она говорит:
    - Если вы это прочтёте, я больше никогда к вам не приду.
    Я отпустила листки и говорю:
    - Ну как я могу это прочитать? Я не хочу, чтобы это случилось. Отдай мне их сама.
    Она оставляет их у меня на столе и убегает.

    Я читаю это письмо и тоже плачу. Вот, что там написано: «Милая, дорогая… - по имени-отчеству меня называет, - вам, наверное, будет смешно читать эти строки, но я бы хотела, чтобы вы меня поняли, поняли верно: я вас люблю. Я вас люблю так, как никогда никого не любила. Это у меня впервые в жизни. Может быть, вы уже знаете, что это за чувство, а у меня это впервые. Вы понимаете, как это для меня важно и страшно? Я вас ко всем ревную. В школе перестала заниматься, у меня одни двойки. С мамой ругаюсь: грубая я ужасно. Всё у меня из рук валится. Я вижу только вас. Я думаю только о вас».
 
    Когда я это всё прочитала, я подумала: «Неужели это мне? Может быть, я ошиблась, может быть, это какое-то недоразумение?». Домой возвращалась, как во сне.

    На следующий день я жду её, а её нет. Я поняла, насколько это для неё серьёзно. И её вдруг нет… Я думала, что с ума сойду до конца уроков. И уйти с работы тоже не могла. После уроков иду к ней домой – дома никого нет. Я возвращаюсь в студию и вижу: она стоит в сторонке. Я подхожу к ней и спрашиваю:
    - Ну, что же ты?
    Она тоже спрашивает:
    - Вы испугались?
    - Да. – Отвечаю.
    Она говорит:
    - Я так и подумала, поэтому и пришла. Я вас уже давно жду, но, видно, прозевала.
    Я предложила ей погулять. И стала она рассказывать, что вот уже на протяжении года она каждый раз провожает меня домой, - а жила я у мамы, ехать трамваем час десять, - только ехала она каждый раз во втором вагоне. Каждый день она меня провожала и встречала. В общем, как тень моя, всегда рядом. Она рассказывала, с кем я встречаюсь, с кем общаюсь. Она обо мне всё знала, оказывается. Это меня настолько поразило… Рассказывала она и о своей семье. Папа у неё не родной. У мамы есть ребёнок от него, всё внимание она уделяет этому ребёнку. А Томочка росла как бы сама по себе. Мама с ней не была близка. И вот во мне она увидела того человека, на которого можно излить всё то, что у неё накопилось: всю нежность, много слов, много мыслей. Какая же она была не по годам взрослая. В тот вечер мы с нею долго гуляли и говорили, говорили… Я спросила:
    - А почему ты вела себя со мною так отчуждённо, и даже грубо?
    Она ответила:
    - Мне было стыдно за своё чувство. Я не знала, как мне быть. Я хотела к вам по-хорошему, а получилось всё наоборот.

    С этого дня мы с нею подружились. Она заканчивала школу, а дружба наша крепла. Я ей всё рассказывала о себе. И мне очень хотелось, чтобы она была даже не то, чтобы похожа на меня, а как бы близка мне духовно. Я думала: «Никого я не буду любить, никто мне не нужен. Я всю жизнь посвящу ей, потому что она так одинока, у неё никого нет ближе
меня. Не буду выходить замуж, так и будем вдвоём. Я по мере возможности буду ей помогать, буду направлять, чтобы всё у неё было хорошо».
 
    И вот она заканчивает школу и не поступает в институт. Не проходит по конкурсу. И мама устраивает её в научно-исследовательский институт лаборанткой. Было лето. День рождения у меня в конце августа. Я никогда свой день рождения не отмечаю, потому что все обычно отдыхают где-то, никогда никого не могу собрать. Она же, где бы я ни была, - обязательно меня поздравит, причём, всегда делала это с большим вкусом и очень тонко. И вот она уезжает в колхоз, и от неё никаких вестей нет. Мне как-то тревожно стало. Вдруг я получаю письмо. Толстый такой конверт. Я увидела её почерк, и у меня что-то ёкнуло в груди. Когда я прочла это письмо, я поняла, что я её потеряла. Встретила она там человека на двадцать лет старше себя. До этого она ни с кем не встречалась. У неё была только я. Она даже не знала, что такое мальчик. Она никогда не обращала внимания на них. И вдруг этот мужчина, наверное, открыл её для неё же самой. Я металась, я не знала, что мне делать. Из этого письма я поняла, что она увлечена, и очень.

    Я знала, что она должна приехать, и жду её звонка. Она мне не звонит. И я не звоню, потому что знаю: она обязательно позвонит. А она молчит. Тогда я иду к ней домой, так как понимаю, что по телефону, о чём бы я её ни спросила…, в общем, это было бы ни к чему, пустое. Мы выходим с нею на улицу, гуляем; и она мне рассказывает о нём. Он оставил семью. Сын у него взрослый, семнадцать лет. Избранник её работает вместе с нею, а по вечерам играет и поёт в ресторане. Мужчина он интересный во всех отношениях, но в моральном… Я была в шоке. Я хотела немедленно встретиться с ним, объяснить ему или даже потребовать, да, скорее всего, я хотела именно потребовать, чтобы он её оставил. Мне было больно и страшно за неё. Она мне рассказывала всё это языком ребёнка, а я уже видела совершенно не то, что видит и чувствует она.

    Через некоторое время она узнаёт, что у него есть женщина, с которой он близок, и отношения у них построены не на любви. Получается, что он и с той женщиной встречается, и с Томочкой. Я не могла понять и простить себе, как это я! – так много внимания уделившая ей, вдруг что-то прозевала, что-то не учла, не сумела ей объяснить, заложить тот фундамент моральной чистоты, который необходим каждой девушке. Я пыталась убедить её прекратить эти отношения. В ответ на мои увещевания она мне заявляет:
    - Ну, что вы мне говорите? Да вы же ребёнок! Вы ничего не знаете и не понимаете.
    Я остолбенела. Это была мне пощёчина.

    И вот в этой грязи она купалась четыре года. Я ничего не могла сделать. Как-то она познакомила меня с этим мужчиной. Он произвёл на меня впечатление кроткого ягнёнка. Он на меня лишний раз взгляд поднять не мог. То, что я знала о нём, никак не вязалось с его внешностью. И у них всё это зашло так далеко, что я уже не имела права вмешиваться.

    Время идёт. Она хочет ребёнка, а он не хочет. По-прежнему он встречается с ней и встречается с той, другой. Такое положение приводит к тому, что в один прекрасный день она покупает димедрол, принимает огромную дозу, - это случилось на улице, - люди вызывают скорую помощь, которая отвозит её в больницу, в отделение реанимации. Каким-то чудом её спасают. Он узнаёт об этой трагедии, и с ним тоже истерика. Он думал, что её уже нет. После выхода из больницы она уходит из дома, так как обстановка там стала невыносимой. Он нашёл ей квартиру. Живёт она в этой квартире, нуждается ужасно.

    А я ничего этого не знаю. Однажды приходит она ко мне на работу, и я её не узнаю, настолько она изменилась, похудела. Спрашиваю её:
    - Что с тобой? Почему ты пропала? Я ничего о тебе не знала.
    Она рассказала, что с нею произошло. Я думала, с ума сойду от услышанного, когда она описывала подробности своего состояния во время отравления, какие дикие кошмары преследовали её. В конце она сказала:
    - Вы представляете, вы старше меня намного, но вы никогда не узнаете и не испытаете того, что узнала и испытала я в свои двадцать лет.
    В общем, я неделю была больна. Потом она снова исчезла. И вот несколько месяцев тому назад она приходит ко мне, и я вижу, что она скоро будет мамой. Она улыбнулась, - я давно уже не видела, как она улыбается, - и сказала:
    - Можете меня поздравить: я вышла замуж.
    Я, конечно, была рада, что он оказался не законченным подлецом.

    Эта история оставила в моей душе какую-то пустоту. Я до сих пор не могу найти ту минуту или тот день, когда я что-то в ней упустила. А может, я что-то упустила в своей молодости?


    Рассказчица замолчала. А я не стал убеждать её в том, что её молодость ещё далека от того, чтобы говорить о ней в прошедшем времени.