Траектория любви

Сверкнула молния, замигала лампа, раздался оглушающий удар грома. Я не сразу услышал, что в дверь трезвонят. Накинув майку, я поспешил открывать.
-Кто?
-Света. Открывай быстрей, я вся мокрая.

Я не ожидал её увидеть. Она стояла такая дикая и свежая, блузка чуть намокла, глаза блестели.

-Так и будешь меня в коридоре держать?
-Проходи, - запоздало пригласил в комнату.
Она вошла, держа в руках огромный пакет.
-В Интернете сидишь?
-Точно.
-Девочкам про любовь заливаешь?
-Немного.
-Лучше бы к экзаменам готовился.
Я вздохнул.

Она, хмыкнув, по-хозяйски прошла на кухню и заглянула в холодильник.

-Ну точно, как обычно, ничего нет! - радостно вскрикнула после осмотра. - И полная раковина посуды. Ты её специально не моешь?
-Я её мою по пятницам, тем более у меня еще остались чистые тарелки.
-Какие вы мужики не самостоятельные! – нежно выдохнула Света.

Если бы всё было иначе на моей кухне: холодильник ломился от продуктов, а плита блестела своей чистотой, - это не доставило бы ей такого удовольствия. Как ужасающий вид моей хозяйственной неприспособленности. Она чувствовала свою полезность.

-Я купила продуктов и сварю тебе борщ. У тебя есть во что переодеться, чтобы не замарать блузку? Ведь ты не забыл, что нас ждут вечером?

Фартука на кухне не оказалось, так же как и халата. Я долго рылся в полупустом одежном шкафу, размышляя, что предложить. Лучше всего подходила моя новая полосатая рубашка, которую я одевал в исключительных случаях. Свете моя рубашка понравилась.
-Я переоденусь, а ты не подсматривай.

Мы встречались уже два месяца. Встречи были редкие, как потомство у бездетной собаки. Это была игра. В которой я чувствовал себя зрителем. Играла Светка замечательно. Она расстегнула юбку и стала её спускать. Ноги у неё были длинные и ровные. Показались фиолетовые трусики.
-Отвернись.

Я сделал вид, что отвернулся. Она сделала вид, что думает, что я отвернулся.

Она умная.
 Умной тяжело выйти замуж. Некрасивая, но глупая выскочит быстро. Умная отпугивает мужчин, поэтому приходиться притворяться. Умные претворяются всегда: в дружбе, в любви и в сексе.
Они не ищут правды, она им не нужна.

Дальше она расстегнула блузку. Я молча рассматривал её грудь, упакованную в лифчик.

-Тоже сниму его…чтобы не мешал готовить. - пробормотала Света, щёлкнули бретельки и выкатилась грудь.

Она всё делала не торопясь и не стесняясь. Я, не отворачиваясь, зачарованно наблюдал.
Набросив мою рубашку, она застегнула лишь нижние пуговички.

 Я смотрел, как она крошит капусту, трёт на тёрке морковь и режет ровными кубиками картофель, и думал: «Как у неё все получается красиво и плавно. Она всё делает красиво и грациозно. И всё знает: знает меня, знает жизнь. Наверное, это и есть любовь».

Любовь – это желание готовить борщ своему мужчине.

Я представил себе нашу дальнейшую жизнь: «Она будет такой же ровной и аккуратной, как Светкины конспекты, в ней не будет ничего лишнего. Жизнь будет расписана как траектория ракеты…»

Как красиво выбухает на Светиной груди моя рубашка. Я смотрел и мне было почему-то её жаль.
Было жалко Свету - нашу старосту, умницу и отличницу. Жаль её, обладающую длинными ногами и красивой грудью, с огромным, как у Эйнштейна, интеллектом.
Жаль, что ей хочется варить, как деревенской простушке, борщ, стирать и убирать. Без этого она не чувствует себя полноценной и счастливой. Без этого борща курс её ракеты не может иметь идеальную траекторию.

Высыпав все в кастрюлю, она села на табуретку, задрав ноги и облокотившись на стол. Отчего её выпуклости на моей полосатой рубашке образовали идеально круглую форму. Я рассматривал её грудь, затем мой взгляд падал на её фиолетовые трусики и снова поднимался до груди.

-Потрогай, - позвала она каким-то далёким незнакомо низким голосом. Совсем другим голосом, каким она объясняет материал в группе.
Я прикоснулся к полосатой рубашке в том месте, где томились её идеальные холмики. Она расстегнула ещё одну пуговку.

-Я думаю, что Винсент Ван Гог не страдал шизофренией, - тихо проговорил я, прикасаясь к манящим грудям. - Пусть он прожил короткую, но яркую жизнь. Его творения стали бессмертными не только благодаря таланту, а во многом благодаря жизни: мучительной, одинокой и трагичной.

Её взгляд, секунду назад бездонный, снова стал маленьким и стальным.

Я с любопытством наблюдал за Светой. Это уже не женщина. Она совсем забыла, ради чего пришла, привычным жестом застёгнула до подбородка пуговицы и закрыла ноги рубашкой.

-Это были лишь первые искры его таланта. Они ослепили, но не выразили и сотой доли того, что хотел и мог сказать гений. Если бы в наше время мы провели антипсихотическое лечение, то восстановили его работоспособность, и он бы смог написать сотню новых шедевров…

Я смотрел на её губы, на еле заметную складку на лбу и представлял нашу семейную жизнь через десять лет: «Она защитится, станет кандидатом и будет работать и работать. Детей у нас не будет, потому что некогда. Борщом, думаю, тоже баловать меня не будет, по той же причине. Всё время она будет писать, издаваться и ездить на симпозиумы. У неё будет множество знакомых профессоров и доцентов. Она останется изящной и грациозной. Все коллеги будут завидовать мне, а я одинокими вечерами, готовя себе картошку на ужин, стану вспоминать сегодняшний борщ…»
Я наклонился и поцеловал её. В этот момент раздался ужасный гром и дождь с новой силой заколотил в окно. Света вздрогнула. Жесткие губы разжались. Её глаза не понимали, что происходит. Затем я опять рассмотрел в них смысл и очередную точку траектории. Она закрыла глаза, присев мне на колени…

За окном шумел дождь. Борщ получился вкусный.

Обнажённой Света изменилась. Она лежала, уткнувшись в моё плечо, и рассказывала о своём детстве. Что была жутко любопытной девочкой и всегда подглядывала за своими родителями, потом о своей первой любви. Она говорила много и быстро. Слова летели, подхваченные форточным сквозняком, и проникали в мою душу.

Я гладил её грудь, совсем не слушая. Света хочет выйти замуж. Ей со мной хорошо. А мне с ней? Я смотрел на неё. Она наполняла меня своими мыслями. Как много оказывается их у женщин. Любая женщина легко может потопить мужчину своими словами.

Она взглянула на часы и замерла. Я смотрел на неё и наблюдал превращение. Света словно проснулась.

Словесный поток совсем пересох. Пока она оставалась такой же милой Светой, только сделалась еще лучше – неожиданно замолчав.
-Нам пора. Я пойду в ванну.

Соскочив с дивана, умчалась. Я лежал и представлял наше будущее. Оно было таким пугающе реальным.

Она вернулась и сразу потянулась за фиолетовыми трусиками. Одев их - изменилась. Она уже не была той Светой, что ещё несколько минут назад лежала рядом. Она чувствовала себя неловко за свою минутную слабость.
-Ты не забыл, мы должны подъехать к семи часам?
-Я помню.

В комнате повисло молчание неловкое и стыдливое, словно в этой комнате свершилось что-то неприличное.

Застегнув лифчик, Света словно запихнула свою болтливую, порочную половину в жёсткие рамки.
В ней осталось так мало женского. Она молчала и по глазам я видел, что она просчитывает комбинации сегодняшнего вечера. Моя нагота её отвлекала.
-Давай одевайся, – стараясь сдерживать резкие нотки, прошептала она.
-Действительно, пора, - улыбнулся я. – Видно время ещё не пришло...