Владимир Герасимов Вязниковские небыли

 

БАРИН И НИЩИЙ

В давние времена к одному барину явился нищий. Стоит под окошком, ноет, про свою судьбину бает. Послал барин ему со слугой пятачок. А тот продолжает у ворот топтаться, мол, мороз на воле сердитый, неплохо бы одежонкой какой одарить. Дивится барин такому нахальству, но послал старенькую шубейку да валенки подшитые. А нищий совсем ополоумел, мол неплохо бы ему в честь праздника чарку зеленого вина преподнести. А сказать по правде, скучно барину было, мало к нему гостей езживали. В медвежьем углу он жил. И решил он в честь праздника вместе с нищим и сам выпить. Вошел нищий в комнату, к печке подобрался, отогревается. Потом выпили они по чарке, по другой, по третьей, закусили. Тут нищий и говорит:
- А у меня загадка для тебя есть.
А честно сказать, любил барин загадки отгадывать.
- Только давай с тобой так договоримся, - молвил нищий. - коли отгадаешь загадку, я тебе и шубейку с валенками верну и пятачок, и за так служить тебе буду. А коли не отгадаешь, уж не обессудь, ты мне свое поместье отдашь и служить уж мне станешь.
Почесал барин в затылке, призадумался, уж больно расклад-то невыгодный. Но при этом любопытство по поводу загадки заело. Что за диковина такая, что на нее все ставить придется? Человек он был азартный, и ударили они по рукам.
И вот загадал загадку нищий:
- Кто такой самый бессмертный на Руси?
Думал барин час, другой, третий, так долго, что нищий выспаться успел. И вот будит барин его:
- Знаю отгадку. Кощей это.
- Ан нет. ДУРАК бессмертнее.
Вот так бывает, коли вовремя не остановишься.





 БЕЛЫЙ КОНЬ

Жили у старичка-лесовичка, хозяина Яропольского бора, два коня славных: черный да белый. Выпускал их лесовичок поочередно пастись на сочные да раздольные луга приклязьменские. Выпустит белого - на вольном свете солнышко всходит, день наступает. Приходит время черного коня - сгущаются сумерки, качается на небе лодочкой месяц ясный, черед ночи пришел.
А жил в деревне заречной, в самой крайней избе на отшибе, колдун темный. Вершил дела свои только ночью. День был для него нелюб, при солнце таяло его могущество. Поклялся он украсть коня белого. Задумано - сделано. Куда он его спрятал - никто знать не знал. А только видят люди - ночь сплошная на дворе, ни конца ей, ни края нет. Они к лесовичку:
- Где дедушка, коняка твой белый?
А лесовичок туда-сюда, да разве найдешь, тьма глаз выколи. Сел старик, закручинился. А малец, который за конями ухаживал, успокаивает:
- Ведь этого коня трудно вору спрятать. 0н, коник-то, сам себя покажет, любую тьму развеет.
Вот как раз этого-то колдун и не предугадал. Запирал коня в темные сараи, укутывал в черные попоны, пытался перекрашивать. Колдовал. Да разве можно солнце и жизнь захоронить, где там. Пробивался свет через щели, тлели попоны, блекла краска.
И настало время, когда иссякли колдовские чары, вырвался конь, встрепенулся и прыгнул в небо. Стало оно голубым-голубым. Солнце залило теплом и надеждой землю, и снова наступил день.



 БЕРЕЗКА

По-над Клязьмой, прямо на крутом склоне, росла березка. Как она здесь выросла, все диву давались. Ведь удержаться на такой крутизне вроде невозможно, но березка чувствовала себя неплохо. Корни крепко держали ее. Многим она мила была. Птицы с нее высматривали рыбешку, а уж мальчишки облюбовали для того, чтобы нырять с ее пружинистых гибких ветвей. Только вот скучно ей было одной без таких же, как она, березок. Не с кем было пошептаться да посплетничать. И задумалась она над тем, что самая она разнесчастная. Ну чтобы в лесу родиться, как все путные деревья? Забросила судьба ее неизвестно куда. Пожаловалась она старичку- лесовичку. Тот стал было ее успокаивать, мол, где родился, там и пригодился. Да ведь словами-то ничего не докажешь тому, у кого что в башку втемяшилось. Ну ладно, говорит лесовичок, напущу я на тебя сон волшебный - испробуй другой жизни.
Брызнул на березку чем-то пахучим... и оказалась она в березовой роще. Кругом сестры-березки. Встречают ее, здороваются с ней. Рады. Наговорилась она с ними досыта. Но вскоре почувствовала, что чего-то ей не хватает. Стоят березы, нежатся в знойной полудреме. А она задыхается в ней. А прошел дождь - кругом вода стоит, как в болоте. Опять новоселье не по душе. Да и бесконечные шептанья- бормотанье соседок надоело.
Поняла, что прав был старичок-лесовичок... и с этим проснулась. Ветерок свободно ее обдувает, дождевая вода скатывается по склону в реку. Все-то по ней да для нее.





 БРАТЬЯ

Жили два брата Сергей да Афанасий. Жили мирно, дружно. А отец у них строгий был, не баловал ребят. Каждый день на работу посылал: кому пахать, кому бороновать. А они вдвоем все делали, так-то сподручнее да быстрее. Отец и не знал, что отпашутся, отборонуются к полудни и бегут к зазнобе. А была-то одна любушка на двоих. Поначалу не горевали, не соперничали, вдвоем всегда веселее. Да и любушка особо-то не отличала их. Обоим рада была. Сергей - гармонист отменный, Афанасий - плясун задорный Как заиграют да закружат ее - тут уж некогда приглядываться - пой да пляши, пока не охрипнешь и ноги не умаются. А была у любушки сестрица. Лицом и характером дурна. Досада ее брала, что такие видные и статные парни в ее сторону и не смотрят. И задумала она дело злое, пакостливое. Стала нашептывать Сергею на Афанасия, а Афанасию на Сергея плохое, задор меж ними разжигать. Любушка, мол, с одним веселится, а любит другого и тайно встречается с ним.
Вот тут и пошла меж братьями свара. То один на другого хмуро глянет, то другой его кулаком ткнет. Все в разлад стало у них: и работа, и веселье. А тошнее всего любушке. Раньше и тучка грозовая не казалась ей страшной, от непогоды осенней не приходила в уныние. А тут хоть в погожий день плачь, из-под бровей густых у Афанасия и Сергея взгляды, как молнии грозные. Сергей гармошку свою забросил, Афанасий - сапоги лаковые. Как коршуны вокруг любушки летают, все чего-то высматривают и друг на дружку косятся. Совсем одолели лютой ревностью.
Прогнала любушка братьев с глаз своих, а они ничего так и не поняли. С той поры вместе и не живут. Стоят неподалеку деревни Афанасьево и Сергеево как память о той ссоре.




 ВДОВА И МЕДВЕДЬ

Бабка Матрена пошла в лес по дрова и взяла с собой топорик. Мужика у Матрены не было и потому обходилась она своими силами. И топорик у нее по случаю отсутствия хозяина туповатым был. Надеялась бабка натюкать сушнячку, денька на двое хватило бы дровец.
Идет, а навстречу ей медведь. Заступил тропу и ревет:
- Ах, так твою разэтак, и ты, старуха, туда же. Бросай топор! Есть тебя сейчас буду.
Перепугалась старуха, все бросила наземь, а сама вопит:
- Отдай, медведушко, душу на покаяние...
- И слушать не хочу! Готовься к смерти!
Села баба прямо в снег и запричитала:
- Ой горюшко, горюшко, не замерзла в избе, так зверь лютый в густом бору сожрет. Что ж, все одно помирать. Вдова я бедная, безутешная. Знать судьбина моя такая мытарокая.
- 0 чем это ты? - рыкнул медведь, прислушавшись.
- Кончай, говорю, меня, вдову горькую.
- Вдова, говоришь, а сама елочку к празднику выбираешь, - нахмурился опять медведище.- плохо, видно, мужа-покойника блюдешь.
- Каку елку? Какой праздник? В хатенке ни поленца, ни досточки для протопу нет. Уж насквозь промерзла я, кровушка в жилах не движется.
Понял медведь, что маху дал. Надрал для бабки сучьев да веток сухих в вязанку, посадил саму Матрену верхом на себя и доставил к дому.
Вот и такое бывает в ночь под Новый год. Главное нужное слово в нужное время сказать.



ВДОВЬЯ ШУТКА

Есть на вязниковской земле деревня Гуляиха.
 С давних пор славилась гуляньями веселыми и шумными. Были у деревенских и беды-невзгоды, были и похороны, как везде. Но коли праздник какой, не было равных им. Тут и гармони, и балалайки, и пыль столбом из-под ног плясунов.
 А частушки такие, что у кого хохот, а у кого и слезы.
 А пошло-то все вот с чего. Жила в деревне в давние времена вдовица. Уж десятый год как мужа похоронила, а все в черном платке ходила, насупившись. Внушила себе, что покорясь судьбе, надо жить вот в такой суровости.
Уж и самой жизнь бирючья опротивела и платок бы бросила. Да привыкли к ее монашескому виду односельчане. Коль навстречу ей шли, глаза опускали, шикали на тех, кто смеялся громко. А некоторые начали подражать ей, напускали на себя долгую скорбь, даже и без причины.
Эхма, подумала вдова, этак вся деревня скоро в живое кладбище превратится. И решилась она на хитрость и каверзу. Переоделась как-то, накрасилась, нарумянилась - не узнать. Наняла гармонистов в соседнем селе и началавыплясывать за все десять лет. Да так задорно и заманчиво, что вся деревня собралась. Смотрят дивуются, спрашивают друг у друга, кто, мол, такая незваная, дерзкая.
Молодежь тоже не прочь бы повеселиться да на стариков оглядываются. А те морщатся, кривятся, гневаются. А переодетая вдова к своему дому правит. На крыльцо. В сени. В горницу. Все дыхание затаили, сейчас будет скандал. Все думают, что выбросит хозяйка непрошенную гостью. А вдова быстро румяна смыла, оделась по-старому. Вышла на крыльцо, сорвала черный платок, далеко откинула. Все увидели, какие у ней прекрасные волосы да и сама она милая, красавная. Притопнула ногой, руки в боки:
УХОДИ НАВЕК ТЫ, ТЫ БЕДА МОЯ,
Я ВЕСЕЛАЯ ДА БЕДОВАЯ !
Все аж рты пораскрывали. Про нарумяненную незнакомку и забыли, будто ее и не было.





ВЕДРО

Жил в лесу старичок-лесовичок. Он смотрел за лесными порядками: чтобы лисы слишком уж не обижали зайцев и других малых и слабых зверюшек, чтобы медведи не поломали молодые деревца, пробираясь среди чащобы, чтобы вовремя запевали птицы на утренней заре. А еще он следил за дождем, ведь нужно же было напоить лес в жаркие знойные дни. В то время мало было на земле городов. Лесов всего больше. Вот лесовичок и заправлял дождями. Несколько раз на дню, кряхтя и охая, залезал он на самую высоченную сосну и плескал ведро воды прямо в небо. Вода превращалась в облачко, которое пробегало над всеми полянками и овражками и поила жаждущую землю.
Однажды прихворнул лесовичок: то ли простыл, то ли ногу вывихнул, про то нам неизвестно. А время пришло быть дождику. Забеспокоился старичок, кому доверить такое ответственное дело. Ветер, пожалуй, прольет не там, где надо, солнце выпьет - ему всегда жарко, белый месяц, соня великий, днем спит, прохлаждается где-то под кусточком, не отыщешь его. Решил внучку свою, маленькую лесовушку, попросить. Согласилась она. Набрала из лесного родника воды в ведерко и - по тропинке к высокой сосне. Шла она, и вдруг из зеленого кусточка бабочка красивая вылетела. Пролетела, затрепыхала крылышками. А они желтые с черными пятнышками. Обрадовалась лесовушка, поставила ведро на траву, побежала за бабочкой и совсем забыла о дожде.
Три ночи и три дня то солнце, то месяц разыскивали ведро, но безутешно, и только ветер наткнулся однажды на него. А те сухие и знойные дни назвали "вёдром". Так и по сей день зовут.






 ВЛЮБЛЕННЫЙ РАЗБОЙНИК

Говорят, что издавно в комзяковском овраге обитали разбойники. А что, выгодным было для них это место. В Вязники на базар паустовские и сергеевские крестьяне везли товар аккурат через Комзяки. Коли собирались несколько человек, может быть и благополучно проезжали, но уж одиночки приходили домой обобранные да общипанные. И никого не жалели разбойники, никому потачки не давали. Жила неподалеку от Комзяков девица. Жила одна, хутором. Папенька с маменькой у ней умерли, а мужем она еще не обзавелась. И вот один из разбойников, молодой и красавный парень, повадился к ней. Сказать точно любила она его или нет, не могу, про то не ведаю. Но и не прогоняла. Кормила, поила, а он ей по дому работал. Друзьям-товарищам про любовь свою не сказывал, потому как не принято у разбойников жить домом. Крышей у них было небо синее, а подушкой пуховой - собственный кулак. Засмеяли бы они парня и прогнали бы из своей ватаги. А не хотел он терять ни жизнь свободную, ни девицу ласковую. А ей не открывался про свое разбойничество. Молвил, что извозом промышляет. Вот такая у него была жизнь двойная.
Была у разбойников речь своя особая и свисты разные. Один свист обозначал сбор, другой тревогу. А парень этот хорошо изображал тревожный свист, звонкий с переливами, за несколько верст слышный. Когда девица жила хутором, другие разбойники и не знали о ней ничего. А тут вокруг хутора стали строиться другие, и вскоре деревенька выросла.
Не могли разбойники терпеть такое соседство и решили пограбить да пожечь новоселов. Но не получалось у них ничего. Только сбор просвистят, ан тревожный свист у деревни в ответ. Значит кто-то свой предупреждает. А это парень, как услышит сбор, бегом за околицу - тревогу давать, чтобы не обнаружили его здесь. И так каждую ночь. Ну и бросили разбойники эту затею.
А народ деревню Свистихином окрестил.





 ВОЛЬНОЕ ХОТЕНИЕ

Жил у тятьки с маткой малец капризный да нравный. Только и слышалось: хочу это да хочу то. А они крестьянствовали, некогда им было потакать сыну. Но любили его без памяти, может потому и избаловали. Когда он был совсем маленьким, то и его хотенья были маленькими. Но рос он, и они вырастали: тут уж не цветочка желает, а чуть ли не луну с неба. Замучились родители, не знают куда от его "хочу" деться.
Как-то проходила по деревне побирушка, собою не видная. Худая, сгорбленная о толстой клюкой. Остановилась она у избы мальца. А он в это время требовал у матери яблок, свежих рассыпчатых, хотя на дворе стояла середина мая. Усмехнулась побирушка и поманила к себе мальца. Тот подбежал. А она:
- Хочешь все твои желания будут исполняться?
Парнишка аж рот открыл от изумления, как не хотеть. А старушка засунула руку в свою суму и вынимает два яблока красных, сами в рот просятся. А мальца дальше подмывает:
- Хочу пряников да свистулек!
И это есть в ее суме. Мать увидела, заволновалась, уж не колдунья ли побирушка. Берет за руку мальца, чтобы увести его домой. А он не хочет, вырывается. Я, кричит, к вам не пойду, вы с тятенькой все только обещаете, а эта баушка, что хочу, то и дает. Опять усмехнулась побирушка и молвит:
- Пойдешь со мной в дальние края, все для тебя сделаю.
Подумал малец и отвечает:
- Я пешком не пойду, не хочу. Вот ежели лошади и коляска...
Старуха все ублажает:
- Дак, за околицей стоит, дожидается тройка!
- Согласен! - кричит малец. - Где тройка?
Старуха в ответ:
- Дай мне твой звонкий голос, я крикну ее.
Испугался малец, прижался к мамкиной юбке. А та почуяла беду, снова увести его хочет. Старуха усмехается подзузыкивает:
- Эх ты, трусишка. Что проку тебе в твоем голосе. А так дальние страны увидишь. Да и не навсегда я беру твой голос. Отдам.
И не устоял малец... Крикнула старуха звонким мальчишеским голосом тройку.
И вот лошади оказались перед ними. Мать не пускает мальца, ревмя ревет, а тот не слушает. Уж очень ему интересно свет белый поглядеть. И вот взвились кони под облака. Малец рядом с побирушкой.
- Ну что, хорошо.- говорит она, а сама звонко хохочет.
Прискакали они на перепутье трех дорог. Остановилась тройка. Говорит старуха:
- Ой забыла я куда путь-то держать, а глаза туманом застит. Дай-ка быстрей твои зоркие глаза, а то пропадем.
Отдал малец и это. Довольна побирушка. А пареньку уж это путешествие не в радость - ничего не видит. Хотел попросить обратно глаза, а сказать-то нечем, голоса нет. А старухе и всего, что взяла, мало:
- Дай-ка память твою, дорогу лучше запомню.
Но тут уж малец опомнился. Если разум свой отдать, то всего лишится. Головой мотает, не дам, мол. Уж уговаривала его побирушка, уговаривала, ничего у нее не вышло. А без вольного хотения и колдовства у нее не получилось. Вовремя малец одумался. Долго ли коротко ли, а вернула ему колдунья и голос, и глаза.




ГНЕЗДО

Давно это было. Прилетел как-то грач (первая птица весенняя) домой с юга. Отдохнул после трудного перелета, да и задумался: пора гнездо вить, семьей обзаводиться. А с чего начинать, не знает... Решил у птиц разных пораспрашивать. Воробей советует, горланит:
- Под застреху полезай: крепко, надежно, тепло.
Сунулся было грач туда, но оказалось тесно и неудобно. Не понравилось ему. В скворечнике темно, ни зги не видно. Отказался и от скворушкиного предложения.
Другие птицы пищат:
- Давай где-нибудь под кустиком...
Одним словом, рядят всяк на свой лад. Но ни то, ни другое не подходит грачу. Любит он на березе сидеть, особенно, когда ее ветром раскачивает. Немного голова кружится, но до того приятно, что словами не высказать, и придумал грач - тут же на березе и вить гнездо.
С тех пор, как приходит весна, раздается над березовой рощей шум и гам, мелькают черные птицы туда-сюда, вьют на вершинах деревьев гнезда. Оттого и птенцы у них привычные к высоте и ветру, смело себя потом в воздухе чувствуют.





 ГОП-ЛЯ-ЛЯ

Жила в одной деревне девка по прозвищу Хрундучиха. Была она так себе: ни кожи, ни рожи, но умела в нужное время "Гоп-ля-ля!" крикнуть. И так крикнуть, аж мурашки по коже. Парни и мужики ее сторонились, но "Гоп-ля-ля" послушать любили. А жил еще рыжий парень Семен. Он со всеми бабами и девками перегулял, и все равно не находил в них эдакой изюминки, от какой сердце занимается пожаром. А как услышал хрундучихино "Гоп-ля-ля", к избе ее как приклеился. Увидит ее, плюется, а как дело до "Гоп-ля-ля" дойдет, аж трясется и слюной исходит, уж такая она гоплялистая была. Ну прямо не мог без нее дальше жить и поженился на Хрундучихе. А она, зараза, еще и готовить-то, как следует не умела. Так, кое-что сварганит. Семен перед тем, как за жратву приниматься, заставлял ее "Гоп-ля-ля" кричать. Ну а ей чего, жалко, что ли? И Семен под эту музыку все лопал, что ни подавала. И уж таким он себя счастливым чувствовал, что пришло время помирать, а он не хочет.
Эхма, думает, кто же мне на том свете "Гоп-ля-ля" кричать будет. Так вместе и прожили. А когда Хрундучиха померла дак и он не задержался, и все из-за гопляляния.





 ГОРЕМЫЧНЫЙ МУЖИК

Однажды прельстился один мужик на гаданье цыганское. Уж больно он был нетерпеливый, хотелось ему свою судьбу наперед знать. Да то ли не показался чем цыганке, то ли мало ей дал - протараторила она, отведя глаза:
- Горе тебе, драгоценный, всю жизнь мыкать...
Ну ему бы отмахнуться да забыть, а он мнительный был, во всем беду да несчастье стал видеть. Жена ему попалась хорошая, работящая да только со временем толстеть стала. А он:
- Ох, вот несчастье-то! Люблю стройных.
Родила она ему дочку, а он недоволен - почему не сына. Опять на судьбу жалится. В хозяйстве у него порядок, хлеба поднимались хорошие. Но во всем находил он червоточину, ныл и ныл без конца.
Однажды копал землю под погреб и натолкнулся на клад. Золотые монеты одна к одной. Вроде бы радуйся и богатей. А он призадумался: не должно быть так, беда какая-то тут сидит. Взял да горшок с золотом в реку и выбросил, в самую быстрину, от греха подальше. Ну река, конечно, утащила клад. А потом одумался, жалко стало находки, клад ведь один раз в жизни в руки дается. Бегает мужик по берегу, плачет, ныряет на глубину, ищет... Да разве за рекой угонишься. А он снова канючит: горемычный я, горемычный, правильно цыганка нагадала.
Прошло время. Дочка выросла у него, лучше всякого клада. И песенница, и рукодельница. Женихи валом повалили, А он все никак не может ни на ком остановиться. Уж дочь ревмя ревет, а он то одного, то другого бракует. И деревня дальняя, и село не на реке... Жена уж ругается, что капризничать, мол. А он в ответ: не хочу, чтобы дочка, как я, всю жизнь горе мыкала. Счастья ей желаю. Ну, и дожелался, что дочь до двадцати лет в девках просидела, а уж потом за первого попавшегося замуж выскочила...
Дак ведь не научило это ничему. Одно в ответ:
- Видите, какие мы с дочкой горемычные.





 ДВА ЦВЕТКА

Выросли два цветка в прекрасную летнюю пору. А лето выдалось в меру теплым, в меру дождливым. Птицы поют, пчелы жужжат - ну просто рай! Один цветок хвалит жизнь - не нахвалится, нравится она ему такая. А другой - в сомнении. Не верит он, что все время так и будет, потому что ночь приходит, замирает все. Надо, молвит он, ко всему готовым быть.
- Да ты что! - яростно спорит с ним собрат. - Что ночь? Краткий миг. Прошла и все. И опять солнышко на небе. Сколько ночей пролетело, а солнце опять встает, живи да радуйся. Это всегда так будет.
Стали опрашивать у пчел. А те не знают, о чем речь. Просыпаются, из ульев вылезают - на дворе солнечно, кругом цветы.
- Ну что я говорил? - восклицает бодрячок.
- Давай у птиц спросим? - не сдавался товарищ.
- А мы на юг улетаем путешествовать и не знаем, что тут происходит! - галдят птицы в ответ.
- Что ты какой Фома неверующий, - укоряет его собрат, - как я тебе говорю, так и будет!
- Ну ладно, посмотрим. - отвечает тот неуверенно.
И вот день за днем летели и постепенно, незаметно стало происходить что-то странное. Ветер задувал резче, холоднее. Солнце теряло свое тепло. Зеленые листья на деревьях пожелтели и вдруг стали опадать. Да и сами цветы чувствовали слабость, болезненность.

Цветок, который безоглядно радовался жизни, совсем пал духом, день и ночь ныл, все смерти ждал. Вот погаснет солнце, тут и жизни конец. А его собрат и в этом сомневался, не все так просто на белом свете. Но вот уже лепестки отлетели, стебель погнулся. Упал цветок семенем в землю. Ночной мороз чуть было не заморозил его, но случилось чудо. С неба посыпалась белая крупка и завалила вею землю. Тепло стало семечку и почувствовало оно, что сила в нем осталась и что способно оно на многое.






 ДЕВИЧЬЕ СЧАСТЬЕ

Жила в одном селе девица. Считала она себя уродиной: и нос не такой, какой надо, и губы больно толсты, и кожа не бела. Заглянет как в зеркальце в воду озера и плачет в досаде. Утешают ее односельчане: не реви, не хуже, мол, других ты. Да не верит им несчастная девица.
Как-то проходили по селу коробейники. Узнали про девкину беду и несут ей разноцветные ленты:
- Бери, краше будешь.
Обрадовалась девица. То одну ленту примерит, то другую. И вот уж кажется ей, что с лентами она самая что ни на есть раскрасавица. А и вправду шли ей ленты. Все коробы она опустошила у купцов пришлых. Покрасовалась девица два-три дня и опять задурила. Ленты в реку побросала, и они поплыли вниз по течению. А сама в слезы.
Через некоторое время новые коробейники идут. Предлагают девице сарафаны всех цветов и форм. Тут уж голова закружилась у нее. Надевает и к озерцу бегает смотреться. И тот сарафан хорош и этот. А уж коробейники-то стараются! И боярышней ее называют, и царевной. Расхваливают свой товар, кто как горазд. Тут и другие девки набежали, каждой хочется покрасоваться. Но девица трясется над сарафанами, никому не дает. Опять все одна скупила у коробейников, даже сверх цены переплачивала. А тем-то что, выгодно. Освободились от товара, довольны - короба легкие, кошельки полные.
Целый месяц у девицы праздник был: то этот наряд наденет, то другой. И кажется, что краше ее нет никого во всем селе. А потом опять тучка на лицо набежала. Надоели сарафаны хуже горькой редьки. Взяла и повыбрасывала их. А ребята-озорники нарядили в сарафаны молодые березки. То-то потеха была.
Потом уж и не выходила она встречать коробейников. Решила, что никто не поможет ей стать красавицей. Но однажды проходил селом молодой офеня. Увидел тоскующую девицу да и влюбился. Забросил свой короб и навсегда остался с ней.





ДЕДОВ НАКАЗ

Жил в одной деревеньке старичок, тихий незлобивый. Летом погуливал у своей избы, шишился в огородике. Зимой из дома не вылезал. Имени его почему-то никто не помнил. Иные называли Ипатычем, а большинство односельчан - Лопатычем. И у этой деревенской клички было свое объяснение...
По весне, как трогается снег, брал он в руки лопату и, несмотря на свою хворости и немощи, копал продольную по всей деревне канаву, широкую объемистую. Кто-то помогал ему, кто-то смеялся над ним, кто-то сердился, когда он доходил до его дома, запрещал, мол, лужок портишь. Но старик уговаривал и от его настойчивости сдавались люди. Понимали односельчане, что по весне канавки нужны, чтобы талые воды не разливались по огородам.
Но такую уж большую объемистую... Да старик и сам до конца не мог объяснить необходимость этой канавы, только приговаривал, что так издавна делали в их деревне, и деды наказ давали, чтоб по весне такая канава была обязательно. Вот он и выполнял дедов наказ, хотя над ним и похохатывали, мол, дедок-то с придурью.
Но настал такой год, когда силушка совсем оставила старика, но все равно по весне нацепил он свой полушубок, взял лопату в руки. Но, доведши канаву до пруда у околицы, тут же на бережку упал замертво.
Подивились односедбчане такому дедову упрямству, которое довело его до такой кончины. Похоронили Лопатыча да и забыли о нем.
И вот пришла следующая весна. Никто и не вспомнил про дедовский наказ. Правда кто-то перед своим домом делал маленькие канавки-отливенки, а чтобы копать большую канаву по всей деревне и намека не было.
И вдруг случилось странное и невиданное. За одно жаркое апрельское утро всплыла деревня. Воды было почти по окна, а уж
 о подпольях и говорить нечего. Еле пережили такое половодье. Вот тут-то и вспомнили Лопатычевы труды.




ДЕРЕВНЯ ВОРОБЬЕВКА

Жили не тужили два соседа. Все у них было хорошо. Избы ладные, хозяйства богатые, жены верные, а дети послушные. Но ведь всяк знает, бывают середи лета и ненастья. Повадились к соседям воры и крадут через раз то у одного, то у другого. И сами-то доки, знают что где лежит. Решили оба мужика поймать воров. Взяли с собой по жердине и ночки две ходили вокруг своих усадеб. Умаялись ходивши и не спавши - днем-то надо идти на поле работать. Все-таки в эти ночи ничего у них не украли. Подумали, что теперь уж воры будут опасаться, ан нет, опять пропажа. Что за напасть такая! Но как выйдут оба в дозор - опять спокойно. И вот стали они подумывать друг на друга. Уж что где у соседа лежит, никто лучше другого не знает. Стали они друг от друга прятаться да выслеживать друг друга. Раз прячется, значит, виноват, думал каждый, и злоба копилась все больше. А ворам это сподручнее. Они совсем осмелели да еще додумались подшутить. Подбросили соседям какие-то вещи из украденного - вот тут уж разгорелся пожар. Начали мужики друг ва друга колошматить жердями и кричать:
- Вора бью! Вора бью!
Тут уж народ со всей деревни собрался. Не поймут в чем дело. Уж больно горячие тоже бросились в потасовку. В общем, куча мала получилась, не поймешь, где правые, где виноватые. Так и лупят куда попало. И прославились деревенские этой дракой в народе. Воробьевкой их деревня прозывается.





 ЗАГАДКА

Однажды мужику Агафону нужно было пораньше встать. Траву начать косить поутру. А с зимы-то обленился он, спит допоздна. Ну и попросил Агафон кота своего Мурлыку:
- Разбуди меня на заре.
Замурлыкал кот сладко:
- Спи спокойно! - и свернулся клубочком па Агафоновом пузе. Разомлел, разоспался. Не видел ни первого, ни второго, ни третьего луча. С боку на бок только перевертывался. Рассердился Агафон на кота, а тот оправдывается:
- За день намучаешься, ловивши мышей, так ни вечерней, ни утренней зари не различишь.
Попросил Агафон собаку Жучку:
- Ты-то хоть не подведи. Ночами не спишь, караулишь. Как солнышко выглянет, дай знать.
А Жучка рада доверию, над котом надсмехается:
- Я не лежебока, я всегда настороже.
Боится заснуть. Как глаза начинают закрываться, сама себя будит лаем заливистым. От лая-то этого и Агафон никак не уснет. До полуночи, сердечный, маялся, а потом заснул так крепко, хоть из пушек пали. Какая уж тут заря, чуть до полудни не проспал.
Взвыл Агафон от досады. Что делать-то? Трава перестоит, на корню высохнет, соки все потеряет, на зиму сена не будет. Пошел Агафон на поклон к солнышку красному:
- Посоветуй что делать? Кого просить, чтобы будил? Ты видишь сверху всех, кто в это время не спит и кто меня будить может.
А светило Агафону загадку в ответ:
- Кто из солнышка вышел и всю жизнь на солнышко молится?
Думал -думал Агафон, никак не отгадает. Пригорюнился. А как-то сварила жена яичко. И показалось мужику, что уж больно желток на солнышко смахивает.
И тут кстати вспомнил, что с каждой зарей петух поет, как на солнышко молится. И как это он про него забыл?
С тех пор Агафон по петушиному пению на заре подниматься стал.





ЗЛОБАЙ

Жил мужик в деревне. И все его кликали Злобаем. Оно и впрямь, коли он чего доброго посулит - не сбывается это, а коли что злое - так тут же страдают люди. Сам-то мужик степенный, совестливый, добродушный, а вот поди ж ты.
К примеру, дождь начался. Все рады - помочит сухую землю, травы поднимутся. И Злобай рад. Да вот какой-то бес его изнутри подзузыкивает. И он, вроде бы без умысла всем на горе бает: может, мол, этот дождь скоротечный, тучка-то вроде махонька. Ну, ливень на убыль и идет. Кричат ему:
- Прикуси, злодей, язык-то! Не распускай, коль поганый он у тебя.
Да и Злобаю обидно. И не за то, что соседи ругают, а за то, что сам накликивает зло деревне. Уж как хочется, когда не надо помолчать да не выходит.
Как-то сделали мужики мосток через речушку. Крепкий мосток, ладный. Перекрестившись, решили опробовать его. Наложили в телегу камней тяжеленных, туда же сели двое здоровых парней. И потащила воз крупная кобыла. Люди стоят на берегу. Кто говорит, что мост выдержит, кто сомневается. Уж половину пути проехал воз. И туз черт дернул Злобая сказать всего-то: мол, всяко может быть. Не успели мужики закрыть ему рот ладонью - затрещал мост, покачнулся воз... И как камнями парней не зашибло - диву давались. Зато уж от страха они крепко отмутузили Злобая.
Односельчане решили прогнать проклятого мужика из села. Взял он суму и ушел нищенствовать. А молва о Злобае и до сих пор живет.






 ЗОЛОТАЯ ГРИВА

Родился на подворье бедного старика чудесный жеребенок. В гриве жеребенка было множество золотых волосков. Отрезал старик один волосок и решил для пробы отнести местному богатею. У того глаза разгорелись, стал расспрашивать: где да что. Потупил старик глаза. Врать он был не мастак, но тут пришлось: нашел - и все дела.
Отвалил богатей старику за диковину полмешка зерна, полфунта масла да яиц решето. Обрадовался бедняк, хоть раз в жизни поест вдосталь. А потом задумался, как бы ему жеребенка этого спрятать подальше. Ведь спознают люди лихие и украсть могут.
Отвел его в лес, утаил от людского глаза. А поначалу-то хотел все волоски отрезать да потом отвел Бог руку: жеребенок расти будет, и волоски станут длиннее.
Люди дивовались, глядя на старика. Всю-то жизнь он бедствовал, а тут ни с того ни с сего в гору пошел. Построил себе избищу, завел коровье стадо, конский табун. Уж и разговаривает-то окриком. А раньше такой был ласковый, гостеприимный, хоть и на столе пустехонько. А дело вот в чем. Никому он про своего чудесного жеребенка не рассказывал, не объяснял про богатство. А люди думали, что зазнался.
Тяжко старику. Все, что раньше осуждал в других, в нем самом появилось: и хитрость, и жадность, и нелюдимость. Отрады от жеребенка уже нет. Поначалу-то, когда еще голодный ходил, думал, что счастье с неба свалилось. А теперь все чаще начал подумывать, а не испытывает ли его Бог? И уж, когда совсем стало невмоготу, пошел в лес, привел чудесного коня в деревню и: покаялся перед всем честным народом. Поняли его люди и простили.




 КРАПИВНОЕ СЕМЯ

Летало по свету крапивное семя. Нигде не жаловали его. Только разрастется, тут же набегают люди, натягивают рукавицы и ну вытаскивать крапиву с корнем.
Задумалось семя. Коли так будет продолжаться - не выжить ему. Полетело оно к волчищу серому, стало просить его о помощи.
- А что я могу? - удивился волчище. - Сам от людей гонения терплю.
Поведало семя о своем плане, согласился зверь, и дело пошло. Утащит волчище из хлева ягненка - да в заросли крапивные. Крапива его не жалит, а вот охотники туда не могут войти, для них поблажки нет. Совсем волк обнаглел. На дню по три раза в хлев наведывается. Загоревали люди, а семя тут как тут:
- Давайте, я вокруг вашей деревни крапивную изгородь поставлю, никакой волк не проникнет.
Думали люди, думали и пришлось согласиться. Постаралось семя на славу. Сунулся было волчище, думал сойдет. Только крапива, как кипятком, ошпарила. Весь аппетит у серого пропал.
Первое время вздохнули люди. Но только вот беда, ни в гости никого нельзя пригласить, самим никуда не съездить - крапива не пускает. Тут уж опять рукавицы надели, и ну крапиву изничтожать!
Семя - к волку. На помощь зовет. А тот ни в какую, убежал. Коварством никому мил не будешь.






КУПЕЧЕСКАЯ ЖАДНОСТЬ

Жил купец. И такой он был жадный, что свет таких не видывал. Он и снег весной в свои ямы сгребал - пусть там тает, а осенью листья опавшие собирал. Что уж он с ними делал, никому не известно. Люди смеялись, что он подушки листьями набивает, а затем продает. Все может быть у таких жадюг.
Торговое дело шло у него хорошо. Но потом он и торговать не стал, жалко было товару. Стал складывать все по сараям да по амбарам. Сложит и записывает. Все это гниет, портится, а ему хоть бы хны. Главное, что все записано в толстую книгу. Читает он ее и радуется своим богатствам.
И книг таких у него сотни накопились.
Но нашелся один односельчанин, который решил под- дразнить купца, мол нет у тебя золотой индейской рыбки. Как услышал про то купец - затужил, заболел.
И отправился в Индию за рыбкой. Долго ездил и, надо же, привез золотую. Правда, по дороге она у него издохла, но для него то не беда. Главное, в книгу записать. С месяц погордился, а односельчанин снова его осадил: нет, мол, у тебя жар-птицы африканской. Купец за чудесной птицей своего сына послал. Долго ждал, маялся.
Поиздержался сын, поистрепался, но привез-таки птичку в клетке. Правда потускнела птица в дороге, весь свой жар потеряла. Да купец не тужит, быстро ее в книгу свою толстую записал. Ходит, всем бахвалится. Но не дает сосед купцу покоя.
Опять его растревожил. Есть, мол, на свете палка волшебная - лечит людей от их главных болезней.
- А где ее достать можно? - нетерпеливо спрашивает купец.
- Могу достать тебе ее... Далеко только ехать надо.
- Поезжай, голубчик,- умоляет тот соседа.- никаких денег не пожалею.
Что же, привез сосед купцу палку эту. Она и давай его от жадности лечить - лупит по чему попадя. Ну, и вылечила. Стал таким же, как все.





 

 ЛАПА

 На крутом берегу Клязьмы расположилась деревенька. Одним концом своих усадеб спускается по склону в овраг. Так и кажется огромная лапа зацепилась за берег и держится крепко. А поговаривают люди, что в давние времена, откуда ни возьмись поселился в Яропольских лесах медведище, такого и сроду никто не видел. Идет зверюга, собой красное солнце загораживает, от его смрадного дыхания цветы и травы никнут. Как ударит лапой - просека по лесу проходит. А уж рева медвежьего все боялись пуще грозы июльской. Кто оказывался поблизости, замертво падал. Долго хозяйничал медведище в округе. Правда ходили смельчаки на него с рогатиной, да силой было зверя не взять. Еле терпели люди зверюгу, а уж, когда он повадился коров таскать да жрать их, тут уж вовсе отчаялись. Ведь одной или двух ему мало. В день по пятку сжирал, брюхо-то у него вместительное было. Многих разорил ненасытный, многих по миру пустил. Вот одному такому бедняге нищему терять уж было нечего и захотел он сразиться с медведем, но не силой, а хитростью. Пришел он к зверю и говорит, знаю я средство, которое тебе поможет вечно быть сытым.
- А зачем мне это средство? - рявкнул медведь. - На мой век хватит коров, а коль они кончатся, за вас, глупых людишек, примусь.
- Но ведь, чем больше ешь, тем больше хочется, - возразил нищий.
- Это верно ты говоришь, - кивнул медведь, - что ж, показывай мне это средство.
- Оно надежно спрятано в пещерке, в обрыве, - таинственно зашептал нищий. - снизу не достать, надо только сверху спускаться. Но не у каждого это получится.
- У меня выйдет! - рявкнул медведь.
Полез он вниз, лапой зацепился за берег. Сам сопит, другой лапой пещерку ищет. Долго не стал ждать сметливый нищий. Схватил большой топор и отрубил злодею лапу. Осталась она на берегу, а сам медведь с ревом ухнул с огромной высоты в реку да и потонул.
Деревня, что стоит на этом месте, и называется Лапино.





 МАЛЬЧИК-ДУДКА

Давно это было. Жил пастушок, мальчик- семилетка. А уж какой был ушлый да на ногу быстрый, что доверяли ему односельчане коровье стадо. Все коровы приходили домой сытые и невредимые. Каждую он знал по имени и по норову. И они его любили. Была у мальчонки дудочка с чудным пением. Кто ее вырезал, от кого она досталась ему, про то нам неизвестно. Но хранил он ее, как зеницу ока. Каждые утро наигрывал веселую песню, и, заслышав ее, коровы во дворах отвечали. А уж если хозяин заспался, то на себя потом пенял. В нетерпении корова могла и ясли развалить. Злые языки поговаривали, что дудка заколдованная. А то, что от нечистого - может принести беду. Но не верили в это люди, потому что любили пастушка и ласково называли Дудкой.
Но нашелся один бессовестный, кто решил доказать, что не праздно говорит. Уж так ему захотелось быть правым, что пошел он на обман. Взял да и увел ночью свою корову далеко в лес. А поутру всполошил всю деревню, мол, не пришла его коровушка, вот до чего колдовская дудка довела. И как не доказывал пастушок, что пригонял он корову к вечеру, как ни плакал - покачивали люди головами да глаза опускали. А злой сосед радовался. В сумерки побежал он свою корову проведать, ан ее и след простыл.
Веревка оборвана.... Тут уж не до шуток. Прибежал он к мальчонке каяться. Одарял всякими сластями. Ничего не взял Дудка. Но корову искать пошел, жалко ее стало. Как бы волки не задрали. Была она доброй, не в пример хозяину.
Привел ее только через два дня, исхудавший, измученный. Дудочку свою забросил, и, как ни уговаривали односельчане, не захотел быть пастухом, коли полной веры нет.




 МЕЖА

Дружные были соседи в одной деревне. Друг дружке помогали в работе и хороводы вместе водили. Горя никакого знать не знали. Коли беда к кому придет так, как говорится, на миру и смерть красна. А уж жадности промеж них и не бывало. У кого росла груша раскидистая, так в пору урожая по всей деревне сочными сладкими дулями лакомились. А у кого на усадьбе вишни не было, все равно зимой чай с вишенным вареньем пили. Делились шабры.
Кто первым придумал межу на поле провести да забором от других отгородиться, уж не помнят того злыдня. Да только с этого и началась раздробь. Вдруг понравилось людям отгораживаться да похваляться своим. Мол, у меня есть такое, что тебе и не снилось. Ну а там межа пошла не только по земле. Меж людьми прошла проклятая. Коли есть межа, появились и псы-охранители, которые истекали слюной, но держали свою службу исправно. Для таких, что старый, что малый - все одно.
Появились искусанные, истерзанные ради несчастной горстки вишен и червивого яблочка.
Стала царствовать межа и ставить всякие условия. Ах, у тебя того-то и того-то нет, значит ты не равен тем, у кого всего этого в достатке. Видели люди что-то у них не так, но сильнее была межа и трудно было с ней справиться. И по сию пору, где межа царствует, там зло и зависть в почете.




НЕВЕЖА

Во все времена любили люди доброе слово, ласковое да чтобы о поклоном оно говорилось, с улыбкой. За хорошее слово и коня отдавали. Дружба да любовь с него начинались.
А жил один неразумный парень. Взял он в голову, что все ему будет по плечу с криком да руганью. Подкует ему кузнец лошадь, а он вместо платы начинает во все горло мастера корить: такой-то ты да разэдакий, да не так ты дело сделал, да не те подковы поставил.
Плюнет кузнец с досады и рукой махнет, отвяжись, мол. А парню это и надо, любит даровщинку. Едет да посмеивается. А там завернет на постоялый двор, наестся до отвала и ну кобениться:
- Чем ты меня, хозяин, накормил, напоил, каку-таку отраву во щи да в кашу положил!
Хозяин бегает вокруг него, уж и не знает, как угодить. Уложит, укутает, и тот всю ночь такого храпака выводит, аж мухи по избе от страха мечутся. А проснется поутру, только глаза продерет - опять ругань:
- Что это за постеля такая? Жестко, душно, чуть богу душу не отдал!
Да садится у открытого окошко да орет во всю ивановскую, чтоб хозяину совестнее было. Уж тот быстрее его накормит, выпроводит да перекрестится.
И вот пришла пора невеже-парню жениться.
 К одной девице сватов посылает, к другой, а те от него, как от огня шарахаются. Знают его дурость. Никакого богатства, никакой красоты не надобно. А парень, к слову сказать, был видный да статный. Но согласилась одна, такая же как он, зевластая да неотесанная. И пошла у них жизнь веселая -
с утра до вечера собачатся. Как только друг друга не обзывают! Кто мимо дома их едет, плюется да лошадей подстегивает.
 




НИКИТА - НОС

Жил во Мстере художник-богомаз Никитушка, худенький, тщедушный парень. Было ему лет за двадцать, а на вид больше пятнадцати никто не давал. И художником-то он считался не ахти каким, но вот носы у него хорошо выходили. И как очередь подходила до носов, Никитке икону отдавали. Уж сколько он за свою жизнь нарисовал этих самых носов - считать собьешься. И прозвище к нему прилипло Никита-нос. Художники знали, отчего он так прозывался. Но не все о том ведали в селе. Как начинает с девушкой водиться, соседи ну ее осмеивать:
- Дурища ты дурища, чего ты с Носом связалась.
Ну а та на попятную. Кому хочется Носихой зваться. Разговаривают односельчане друг с другом, один другому что-то рассказывает. А тот:
- А кто сказывал?
- Нос.
- А ты больше его слушай. Он в носах только и разбирается.
Надоело все это Никитушке. Взял он котомку, палку в руки да отправился в другие места счастье и уважения искать.
В одной деревне нанялся в пастухи. Сначала вроде понравилось: весь день на вольном воздухе. А хозяева скотины и накормят, и напоят, и приют на ночь дадут. Но потом устал, ведь привык он в художниках на одном месте сидеть, а тут надо без конца взад-вперед бегать. Ушел из пастухов. Забрел в кузню и остался помогать кузнецу. Но и тут ненадолго его хватило. В кузнечном деле надо быть сильным здоровым. А у него в чем только душа и держалась... В другом большом селе приютил его сапожник, к своей работе приобщил. Стал Никита гвоздики забивать да стельки вырезать. Тут уж большой силы не надо и работа нехлопотная. Долго сапожничал Никита. Но наскучило ему однообразие до чертиков.
Вернулся Никита во Мстеру. А там его ждали. Не покупали люди иконы у офень. Носы не такие! Поняли мстеряне, что обижали Никиту зря, а он понял, что лучше его дела на свете нет. Теперь даже гордиться стал, когда называли его Носом.






 ПЕРЫШКО

В сказках сказывают про перо жар-птицы, А тут и жар-птицы не было, а счастье случилось. Жил-поживал паренек, сирота. Смирный, незлобивый. Оставили ему родители в наследство только курочку беленькую и домок на сарайку похожий. Вот курочка-то была удачная. Много яиц несла. Паренек ею только и жил. И сам наестся и деньжонок выручит. Да она, курочка, была для него и душой живой. Стеснительный был паренек, ни с кем слова не скажет, а с курочкой и побает. Люди шутили: она, мол, тебе и матушка, и жена, и дочка. Паренек не обижался. Знал - правы люди. Ухаживал за курочкой. Клевала она у него зерно отборное, пила водичку ключевую. Пас ее на лужке, охранял от коршуна хищного да от человека лихого. Но однажды не смог уберечь...
Жил у паренька в шабрах мужик завистливый. Ныла у соседа душа,что нет у него в хозяйстве такой вот куры чудесной. Как-то забрела она к нему во двор, он ее поймал да в амбарушке запер. Паренек хвать туда-сюда, нет курочки. Спрашивает шабра, не видал ли? Нет, отвечает. И глазом бессовестный не моргнул. Пошел паренек по деревне... Нет нигде, пропала курочка. Для другого, может быть, и невелика потеря, а тут-то весь свет в окошке. Не может паренек смириться, ходит, ищет. А курочке-то тюрьма наскучила, на травку желает. Квохчет, по амбарушке бегает. Мужику бы выпустить ее, и никто не узнал бы про его подлость. Да зависть, вишь ты, его заглодала. Мол, ни тебе, ни мне. Свернул курочке голову да ощипал ее.
А одно перышко вылетело и поплыло по ветру. Узнал его хозяин. А оно опустилось за усадьбы, и на том месте паренек клад нашел. Зажил он хорошо, богато. Семьей обзавелся.
А завистливому мужику куриный супец да перо в подушке счастья не прибавили. Разорился он вконец.





 ПРИМЕТЫ

Один парень уж так верил во всякие приметы, что шагу просто так не ступит, все чтобы к прибыли да к счастью. Кур не заводил, а то вдруг вспрыгнет которая на нашест да блажью закричит - это не к добру. От попов, вдов да девок огородами убегал - недобрая встреча, да девки, к примеру, его и самого избегали. Ходил он неопрятный, нечесанный. Ногти грязные. Срамота! А он приговаривал, что, коли ногти унавожены - к обнове, к гостинцу. Уж кто и чего ему дарил, про то нам неизвестно. Но примету соблюдал свято. А уж в избе у него такая грязь, что не описать. Мухи летали стаями, а он не выгонял их и не бил. Коли муха во щи попадет, опять- таки к гостинцу. И тараканов у него видимо-невидимо. Они, баял он, к прибыли заводятся. Посуду, порой, нарочно колотил, на счастье.
Присватал как-то девицу. Уж с какого боку он к ней подошел, не ведаем. Была она из доброй семьи, ну и захотела всю грязь-то из его избы повывезти. Мыла, чистила, скоблила. Ни крошки на полу не оставляла. Ну и сами по себе и мыши, и тараканы ушли. Уж она не нарадуется, а он губы дует, все не по нем. А как увидел, что тараканы кончились, в панику ударился.
- Злодейка ты! - кричит. - Что надумала?
- А что, плохо в чистоте да в холе быть?
- Да разве ты не знаешь, что тараканы из избы к пожару уходят!?
И ну пилить её изо дня в день.
Плюнула молодая жена в досаде да к тятеньке опять ушла:
- Живи, проклятый, со своими тараканами да целуйся с ними!





ПТИЧИЙ СУД

Раньше на Вязниковской земле и лесов было поболее, и птиц в лесах видимо-невидимо. Жизнь у птиц была такая же, как и у людей. Жили вместе дружно, друг друга в обиду не давали. В гости, из леска в лесок наведывались. От зверей хищных отбивались. Когда все это нарушилось, никто и не вспомнит да говорят, что началось вот с чего. Жил вороненок к птицам приветливый. Мало ему было того, что птицы друг другу помогали. Он то старенькой сороке водица притащит впрок, то с маленькими кукушатами попрыгает- поиграет. Что ж, радоваться этому надо.
Так нет же, пустил кто-то слух, что берет вороненок мзду за свои добрые дела. Тут уж птичий суд собрался, и оказалось, перепадало вороненку кое-что: где букашечкой угостят, где ягодки предложат, но от чистого же сердца. И он не отказывался, угощался. Суд решил побить вороненка камнями - не сильно, а так, поучить на будущее.
Ну, а потом, чуть что случается, так все опять на вороненка показывают, мол, не на то еще способен, и камешки уже без суда летят.
Всю охоту к добрым делам отбили. И вырос из вороненка ворон черный. Ну, а у птиц из-за общего смятения и подозрений разлад вышел. Теперь каждый сам с усам.






 РУСАЛОЧЬЯ ЛЮБОВЬ

Между Паустовым и деревней Крутые у самой дороги есть небольшой прудок. Прудок, как прудок - ничего особенного. Но сейчас редко кто замечает пень на берегу. Но вот лет пятнадцать назад на месте пня рос прекрасный величавый вяз. Сколько ему было годов, узнать несложно, посчитайте кольца. Но дело не в этом. Дерево было до того красиво, что даже само себе нравилось. Наклонилось над прудком и любовалось своей статью, как в зеркале. Нравилось вязу, что и прохожие, и проезжие останавливались и любовались на него. Ничего в этом плохого нет, коли ты красив и тебе радуются. Но вот стали замечать местные жители, что появляется очень часто у дерева девушка и долго-долго стоит, поглаживая рукой ветви. А иным казалось, будто что-то она шепчет ему. Никто эту девушку не знал, не ведал. Спрашивали у нее, мол, чья будешь-то? Девушка поворачивалась к любопытному, прикрывало глаза ладонью и всегда беззвучно хохотала, в ответ. Но ни разу никто не слышал ее голоса. Никто не видел и куда уходила девушка. Пропадала она, так же неожиданно, как и появлялась. И стали поговаривать люди, что не девушка это вовсе, а русалка. И что очень плохая примета но только разговаривать, но и смотреть на нее. Вылезает, мол, она из пруда и обратно туда залезает. А то, что гладит дерево и бормочет, так то, наверное, ворожит.
И вот как-то один малец-храбрец, увидев девушку у вяза, метнул в нее камень. Видимо сильным получился удар - вскрикнула она и заплакала. А малец, сломя голову, домой убежал в страхе, как бы его русалка но заколдовала.
Больше никто и никогда не видел у пруда девушку, а вяз ни с того ни с сего стал сохнуть. В один месяц все его прекрасные ветви превратились в черные сучья. А потом кто-то порубил огромное страшилище на дрова, и остался один пень.




 СКАЗ О ВОЛОТАХ

Давно это было. И мой дед о прадедом слышали от своих дедов и прадедов. Обитало на берегу Клязьмы удивительное племя - волоты, стройные, могучие, красивые люди. Голоса у них были такие сильные, что могли они через реку разговаривать, совсем не напрягаясь. А если надо было, топор ли, какую другую вещь, перебрасывали с берега на берег играючи. Все им было по плечу. Меж собой в ладу жили и с соседями не задирались. А другим их трогать боязно было, понимали, только горя наживут. А вот породниться с ними каждый был рад, не обижали пришлых, в свою семью с радостью принимали. И травы у них росли высокие, сочные, родниками напоенные. И молоко у коровушек от этих трав жирное, целебное. Вот так, через травы да молоко вливалась в волотов сила земная, богатырская.
Одно только плохо, слишком доверчивые волоты были, оттого и беда у них приключилась. Прознали про такую их слабость враги и решили попользоваться ею. Послали к ним подлого человека. Тот пришел. Плачет притворно и жалится. Мол, выгнали его из племени и не примут обратно, пока не выловит и не принесет рыбу серебряную. Взялись волоты помогать пришлому, в воду полезли. А враги хотят обстрелять их стрелами с холма прямо в реке. Прознали про то рыбы, не дали свершиться беде, быстро рыба серебряная в руки далась.
Через некоторое время опять приходит подлый человек с мольбой на устах, помочь поймать серебряного зайца. Теперь уж звери пожалели волотов - любили они их. И серебряный заяц дался в руки.
В третий раз договорились враги с воронами черными, чтобы уж наверняка погубить волотов. А те и рады, им лишь бы мертвечиной поживиться. Пришел подлый человек и сказал, что нужно пойти в чисто поле и подстеречь серебряного ворона. Пошли волоты туда и пали под стрелами калеными.
Но сказка не была бы сказкой, если бы победило зло. Остался в живых из волотова племени малец-сирота. Не мог он спокойно смотреть на страшный вороний пир. Помнил он из рассказов деда, что есть в Яропольских лесах родник с живой водой. Только она могла бы оживить волотов. И пошел в дальний путь. В болотах тонул, в чаще плутал, с дикими зверями встречался. Но только все невзгоды одолел и добрался-таки до волшебного родника. Осталось только зачерпнуть воды и - назад по проторенному пути. И тут беда нежданная. Второпях-то забыл малец посудину взять. Не в чем воду нести. Сел он и залился горючими слезами. Неужто зря шел, зря муки терпел. Тут появился перед ним старичок-лесовичок, ростом по пояс:
- Не то беда, что ты посудину забыл, а то что один пришел. Много ли ты взял бы воды?
Еще пуще залился малец.
- Да что толку в слезах-то, они не помогут. Тут надо думу думать.
И придумал-таки старичок-лесовичок. По его велению собралось над родником облачко. Погнал его ветер на поле скорбное, и вылилось оно дождем с живой водой на погибших...
Вернулся домой малец и встретил родных да и всех волотов живыми и здоровыми. И все пошло по-прежнему.


 СЛАДКИЙ МАЛЕЦ


Один малец очень сильно мед любил и на пасеке мог целыми днями просиживать. Пасечники приметили его и стали порой просить в чем-то помочь, ну там, поднести, подержать кое-что. А он старался от работы увильнуть. То будто бы не расслышал, то, слышь, брюхо болит. А когда приходило время мед есть, сразу все болезни кончались, ел он в три горла и облизывался.
Ну ладно, время шло. Надоело пасечникам даром кормить лентяя, а он прилепился к пасеке, как банный лист. Скандал же заводить пасечники не могли. Было такое у них поверье, коли ругаться на пасеке, то прибытку на ней не быть. Пчелы любят покой и мир. А не то ведь они птицы вольные, улетят, ищи-свищи. И придумали пасечники...
Пришел как-то малец полакомиться медком, видит на пасеке беготня-суетня.
- -Что такое? - спрашивает.
- Да вот, вишь ты, беда, уносят пчелы готовый мед за Клязьму в луга и там платят дань луговому царю.
- А что за царь такой? - удивился малец.
- Да объявился там, нежданно-негаданно, вот и лютует, всех пчел взбаламутил.
Пришел малец на следующий день, а пасечники его как издали заметили, так опять засуетились и все про лугового царя бают.
- Да что этому царю надобно-то? - удивляется малец.
- Вишь ты, бездетный он, ищет себе наследника такого, который мед любит. Вот и набирает свои кладовые.
- И где же этот царь обитает, как его по всему заречью искать?
Видят пасечники, клюнул малец, обрадовались:
- Да вот, говорят люди, что надо ходить там и кричать: "Сладкий я, сладкий, еще слаще хочу быть!"
На следующий день переправился малец на тот берег Клязьмы. Ходил и ором орал про сладость свою. От эха голос дробится, и, кажется, вокруг полно ходит желающих быть наследниками. Вот малец еще больше надрывается. Так до сих пор и ходит.



 СЛУЧАЙ НА ЯРМАРКЕ

Повезла баба на ярмарку в Успенский погост товара всякого целую телегу. А была она не то чтобы сказать глупая, но малость богом обиженная. Ехать бы ей надо по дороге, где все ездят, хоть подольше да понадежней. А она потряслась по лесу, по всем колдобинам и корневищам. Едет, назад не смотрит - кукушечку слушает:
- Сколько ты мне кукушечка жизни напророчешь?
А та: ку-ку да ку-ку. Что ей делать-то. А товар с воза падает. Ямка - тыква на земле, другая - туесок с огурцами. Так вот пока доехала, все у ней с телеги попадало. А все одно не чует. Приехала на ярмарку, встала в ряды, глазами туда-сюда, любопытная до страсти. И опять-таки, чтобы ей оглянуться. Час-второй пролетает, и диво бабу берет. У соседей торговля вовсю, а к ней ни один человек не подходит. Но все-таки дождалась: цыган лошаденку осмотрел, вокруг обошел:
- Скоко за лошадь да за всю сбрую просишь? Баба аж заругалась:
- У меня товару всякого не продано, а ты к сбруе пристал. Чай я не дура лошадь-то продавать.
- Где товар? - спросил цыган. Глянула баба на телегу и взвыла:
- Обокрали! Родимые!
А ей соседи в ответ:
- Ты как приехала пустая, так и стоишь - место занимаешь. Тут баба смекнула - видать в лесу обокрали. Надо по следам ехать. Пока доехала до дома, все и собрала. Приезжает довольная, а муж на неё с кулаками:
- Ты чего, не продала и макова зерна, а лыбешься?
А она, мол обокрали меня в лесу, а я воров обхитрила, все нашла.


 

 СОСЕНКИ

Жил у одного барина в работниках красивый добрый парень. Все работы исправлял ладно и с совестью. Он и кузнечил, и пахал, и кучером езживал, и даже в няньках состоял у помещикова дитя. Золото, а не работник. Но почему-то невзлюбил помещик парня. Что не сделает, все хозяину не так да не эдак. Даже бивал его помещик. Терпел он, терпел, да ведь любое терпение когда-то кончается. Пришел однажды парень к помещику:
- Ухожу я от тебя, рассчитывай!
Ворчал, ворчал барин да ни к чему не придерешься. Скрипя зубами, отдал все, что парень заработал. Сам же досаду в сердце затаил.
А парню что! Он уже о будущем думает. Заприметил в одном селе девицу, скромную, работящую. Такую ему и надо. Золото к золоту - получается клад. Заслал сватов, а там и свадебку сыграли.
Узнал про счастье бывшего работника барин, и еще пуще разгорелась его досада. А тут, как бы ему кстати пропали в имении ложки золотые. Не поискавши, не разобравшись, как следует, назвал барин парня вором и в суд на него подал. Приехали за парнем стражники и увезли. А барин уж приготовил и свидетелей, которые будто бы видели воровство, имелись у него такие люди без стыда и совести. Понадеялся парень на суд. Думал - разберутся в поклепе. Да судьи-то барином тоже были куплены. Понял тогда бедняга, что дело безнадежное, и тут только одно спасение - бежать, куда глаза глядят. Приютился в лесах сосновых. Захватил туда и жену молодую. Жили поначалу в шалашике, кормились ягодами да грибами, пили воду из чистых родничков. В общем, не тужили.
А барин от злости маялся. Вызывал в суд родственников, заставлял их клятвенно говорить правду. А те и не врали:
- В сосенках ищите его, там он.
А вокруг Вязников сосновых лесов много, все не обыщешь. А парень потом избу построил. Потом дети избы понастроили. Деревня так и зовется Сосенки. И до сих пор стоит в лесах сосновых.





ЧЕРНЫЙ МОР

Жили люди, беды не ведали. Травы убирали ,землю пахали, солнышку и дождику радовались. И вдруг ни с того ни с сего появилась беда лютая - Черный Мор. Не видят его, не слышат, он же злодей всех косит и старых, и малых - никого не жалеет. Никуда от него не спрячешься: ни в погреб, ни в лес, ни на край света не убежишь. Взмолились люди:
- Пощади, Черный Мор, не трогай! Какой хочешь, выкуп дадим.
Тут-то он людям и появился в своем мерзком обличье. Описать его ни пером, ни словом нельзя, уж больно страшен и противен. Просит самую красивую девицу в жены. Стали дали судить-рядить, что да как, уговаривать красавиц идти в жены к Черному Мору. Да дело-то уж больно поганое. Никто не соглашается. Приуныл народ. Но нашлась-таки девица, не особо красивая, но умная и храбрая:
- Я пойду к Черному Мору, но при воем народе назовите меня самой красивой.
Слово сказано, дело сделано. Пришла девица к чудовищу и говорит:
- Что делать-то надобно?
- Вари мне обед. - приказал жених.
- Сварить-то сварю да вот незадача, а вдруг ты отравишься. Скажи мне что тебе нельзя и я буду знать.
- Уж больно ты хитра, - захохотал Черный Мор, - мне все можно.
- Ну раз все можно, то ладно. - смиренно ответила девица.
А Черный Мор призадумался. Росла в диком лесу яблоня, яблочко с которой было для него губительно. Хорошо ,что девица не знает об этой яблоне. Ну, а вдруг она случайно сорвет яблоки и сварит ему компот. Мучить стала Черного Мора эта дума. И яблоню -то извести нельзя, не по зубам она Черному Мору.
Много времени прошло. И вот видит он, девица покорная, незлобивая. Не от хитрости, верно, спросила про обед, от простоты. И поведал ей про яблоки. Долго ли коротко ли прошло времени, успокоился, поверил жене. Тут-то и накормила она его компотом. Издохло чудовище, как не бывало его.
 




ЧЕСТНЫЙ КОЗЕЛ

Жил у деда с бабой козел. Козел как козел. Но была у него особенность - вранья не переносил. Приврет, бывало, дед шабрам, прихвастнет, так козел его по всей деревне гоняет, выставя вперед рога, пока тот не выдохнется и не упадет посреди дороги. Мол, будь, что будет. А козлу нет резона сажать деда на рога, кормилец все-таки. Подойдет, потрясет бородой, понюхает и опять по своим козлиным делам отправляется. Доставалось и бабе. Как начнет она с соседками косточки кому-нибудь перемывать да не дай бог прибавит то, чего не было - козел бежит - пыль столбом. И по всей деревне бабий визг и кутерьма, ребятишкам забава. Всех в деревне сделал козел честными. А коль у кого с языка ложь сорвется, тот уж испуганно пригибается да оглядывается, кто же захочет козлиных рогов отведать.
А началось все вот с чего. Проезжал как-то мимо деревни барин со своим семейством. И вот барыне захотелось свеженького деревенского молочка испробовать. А бабы к полудню доить еще не ходили. Барыня-то и говорит, дайте тогда козьего. Вон с той козы. И показывает на мирно пасущегося козла.. За свежее молоко сколько хотите заплачу. Ну баба и смекнула. Налила в подойник старого коровьего молока и к козлу. Присела к нему. Руками сучит, будто доит. Терпел тот, терпел да потом развернулся и на бабу...






ШУБКА

Всю зиму лежало поле покойно и мирно. Было оно одето в мягкую и теплую белую шубку. Лежало и копило силы для будущей работы. Много хлеба нужно будет поднять к осени. Спало поле и снились ему шумящие под ветром колосья, ласковый дождик и заботливые руки людей.
Так потихоньку подошел к концу февраль. Поистерлась шубка под ветром, полиняла под солнцем, проснулось однажды поле - зябко стало ему под ветхой шубенкой. Попросило месяц март выручить:
- Почини мне, пожалуйста, шубку.
Согласился март. Взялся за работу. Но таким он был неумехой, что шубка у поля вконец расползлась по всем швам.
Тут как раз апрель пришел. Обрадовалось поле и его умолять стало. А апрель, известное дело, озорник и обманщик. То подарит шубу, то снова отнимет. Заплакало поле, слезы крупными ручьями потекли. Стал утешать его веселый улыбчивый май:
- Зачем тебе шуба? Тепло сейчас. Сошью-ка я тебе рубашку зеленую.
Сказал и сделал. Успокоилось поле. Лежало и радовалось обновке.




БАЙКИ ПРО ФЕДОТА



 ФЕДОТ И ГУСИ

Жил, рассказывают, в Новой деревне мужик Федот. Чудной он был. Не сказать, чтобы умом слаб, но про таких говорят пыльным мешком ударенный. Еще с мальчишества заметили за ним этакую чудность.
О десяти годах поручил ему тятька гусей пасти.
В ту пору завелась в Стрижевской рощице лисица, на гусиное мясцо охотница. Как идут гуси к дальнему пруда, шествуя важно, вот она их и стережет в канавке. И нападает не на любого, а выберет самого жирного - хвать за шею, и в лес.
 Вот и наказали Федоту стеречь животину. Ну, а ему лень было таскаться к дальнему-то пруду. Решил он приучить гусей обходиться тем прудом, что в центре деревни. Загонит их в воду и бегает по берегу кругом с хворостиной, не пускает на берег. Гуси возмущаются, гогочут, недовольны. Да их понять можно, и прудок-то вшивенький, да и гусь - птица особенная, ин-тересно ей пройтись вдоль деревни, себя показать. Презрение ко всяким курам безмозглым выявить. И чтобы уж удовольствие от купания было полным. А тут какой-то мальчишка-стручок свои законы устанавливает. Уж, как противен им стал Федот, описать невозможно. И терпение у них лопнуло, напали они на него, все пятки исщипали.
Ну и задумался мальчишонка. И гусей ублажить надо и дело исполнить. Придумал чудовинку невиданную. Перед тем, как гусей выпускать, хватал он в деревне первую попавшуюся курицу (а их было несчитанное число) и тащил за околицу к той роковой канавке. Курицу выкидывал, а сам прятался. Квохтала она бега-ла, как полоумная, а лисица тут как тут, накрывала беднягу, и дело с концом. Дожидался Федот этого, и до-мой. Где-нибудь под смородиной спать заваливался. Гуси же шли к своему пруду, и лисе было не до них. Довольна она, курятиной полакомилась.
Долго ли коротко ли, такое дело длилось, но заметили новлянцы - уменьшается куриный народец по деревне. Тревогу забили. И выследили-таки Федотову штуку. Уж как порол мальца тятька, об это односельчане из поколение в поколение пересказывали и своих малых озорником стращали этой поркой.

 ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~

 


 
 ПРО ФЕДОТОВА КОТА

Когда вырос Федот, долгое время жил бирюком,
один-одинешенек, без жены, без детей. Из скотины был у него лишь один кощёнок, которого новлянская ребятня называла Кощеем. А он, точно,был всегда худой, встрепанный, но проныра великий. Где какое воровство мелкое: пропали ли цыплята, опорожнены ли крынки со сметаной, иные ли проделки, следы всегда вели в Федотову избенку. Вся плутня была нарисована на рыльце кощёнка и сметанные остатки и цыплячий пух.
Очень многие односельчане жаждали поквитаться с усатым плутом. Но за всю жизнь кощёнок ни разу не был пойман неприятелем, ни разу не был бит. Уж какие тяжелые камни летели в него, даже из ружья пытались попасть. Но как-то увертывался, как-то упреждал все покушения. А уж засады даже как будто бы развлекали его. Для вида помечется, поорет блажью, и как сквозь землю проваливается.
Бабы и мужики в досаде кричали: "Бес он у тебя, что ли?" Федот только плечами пожимал и посмеивался. Только хозяину в руки давался кощёнок.
Федотову шабру Силантию больше всего хотелось завладеть Кощеем и прилюдно сказнить его. Но хотение делу рознь. Силантий даже все свое хозяйство забросил, так увлекся ловлей. А кощенок, видя такое усердие шабра, начал специально его дразнить. То огурцы вытаскивает из его огорода, то капусту прямо на корню когтями шинкует. А уж погреб и двор Силантиев стал навещать регулярно. Продыху мужику не давал. Тот видит, хана хозяйству приходит. Прибежал Силантий к Федоту, большие деньги сулит, чтобы только кощёнка выдал. А Федот только отнекивается, любил он Кощея.
Понял шабер, что пора кощенку на милость сдава- ться. Поутих, не проклинает его, а на усадьбу Федотову для усатого то мясца, то рыбки подкидывает. И везде и всюду котом восхищается, мол, вон как он меня, и поделом. Скучно стало кощёнку Силантию пакостить, и отстал он от него.





 КАК ФЕДОТ ПО ЖЕЛЕЗКЕ ЕЗДИЛ

Неподалеку от Новой Деревни проходила железная дорога. Новлянцы называли ее просто железкой.
Так и говорили: "Мой сват за железкой живет" или "Ищи корову, она вдоль железки пошла".
Федота очень занимала железка, непонятно было ему: как это машина, так все паровоз называли, столько вагонов прет.
Конечно, знал по рассказам, что кочегары кидают в топку дрова или уголь и от этого паровоз движется.
Но знать-то знал, но понять этого не мог. Мол, я вот тоже печку топлю, дрова подкидываю и дым из трубы удалее, чем из паровозной валит, и все-таки печь ни туды ни сюды не колышется. Вот ведь задачка.
И тут кто-то ради шутки сказал Федоту, что дело не в кочегарах и не в машинисте, а что в Нижнем живет колдун, который может оседлать черта. Потом он его сажает в машину и пускает до Москвы, а машинисту говорит особые слова, которыми тот может черта и останавливать и понукать. А кочегары и дым из трубы, это так для отвода глаз, чтобы православные не боялись по железке ездить. Федот этому не удивлялся, ведь, когда поезд подходит к станции и, если в это время близко быть - дух заходит, столько шуму, столько визгу, столько скрипу. И не зря в машину с водокачки воду качают, ну какой дурак в печь воду будет лить, да столько. Видать, черт от жажды умирает, его и поют. А он шипит, паром исходит"
И захотелось Федоту на этого черта хоть глазком взглянуть. В машине он сидит заколдованный, и не вырвется. Да и потом, на Федоте крест , да и сам он может осенить себя крестным знамением, никакому бесу не будет подвластен. Стал надоедать Федот соседу-машинисту, чтобы он посадил его на паровоз. Не положено, да и все, тот в ответ. Хочешь прокатиться, покупай билет, садись в вагон да и поезжай. Не помогают никакие уговоры. И выставил тогда Федот соседу литр самогону. Тот понюхал бутыль, соблазнился, чего ж от дарового-то отказываться. Взял Федота в свою смену.
Радостный влез Федот в паровозную будку, а там жарища, как на печи. Голый кочегар уголь в топку забрасывает, а дверца сверху вниз: хлоп, хлоп. Сосед за какую-то ручку как дернет! Послышался душераздирающий вопль. Е-мое, аж присел Федот. А машинист с кочегаром хохочут. Ну точно, черт, подумал мужик, ну' кто еще так орать может? И тут пол под ногами Федота задрожал, затрясся. Сосед-машинист крикнул "Поехали!"
Ох, зря я все это затеял, защемило у Федота сердце, наверно вырвется черт, вон как пыхтит и ворочается. Но тут из открытого окошка сквознячком потянуло, успокоило малость. И снова любопытство подзузыкивает Федота. Как же двигает черт эту махину. Скачет что ли по линии ногами и руками загребает. Во все окошки заглядывал, нигде не видно. Ну что за пропасть такая. Только одно осталось неисследованным - топка. Улучил он момент, когда кочегар приготовился кидать уголь. Лязгнув, поднялась дверца и Федот на четвереньки бросился, предварительно перекрестившись и - лицом к топке... Будто бы в ад головой попал, аж память отшибло. Очнулся, когда его кочегар с машинистом водой отливали, и слышит только соседов голос:
- Ну, дурак, черту душу отдать хотел.
Ну точно, все-таки про колдуна сказали, обрадованно подумал Федот.