Эксклюзив. Бывает же такое?

 "Шподано! Нате вам...Уу!!!"

 Он, Леон Тиски был начинающим барноменом во Римине. Полный вид и внушительная искрометность его родного "тамаДавка", популярного кулачищи, величиной с голову доброго ротвейлера и весом в два раза чаще, была невероятной бандурой. Римляне, съезжались на курортное столетие по выходным, в бар "Мартчелло", ШОбы взглянуть на дар геракла и понюхать чем пахнет настоящее. "Гигантенок по колено стойки!" - кричали турист-нутые искусители, то ли обыватели непонятные, кто их знает. Свойственный и пардонный "этот" погон или же прозвище, дал Леону хозяин заведения Чипи Страус. Хозяин Чипи с ослиным прищуром и вмятиной во взгляде имел незатоптанность азус-гея и был ненарадован своему оптико-механическому вставному глазу, резко блестящему на приносящую неломогнущуюся славу его барной стойке и прибыль-почести уже лично ему.
 Леон Тиски, в отличии от хозяина и всех остальных, умел налить и выпить, и сделать это как можно наглядней. Это было колоссально!..
 Дело в том, что бар "Мартчелло" был гомиковский, это конечно смущало многих подобных сКлизняков придерживающих свои драгоценные затычки, ШОб не надрыщать от испугов, при виде мясистого, здоровенного и могучего Леона, но, с другой стороны, в свою очередность, придовало какое-то ажурное "покрывало" что ли... на влюбленных этих попников. Что тут говорить? Само нутро, нормального во всех отношениях Леона, было завидно-против такого каторжного терпения, оно рвалось наружу и хотело избавиться от опрятных и жалких слюнтяев-посасушников.Но куда бежать?
 Вспоминая первую встречу со стойкой хозяина, Леон плакал. Да!.. Все собравшиеся в очередной вечер пищали от безумия такого грандиозного зрелища - громадина с двумя бабайками ревел, не поверите, как дитя... и долбил по ново-стальной стойке со всей дури, от чего пол подпрыгивал от "удивления". Тем самым, создавая любимую вибрацию постояльцев - они жужжали кЕксуя и буксуя и возбуждались от страха и прижимались к друг другу, как бычки в банке, лупя ресничками и уродуя высунутые языки всякие вкось. Фу? При виде этого, как обычно, Леон по своей нетерпимости и выдержке к негодному контингенту на мгновение вечности застывал тихонько, совсем неслышно тихонечко (только шум моря листал еле слышно), оглядывался по сторонам от неверия увиденного(держался до последнего). ... и как обычно срывался, начиная ломать и крушить прочно вмонтированную вновь и заново стойку и лупить свирепо выходя из себя громовыми буханьями, да так откровенно, громами - ударнейшими, да так смачно и самоотверженно воинствующе, что окружающие в действительности своей обсерались не сходя с мест и падали навзничь без сознаний, как саранча что ли, и... Но людей Леон не трогал. Не мог трогать их. Гадость эту, трогать, он при мысли об этом перешагивал через стойку и хватал воздух, но уже за пределами заведения. Леон бежал к морю. Только море спасало его от бессилия что либо сделать в этом случае....