Улыбка Белого дракона

Однажды, в праздник Кануна седмицы, юноша Юй Тун из Чаочжоу возвращался домой после молитвы в храме. На дороге он заметил узкую пластинку белого металла и, подняв ее, разглядел искусно вырезанное изображение летящего Белого дракона с солнцем в когтях. Пока Тун любовался чудесной резьбой, пластинка будто шевельнулась в его ладони, и необычайное тепло разлилось по всему телу юноши. Он бережно завернул находку в платок и опустил в карман халата, решив сохранить как талисман и никому о ней не рассказывать. И точно, с того дня дела его пошли все лучше и лучше. Особенно отличался Тун в постижении книжной премудрости и сочинениях, за что вскоре был отмечен гуандунским правителем.

 Подошла третья осень от того дня, когда судьба дала Туну свой знак. Теплым безветренным днем юноша сидел за столом, разбирая бумаги. Взглянув за окно, он припомнил слова поэта:

 Краски цветенья нам трудно надолго сберечь.
 Дни увяданья отсрочить не может никто.
 То, что когда-то, как лотос весенний, цвело,
 Стало сегодня осенней коробкой семян.

 Раздался тихий стук в дверь. Открыв, Тун увидел на пороге девушку, тонкую, изящную как бамбуковая флейта, нежным цветом лица напоминавшую о лепестках персика. На вопрос Туна, кто она и откуда, девушка отвечала: «Вы можете звать меня Хань Девятая. Мой дом на западе, но я пришла сюда, узнав, что у Вас хранится потерянная мною вещица. Ее подарил мне дед, и на ней есть такой рисунок». – Она повернула рукав халата внутренней стороной, и Тун увидел летящего Белого дракона с солнцем в когтях.

 Туну жаль было расставаться с чудесной пластинкой. Он принялся отпираться, говоря, что ничего похожего нет в его хозяйстве. Девушка же, взглянув на него с укором, произнесла:
 - Много сотен ли прошагать мне пришлось, чтобы услышать такие слова. Хорошо, я покину Вас, только помните, что сказал один мудрец:

 Обманщик, который морочит достойных людей,
 Похож на глупца, что с корзиной идет за водой.
 Спешит он, бедняга, домой обернуться скорей,
 Да только у дома увидит корзину пустой.

 Повернувшись, она сделала несколько шагов - и будто растаяла в осеннем воздухе.

 * * *

 Через три дня мать Туна слегла, и ни один лекарь не мог понять ее недуга. Забросив свои дела, юноша неотлучно находился в комнате больной. Как-то во сне ему явился крепкий старик с мудрыми и насмешливыми глазами. Сказав, что его имя Люй Дунбинь, он напомнил Туну о девушке и посоветовал, чтобы помочь матери, расстаться с талисманом.
- Срок службы Дракона тебе истек, - сказал даос, - но вместо благодарности ты утаил его знак. Берегись, как бы горе твое не умножилось.
- Как же найти мне ту девушку? – испугался Тун. - И какими словами просить ее о прощении?
- Девятая Хань сама тебя найдет, - улыбнулся маг. – Отыщи продолжение стиха, что сказала она, уходя. Поймешь их - в этом и будет тебе прощение».
 Проснувшись, юноша увидел, что матери стало легче. Он бросился к старым книгам, и после недолгого поиска прочел нужное стихотворение:

 Того ж человека, который обманут лжецом,
 Я с луком сравню, что пророс в деревенском саду:
 Его, что ни утро, под корень срезают ножом,
 А он, как и прежде, заполнит пустую гряду.

 * * *

 Все вышло по слову Люй Дунбиня. Как и в первый раз, тихо стукнув в дверь, Хань появилась в доме Туна. Юноша с поклоном отдал ей пластинку, произнес найденные строки – и ощутил в правой руке тепло, как в тот миг, когда поднял дар Дракона из дорожной пыли. Поглядев на ладонь, он с изумлением увидел на ней летящий силуэт. Девушка улыбнулась: «Вас Повелитель решил отметить особо. Теперь Вы станете еще искуснее в речах и сочинениях. Не забудьте же его милости и употребляйте талант на защиту справедливости в Поднебесной!»
 Она кинула пластинку на камни, и та обернулась лодочкой, выточенной из белого дерева. Махнув рукой Туну, девушка уселась в нее и раскрыла веер. Лодку закружило налетевшим ветром, и все исчезло; только столб пыли медленно оседал на дорогу.
 
 Мать юноши встала с постели на следующее утро, в канун праздника Середины осени. Сам же Юй Тун вступался за терпящих не по заслугам от имеющих власть и богатство, отчего и его самого не раз преследовали. Простые люди любили его и помогали чем только могли. А ему не давала покоя улыбка Хань, впечатанная в сердце, как знак Дракона в ладонь. Все чаще он уединялся в верхней комнате, играл на цине и рисовал, стараясь кистью и мелодией запечатлеть ее лицо и голос, но они ускользали сквозь тонкие ставни. Тун бледнел и угасал на глазах.
 Однажды, промучившись уже которую ночь в бесплодных попытках, перед самым рассветом он отложил цинь и подошел к зеркалу. Из него на Туна глядел с тоскою глубокий старик, а рядом играла той самой улыбкой девушка, очень похожая на Хань Девятую. Закрыв глаза, Юй Тун подался к зеркалу – и исчез в нем.
 Утром его нашли бездыханным на несмятой постели. В ногах лежал цинь, а в лице читалось блаженство. Он улыбался той самой неуловимой улыбкой Белого дракона. За окном начинался первый день десятой луны…