Новое имя главы из повести

 # Ночью я дрейфовал в одном направлении. Когда черная краска ночи разбавилась серой рассвета, я увидел под собой бушующую массу воды. Океан, - догадался я. Океан плевался в меня клочками белой пены и был зол за то, что никак не может достать.
 Я заметил, что в моих описаниях стали появляться не свойственные энергусам сравнения и аллегории. Видно, земная ноосфера оказывает на меня влияние.
 Вскоре вода сменилась землей. Берег, поросший деревьями, поднимался высоко над океаном. Я уменьшил скорость и полетел между деревьями. Деревья росли на небольшом расстоянии друг от друга, иногда они переплетались ветками и не оставляли никакого прохода для человека или животного, но только не для меня.
 Среди лесной чащи попадались и небольшие поляны, освещенные солнечными лучами. Золотистые полоски света умудрялись находить себе дорогу даже в этом диком лесу. Я пролетал такие поляны, не останавливаясь, лишь на ходу, бегло осматривал свободное пространство.
 Над одной из полян я резко остановился. Мне показалась, что она чем-то отличается от предыдущих. Я вернулся назад. Действительно я не ошибся.
 На краю поляны я увидел странную фигуру. Человек весь в черном, включая кисти рук. Лицо упрятано под черную ткань, лишь на месте глаз, узкий прорез. Он, скрестив ноги, сидел на земле, его руки лежали на коленях, глаза закрыты, пальцы переплетены в какую-то замысловатую комбинацию. От фигуры веяло таинственностью.
 В этой оболочке я, пожалуй, смогу получить такую информацию, какую не смог бы добыть и у сотни других. #

 ~~
 ~~

 # Ничего не понимаю, человек явно жив, но внутри полнейшая пустота. Ни единой мысли. Как это может быть?
 Я облетел человека вокруг и остановился напротив его глаз. Некоторое время я смотрел на веки, видневшиеся в прорезь. Прошло, наверное, минут двадцать, но веки по-прежнему оставались неподвижными.
 А может эта оболочка уже прекратила свое движение, то есть человек мертв. Но я точно знал, что когда с ними происходит такое, они принимают горизонтальное положение.
 Сделаю еще одну попытку. #

 ~~
 ~~

 # На этот раз я пробыл в оболочке целый час и по-прежнему никакого движения: ни внешнего, ни внутреннего. Лишь один раз у меня возникло ощущение, словно в квартире, где стоит полная тишина, приоткрылась дверь в одну из комнат, и в образовавшуюся щель вырвались чьи-то голоса, но дверь тут же захлопнулась, и все звуки оборвались.
 Еще меня поразили две вещи, с которыми я соприкоснулся, находясь в этой оболочке.
 Первое - это какое-то необъяснимое знание.
 Когда я проникаю в человека, я вижу окружающий мир его глазами не в переносном, а в прямом смысле. Тот предмет, который видит человек, вижу и я и ничего более.
 У человека, в котором я сейчас находился, глаза были закрыты, поэтому я естественно тоже ничего не видел. Но, тем не менее, когда в какой-то момент позади оболочки раздался легкий треск, я совершенно точно знал, что это на втором дереве, справа от близ растущего куста азалии белка обломала сухую веточку.
 Раздавшийся через какое-то время писк принадлежал маленькому грызуну. Я еще не совсем овладел человеческим языком и не знаю можно ли так говорить, но я бы сказал, я видел, не видя, настолько сильным было знание.
 Я знал, что с юго-восточной стороны от сидящего человека у дерева, разбитого пополам молнией, вылез из норки серый зверек. Он стал на задних лапках, устремил взгляд черных, глаз- бусинок на что-то его заинтересовавшее, потом пискнул и снова спрятался в норке.
 И вторая вещь, поразившая меня в этой оболочке, - это совершенно верный отсчет времени. Когда я внедрился первый раз в оболочку, было семь часов двенадцать минут. Я знал это абсолютно точно, как если бы посмотрел на часы.
 Мое второе проникновение произошло в семь двадцать две. Пока я находился в этой оболочке, я с точностью до минуты знал, сколько сейчас времени и сколько прошло от события до события.
 Причем мне не нужно было вести постоянный отсчет минут и часов. Достаточно просто подумать о времени и словно невидимый хронометр сообщал мне свои показания.
 Я чувствовал, что в этой оболочке заключена великая загадка, разгадав которую, я пойму смысл человеческой жизни и мне больше не надо будет внедряться в другие оболочки в поисках ответа на этот вопрос.
 Я решил находиться поблизости от этой оболочки и дождаться, когда она перейдет в иное состояние. Проникать в нее сейчас мне не хотелось, уж очень там было скучно.
 Периодически я поднимался над деревьями и смотрел по сторонам. Вокруг простирался нескончаемый лес. Вверху я надолго не задерживался, я боялся упустить человека, который сидел на поляне.
 Когда я опустился в очередной раз, я убедился, что человек по-прежнему находится на своем месте.
 В какой-то момент раздался сильный треск ломаемых веток. Между деревьями промелькнуло какое-то животное, напоминающее косулю.
 Интересно, как на этот шум отреагировал сидящий человек. Я посмотрел туда, где он находился. Если бы я был человеком, я бы наверно вскрикнул от удивления. Фигуры в черном не было. Как же так, только что она была здесь, а теперь от нее осталась лишь примятая трава.
 Я бегло осмотрел поляну и убедился в том, что она пуста. Тогда медленно я двинулся к краю поляны. Попав в лес, я вдруг увидел человека в черном. Он стоял в позе, которая чем-то напоминала растущее рядом дерево, и это затрудняло его обнаружение.
 От места на поляне, где сидел человек, до дерева, возле которого он теперь стоял, было метров пятнадцать. Я уже знал физические способности людей и не мог понять, как человек в черном преодолел это расстояние за несколько мгновений.
 Ну, ладно, теперь ты от меня не уйдешь. #

 ~~
 Да, я не ошибся, этот отрезок пути заканчивается. Во время медитации я прервал молчание разума и позволил первой родившейся мысли проникнуть в мое сознание.
 Мне подумалось, что может сейчас, когда я медитирую возле меня витает какой-нибудь дух и ждет моего перерождения. Это лишь подтвердило мои выводы, основанные на внутренних ощущениях о том, что я вступил в полосу экзамена.

 Тринадцать лет назад в мою жизнь вошел человек, из-за которого я навсегда покинул свой дом. Я не мог слышать его имени, не говоря уже о том, чтобы видеть его каждый день.
 Этот человек был для меня самим совершенством, самым лучшим, самым красивым. Я, не раздумывая, отдал бы за него все самое дорогое, что у меня было, включая собственную жизнь.
 Когда я рассказал этому человеку о своих чувствах к нему, то в ответ услышал, что я - лишь маленький мальчик, нафантазировавший себе бог знает чего. И что мне надо отправляться в свой пятый класс и дергать за косы своих одноклассниц, потому что у нас общего ничего нет и быть не может.
 Это было очень обидно по многим причинам, в том числе и потому, что мне было пятнадцать и я уже закончил восьмой класс, а меня этот человек назвал пятиклассником, хотя и знал, что я старше.
 Незадолго до событий, ставших последней каплей в моем решении уйти из дома, мне попала в руки книга под названием “Искусство быть невидимым”. Это была даже не книга, а перепечатка, причем вторая или третья копия очень плохого качества.
 Машинка, на которой печатали, давно нуждалась в ремонте. В некоторых местах текст различался с большим трудом. Тем не менее книга произвела на меня огромное впечатление. В книге рассказывалось о загадочных и непобедимых ниндзя. Красочно описывались их подвиги и путь, который должен пройти тот, кто решил стать ниндзя и обрести их невероятные качества.
 Это была первая информация о ниндзя в моей жизни. В то время книг на эту тему у нас еще не было. Подпольные видеосалоны крутили фильмы другого плана.
 Два месяца я представлял себя эдаким тайным ниндзя, живущим среди людей, которые даже не представляют, кто ходит рядом с ними.
 После выяснения отношений с самым дорогим для меня человеком я понял, что мое сердце стало мертвым. В моей груди теперь стучала не упругая, эластичная мышца, а судорожно перемещался холодный шершавый камень. И я принял решение.

 В тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году огромное тело Советского Союза уже вовсю сотрясали предсмертные конвульсии. Благодаря хаосу и неразберихе в стране мне удалось проехать всю страну и добраться до самого Владивостока. В поездах мне приходилось ехать и со шпаной и с цыганами. Я был щуплым, маленького роста. В свои пятнадцать я выглядел лет на двенадцать. Может быть, поэтому особых проблем с вышеперечисленным контингентом у меня не было.
 За Уралом мне повезло. Я сел в поезд, в котором дембеля возвращались домой. Парни обрадовались узнав, что я еду из Украины, где они тащили службу. Они помогли мне доехать до Владивостока, пряча от разных проверок и ревизий.
 Во Владивостоке мне удалось пробраться на транспорт, идущий в Японию за очередной партией подержанных японских автомобилей, которые приобретали все большую популярность в СССР.
 Удача в очередной раз улыбнулась мне, корабль, на котором я плыл, прибыл в порт Сакаиминато города Тоттори, откуда до окрестностей Киото было не более двухсот километров. В книжке “ Искусство быть невидимым” события происходили в Киото, и я естественно направлялся именно туда, надеясь в горных лесах найти школу нин-дзюцу и стать ее адептом.
 Но расстояние даже в двести километров в чужой стране для пятнадцатилетнего подростка, не знающего языка, не имеющего денег, запаса еды, для европейца наконец, является непреодолимым.
 В том, что я все-таки преодолел все трудности и добрался до Киото, было чудо. А может, просто высшие силы не хотели, чтобы кино со мной в главной роли заканчивалось так быстро, и помогли мне.
 Я попал в глухой лес, вскоре заблудился и не представлял, двигаюсь я вперед или хожу по кругу. На четвертые сутки я уже плохо понимал, куда иду и чего хочу. Последнюю воду я допил вчера утром. Упав в очередной раз на густо поросшую папоротником землю, я понял, что желания вставать у меня больше нет. Последнее, что я увидел, - это усмехающиеся глаза некогда любимого человека.

 Очнулся я в маленькой комнате с высоким потолком. Свет в комнату проникал через узкое окошко под самым потолком.
 Как только я открыл глаза, в комнату вошел человек. Вошедший был худощавым японцем среднего роста с коротко остриженными седыми волосами. На вид ему было лет сорок.
 Он подошел ко мне, пристально вгляделся, сделал странный жест правой рукой и что-то сказал на японском языке хрипловатым голосом.
 И тут я понял, что ему не больше двадцати пяти. Японец наклонился к моему лицу. Его глаза смотрели на меня бездонными колодцами. Мне показалось, что сейчас я преодолею силу земного притяжения и, оторвавшись от пола, полечу прямо в эти колодцы. Чтобы как-то избавиться от этого неприятного ощущения, я попытался перевести взгляд, но это оказалось невозможным. Мои глаза не подчинялись мне, что-то заставляло их смотреть в одну точку. Этой точкой были глаза японца. Наконец, мне удалось перевести взгляд на его нос, а потом на щеки.
 Его кожа на лице была покрыта сеточкой мелких морщин, не заметных издали. “Да ему, пожалуй, далеко за пятьдесят”, - решил я.
 Японец вышел из комнаты, но тут же вернулся вновь. Он принес мне воды. По тому, как он шел и как подавал мне чашку с водой, я понял, что парню от силы лет двадцать. Этот был тот случай, когда про человека говорят, что он не имеет возраста.
 Человека без возраста звали Ямадо Тэндзо. Он стал моим рэнси. * Так я достиг конечной точки своего путешествия, оказавшись в школе Кюсин-рю.

 Кюсин-рю брала свое начало в восьмом веке. Фудзибаяси Сандаю - нынешний настоятель школы продолжал мудрую политику предыдущих дзёнинов, * считавших, что для того чтобы выжить, нужно быть гибким, как ветер, который огибает любое препятствие. Фудзибаяси Сандаю сумел адаптировать Кюсин-рю к миру, приближавшемуся ко второму тысячелетию.
 Школа сохранила весь богатейший арсенал знаний, приемов, навыков искусства нин-дзюцу, личных секретов Кюсин-рю, собранных за двенадцать веков.
 Но вместе с этим каждый выпускник школы в совершенстве овладевал современными компьютерными технологиями, изучал иностранные языки, знал тонкости светского этикета, отлично разбирался в транспортных средствах.
 Нетрудно представить, что в результате адепты Кюсин-рю превращались в сверх-людей, для которых не существовало невыполнимых задач.
 К услугам Кюсин-рю прибегали не только состоятельные люди, бывали случаи, когда за помощью к Фудзибаяси Сандаю обращались и официальные лица различных государств. В основном это происходило в случаях, идущих вразрез с официальной политикой государства, или при нежелании обращаться за помощью к спецслужбам.
 Бывало, что спецслужбы просто оказывались не в состоянии выполнить конкретное задание. Тогда это задание выполнялось при помощи невидимок из Кюсин-рю.
 Как правило, выполнение этих заданий становилось темой газетных шумих и интереса общественности. Со временем тайна, связанная с этим событием, растворялась во времени навсегда.
 У Фудзибаяси Сандаю по всему миру были разбросаны свои люди, которые подбирали кандидатов для обучения в школе. Настоятель школы лично встречался с кандидатами и подвергал их специальному тестированию, в ходе которого определял, сможет ли отобранный овладеть искусством Кюсин-рю и достойно продолжать ее традиции.
 Кандидатами, как правило, становились дети плохо обеспеченных семей или семей, где они воспитывались не прямыми родственниками. В случае успешного договора сторон крупная сумма денег помогала семье забыть о своем родственнике.

 Фудзибаяси Сандаю нарушил табу, существовавшее во многих японских школах будо,* не обучать своему искусству иностранцев. И это был правильный ход. Выполнить задание в европейской стране, не привлекая к себе внимания, легче было человеку с неазиатским лицом. Количество японцев и иностранцев в школе было где-то семь к трем.
 Школа Кюсин-рю находилась на севере префектуры Киото. Самая северная точка префектуры заканчивалась полуостровом, который омывался Японским морем. И если подход к полуострову был возможен со стороны моря, то дальнейшее продвижение по суше преграждали высокие скалистые горы. Они переходили в отроги горных массивов Тамба и Танго, поросшие густым непроходимым лесом. Проход с южной стороны преграждался горным хребтом Тамба, самая высокая точка которого гора Хиэй достигала восьмисот сорока метров. Такая недоступность и удаленность от центра Киото, находившегося в южной части префектуры, позволяли Кюсин-рю оставаться свободной от посягательства властей даже в конце двадцатого века. Немалый процент, который получали власти префектуры от школы, делали ее еще более удаленной и недоступной.
 Я был первым, кто самостоятельно пришел в школу. Может быть поэтому, а может потому, что мастера Кюсин-рю что-то увидели во мне, но меня оставили в школе.

 У каждого тюнина * была своя группа. Группы состояли из учеников разного уровня, были в них и нюмонся, * только приобщающиеся к пути, и более продвинутые адепты.
 В группе Ямадо Тэндзо все начинающие были моложе меня. Я тоже уменьшил свой возраст до одиннадцати лет. Но, по-моему, Ямадо Тэндзо догадывался об этом.
 В его группе я был единственным иностранцем. Возможно поэтому он был ко мне пристрастен как ни к кому другому. Он одаривал меня такими взглядами, какими не смотрел больше ни на кого.
 Я с большим желанием приступил к изучению японского языка с его ста девятью слогами, пятью гласными и четырнадцатью согласными. Вначале у меня вызывало ужас наличие более чем шести тысяч кандзи.* Удивляло также, что помимо этого, существует два набора букв - хирагана и катагана, изображающие звуки. Я не мог привыкнуть к тому, что в японском языке нет различий по числам и что предложение определяется по окончанию. Все японские предложения были нечеткими, двусмысленными. Оказалось, что их невозможно применить для точных логических рассуждений. Это вызывало определенные трудности, особенно когда мне было что-то непонятно и хотелось иметь большую ясность по данному вопросу.
 Моя хорошая память позволила мне довольно быстро освоить японский язык. Через год я уже мог сносно изъясняться и без особого труда понимать японскую речь.
 Поскольку в японском языке нет слога со звуком “л”, мое имя Валентин изменили на Ватохирэ. Первый слог, создающий вибрационную основу имени, оставили прежним.
 Если ребенок в одиночку смог преодолеть все трудности и совершить путешествие из одного конца земного шара в другой, это означало, что вибрация его имени совпадает с вибрацией его тела, помогая ему гармонично проходить колесо сансары. Естественно, такую вибрацию имени нужно было сохранить.
 Я не возражал против нового имени, оно мне даже нравилось. Я вообще хотел полностью забыть свою прежнюю жизнь. Для того, чтобы стать настоящим ниндзя, нужно впитать в себя японский дух, традиции, культуру, философию, превратиться в японца – считал я.

 По истечении какого-то срока в свободное от тренировок и других занятий время я стал покидать территорию школы. Я бродил по лесу, изучал горные участки местности. Это были не праздные прогулки, на которых я мог отдохнуть от тяжелых изнурительных тренировок. На этих прогулках я продолжал отрабатывать и совершенствовать полученные навыки и умения.
 Я пытался подкрадываться к диким зверям, как можно ближе, стараясь при этом не обнаружить себя.
 Однажды мне удалось подобраться к рыси. Я видел, как темно-желтая кошка с кисточками на ушах стоит, уставившись на бегущие струи водопада. Я мог высунуть руку из куста и схватить ее за горло.
 В Кюсин-рю против таких прогулок не возражали. Главное было находиться в школе, когда я был нужен Ямадо Тэндзо. Если в этот момент я отсутствовал, Ямадо Тэндзо устраивал мне хорошую трепку. Это был спарринг, который начинался без всякого предупреждения сразу же при моем появлении. Я мог защищаться, ставить блоки и даже контратаковать, применяя всю известную мне технику. Но где мне было против такого мастера как Ямадо Тэндзо. Даже по истечении трех лет пребывания в школе я стоял у подножия гор искусства нин-дзюцу, на одной из вершин которых находился Ямадо Тендзо. При желании он мог бы разделаться со мной за несколько секунд.
 В спарринге - наказании Тэндзо работал жестче, чем на тренировках, и мне здорово доставалось. В результате трехлетней непрерывной работы над собой мое тело превратилось в чрезвычайно гибкий и эластичный механизм, сплошь покрытый мышечной сеткой. Я выдерживал довольно сильные удары, ставил жесткие блоки и при этом на моих руках и ногах не оставалось ни синяков, ни ссадин, ни кровоподтеков. Но после боев с Тэндзо мое тело ныло и болело, как если бы по мне проехала повозка, запряженная парой быков.
 
 Со временем я научился определять, когда меня хочет видеть мой учитель. Во мне, словно начинал звенеть маленький колокольчик, наполняя меня тревогой. Пока он звенел только по поводу моего своевременного появления в школе, но это были лишь первые ростки моего гокуи.* В идеале он должен всегда предупреждать ниндзя о любой опасности задолго до того, как вероятность случая превратится в факт.
 
 Во время одной из своих прогулок я столкнулся с неожиданностью. Я отрабатывал прыжковую технику, пытаясь в несколько движений забраться на толстую ветку, которая находилась на высоте трех метров. Я прыгал на ствол одного из деревьев и, оттолкнувшись правой ногой от небольшого нароста на коре, летел к рядом растущему дереву. Затем я отталкивался левой ногой от сучка, растущего значительно выше уровня, с которого я делал толчок, и перелетал к предыдущему дереву, на еще большую высоту. Я находил еле заметные выступы на стволах и перелетал от дерева к дереву, поднимаясь все выше. Предпоследний срез на коре, оттолкнувшись от которого я должен был добраться до намеченной цели, был значительно выше предыдущих и я либо не долетал до него, либо долетал на излете и уже не мог сделать сильного толчка. Я падал на землю, но тут же вскакивал снова, чтобы продолжить свои попытки.
 Вскочив в очередной раз, я тут же упал на землю, растворившись в траве. По ложбине в пяти метрах ниже меня шел человек. Это был глубокий старик. Он шел, не спеша, и нес перед собой стопку пустых высоких корзин, вложенных одна в одну. В каждом его шаге чувствовался вес большого количества прожитых лет.
 Я и не предполагал, что где-то здесь могут жить крестьяне. Во всяком случае за все время моих прогулок это была первая встреча с посторонним человеком.
 Старик, не замечая меня, прошел мимо. Через несколько шагов он вдруг сделал неловкое движение рукой и, выпустив из рук корзины, упал на землю. Я продолжал наблюдать за стариком, ожидая, когда он встанет, соберет свои корзины и пойдет дальше, предоставив мне возможность продолжать свои занятия.
 Прошло полторы минуты, но старик не поднимался. Я не выдержал, выбрался из своего укрытия и подошел к старику. Старик был в сознании, но тяжело дышал, как будто он пробежал большое расстояние.
 Я помог ему подняться, собрал рассыпавшиеся корзины и предложил свою помощь. Старик улыбнулся и кивком головы предложил мне идти вперед.
 Мы прошли ложбину, пробрались через заросли густо растущих кустов верещатника и вышли к ручью. В этом месте ручей бежал между двух гранитных валунов. Там, где они заканчивались, ручей с четырехметровой высоты падал вниз и превращался в водопад. Коснувшись земли с радостным журчанием, ручей бежал дальше, постигая свой путь.
 Мы снова поднялись на холм и оказались в бадьяновой роще. Пройдя рощу, мы вышли на поляну, со всех сторон окруженную высокими кустами гардении, которая кое-где переросла в небольшие деревья. Вторым ярусом за гарденией росли более высокие деревья магнолии. Над ними возвышались вечнозеленые тсуги. Внутри этой естественной крепости стояла пара строений.
 Старик забрал у меня корзины и улыбкой выразил свою благодарность. За весь наш путь он не сказал ни единого слова.
 Я сделал сорок шагов и оглянулся, чтобы еще раз посмотреть на старика. Увиденное заставило меня застыть и некоторое время стоять неподвижно в одной позе.
 Я видел, как старик направился к сарайчику, напоминающему хижину. Вход в помещение находился на высоте полутора метров над землей. От земли до дверей вела деревянная лестница с небольшой площадкой перед входом. Старик подошел к строению, остановился и тут же очутился на площадке вместе со своими корзинами.
 То есть он, конечно, запрыгнул туда, но техника прыжка была такова, что человек, смотревший на прыгающего, не видел ни приложенного усилия, ни сокращения мышц.
 Старик, у которого от одного падения появилась одышка, легко запрыгнул на высоту, пока что не доступную для меня, молодого и тренированного. Это было невероятно.
 Загадочный старик ногой открыл дверь и скрылся в помещении.
 
 Я решил разгадать эту загадку и при первом возникшем окне в тренировках примчался на эту поляну. Старик был во дворе, он увидел меня, улыбнулся и жестом пригласил зайти в дом.
 Пройдя через раздвижные перегородки, мы оказались в плохо освещенном помещении. В полумраке я видел, что в комнате нет никаких украшений. Она полностью отвечала буддийскому философскому понятию “пустоты”, венцом которой был бледный маленький цветок горной лилии, стоявшей в токономе,* и какие-то листья, нарисованные краской на свитке бумаги, висевшем над цветком.
 Мой новый знакомый молча выполнял ритуал чайной церемонии. Встречаясь со мной взглядом, он неизменно улыбался, но ничего говорил. “Наверное, он немой”, – решил я. Ничего необычного в поведении старика я не замечал. Я не знал о чем с ним говорить и после окончания чаепития поблагодарил его за гостеприимство и, попрощавшись, ушел.
 Еще несколько раз приходил я к старому японцу, пил чай в его доме, обменивался вежливыми улыбками и затем, прощаясь, уходил. Это был обычный пожилой человек, которому приятно в своем доме принимать гостя.
 
 Я уже стал сомневаться в увиденном раньше, хотя не доверять своим глазам я не мог. В результате долгих тренировок я даже ночью мог видеть не хуже ночных птиц, не говоря про день. В конце концов, я махнул на этот случай рукой и продолжал изредка посещать старика.
 Разгадка пришла через полтора месяца с другой стороны. Ямадо Тэндзо закончил тренировку по кэн-дзюцу * и я ждал, когда же он нас отпустит, чтобы предаться медитации и восстановить силы. Эта тренировка была, как никогда, длинной. Тэндзо был придирчив особенно ко мне. Ему не нравилась моя субури * и он заставлял меня спаринговать со сменным партнером в течение часа, выставляя то гокаку-кэйко, * то хикитатэ-кэйко. *
 Когда против меня выходил более продвинутый в искусстве кэн-дзюцу адепт, я, чувствовал неотрывный взгляд Тэндзо, старался ни в чем не уступать опытным мастерам и от защиты переходил в контратаку. Тут мне уже доставалось от Тэндзо за то, что я не смог сохранить хладнокровия и спокойствия, за то, что я утратил в бою свое му-син.* А ведь только благодаря му-син можно одержать победу в столкновении с несколькими противниками, нападающими с разных сторон. Попытки победить напавших на мастера, не теряющего му-син, обречены на провал, так как все они находятся в поле зрения своеобразного биорадара, который воспринимает любой сигнал опасности.
 Наконец Тэндзо закончил разбор тренировки и всех отпустил. Я уже сделал несколько шагов, когда услышал его гортанный голос:
- Ватохирэ, - Ямадо Тэндзо, показал мне рукой на землю возле себя.
Я вернулся и сел на указанное место, приняв позу лотоса. Тэндзо дождался, когда все
покинули площадку, тоже сел в лотос и закрыл глаза. Через девять минут он открыл глаза и начал говорить.
- Человек, живущий на равнине, умеет ценить красоту окружающей природы. Он видит, как
сильные руки ветра гнут непокорные стволы деревьев, заставляют упрямую неподвижную траву кланяться ветру в пояс и волнами бежать до самого горизонта. Наступает время и человек поднимается на холм, на который до этого он только смотрел. За холмом растет роща из стройных, гибких деревьев. Человек заходит в рощу и обнаруживает прекрасное озеро с небесно чистой водой, на поверхности которого вкраплениями белого жемчуга цветут лилии. Человек не решается нарушить эту божественную красоту, он обходит озеро и видит в просвете между деревьями высокие горы. Они своими верхушками цепляют облака. Человек хочет потрогать облака руками и поднимается в горы. За горами находится море. Оно огромно, от края до края. Человеку становится интересно, что же там за этим морем. Он садится на корабль, переплывает море и оказывается в другой стране. Человек путешествует по стране, по достоинству оценивая красоту ее храмов и памятников, преклоняясь перед ее культурой и вековыми традициями. И вот дорога, по которой он идет, снова упирается в горы. Эти горы так высоки, что вершин их не видно, они уходят в небо и там теряются. – Ямадо Тэндзо, смотревший во время монолога прямо перед собой, замолчал и перевел взгляд на меня.
 Я ответил ему взглядом. Очень трудно было выдерживать его взгляд, но Тэндзо не собирался вести со мной зрительную дуэль.
- Здесь, – он обвел рукой склоны гор, где были вырублены помещения, в которых проживали
адепты Кюсин-рю, – ты сможешь научиться понимать и ценить красоту равнины, лесного озера, красоту и великолепие гор, достающих до облаков, мощь моря, за которым находится другая страна. Сможешь оценить удивительную культуру этой страны. Старик, живущий у водопада, может привести тебя к горам, вершины которых нельзя рассмотреть с земли. Он может помочь тебе взобраться на эти вершины.
 Тэндзо поднялся, показывая, что все, что он хотел сказать мне, он уже сказал. Содержание осталось где-то в глубине красивой формы и не как не проступило. Я не спрашивал, если ученику не понятно то, что излагает учитель, значит, он остался на прежней ступени и ему надо еще много работать, чтобы использовать новые знания.
 Ямадо Тэндзо, сделал несколько шагов, потом остановился и, не поворачиваясь ко мне, произнес:
- Старик, живущий у водопада – ямабуси, - сказав это, Тэндзо быстро покинул площадку.
 
 Я стоял и не мог поверить в то, что услышал. Ямабуси! Самая загадочная из когда-либо существовавших в Японии буддийских сект. Ямабуси изобрели особую разновидность йоги, углубив мистические аспекты. Свои открытия они обобщили в труде не доступном взору простых смертных. Сюгэн-до * передавался устно от учителя к прозелиту.
 В прошлые века верными учениками ямабуси становились ниндзя. От них предводители общин ниндзя узнавали мантры и мудры, рецепты приготовления ядов быстрого и медленного действия, лечебных бальзамов и уникальных концентратов в виде пилюль, способных утолять голод и жажду в течение нескольких дней.
 Далеко не всем ниндзя посчастливилось получать из рук ямабуси ключ к загадке бытия и не всем удавалось применять свои знания. И вот теперь оказалось, что старик, у которого я пью чай, ямабуси. Это было просто невероятно.
 Но самое главное, что я получил негласное разрешение посещать старого японца.
 
 При первой же возможности я пошел на поляну где проживал старик. Покрутившись на поляне, я подошел поближе к дому, но старика нигде не было. Прождав его два часа, я уже собирался уходить, когда увидел знакомую фигуру, передвигающуюся плывущей походкой.
 Старик приветствовал меня традиционной улыбкой, жестом пригласив войти в дом. Когда чай был выпит, я вдруг услышал.
 - Я знаю, кто ты, ты знаешь, кто я. – Голос у старика совсем не соответствовал его возрасту. Он был чистым без хрипа и дрожи.
Всем своим видом я старался изобразить удивление, что слышу его голос и показать, что
абсолютно не знаю, кто он такой.
- Тебе рассказал обо мне твой рэнси и не пытайся спрашивать у меня, откуда я это знаю.
 Да у меня и в мыслях не было спрашивать у него об этом. Чтобы не выдать себя, я стал смотреть на свою чашку. И тут случилось то, во что я никогда бы не поверил, расскажи мне об этом кто-то другой. Чашка исчезла и появилась вновь в двух метрах от меня. Широко открытыми глазами смотрел я на убежавшую от меня чашку.
- Как я это сделал? – строго спросил старик, на его лице не было и тени улыбки.
Я отрицательно покачал головой. У меня не было никакого объяснения произошедшему.
- Если ты хочешь, чтобы я научил тебя этому, ты должен сказать, как я это сделал. Иди и
думай.
 Вот это да! Если бы я знал, как это делается, зачем бы мне нужно было этому учиться.
 
 Целую неделю, я пытался найти ответ на этот вопрос, но так ничего и не придумал. Я решил прийти к старому японцу, надеясь, что он сам раскроит этот секрет.
- Ты нашел ответ? – услышал я сразу же после того, как мы обменялись приветствиями.
- То, что я видел, не может происходить на самом деле, - с неожиданным для себя
упрямством ответил я.
- Правильно, этого не может быть, – улыбнулся старик и вдруг исчез.
Я изумленно посмотрел по сторонам, хотя мог этого и не делать. Специальные тренировки
расширили мое периферийное зрение, что позволяло мне видеть под углом сто восемьдесят градусов. В отличие от чашки старик не появился в двух метрах от меня. Его нигде не было. Я поднялся с пола, чтобы выйти из дома, но когда повернулся, увидел стоящего позади себя японца.
- Как я это сделал? – старик задал уже знакомый вопрос. - Иди и думай. Если ты в следующий
раз не ответишь на мой вопрос, больше встреч у нас не будет.
Я не сомневался, что следующее мое посещение станет последним, если я не смогу
объяснить, как старик перемещается в пространстве и как он это проделывает с предметами.
 
 Целый месяц я не ходил к старику, проводя свободное время в других частях леса или среди скал. Никакого правдоподобного объяснения тому, что делал старик, я не придумал. Я решил прервать эту неопределенность, пусть он меня прогонит, и я буду знать, что мне не суждено проникнуть в тайну ямабуси.
 Старик нисколько не удивился моему долгому отсутствию. Он, как всегда, пригласил меня в дом для традиционного чаепития.
- Теперь ты знаешь ответ, раз пришел ко мне, - полувопросительно, полуутвердительно
произнес старик, когда последний глоток был сделан.
Я опустил взгляд на пол и честно хотел признаться, что не нашел ответа, но вместо этого
мои губы пробормотали:
- Гипноз.
Я сам не ожидал этого, хотя какая разница, сказать что ничего не придумал или сморозить
полную чушь. Я смотрел вниз, не решаясь, встретиться взглядом с японцем.
 После долгой паузы я услышал:
 - Когда ветер срывает с дерева созревшие семена, в этом нет ничего особенного. Он просто выполняет свою работу. Семена, покорившись уверенности ветра, летят в том направлении, куда дует ветер. Часть из них падает в реку или море. Они размокают, опускаются на дно и там прекращают свой путь. Другую часть семян ветер несет к скалистым горам, он забрасывает их в расщелины, где они остаются навсегда. Некоторые из них попадают в пустыню, они становятся ее частью и превращаются в песок. Но найдется хоть одно семя, карма которого позволит ему опуститься в почву, благодатную для произрастания. И из этого семени вырастет такое же удивительное дерево, как-то на котором оно созрело.
 Так у меня появился еще один учитель. Учитель, о котором даже в прошлые века многие ниндзя могли только мечтать, а в наше время встреча с ямабуси была из разряда фантастики.
 
 Сказав первое, что мне подвернулось на ум, я попал прямо в цель. То, что я принял за перемещение в пространстве, называлось саймин-дзюцу – искусство мгновенного гипноза. Суть его сводилась к следующему. Нужно было воссоздать в своем сознании точный образ предмета и потом внушить его человеку. Человек видел фантом предмета, в то время как настоящий предмет в это время передвигался в сторону или убирался совсем. Через пять, семь секунд внушенный фантом таял, и у человека возникала иллюзия перемещения или исчезновения предмета.
 В принципе во всех школах нин-дзюцу есть методики, позволяющие развивать память. Я без особого труда мог запомнить до сотни различных предметов и назвать потом их расположение, геометрическую форму, цвет, достаточно было только посмотреть в течение нескольких секунд на эти предметы.
 Для освоения техники саймин-дзюцу требовалось большее. При создании образа предмета необходимо было учитывать все шероховатости поверхности, игру теней и бликов света. Для создания образа и внушения его мощным энергетическим посылом отводились мгновения. Но если при создании фантома предмета я мог смотреть непосредственно на предмет и корректировать его вид, то при имитации собственного перемещения все оказывалось значительно сложнее. Я не знал, как в данный момент выгляжу сам, как расположились тени на моем лице. Внешность моего фантома отдаленно напоминала мое настоящее лицо. В результате перед исчезновением человек сначала наблюдал странные изменения, происходившие с моим лицом, а потом мое исчезновение. Если для простого человека это еще могло пройти, то при встрече с ниндзя или другим мастером будо, который обладал такой же реакцией, это могло обернуться против меня.
 
 На освоение саймин-дзюцу у меня ушло шесть лет. На протяжении этих лет я совмещал изучение искусства нин-дзюцу с постижением сюгэн-до.
 Ямадо Тэндзо по-прежнему был ко мне чересчур предвзят и придирчив. Он делал мне разнос за малейшие ошибки, не замечая более грубых у других. Его отношение ко мне изменилось после того, как я на протяжении двух минут отбивал стрелы пяти лучников, стрелявших в меня.
 К тому времени уже все в группе Тэндзо освоили технику ядомэ-дзюцу. * Только, как правило, испытуемый отражал стрелы двух лучников. Они становились во фронт тому, кто должен был отбивать стрелы, и по очереди с интервалом в пятнадцать секунд выпускали стрелы.
 Я чувствовал, что могу большее, и усложнил условия. Я сказал, чтобы пять лучников стали в любом месте, где им захочется, и стреляли в меня две минуты, не придерживаясь никаких интервалов. На мгновение я посмотрел в глаза Тэндзо. Они были, как всегда, бесстрастны. Он дал команду и испытание началось.
 Стрела, пущенная ниндзя, сюрикен, который он метает, - все является точкой приложения его ки. Они как бы находятся на конце нити, тянущейся от стреляющего к цели. Старик ямабуси научил меня чувствовать малейшее проявление чужого ки. Я ощущал словно микроскопический укол тончайшей иголки. Этот укол появлялся на две секунды раньше, чем хозяин проявившегося ки пускал стрелу. Имея запас в две секунды, мне нужно было определить направление выстрела, повернуться в ту сторону и отразить стрелу. Каждая новая стрела, выпущенная другим стрелком с иной дистанции, несла в себе элемент неожиданности, исключала возможность удачного механического повторения. Помимо биологического радара, большое значение имела степень развития периферийного зрения. Отбивая одну стрелу, необходимо было одновременно фиксировать взглядом вторую, третью, четвертую, мгновенно оценивая степень опасности. Когда хронометр внутри меня отсчитал минуту сорок пять секунд, я отбросил два меча, которыми отбивал стрелы, и последние четыре стрелы поймал руками.
 После этого Ямадо Тэндзо перестал делать мне замечания, придираться там, где другим все сходило. Он вообще перестал давать мне какие либо задания на тренировках и я, чтобы не чувствовать себя неловко, делал то же самое, что делали другие, только еще больше усложнял себе задачу.
 
 Помимо физического совершенствования, мы изучали географию, культуру и традиции разных стран. Нам показывали документальные фильмы, снятые нашими операторами. Фильмы представляли страну в той плоскости, которую нужно было знать генинам,* выполняющим задание в этой стране.
 Иногда мы смотрели художественные фильмы о ниндзя. Это были чудные ленты, снятые по неправдоподобным сценариям. Люди в черной одежде с масками на лице были такими же ниндзя, как лодка, выдолбленная из гранита и спущенная на воду, будет лодкой. Режиссеры и постановщики боевых сцен заставляли актеров, играющих ниндзя, выполнять эффектные трюки, делать красивые движения руками и ногами, пытаясь показать совершенство нин-дзюцу. Все они были далеки от истины. Совершенство в нин-дзюцу подразумевает способность без видимого напряжения при помощи нескольких экономичных движений противостоять любому противнику, зачастую используя его собственную силу. Причем так, чтобы смысл этих движений не был даже понятен постороннему наблюдателю, прежде всего за счет четкой ориентации в пространстве и времени.
 
 И вот сегодня мой доведенный до совершенства гоку-и сказал мне, что я приблизился к границе, перешагнув которую, я перестану быть учеником и стану генином. Но, чтобы перешагнуть ее, мне придется на протяжении суток применить все свои знания, которые я получил в школе Кюсин-рю для того, чтобы выжить. В то же время неограниченное количество адептов Кюсин-рю будут применять те же знания, пытаясь меня убить. И в действиях обеих сторон не будет ни злости, ни ненависти, ни мести. Мы просто будем помогать друг другу постигать свой путь. Смерть означает всего лишь переход к началу нового пути.
 ~~

 # Опять смерть. Я уже находился в двух оболочках, когда те прекратили, свое существование, и у меня нет никакого желания испытывать эти неприятные ощущения, какие испытывает энергус, когда он находится в погибающей оболочке. Но с другой стороны, интересно узнать, какие новые качества приобретет эта оболочка, если сумеет перейти границу. Ладно, при первой же опасности я ее покину. #

*
рэнси - Наставник.
дзёнин - Руководитель клана нин-дзюцу, настоятель школы.
тюнин - В иерархии кланов нин-дзюцу, среднее звено, занимающееся обучением и подготовкой рядовых исполнителей.
будо - Комплекс воинских искусств в современной Японии.
нюмонся - Поступивший в школу ученик.
кандзи - Идеографические символы-иероглифы, обозначающие смысловую основу слов. Каждый из них имеет свое значение и произношение.
гоку-и - Экстремальный разум.
токонома - Часть буддийской храмовой архитектуры. Играет главную роль в интерьере чайной комнаты.
кэн-дзюцу - Искусство фехтования мечом.
субури - Синхронизация рук и ног.
гокаку-кэйко - Равный по технике.
хикитатэ-кэйко - Лучший ученик, сильнейший.
му-син - Растворение духа в Пустоте, состояние полной отрешенности.
сюгэн-до - Путь приобретения могущества.
ядомэ-дзюцу - Искусство отражения стрел голыми руками или мечом.
генин - Нижнее звено, рядовой исполнитель.

 ноябрь 2003 год