Алешина бабушка

- Следующий! Бабушка, подходите быстрее! Где ваша корзинка? Вот это? Пакет пробивать? Нет? Сорок рублей десять копеек! Следующий проходите!
Авдотья Семеновна торопливо отошла от кассы, сунула хлеб и сахар в мятый пакет и побрела к выходу. Пластиковая дверь туго открылась под нажимом сухонькой старушки. Магазин остался внутри стеклянной коробки. Охрана и контролеры тоже остались там. Пройдя за угол, Авдотья Семеновна оглянулась. Из магазина выходили люди с сумками, спешили к домам и на остановку, некоторые садились в машины и уезжали. Вот и родной двор с окнами на юг. Старушка с трудом дошла до третьего этажа, открыла дверь и вошла в квартиру.
 Уфф! Теперь можно перевести дух. Авдотья Семеновна осторожно вынула из рукава пакет с яйцами, из глубокого кармана вытащила бутылку масла, из варежки вытряхнула плавленый сырок. Сегодня ей повезло: масло привезли в маленьких бутылочках, по пол-литра, его можно спрятать. Да и сыр плавленый она удачно уронила в варежку. Старушка открыла створку окна и положила всю добычу между рамами. Холодильник стоял без дела и чтоб "свет не жрал", пенсионерка выключила его.

 Авдотья Семеновна Машкова жила в доме на Южной улице уже пятьдесят лет. Ее единственная дочь, красавица Нюра, раньше жила этажом ниже, но из-за неудачной сделки лишилась квартиры и съехала в деревню. Там она вышла замуж, родила сына, но пьяный муж потащил ее кататься на тракторе, трактор упал с кручи в пруд, оба они утонули, а сына определили в детдом. Авдотья Семеновна ездила в детдом, хотела забрать Артемку, но ей его не отдавали, отказывали, говорили, что недостаточно доходов для содержания ребенка. Вскоре Артем заболел, его увезли в областную больницу, где он и умер в новогоднюю ночь, испортив своей тихой смертью праздник медсестер. После похорон внука прошло уже одиннадцать лет, но бабушка хранила его детские вещи, игрушки, велосипед, который так и не успела ему привезти.

 Сегодня Авдотья Семеновна получила пенсию, целых две тысячи семьсот тридцать два рубля, и день-деньской бродила по магазинам и конторам. Заплатила за свет, за газ, за воду, за квартиру, купила буханку хлеба и кило сахара. После похода в кошельке осталось ровно две тысячи, две бирюзовые бумажки… В квартире холодно, из еды – плавленый сырок, хлеб, сахар и десяток яиц. Старушка жила экономно, спать ложилась рано, чтоб свет не жечь, телевизор не включала. Каждый день она собирала бутылки возле подъезда, этого хватало на буханку хлеба. Днем, после десяти, когда на улицах становилось безлюдно, переодевшись в тряпье, она рылась в мусорных баках соседней высотки. После обеда Авдотья Семеновна надевала чистую одежду и гуляла в скверике, где всегда было много молодых мамаш. Их маленькие дети роняли на землю яблоки, печенье, конфеты. Все это украдкой подбирала старушка. Всю свою пенсию, что оставалась после оплаты комуслуг и покупки необходимых продуктов, Авдотья Семеновна складывала в старый комод, в надежде, что на похороны ей хватит. В подъезде давно сменились жильцы, они поставили себе железные двери, пластиковые окна. Им не было дела до голодной старушки с третьего этажа.

 Воровать она стала не от голода, а от нестерпимой боли. У Авдотьи Семеновны заболел зуб. Она решила идти к врачу, да вот незадача – чистой одежды нет, а до пенсии еще три недели. Если потратиться на порошок и мыло, то не хватит на лечение зуба. Она решила терпеть, но на третий день стало невмоготу, зуб отдавал даже в коленку. Она оделась в более-менее чистое пальтишко и пошла в супермаркет. Два часа она бродила между полок с мылом в руке, прежде чем отважилась взять маленький пакетик порошка. Этот пакетик жег ей карман, ей казалось, что все видели, что пакетик торчит огромным кулем из рукава. Преодолевая стыд, терпя боль, она расплатилась за кусок хозяйственного мыла и в холодном поту выскочила из магазина. А потом стыд ушел…

 Авдотья Семеновна пожевала хлеба с сыром, запила сладким чаем… Эх, хорошо, когда поешь и есть где спать! Она расстелила постель, легла под старое верблюжье одеяло и вдруг услышала детский плач. Ребеночек у соседей расплакался, решила она. Но плач не утихал, а наоборот становился громче. Авдотья Семеновна встала, надела пальто и вышла в подъезд. У дверей подъезда ниже площадки первого этажа на корточках сидел ребенок и отчаянно плакал. Старушка с трудом спустилась вниз, взяла кроху на руки, и он с плачем обнял ее за сухую морщинистую шею.
 - Не плачь, деточка, перестань. – Авдотья Семеновна выглянула за дверь. За дверью никого не было. Только темнота и ветер.
Она поднялась к себе на этаж, усадила малыша в старое кресло и пошла включать теплую воду. На вид это был мальчик четырех лет от роду, чернявый и худенький. Курточка на нем была грязная и мокрая, штанишки были вонючие, ботинки были примотаны шнурками к колготкам. Малыш быстро освоился, купание ему понравилось, с удовольствием он пожевал хлеба, попил теплый чай. И заснул у Авдотьи Семеновны на руках… Чей же ты, маленький?..

 Утром мальчик проснулся и стал бродить по незнакомой квартире, нашел корочку хлеба на подоконнике и принялся грызть ее. Авдотья Семеновна решила поговорить с ним.
 - Мальчик, тебя как зовут?
 - Алеша Кондратов, - удивительно отчетливо ответил малыш.
 - А как ты к нам в подъезд пришел? С кем ты был?
 - С тетей Галей.
 - А где ж она сейчас?
 - Уехала домой.
 - А тебя забыла?
 - Нет, у крестной оставила.
 - А как звать твою крестную?
 - Лариса Петровна.
 - Лариса Петровна? Из второй квартиры? Бирюкова, что ли?
 - Не знаю.
 - Так она умерла прошлым летом от пьянки. А больше у нас нету Ларис. Можа, ее не Лариса звать? Може, Марина или Раиса?
 - Нет, Лариса.
 - А как же она тебя к ней привела, если в квартире никто не живет?
 - Не знаю.
 - А мама твоя где?
 - Нету.
 - Как нету? А с кем ты живешь?
 - С папой и Галей. Тетей Галей.
 - А где папа?
 - В тюрьме.
 - Батюшки светы! А где ж вы живете?
 - На улице Матросова, дом двенадцать, квартира пять.
 - Ладно, садись чай пить. Будем думать, что с тобой делать.
Авдотья Семеновна напоила Алешу чаем и принесла с балкона одежду и игрушки Артема.
 - Давай-ка я тебя переодену.
 - А ты бить меня не будешь?
 - За что?
 - За штаны. Оно само…
Старушка покачала головой, одела ребенка, оделась сама. С тяжелым сердцем она направилась к остановке.
 - А мы куда?
 - К Гале твоей.
 - Зачем?
 - Тебя вернуть.
 - Не надо…
 - Почему?
 - Она плохая.
 - Тогда пойдем в милицию.
 - Не хочу. Они злые. Папу били.
 - Нет, Алеша, я не могу тебя оставить у себя. Соседи в милицию скажут, и тебя заберут.
 - А ты не давай.
 - Ну как не давай? Тогда они и меня в тюрьму посадят. С кем тогда жить будешь?
 - С тобой. Я с тобой в тюрьму пойду.
Алеша разревелся прямо у трамвая.
 - Ну хватит, хватит плакать, люди ж смотрят.
Авдотья Семеновна взяла Алешу на руки, он обнял ее и, всхлипывая, закричал:
- Не поеду, не поеду, не поеду!!!
Старушка отошла от остановки и направилась домой. Ну и что, рассуждала она, ну неделю мы проживем, а потом же спросят, откуда? Про Тему все знают, что он умер. Придут с милицией и заберут. А он уже привыкнет, плакать будет… Да и чем мне его кормить? Хлебом детей не кормят. А заболеет, куда его? На лекарства всю пенсию отдашь. И так, на таблетки от давления не хватает, пью через день…
 - Бабуля, я есть хочу… не бей меня…
 - Да что ты , Алеша… - задохнулась от неожиданности новоиспеченная бабушка. – Сейчас в магазин сходим, купим покушать…
Будь, что будет, решила Авдотья Семеновна. Не отдам никому. Пусть у меня живет. Кто спросит, скажу внук нашелся. А квартиру продадим и в деревню поедем. Хоть картошка своя будет…

 Несколько месяцев старушка и малыш питались хлебом и чаем, ели витамины «Ревит» вместо конфет. Алеша научился читать по Артемкиному букварю, рисовал в старой книжке баранки и колбасу на полях. Соседи не беспокоили их, у них своих проблем было достаточно. В апреле бабушка продала квартиру и купила старый домик в селе за сорок километров от города. К дому прилагался сад и большой участок земли. В доме, правда, было всего две комнаты и веранда. Зато была печка и лес напротив. От продажи квартиры остались деньги, и Авдотья Семеновна купила на них двух коз, двадцать кур, десять мешков картошки, много пачек семян, лейку и альбом для рисования Алеше. В шестьдесят восемь лет она начинала жить заново. Откуда только бралась сила в этой сухонькой старушке? Она колола дрова, сажала картошку, отчаянно боролась с жуками и сорняками, таскала воду из колонки, ухаживала за козами. Алеша все время был рядом, даже в нужник с ней просился, боялся, что бабушка уйдет. Он помогал во всем, изо всех своих детских сил: носил воду маленьким ведерком, поливал из маленькой лейки, рвал сорняки, собирал жуков в банку, ломал хворост о колено, даже козу доить пытался. К зиме хозяйство Машковых значительно увеличилось: коз стало шестеро, кур шестьдесят, не считая десятка горластых петухов, котенок и щенок. А урожай сада и огорода кормил Алешу и Авдотью Семеновну до следующего лета.

Через три года Алеша пошел в школу. Однако там его не взяли в первый класс, он слишком много знал, и определили сразу в третий. В третьем классе кроме него еще было две девочки и мальчик, который заикался. Алеша сразу подружился с ним, они часто вместе гуляли, делали уроки. К зиме этот мальчик вдруг перестал заикаться.
 Авдотье Семеновне к Новому году повысили пенсию, она на радостях купила Алеше фотоаппарат. Радости не было предела, они фотографировались вместе, фотографировали собаку Муху и кота Мурзика, коз Дашку, Марту, Музу, Ганю, безымянных куриц и петухов. Фотографии Алеша бережно складывал в тетрадку с глянцевой обложкой.

 Однажды после Рождества к дому подошла грузная женщина в поношенном пуховике, Алеша возился с козами. На стук из двора вышла Авдотья Семеновна.
 - Вам кого?
 - А Вы кто?
 - Я тут живу.
 - Знаю. Алешку приведи.
 - А кто вы ему?
 - Не ваше дело. Забрали ребенка, увезли черт знает куда, в дыру. Он, небось, и в школу не ходит.
 - Ни у кого я не забирала, это мой внук младший.
 - Бабушка, кто там? – раздался звонкий голос из сарая
 - Алешенька! Сынок, это тетя Галя! Выходи, я за тобой приехала.
Тетя Галя отпихнула в сторону старушку и властно пошагала к сараю. Из сарая вышел Алеша в старой куртке, держа в руках лопату с навозом.
 - Что она с тобой сделала, скотина! Говно заставляет вычищать!
 - Меня не заставляли, я сам.
 - Поехали ко мне, там у тебя братик теперь есть, будете вместе жить, нам денег дадут, мы квартиру побольше купим, - сладким голосом говорила женщина.
 - Я не поеду, я тут буду.
 - Я тебе конфеты куплю, а то ты тут голодаешь, бедненький, - обнимала его тетя.
Алеша резко крутнулся из ее рук и побежал.
 - Стой! Стой, кому говорю!
Алеша бежал по огороду, и ему казалось, что она летит за ним, страшная, грозная, огромная, и вот-вот схватит клыками за горло.
 - Ну, подожди, гаденыш.… С отчимом приеду, не так запоешь… - тетка оттолкнула от калитки старушку и зашагала к остановке.

Кончилась спокойная жизнь Машковых. Алеша после школы боялся гулять, Авдотья Семеновна боялась оставлять калитку открытой. У нее стало болеть сердце, Алеша стал заикаться, рисовал в альбомах чудища с большим животом и раскрытой пастью. Беда не заставила себя долго ждать.
 В хмурый мартовский день к дому подъехала милицейская машина с мигалками. Авдотья Семеновна и Алеша в это время в подвале перебирали картошку. Мальчик первым услышал знакомый голос и молча бросился к бабушке. Они тихо сидели, пока к ним не спустились мужчины в форме.
 - Вот видите! Что я вам говорила! Она его в подвал засунула! Гляньте, какой он бледный!
 - Авдотья Семеновна Машкова?
 - Да, - выдавила из себя старушка.
 - Вы обвиняетесь в умышленном похищении ребенка, статья…
Дальше она не слышала. Кожей ощутила дыхание смерти. Схватилась за тонкую Алешину руку…
 - Ба-а-а-бушка-а!!! – доносилось сквозь гул голосов.
Рука отдалялась и приближалась…
- Бабу-у-у-ля-я!!!
И воздух кончился… И темно стало.

 - Не знаю. Прогноз благоприятный. Сильный стресс. Он же говорил раньше. Надо окружить его заботой, лаской вниманием. Отвлечь от пережитого. Купите ему щенка, котенка. Только не рыбок. Он заговорит.
 - А может, ему еще побыть в вашей больнице? Может, ему станет лучше?
 - Ну что вы говорите, у него же есть младший брат. Пусть больше времени проводят вместе.
 - Я боюсь, он его станет обижать.… Да и Васенька вдруг не заговорит. Пусть он у вас побудет, только справку мне дайте, что он у вас, а то нам на Васю двести пятьдесят тысяч не дадут…

Через месяц ее вызвали в больницу.
 - У Алеши острый лейкоз.
 - Что это? Опять расстройство?
 - Не совсем. Это рак крови. Но он лечится.
 - Ну так лечите, если лечится.
 - Болезнь у него протекает очень быстро, скорее всего, понадобится пересадка костного мозга.
 - О Господи! Еще чего не хватало… Денег и так нет.
 - Да не в деньгах дело. Нужен донор. Желательно близкий родственник, например, родной брат или…
 - Доктор, ему года нет, да и не родной он ему, я не позволю, вы что! Неужели трудно от другого пересадить?
 - Вы тоже можете быть донором…
 - Я не могу, я не родственник. К тому же у меня маленький ребенок, понимаете, он болеет, ему уход нужен… Придумайте что-нибудь, вы же хороший врач.

Алеша по-прежнему молчал и рисовал на бумаге кота, собаку, козу. В стерильном боксе у него не было звуков и красок. Его лысая блестящая голова часто поворачивалась к окну, где прохладой веял сытый август. От свежего ветра деревья наклонялись и шелестели. Алеша силился их услышать, но звуки не проникали к нему.
 Ночью началась гроза, ветер рвал листву с деревьев, швырял яблоками в окна, схлестывал провода. Алеше в который раз снилась бабушка, которая держалась за его руку и синеющими губами повторяла его имя. Сегодня она взяла его за руку и повела гулять по больничным коридорам. Потом они вышли на улицу, там было светло и солнечно, летали бабочки, на травке паслась коза…

 - Мама, а почему на тумбочке коза нарисована, а написано «бабушка»? – спросила лысая девочка, лежа в стеклянном боксе.
 - Это Алеша нарисовал, помнишь, у которого денег не было на лечение?..