Шизофрения. Часть первая

 Первая часть повести:
Шизофрения.

 1.
- Депрессия, резко выраженное невротическое состояние, астенно-вегетативные симптомы у явно акцентированной личности, но шизофрения... - мужчина лет пятидесяти, седой, в белом халате врача, поморщил лоб, снял очки в тонкой, желтого металла, оправе и двумя пальцами помассажировал переносицу, - Но шизофрения, увольте. У нас ставить такой официальный диагноз человеку - сродни тяжкому уголовному наказанию. Лично я придерживаюсь статистики профессора Адама Креминского - он утверждал, что 60% людей в той или иной мере шизофреники, а остальные 40% успешно притворяются здоровыми. Шизофрения, как кариес, это не заболевание - это несовершенство защитных функций некоторых физиологических систем организма вида, к которому мы имеем честь принадлежать - “людей разумных”: кариес - слабая сопротивляемость изменению условий питания; шизофрения - неспособность мышления противостоять реальности. И наше питание и нашу реальность мы, в некоторой степени, создаем сами. Так что и кариес, и шизофрению мы сами делаем на свою голову. Мы много чего создаем и делаем на свою голову сами...
Человек в белом халате внимательно посмотрел на сидящего перед ним в кресле крепкого, поджарого мужчину лет тридцати, загорелого, пышущего здоровьем и к тому же одетого в отличный темно-серый с тонкой, еле заметной синей нитью, придававшей ткани определенный аристократический оттенок, костюм. Его крепкую шею окружал небольшой, модный, в описываемое время, воротник светлой кремовой рубашки под которым был умело прилажен узел элегантного галстука. Темно-серые глаза пристально смотрели на человека в белом как-бы изучая его или внимая каждому его слову. Тот, надел очки и уже через линзы посмотрел на своего слушателя, а может и не слушателя - было не понятно седовласый докладывал или поучал.
- ... Некоторая маньякальность и параноидальность в поведении вашего подопечного не столь доминирующая, чтобы говорить о явной патологии. Но разве человек, побывавший в изоляции, и тем более в ваших учреждениях может быть другим? Да и наша свобода также... - человек в белом сделал паузу, как бы обдумывая следующую фразу, - Я знаю многих весьма влиятельных людей в государстве и даже в вашей системе, имеющих куда более выраженные признаки поведения шизоидного типа. В одно время мне казалось, что нами правят одни сумасшедшие...
- Сейчас уже не кажется? - мужчина сидящий напротив незаметно улыбнулся краешком губ.
- По медицинским канонам ненормальных много. Но в не нормальной стране, в не нормальное время... - говоривший сделал паузу, как бы раздумывая над концовкой фразы, все также внимательно наблюдая за реакцией своего молодого собеседника. - Это не я придумал, что у народа то правительство, которого он достоин больше всего. Но, слава Богу, не все - главные решения, как мне кажется, принимают здраво мыслящие люди. Ваш генерал, на пример, - человек в белом опустил глаза и, как бы боясь своего вопроса, спросил. - Как здоровье Виктора Трофимовича?
- Как говориться, дай Боже нам в его годы, - молодой мужчина расслаблено распрямил плечи и легко облокотился на спинку стула, до этого он сидел немного в напряженной позе, слегка наклонившись вперед, но руки, как и прежде он держал на коленях.
- Алексей Сергеевич, если не секрет, зачем вашей системе делать Гривнюка шизофреником? Мне казалось, что те времена, когда каждый, кто хотел высказать свое мнение, был врагом, прошли.
- Уважаемый Лев Валерьянович, - Алексей Сергеевич говорил улыбаясь, но в голосе его чувствовались нотки обиды человека, осознающего свою правоту, которого хотят заставить усомниться в ней, - этих времен никогда и не было, и никто и никого (он сделал ударение на словах “никто и никого”) не хотел делать шизофреником. Такой предварительный диагноз поставили наши специалисты и если бы нам было нужно сделать кого-то шизофреником, то формально этого вполне достаточно. Но дело в том, что никогда и никого мы не делали сумасшедшими. Органы безопасности любого государства охраняют политический строй этого государства, основу его социальной организации, регулируемые определенными нормами и законами. И если по отношению этого строя, этих законов кто-то совершает противоправные действия мы обязаны принимать меры, даже если этот человек не нормальный, что чаще всего и бывает. Если год-два назад закон, - и Алексей Сергеевич, сделал ударение на слове “закон”, - провозглашал преступлением национализм, как идеологию, деяние, разрушающее основы стабильности многонационального государства, то Гривнюк естественно был преступником. А если сейчас государство развалили по национальным признакам, то он из преступников перешел в разряд героев, и заметьте, героев другого государства. В данный момент времени, нам как раз важно знать, что он не шизофреник, что мы его отпускаем на свободу нормальным человеком, а это уже в интересах нашего государства. Поэтому-то Виктор Трофимович обратился к Вам, как к признанному международному авторитету, а то наши спецы, знаете ли, имеют некий комплекс - каждый, кто попал к ним в руки, в априори шизофреник. И они по своему правы.
- М-да, - Лев Валерьянович опять снял очки и помассажировал двумя пальцами переносицу, одел их снова. Открыл, лежащую на столе толстую, потертую, темно-синею папку из плотного картона, пролистал несколько страниц, - конечно, психически он не устойчив, может и неадекватно воспринимать действительность, но Бутырка другого не предполагает - в четырех стенах трудно воспринимать действительность таковой как она есть...
- Лев Валерьянович, я не перечу Вам, но мой малый опыт общения с этой публикой говорит об обратном - именно за четырьмя стенами они начинают воспринимать действительность такой какой она есть на самом деле. Наша страна из покон веков была слишком гуманна и люди это понимают только в определенной степени изоляции, когда есть время оценить потерянное доверие народа, страны, - Алексей Сергеевич мило улыбнулся, как будто говорил давно известные истины.
- Гуманна... А жертвы, - было не понятно пытается ли профессор осторожно возражать, задает вопрос, или размышляет в слух, - миллионы жертв... А ваше ведомство, а ГУЛАГ...
- Гуманна, очень гуманна, Лев Валерьянович. Вот вся интеллигенция указывает на Запад, как эталон гуманности, демократизма. А Вы представьте, что, к примеру, в Канаде украинская община захотела отделиться или в США штат Техас захотел быть отдельной республикой, а ведь прецеденты были. Инициаторов такого не то что сделали бы шизофрениками к ним бы применили такие меры, что средневековые ужасы инквизиции показались бы всем детской шалостью. Да там такие мысли в принципе не возможны - тамошняя демократия предполагает делать то, что выгодно всем, а не единицам. Гривнюк так хочет самостийности, соборности, он и те, кто с ним вместе говорят, что хотят этого, на самом деле хотят лишь одного кой-какой власти, они даже не представляют, что такое государственность, что такое нация. Они и не пытаются узнать что это такое, как не пытаются понять, что для их Украины значит Россия. Да что они могут понять эти бывшие комсомольские работники, умеющие только нос по ветру держать, чуя выгоду свою - им безразличен их народ, впрочем, также как и нашим великороссам в Кремле до лампочки Россия - Великая Россия. За триста лет “имперского” подавления их “ридной нэньки Украйны подлыми москалями” польская вотчина, где жил не народ, а быдло для польских магнатов, включая их исторических героев Богдана Хмельницкого, Мазепу и прочих, территория Украины увеличилась в восемь раз. К ним присоединился их вечный враг Крым - они получили выход к морю, а самые что ни на есть украинцы и национально-осознанные западенцы так и украинцами стали благодаря тем же “имперским амбициям изверга Сталина”, утвердившего договор Молотова-Рибентроппа. За триста лет “москаливского порабощения” сохранена культура, язык, нация вышла в разряд доминирующих в громадном государстве, задавив даже своих вечных и тайных оппонентов, перебравшихся на землю обетованную. Да Вы посмотрите на наше правительство - половина выходцы из Украины. А в тоже время сравните сверхдемократичную и гуманную Америку, тоже отпраздновали двухсотлетие. И где коренные народы, где их культура? Ассимилированные остатки в резервациях. - Алексей Сергеевич говорил горячо и напористо - так защищают свое мнение, так защищают что-то свое очень личное... - Мы слишком гуманны поэтому и слабы... Пока слабы...
Алексей Сергеевич резко оборвал фразу, боясь сгоряча сказать что-то лишнее. Наступила некоторая пауза. Профессор понимал, что по положению хозяина кабинета, заполнить ее, преодолеть некую неловкость гостя должен он.
- Конечно, может быть Вы и правы, - как бы соглашаясь, сказал профессор, - человек совершенно не понятное существо, а насколько тогда не понятна история, совершаемая многими людьми... Возможно Вы и правы, возможно, - профессор перебирал бумаги, содержащиеся в папке. - Я лишь врач и как врач могу с уверенностью заявить Гривнюк не шизофреник, вполне нормальный человек, может нормальнее нас с Вами, может...
- Вот и отлично, Лев Валерьянович, вот и отлично, - на лице Алексея Сергеевича появилась добродушная улыбка, - как говорят на родине моего отца: баба с воза - кобыле легче. Ваше авторитетное мнение как раз утверждает гуманизм нашего государства. Спасибо. - После этих слов Алексей Сергеевич начал вынимать какие-то бумажки из внешнего кармана пиджака. - Я знал что так и будет. Вот Вам санкция генерального прокурора, вот разрешение министра внутренних дел, а вот личная записка Председателя. Гривнюк свободен.
- Как свободен?
- Очень просто. Сейчас я выйду от Вас, и минут через десять зайдет мой товарищ, он принесет чемодан с вещами Гривнюка, его документы и билеты на сегодняшний поезд до Киева. Как видите, все очень даже хорошо.
- Но почему я должен производить столь официальный акт - я же врач, а не судебный исполнитель?
- Лев Валерьянович, по суду Гривнюк освобожден еще до направления в клинику. И, кстати, направлен не судебными органами и не нашим ведомством, а по просьбе различных общественных правозащитных организаций, считающих, что органы безопасности сознательно довели “идейного борца” до сумасшествия.
- А если бы я поставил другой диагноз?
- Извините, Лев Валерьянович, тогда нам незачем было бы к Вам обращаться - хватило бы выписного эпикриза и наших специалистов...
Врач, профессор, психиатр, академик двух академий выглядел немного растерянным, а молодой сотрудник органов безопасности напротив - был весьма доволен. После того, как Алексей Сергеевич попрощался и вышел, Лев Валерьянович сел на старинный дубовый стул, откинул голову назад и подумал о начальнике ушедшего: “Что этот матерый волк задумал? Какая моя роль? Вряд ли что-нибудь существенное. Он всегда вершит свои большие дела из маленьких действий других. Всегда все просчитывает до мелочей. И сейчас все просчитал - вычислил, что я дам положительный диагноз. А ведь Гривнюк не совсем нормальный - некоторые тесты, результаты наблюдений говорят о прогрессирующей психической патологии. - Профессор начал вспоминать свои беседы с бывшим уже диссидентом и политическим заключенным Гривнюком, анализировал данные исследований, - А ведь он знал, что я дам такой диагноз и знал он истинное положение вещей...”
В дверь громко постучали.
- Да! Входите, - крикнул профессор.
Дверь открылась, вошел высокий, крепкий парень, одетый в темный костюм и держащий в руках небольшой старый чемодан и рюкзак. Он молча подошел к Льву Валерьяновичу, положил на пол перед столом рюкзак и чемодан. Затем достал из внутреннего кармана конверт из плотной желтоватой бумаги, также молча положил его на стол перед профессором и еле открывая рот, не громко, но каким-то грубым голосом сказал:
- Здесь документы, билеты, деньги.
Он ничего не значащим взглядом посмотрел на профессора и не прощаясь вышел из кабинета.
“Точно псих, - подумал Лев Валерьянович, но подавив в себе внезапно возникшую негативную эмоцию, подумал об обратном, - Нет не псих - нормальный. Так нужно: минимум движений, минимум слов, экономия энергии - это очень нормально, это признак сверхнормального человека, а другие там и не должны служить”. В памяти возник образ словоохотливого Гривнюка, скороговоркой говорившего длительные монологи совершенно не обращая внимания на окружающих. Это был оратор которому публика не нужна - он любил слушать только себя. И через полчаса этот бывший комсомольский работник, бывший диссидент, желавший казаться украинским националистом, бывший пациент закрытого, специального лечебно-профилактического заведения, некий элемент противостояния той бывшей, сильно ругаемой ныне государственной системы, кстати ругаемой теми, кто верно ей служил, стоял перед Львом Валерьяновичем. Это был мужчина сорока двух лет, но выглядел он старше. Среднего роста, худощав (на тюремных харчах сильно не растолстеешь), коротко стриженный, угрюмый взгляд, немного слезящихся светло-карих глаз из-под широких бровей, плотно сжатые губы и, конечно же, застиранная больничная одежда (курточка, брюки), которая когда-то, очень давно, должно быть, была белой - это был Гривнюк Виктор Максимович в нынешнем его виде. Он вошел и настороженно посмотрел на врача, которого считал ни кем иным, как агентом уже не существующего КГБ, но он ошибался - на самом деле агентов КГБ было не так уж много, но очень многие, подавляя страх в себе перед мифом высшей карательной силы этих органов, создавали искреннюю веру в правоту своих деяний, сотрудничали с ними, не требуя никакой платы за это, а может платой было ощущение некой безопасности и даже своей всесильности. Сила любых карательных и фискальных органов кроется не в ее организации, а в людях среди которых они работают, с которых набирают свои кадры.
- Здравствуйте, Виктор Максимович, - стараясь быть приветливым, улыбаясь сказал профессор.
- Здравствуйте, гражданин доктор, - для угрюмого, я даже сказал бы агрессивного вида, голос говорившего был слабым, словно он перенес тяжелое заболевание.
- Ну почему же так официально, Виктор Максимович, мы же с Вами говорили на эту тему, - профессор легонько помахал головой, - тем более, что я хочу сообщить Вам радостную весть - Вы свободны.
- Как? - испуганно спросил Гривнюк.
Да он действительно испугался, чтобы услышанное им не оказалось злой шуткой, галлюцинацией. Любой, кто попал за решетку, за колючею проволоку или даже за высокий забор, накладывающий на него дополнительные ограничения нашей весьма ограниченной жизни, мечтает поскорее обрести потерянное - выйти на свободу. Эта мечта, как призрак, как вера порою вынуждает людей терпеть неслыханное и казалось бы не возможное. И вот так просто - свободен. Ни унижения суда, ни страха неверно понятого слова, движения, ни могильного запаха одиночек, ни довлеющего нечистого воздуха бараков, ни гнетущего чувства ограничения пространства, времени, движения, жизни... И вот этот врач в белоснежном халате, который все выпытывал и выпытывал не понятно для чего, но понятно для кого, говорит: “Вы свободны...”
- Вот Ваши документы, копии соответствующий приказов и Указов, пропуск, деньги, билет на сегодняшний поезд до Киева, - также приветливо, я даже сказал бы, что радостно, говорил профессор, подвигая на край стола пакет и указывая глазами на чемодан и рюкзак с вещами, - а это ваши вещи. Если хотите, я распоряжусь и Вы примете душ, переоденетесь. Поезд вечерний так что времени у Вас много.
Обычно словоохотливый Гривнюк молчал, он все еще боялся, что услышанное им на самом деле окажется чем-то не реальным. Он посмотрел на толстые, выкрашенные в белый цвет металлические решетки на окнах, на голые белые стены, прикрученные к полу стулья. Он вспомнил свою, похожую на не прозрачный аквариум палату, пациентов клиники, большая часть которых симулировала различные психические расстройства, старясь уйти от правосудия того правосудия, которое заперло его на три года в зону, затем на выселение, а теперь вот в психушку. Он подумал о душевой, о мрачной душевой без кранов, скамеек, шаек, вода в которых лилась прямо из отверстий в потолке и ее температура регулировалась ненормальными санитарами, находящими смысл своего веселья в очередном издевательстве над пациентами, а особенно они любили издеваться над действительно больными - беспомощными дебилами, олигофренами, шизофрениками - здоровые то могли за себя постоять...
Нет, если это правда, то он хочет немедленно покинуть это заведение, этот город, эту страну. Он осторожно, дрожащими руками взял пакет - все документы были на месте, а еще билет и деньги, немного денег, но всеже... И тут страх резко куда-то ушел, его заменила истеричная радость, смешанная с чувством победителя:
- Ага, засцали сволочи! - глаза Гривнюка заблестели лихорадочным огнем и к нему возвратился дар многоречия. Он начал говорить о народе, о всемирной общественности и своей значимости для своего народа и всего мира, о том, что он прав и что правое дело не победить, но в чем состоит это самое правое дело он не уточнял - правое дело и все тут. С его речей следовало, что тюрьма, зона, высылка и лично профессор являются слабыми силами зла, не сумевших сломить волю борца и разрушить его борьбу...
Профессор очень долго имел дело с шизофрениками - он научился делать вид, что внимательно слушает и поддерживает мнение собеседника, в тоже время он мог ничего не слышать, кроме своих рассуждений, мыслей. И подумал профессор о причудливых образах возникающей в человеческой психике, о многоликости иллюзий и заблуждений составляющих наши понятия о жизни. Вот и этот бывший диссидент витает в образах своей исключительности, не понимая, что “силы зла”, которые он победил, по всей видимости, делают его пешкой в какой-то сложной своей игре. Какой, трудно сейчас сказать, но в том, что представитель могущественных тайных служб задумал сложную игру на громадной шахматной доске жизни, и что многие люди, подобные безмолвным шахматным фигурам - лишь инструмент для получения не познанного удовлетворения - профессор в этом не сомневался. По своему он хорошо знал генерала Кулебяка Виктора Трофимовича. Генерал очень любил сложные интриги, вносящие в обыденную жизнь очарование и страх тайны...

 2.
В большом, но скромно обставленном кабинете, похожем скорее всего на комнату для совещаний директора небольшого, плохо финансируемого института, чем на кабинет высокопоставленного и могущественного чиновника большого государства, находился один человек - хозяин кабинета генерал-лейтенант Кулебяка Виктор Трофимович. Среднего роста, худощавый, слегка седоватый брюнет, лет так около пятидесяти. Он был одет не по форме: в светло-серые, по сезону, брюки, голубую рубашку с коротким рукавом и открытым воротом - в их ведомстве военную форму одевали только в исключительных случаях. Если бы вы его встретили на улице, то не обратили бы внимания - совершенно незаметный человек, похож на представителя любой из интеллигентных профессий. Но это если не смотреть ему в глаза. Взгляд карих глаз генерала госбезопасности имел одно из удивительных свойств - от него нельзя было отвернуться, если вы посмотрели в эти глаза, то вам не хватит силы отвести свой взгляд в сторону. И до тех пор, пока он смотрел на вас, вы безропотно, как под гипнозом рассказывали все, о чем он спрашивал, даже не думая об обмане или утайке каких-либо секретов. Наверное, генерал знал о свойствах своего взгляда, поэтому его чаще всего видели в темных очках, даже в пасмурную погоду. Находясь один снимал свои затемненные очки, других очков он не носил так как, не смотря на возраст и на то, что в свое время очень много работал с различными текстами, имел отличное зрение.
Генерал сидел за большим дубовым столом и быстро читал последние правительственные сводки, копии докладов различных высокопоставленных государственных чиновников своим начальникам, которые были не засекречены или имели гриф “Для служебного пользования”. Генерал не любил пользоваться слишком конфиденциальными источниками, считая, что нужную информацию засекретить не возможно - засекречивание было одной из форм привлечения к информации внимания, а добыча ее считалась лишь делом техники, которой владели почти все профессионалы. Но настоящие многоопытные служители тайных государственных канцелярий умели извлекать информацию из, казалось бы, самых обычных сведений и фактов. Секретная информация на то она и секретная, что мало кому нужна. Большинство людей не интересуют новые системы вооружений, технологические секреты и закулисные тайны политического бомонда - людей интересует их собственная жизнь и тайны ее окружающие, ее защищающие. Из этих маленьких тайн и состоят большие тайны человечества.
Генерал Кулебяка знал очень много тайн единичных человеческих судеб и тех тайн, которые называются государственными или стратегическими. Но не эти тайны занимали ум генерала - он все чаще и чаще задумывался над не тайной жизнью обычных людей, над историей своего родного государства, которое он считал своей родиной - его волновала судьба России в тех границах, что раньше называлось СССР. Не было тайной для генерала почему несколько недалеких политических деятелей решили развалить большое и могучее государство. Они и не решали сами, за них все решили деньги, большие деньги других людей, которые не понимая почему, решили стать еще богаче.
Когда-то умные выпускники МГИМО и престижного экономического факультета московского университета решили создать орган, позволяющий им конвертировать “деревянные” рубли в твердую валюту, дававшей право на полную мощь вкусить “прелестей” жизни западных миллионеров. Они убедили политиков, стоящих у власти, а убеждать своих родственников всегда легко, создать СЭВ - полуоткрытую структуру закрытой экономической системы СССР и примыкающей к ней экономики стран социализма. Вот тогда и начался развал Союза. Молодые отпрыски своих, еще верящих в идеи коммунизма, родителей быстро стали миллионерами и не рублевыми, а долларовыми. Дорогие машины, курорты, изысканная жратва, дорогие женщины или украшения насыщают очень быстро и человеку хочется чего-то еще - ему хочется власти. Ошибались молодые нувориши все беднеющей страны, что на возжеленном Западе их радостно встретят с их миллионами, что поделятся властью. Увы, люди могут еще даже в голод поделиться куском хлеба - властью никогда. Делить власть с родителями своими золотая молодежь не хотела, также как и не хотела делить ее между собой. Оставалось одно - переворот и раздел сфер влияния. И никто не планировал развал и раздел Союза - это было лишь следствие из причины. А так как никто не планировал, не организовывал, то следствие произошло немного сумбурно и чисто случайно. И дерзкие, наглые бывшие лизоблюды, бывших олигархов, подвинули своих недоступных хозяев, захватив власть в самых больших республиках бывшего Союза: России, Украине, Белоруссии, Казахстане. В более мелких - первые секретари быстро сумели переориентироваться и остались у власти, назвав себя президентами, чтоб было так, как в Америке, чьи деньги они так любили. Власть была захвачена, а деньги нет - вот и началась закулисная возня с переделом денег и власти. Смутное время наступило на бывшей территории могучей Руси...
Но были мудрые тираны когда-то на ней. И создали они опритчину, затем сыскной приказ, тайную канцелярию, НКВД в последствии ставшие Комитетом Госбезопасности. Хотя в последнее время Комитет усиленно превращали в отстойник дерьма, некоторые железные кадры еще сумели сохраниться - это те, кто верил в русскую идею, не понимая умом ее, а чувствуя лишь сердцем и ставя идею эту выше денег и даже выше власти. Эти люди считали деньги инструментом, власть - тяжелым бременем и верили они, что могут осчастливить свой народ, сделать его благодарным им - им, а не придуманным богам и мнимым героям. Они верили в государство и подданных его; они верили в победу здравого смысла, считая таковым свое понимание истории и своего места в ней; они верили в возможность создания золотого века на своей золотой земле. Искренне верующих мало, но они увлекают желающих верить хоть временно, хоть во что-нибудь. Вера, как сказка, как мечта - увлекает и приносит если не радость, то успокоение одним и вечное беспокойство другим. Может многим покажется кощунственным или лживым утверждение о том, что есть в правительстве честные, порядочные и искренне верящие в свою идею люди. Могу поклясться - они есть и их очень много, не большинство, но много. Но их вера, создает их мораль, не позволяющую действовать так, как те, кто не имеет никаких принципов, кто ни во что, кроме ублажения естества своего, не верит. Есть люди, которые верят в честь свою, верят в победу здравого смысла, для которых это однозначно воспринимается, как победа добра, прогресса, истины. Генерал Кулебяка относил себя именно к таким людям. Для него величие государства, которому он служит, было равно его собственному величию. Политические оскорбления этому государству он считал личной обидой. И не видел он особых национальных различий в новых государственных образованиях, а всех, ратовавших за такой раздел, считал предателями. Генерал, который всю свою осозанную жизнь боролся с предательством, хотел наказать всех предателей - всех, кто возвысился сам, унизив его и еще много-много миллионов граждан его Родины. В действиях направленных на это он видел смысл жизни своей...
Тихо и ненавязчиво зазвучал зуммер встроенного письменный стол переговорного устройства. Генерал нажал кнопку прослушивания.
- Виктор Трофимович, к Вам Акулич, - бодро доложил дежурный по зданию.
- Хорошо, - ответил генерал, собирая бумаги в стопку и пряча их в нишу стола, - пропустите.
Он подумал о прибывшем с докладом старшем лейтенанте Акуличе Владимире Ивановиче. Не так давно он был зачислен в органы безопасности. Молодой и способный инженер, закончивший факультет квантовой механики МВТУ им. Баумана, сам искал встречи с представителями Комитета на режимном предприятии, куда был направлен по окончанию ВУЗа и сам пожелал работать в органах. Оно и понятно: скучная работа, не сулящая никаких перспектив ибо в на предприятиях ВПК, не смотря на их важность, процветал протекционизм, не дающий возможности пробиться способной молодежи; бытовые неурядицы - молодой семье позволительно, вот именно позволительно, было проживать только в тесном семейном общежитии, а получение квартиры становилось делом все более удаленного будущего; да и заработки молодых инженеров были значительно ниже их подчиненных, а тут еще первенец четы Акуличей получил послеродовую травму - требовалось квалифицированное вмешательство. В общем-то, молодой специалист сделал вполне осознанный шаг, пожелав работать в органах, что в его кругах могло посчитаться чуть ли не предательством - слабые всегда боятся сильных, а Комитет был силен. Генерал знал, что люди сознательно выбирающие свой путь, будут работать на совесть, если, конечно же, эту совесть периодически поощрять: молодой сотрудник был быстро обеспечен приличной жилплощадью, его ребенку - оказана помощь прекрасных специалистов. И молодой сотрудник органов безопасности старался проявить себя как можно с лучшей стороны - он действительно работал с максимальной отдачей...
В дверь негромко постучали.
- Входите, - разрешил генерал.
В кабинет вошел немного угрюмый, крепкого телосложения мужчина лет двадцати пяти. Высокий лоб, большие темно-серые глаза из под нависших массивных надбровных дуг, смотрели безропотно, но с каким-то выражением ожидания; широкие покатые плечи, толстые кисти рук, большие и крепкие руки - во всем облике вошедшего чувствовалась сила, сила надежности.
- Здравствуйте, Владимир Иванович, присаживайтесь, - улыбаясь приветствовал генерал вошедшего, протягивая руку для рукопожатия и другой рукой указывая на мягкий стул возле своего стола, - как семья, как Саша?
- Спасибо, Виктор Трофимович, благодаря Вам все хорошо, - глаза Акулича на мгновение потеплели и в них появилось выражение безграничной благодарности и преданности, он с некоторой робостью сел на стул, генерал же привычно разместился в своем кресле.
“Его слабость - это семья. Плохо - в настоящего сотрудника не должно быть слабостей. Но в данном случае это хорошо - в данном случае, он легко контролируем, - подумал генерал”.
- А какие проблемы у него со зрением? - допытывался генерал, лишний раз под видом заботы показвая свою осведомленность в делах и жизни подчиненного.
- Небольшое косоглазие, как следствие травмы, - немного смущаясь ответил Акулич.
- А что говорят специалисты, как говорил в свое время Высоцкий - кандидаты в доктора?
- Говорят, что поправимо. Нужно время для коррекции, очки специальные.
- Очки Вы приобрели?
- Да, спасибо.
- Я Вам, Владимир Иванович, все-таки посоветую обратиться в институт микрохирургии глаза. Сегодня я туда обязательно позвоню и Вам сообщат о результатах...
Генералу госбезопасности не приходилось особо беспокоится о своих подчиненных. В любом более или менее солидном учреждении бывшего Союза работали сотрудники органов, имевшие непосредственный контакт с руководителями, поэтому все вопросы решались очень легко - одним телефонным звонком. Но и звонить генерал Трофимов не стал бы сам, для таких целей у него на службе состоял целый отдел, отслеживающий нужды сотрудников. Любил генерал повторять, что быт определяет сознание. И вот теперь он не без удовлетворения отметил, как в глазах его подчиненного в очередной раз появилось выражение искренней благодарности.
- ...Хорошо, Владимир Иванович, - после некоторой паузы продолжал говорить генерал, - что новенького в братской Белоруси.
- Народный фронт перестает быть какой-либо значимой политической силой - он раскалывается на фракции, во всех ответвлениях есть сотрудники. Агент Капа достиг уровня исполнительного секретаря Поздняка, готовиться последний этап операции по его дискредитации с целью ареста по статье измена Родины...
- Они все изменники, - перебил доклад подчиненного генерал, - извините, продолжайте.
- Зафиксированы все каналы финансирования правого крыла, руководимого Поздняком, ЦРУ через банки Канады рассредоточивает средства по разным благотворительным фондам, а оттуда деньги идут по назначению. Из Финляндии им поставляется типографское оборудование и готовая полиграфическая продукция, образцы должны были передать по обычным каналам, - Акулич сделал небольшую паузу и, какбы желая что-то спросить, посмотрел на генерала.
- Да, я смотрел эти образцы. Американцы, как всегда переигрывают: наши “подпольщики” такого качества агиток не выпускают - этим американцы сами себя продают. Продолжайте.
- Практически во все фракции внедрены наши сотрудники, идет работа по сбору информации о лидерах, о финансовых средствах, поддерживающих то или иное политическое течение. Подготовлена база для размещения группы физического контроля, нужны специалисты. Все подробно я указал в отчете.
Акулич замолчал, как бы не зная продолжать ему говорить дальше - в системе генерала Кулебяки не принято много говорить о служебных делах - для этого существовали другие формы отчетности.
- Хорошо, Владимир Иванович, хорошо. Я просматривал Ваши материалы. Все отлично. Меня еще интересует Ваше личное, обобщенное впечатление от виденного. Что по Вашему мнению может повлиять на дальнейшее развитие событий в Белоруссии и какие политические силы могут прийти к власти, и что за этим может последовать?
Как всякий человек, наделенный значительной властью, больше всего генерал ценил свое собственное мнение по различным вопросам жизни, особенно что касалось политики и политических интриг. Но мнение коллег ему было не безразлично, особенно он внимательно относился к мнениям молодых сотрудников, пребывающих в гуще событий, являющихся, вроде бы, исполнителем его или чей-то воли, но в тоже время действующих самостоятельно, как этого требует обстановка. Скорее всего генерал чувствовал. чем понимал, что молодежь мыслит более современно. А иначе и быть не могло - развитие, как и прогресс мышления остановить не возможно.
Акулич знал, что генерал задаст подобный вопрос и внутренне был готов к ответу, заранее мысленно прорабатывая различные его варианты. Но все же слова генерала застали его врасплох, цепкий взгляд начальника, как бы сверлил мозг, выковыривая из него все мысли, может быть, как всякий нормальный человек, этого больше всего боялся Акулич, а может он боялся не угодить всесильному человеку своим мнением, не зная мнения того - ведь право на собственное мнение имеют все, но лишь немногие могут им воспользоваться. И Акулич, как студент, знающий хорошо ответ, но боящийся не получить отличную отметку, немного сбиваясь начал говорить:
- Мне кажется, что там происходит какая-то мышиная возня. Эти политики сами не знают что хотят. Все хотят власти, не понимая, что они с ней будут делать, все хотят денег, не зная как их добыть. Они под всякими предлогами выпрашивают эти деньги у разной шушеры, обещая им продать чуть ли не всю Белорусь. Деньги пускаются на примитивную пропаганду, в основном себя и своих идей, сводящихся к тому, что если они прийдут к власти, то наступит рай. По-прежнему врагом и причиной ухудшения жизни своего народа они считают Россию. Доминирующую политическую силу выделить трудно, скорее всего это бывшая номенклатура, сместившая свою деятельность в бизнес и уступив свои руководящие кресла самовлюбленным простачкам, не так давно ходившим в их служках. На фоне их бездарности начинают выделяться представители интеллигенции, ничего не добившейся в сферах своей деятельности и ударившихся в политику. Эти умеют говорить, ратуют за отделение и отрицание всего русского, особенно и в части касающегося их бывшей деятельности: литераторы клянут русскую литературу; ученные русскую науку; историки русскую историю - все доказывают, что белорусское лучше, а они представители этого лучшего, то есть, они лучшие люди.
Сказав последнюю фразу, Акулич слегка саркастически изогнул краешек губ, бросив внимательный взгляд на генерала, как бы желая узнать эффект от сказанного им.
- А что народ, - спросил генерал, - опять безмолвствует?
- А народ трудится, удивляясь, почему этот труд все тяжелее, а жить все хуже. - Акулич на мгновение задумался и добавил, - трудолюбив и очень терпелив белорусский народ.
“Смело, очень смело рассуждает, - подумал о своем молодом коллеге генерал, - мы раньше так не могли... Нет, могли, но боялись высказывать свое мнение начальству. Действительно, происходят изменения, перестройка... Перестройка... Горби удачно выбрал слово - перестройка... Он выбрал слово, а произошел развал, обвал и почти катастрофа...”
Какое чудо человеческий разум - мгновение и генерал уже мысленно перенесся на десятилетие назад в те времена, когда Союз был могуч и не рушим, а его новый царь или политический лидер начинал, вроде бы, великое и благое дело - он хотел поднять страну, но вместо этого, он развалил ее, свалившись сам. Во истину - благими намерениями выстлан путь в ад. Как все изменилось...
- Вы правы, - не громко говоря, соглашался с мнением подчиненного генерал. - Политики там, как и здесь, не так уж много - в основном это все деньги, большие деньги. Деньги решают, кто будет представлять их интересы на трибунах и площадях, предоставляя народу извечное право трудится во благо этих самых денег. Трудиться и радоваться, что кто-то пожинает труды их тяжкие и праведные...
Как бы неожиданно генерал прервал свою мысль. Ему очень хотелось поразмышлять вслух перед, внимающим каждому его слову, подчиненным, но он почему-то вдруг вспомнил материалы по Гривнюку, в особенности некоторые признаки, по утверждению специалистов, говорящие о разрушении психики того. “...Навязчивое изложение своей точки зрения... - всплыло в памяти Виктора Трофимовича и эта фраза заставила его замолчать”. “Что-то я много говорю - распустился или старею, - подумал генерал, стараясь жить по правилам его системы: меньше говорить, больше слушать и ничему не верить, кроме фактов...” А факты упрямо указывали на то, что в этой жизни что-то изменилось с чем не хотел мириться разум, желавший жить в прошлом. Но разум на то он и разум, чтобы считаться с реалиями. А реально изменилась обстановка не только внутри государства, но и во всем мире. И нужно было действовать, чтобы приспосабливаться к новым реалиям, к новому времени. Самой здравомыслящей системой, самой разумной, должны быть органы госбезопасности, самым надежным должен быть Комитет - государство без трезвомыслящих людей, без системы работающей в реальном мире обречено на упадок и развал. “Россия должна быть сильной, - строго мысленно сказал сам себе генерал, приводя мысли в порядок, - нужно действовать...”
- Проделанная Вами работа оценена по достоинству, - уже тоном строгого и милостивого начальника начал говорить генерал, - я докладывал Председателю, он выразил Вам искреннюю благодарность, объявленную в приказе, а также рад Вам сообщить, что Вы представлены к очередному званию, - Виктор Трофимович сделал небольшую паузу и улыбнулся.
- Служу народу России, - Акулич привстал и вытянул руки по швам - благодарность от Председателя Комитета в их системе ценилась даже выше правительственных наград.
- Садитесь, - генерал кивнул головой, - Теперь начинайте следующий этап операции - внедрение специалистов. Командировочное предписание и инструкции получите завтра, а теперь Вы свободны, можете отдыхать.
- Есть, - коротко ответил Акулич, бесшумно вставая, задвигая стул и уходя, мягко пружиня сильными ногами. Он был очень доволен собой.
“...Сегодня он очень доволен собой, - подумал генерал Кулебяка об уходящем и тут же мгновенно переключился на мысли о другом, о таком же задании, данном другому человеку и по другой стране, образовавшейся на территории бывшего Советского Союза. - С Украиной намного сложнее чем с Белорусью, там есть чего делить за что бороться: геополитическое положение, ресурсы, людской потенциал - хотя, кого из новых властей интересуют люди... Люди... Нужно готовить людей, нужно готовить кадры, могущие решить хотя бы часть всего...”
И генерал начал перебирать в памяти всех людей его Системы, с которыми он так или иначе имел дело и кого, как он считал, можно привлечь к работе по новым направлениям - по работе против бывших “своих”. А ведь эти бывшие “свои” очень резво начали работать против Москвы, против России. “И эти предали, - это о них подумал генерал, - за гроши продали совесть и честь. А за что они тогда работали у нас?... Тоже за гроши и привилегии. Какая же все-таки продажная тварь - человек...” Сведения, получаемые от внешней разведки, утверждали, что ЦРУ в срочном порядке начало изыскивать средства для оплаты перенацеливания региональных разведок. Быстрее всего на это среагировала, как не странно, украинская разведка. Через канадские банки (традиционно считалось, что в Канаде больше всего переселенцев с Украины, хотя в Америке их значительно больше) переправлялись средства для технического перевооружения, но главное - за американские деньги в Канаде готовились новые кадры для борьбы уже не с “кровожадным Западом”, а со “старшим братом” или “северным соседом”. Украинские стратеги с Воздухофлотского Проспекта довольно таки быстро “вычислили” нового “стратегического врага” в лице “руки Москвы”, а то как же - они ведь все закончили Академию Генерального штаба в той же Москве. Интересно, что на нового врага им указали бывшие выпускники Высших партийных школ, призванных защищать идеалы той страны, которую они уничтожили...
“Почему самые безыдейные охраняют идею? - задал себе вопрос генерал госбезопасности и неожиданно для себя дал себе ответ. - Все идеи сродни бредням шизофреника, которому легче живется с ними в настоящем мире. Вот почему в идеи всеобщей справедливости верит народ - ему не верить нельзя, без веры в идею и жить не захочется. Шизофрения, всеобщая шизофрения...”

 3.
- ...Что меня поддерживало все годы проведенные в кагебистских застенках, так это вера моя в идею соборности и независимости Украины, вера в идею свободы моего порабощенного народа... - это были слова из первого интервью Гривнюка представителям прессы, отрабатывающих задание своих редакторов - показать возращение борца на Родину.
Лгал и верил в свою ложь Гривнюк - не было у него никакой веры в какие-то идеалы, кроме идеала собственной персоны. Вера возникает там, где появляется безысходность и вера всегда порождает ложь. Человек не может без лжи и он не может без веры - он слаб в борьбе с жизнью. Слаб был Гривнюк - о этом знали многие, но никто не знал насколько он был слаб, никто кроме него самого, а может еще и Наташи...
Сколько раз в своих тайных мыслях клял себя Гривнюк за то свое выступление на партийном собрании стройки, крупнейшей стройки Союза, на которой он был освобожденным комсомольским секретарем. Ах, какие были перспективы - до ЦК можно было дойти. Но, это случилось... Это может со всяким случиться - молодой Гривнюк влюбился. Влюбился он в начальника одного из передовых цехов, уже отстроенного предприятия - он влюбился в Наташу. В такую, знаете ли, гром-женщину, врожденного лидера и очень сексуальную. Все знали, что Наталья Сорока любовница начальника стройки, об этом знала даже его жена, но никто не смел судачить и злословить о ней - сильных личностей уважают или боятся. А еще их любят за силу, особенно их любят слабые и жаждут ответной любви, как ждут любви от бога. Любил молодой комсомольский работник Наташу, тайно любил, тайно страдал и ... тайно ненавидел, как ненавидят возжелаемое и недоступное.
Ненависть слабого порождает злобность, мелочную злобность, зависть и является питательной средой того, что называется подлостью. Хотел унизить более высокое низменный человек - так поступают многие, очень многие... Начал он собирать компромат на начальника стройки и на тайную любовь свою. Что это был за компромат? Да вроде бы ничего серьезного, но ведь как все представить и кому именно представить. А представлять кому было. Представители Комитета работали на каждом крупном народно-хозяйственном объекте, а сколько людей они охватывали при помощи своих тайных агентов и осведомителей - об этом не знали даже они сами, это была привилегия их начальников. Кто мог стать этим самым добровольным и не только добровольным агентом? Да любой из нас. А все партийные работники так были обязаны работать в тесной связи с “боевым отрядом партии”. “Боевой отряд” в смычке с “передовым” коим являлась партийная номенклатура были опорой власти однопартийного государства. Знал своего тайного патрона тайных служб Гривнюк и это ему он тайно передал собранный материал о всех , или почти всех, недоработках, недочетах и злоупотреблениях служебным положением начальника стройки, которые были обычным делом для той поры хозяйствования, для той экономической системы и из этого никто практически тайны не делал - так поступали почти все, кто мог, и в этом заключалась главная привилегия высокой должности.
И ту экономическую систему защищал Комитет государственной безопасности. Гривнюк так и не понял, что своими, кстати, поощряемыми, доносами он пытался подорвать систему. Это не парадокс - любой орган силовой защиты государственного строя поощряет развитие слабого противодействия во избежания появления более сильного. Доносчики, “честные, но стеснительные граждане”, филера и стукачи были слабыми людьми - слабыми всегда правят сильные. Комитет создал целую систему слабости народа.
Слабый замахнулся на сильного... Доносы комсомольского лидера своего объекта читал начальник всесоюзной ударной стройки.
- Вот говнюк этот Гривнюк, вот пригрел гаденыша. Степан, как ты думаешь, он дрочит по ночам? - спросил он в высокого, слегка седоватого мужчину - майора КГБ, расслаблено сидящего в большом кожаном кресле.
Тот снисходительно улыбнулся и могло показаться, а может и не казалось вовсе, что он слегка кивнул головой.
- ... Вот сука... Ты смотри, что пишет... Так он за сауной нашей следил... Нет, точно дрочит... И как такой урод может руководить молодежью стройки... Нужно его срочно менять. Но как? - Начальник стройки вопросительно посмотрел на офицера госбезопасности.
Тот опять снисходительно улыбнулся и, смотря на свои хорошо отделанные ногти, тихо, как-будто говоря сам с собою, сказал:
- Проще пареной репы - перевести с повышением.
- Чтоб этот слабак потом правил еще большим коллективом. Ты что это, Степан - это не по государственному. Таких вообще нужно убирать к чертям из номенклатуры.
- А что делать? - улыбаясь спрашивал комитетчик и по тону этого вопроса можно было сделать вывод, что у него уже есть предложение по этому поводу.
- Я этого не знаю, я специалист в других областях, - отвечал начальник ударной всесоюзной стройки, давая понять, что согласен на любые действия руководителя тайных служб на его стройке.
Они немного поговорили о последнем Пленуме ЦК партии, естественно они всецело и очень искренне поддерживали все положения этого Пленума, согласовали некоторые кандидатуры на партконференцию и на вышестоящие должности. Ну, а затем, как бы между прочим коснулись и более важных проблем: очередного распределения квартир, часть из которых должна была попасть не очень хорошим работникам, но ревностным служителям комитета; а также был затронут вопрос предстоящей рыбалки, ухи, баньки и то с какими женщинами все это будет проводиться. Начальник строительства знал, что поедет с Наташей, а майор КГБ тоже знал, что поедет с молоденькой медсестрой, которая вне очереди, по его просьбе, как молодой специалист, получила свою однокомнатную квартиру, оставив позади в очереди полторы сотни таких же молодых специалистов, для которых получение жилья в ближайшие несколько лет так и останется предметом грез, пересудов, а то и просто скандалов.
После хорошей рыбалки, отличной баньки и ... скажем так, не поощряемых моральными (а мораль практически всегда лжива) устоями общества, актов любви начальник строительства более рьяно взялся за руководство, а майор отвечающий за безопасность государства на этом строительстве дал знать, что хочет встретиться с Гривнюком.
Гривнюк, хотя писал тайные доносы, тайным агентом не был, поэтому встреча была не очень тайной и даже записывалась на магнитофон, а затем стенографировалась и фиксировалась в секретном личном деле Гривнюка.
В обеденный перерыв, как бы случайно, в кабинет освобожденного секретаря комсомольской организации всесоюзной ударной молодежной стройки без стука зашел майор госбезопасности. Майор был одет в легкую темно-синею рубашку под которой играли тренированные мышцы, а хорошо отутюженные брюки придавали его и без этого стройной фигуре вид какой-то рисованной аристократичности - это был след подготовки в спецподразделении готовивших разведчиков для работы за границей. Гривнюка на мгновенье охватил не то что страх - ужас, но правду сказать, это было лишь мгновение ужаса. Было чего испугаться - представители госбезопасности сами никогда не посещали своих агентов, как платных, так и бесплатных и такое посещение могло означать, что угодно, но ничего приятного. А в кабинет Гривнюка зашел сам начальник отдела госбезопасности стройки, зашел не прячась, зашел сам - может это факт немного успокоил Гривнюка.
- Здравствуйте, Виктор Максимович, - вроде бы приветливо улыбаясь, поздоровался высокий. стройный, слегка седоватый мужчина и только наблюдательный мог заметить в его улыбке злорадную снисходительность хищного зверя, чувствующего свою силу и страх перед этой силой всех остальных зверей. - Я Вам не помешал?
После некого замешательства, стараясь подавить в себе, рвущийся с груди сильным сердцебиением, страх, Гривнюк сбиваясь ответил:
- Нет, что Вы, у меня обеденный перерыв. Я вот текущие дела просматриваю... Дела текущие... Времени нет, то есть времени не хватает... Не помешали, нет я не занят. Это все текучка.
- Я к Вам по служебным делам, ненадолго, - все так же улыбаясь, доволен произведенным эффектом, начал говорить офицер госбезопасности, смотря на то, как в позе полной покорности судьбе или своему тайному покровителю, напрягся Гривнюк. - Вы ведь уроженец западных районов Украины?
- Да не то чтобы... - Замялся Гривнюк, он не знал, что может означать такой вопрос - ни один вопрос представителями службы безопасности так просто не задается. - Я с Тернопольской области, а западной Украиной считается Закарпатье, ну и Прикарпатье, Ивано-Франковщина...
- А как Вы считаете националистические настроения там по-прежнему имеют место, так сказать, в мышлении тамошних граждан? - Глаза комитетчика смотрели испытывающе, как бы требуя смотреть прямо в них - отворачивание от этого взгляда могло быть расценено, как попытка лгать - даже такие попытки могли быть расценены, как предательство, а это...
Но не знал, что говорить Гривнюк, потому, что не знал с какой целью спрашивает об этом кагэбист. В таком случае в памяти всплывают стандартные фразы, утверждаемые официальной идеологией.
- Да нет. Это раньше было, а сейчас все пережитки прошлого изжиты - народ понимает, что только в дружбе с другими народами СССР можно жить счастливо, народ правильно понимает интернациональную политику партии...
Гривнюк готов был продолжать свою речь, он уже начинал припоминать фразы из постановлений ЦК, речи Генсеков, утверждающей о новой формации - советский народ, и о нерушимой братской дружбе между всеми народами. Но формируемую в памяти речь прервал все тот же спокойный голос, только вот глаза представителя органов смотрели холодно:
- Прекратите, Виктор Максимович, у нас имеются другие сведения. Вот что мы обнаружили на нашей стройке, между прочим, и в некоторых из Ваших земляков, - с этими словами офицер госбезопастности почти бросил на стол Гривнюку бумажный пакет, который только что заметил в его руках Гривнюк. - Посмотрите на досуге, это ксерокопии газет и журналов Made In CIA. Люди хотят независимости, они считают, что их угнетают “подлые москали”, что Москва съдает все их сало. Читайте и думайте. Шум не поднимайте - это серьезное дело - это дело контрразведки. Вы лично должны выполнить свой долг - долг коммуниста и гражданина, Вас этому обязывает Ваша высокая государственная и партийная должность. Хорошо изучите материалы и внимательно прислушивайтесь к речам своих земляков, поддерживайте эти разговоры, выявляйте врага. И помните - наши люди везде, мы всегда поможем, выручим. Вы все поняли?
- Да, так точно. Да, - Гривнюк почувствовал, как по спине потекла тоненькая струйка пота.
- Тогда хорошо. Если что обнаружите заходите прямо ко мне. Звонить по телефону не нужно только прямой контакт. До свидания, не буду больше Вам мешать.
Когда представитель Комитета вышел, Виктор Максимович тихо выдохнул воздух, осмотрелся по сторонам, как будто кто-то мог еще находиться в его кабинете и подслушивать этот разговор. Конечно же, никого не было - это был лишь страх, страх перед какой-то тайной силой способной уничтожить все что было в его жизни самого дорогого. Он вдруг почувствовал, каким-то звериным чутьем, что в этом визите повинна его тайная любовь и он еще больше возненавидел Наташу, директора стройки и как-то позавидовал ушедшему комитетчику. “Ему ведь стоит только захотеть и любая будет его, - подумал он о всесилии офицера КГБ, - и этого (директора) ему засадить нечего стоит. Почему я не пошел в КГБ... Но не все потеряно”. И Виктор Максимович развернул пакет принесенный кагэбистом.
Обеденный перерыв закончился и Виктор Максимович был вынужден заняться своей рутинной работой комсомольского вожака: звонки по телефону, чтение руководящих документов однообразных по содержанию, составление таких же или похожих, написание статьи в малотиражку стройки, а еще работа “в массах”... Ходил Виктор Максимович и прислушивался к разговорам людей, стараясь уловить чье-то недовольство. Недовольные были всегда, но Виктора Максимовича интересовали недовольные неким национальным вопросом. Но люди возмущались плохой организацией работы на стройке, плохим качеством материалов, несправедливостью начальства, дефицитом продуктов и медленным продвижением очередей на жилье - люди были не довольны тем что и всегда. Оставалось одно - спровоцировать подобные разговоры и постараться выйти на распространителей подобной подрывной литературы.
И Виктор Максимович решил более подробно изучить эти самые “подрывные материалы”, чтобы вести разговор на основании их фактуры. Вечером перед сном он начал внимательно читать ксерокопии газет и журналов оставленных особистом. Повинуясь привычке профессионального работника идеологического фронта, Виктор Максимович делал некоторые конспективные записи прочитанного стараясь понять глубину их смысла. Речи всех генсеков и лидеров партии любого масштаба не блистали отточеностью слога и разнообразием форм, поэтому они не запоминались, а вот “вражеская пропаганда”...
Читал Виктор Максимович и задумывался над справедливостью прочитанного. Конечно, они эти “враги” были правы - номенклатура присваивала себе все богатства и труд граждан страны, а значит и его - рядового работника идеологического фронта, который как-то забыл, что стремится в ряды этой самой номенклатуры. Вот и Наташа была с ними за одно. Да буть он, Виктор Максимович Гривнюк, не “комсомольским вожаком”, а начальником главка или секретарем обкома партии, тогда посмотрели бы с кем она была... Несправедливость ощущал Виктор Максимович, несправедливость к себе... Сразу вспомнились студенческие годы, двойки преподавателей. Не любили почему-то его преподаватели, не любили за излишнюю преданность идеям материализма и материалам очередного партийного форума. Не любили, но скрепя сердцем ставили “хорошо” и не выше, а бывало и ниже, хотя секретарю комсомольской организации курса “не положено” было ставить ниже чем “хорошо”. А профессор математики Эйдман Лев Маркович тот и двойки ставил. И никто не мог повлиять на его решения - профессор, вопреки сложившейся практике, был беспартийным и не подчинялся партийным нормам (и как это он с такой фамилией звание профессора получил!?).
- Вам следовало, товарищ студент, поступать в какую-то партийную школу. Технический ВУЗ не для Вас, - говорил ему, слегка картавя седовласый сгорбленный старик.
- Жидяра, сволочь, - думал о нем Виктор Максимович, беря зачетку с очередным “неудом”, который по требованию декана, презрительно исправлялся вредным профессором на “удовлетворительно”.
“Конечно, жидо-массоны захватили все ключевые позиции в государстве, в Москве и разрушают национальную идею, - вдруг подумалось Виктору Максимовичу, когда на прочитанное во вражеском издании наложились его собственные воспоминания”. Он начал припоминать черты лица начальника стройки, ища в них признаки нации виновной во всех грехах. Трудно было найти в чертах дородного украинца такие признаки, но фамилия у него была Сокольский... “Жид, он и с такой рожей жид, - сделал мысленное заключение постигающей запрещенную литературу идейный борец, снова и снова этими самыми мыслями возвращаясь в свои студенческие годы”...
Не только в учебе чувствовал свою слабость студент Гривнюк. Главное, что очень глубоко волновало двадцатичетырехлетнего молодого мужчину, отслужившего уже в армии, это невнимание к нему женского пола. Это очень многих волнует, но редко кто в этом признается. А ведь невысокий Витя Гривнюк искренне считал себя не только красивым, но и очень правильным, следующий всем моральным нормам общества. Да вот девушкам почему-то нравились другие. Эти другие рассказывали о своих победах на фронте любви, эти другие часто поступали в этом плане аморально, не так как было нужно с точки зрения комсомола. И их никто не осуждал - ими даже восхищались. Эти другие интересовались девушками, футболом, пили пиво и прогуливали пары, легко и не принужденно зарабатывая свои оценки не очень расстраиваясь по поводу очередного “хвоста”. Эти другие могли вместо ударного труда в стройотрядах фарцевать джинсами и импортной косметикой, и при этом ругать советский строй. С ними должен был бороться комсомольский вожак, должен был организовывать их на что-то очень важное, но вот на что... Не получалось что-то в Виктора Гривнюка, в смысле организации процесса. Был момент, когда у кормила власти стал председатель КГБ Андропов. Ох, смог тогда Виктор Максимович отыграться на этих “не понимающих остроту момента”: скольких он лишил тогда стипендии, скольких изгнал из общежития и даже одного пришлось исключить из института, как не вливающего в поток новых веяний - об этом мало кто знает, так как делалось все под прикрытием коллегиальности или более высокого начальства, но идеи таких меленьких репрессий исходили от комсомольского секретаря курса, умело скрывавшего факт первичности своего участия. И в этот момент был замечен Виктор Максимович органами безопасности, которые всегда были у власти, вот тогда с Виктором Максимовичем была “проделана работа”, суть которой сводилась к обычной вербовке, но не за плату, а по идейным соображениям. Да и не вербовка в обычном понимании слова это была - более опытные бойцы партии организовывали своего молодого коллегу. Недолго прочувствовал свою тайную власть Виктор Максимович, составляя донесения, но девушки по-прежнему эту власть не уважали, может потому, что она была очень тайной. А может и не очень тайной. Потому, что после серии страстных выступлений отчуждение к Виктору Максимовичу со стороны женского пола института возросло еще больше. Все эти затаенные неудачи по жизни Виктор Максимович хранил глубоко в душе своей, стараясь чтобы никто не узнал о слабостях его - он хотел быть сильным, он хотел быть лучше, чем другие. И для этой цели он выбрал самый, как ему казалось, верный, а значит, и надежный путь - путь вхождения во власть.
Многие выбирают этот путь, забывая о том, что это путь очень сильных, но не той силой о которой мечтают мальчишки - это сила интриг, коварства, сила страстей отличающих человека от животных. Власть: не сказка, не привилегия ниспосланных богами - власть это апогей борьбы за выживание в которой ни правил, ни норм не существует. В борьбе за власть прав только один - победивший, а проигравшим остается роль неудовлетворенных, недовольных и жаждущих сместить того самого, единственного. Каждый нижестоящий всегда ненавидит вышестоящего, но из-за слабости своей и амбиций вынужден примыкать к сильным и пресмыкаться перед ними. Примкнул Виктор Гривнюк к партийной номенклатуре и искренне считал, что им руководят благородные порывы. Так многие считают - люди любят обманывать себя и других, так проще ибо обман и есть упрощение, упрощение отметает сомнение, не имеющий сомнений, не страдает душой. Не страдал душой за избранное дело Гривнюк, хотя и верил в то, что страдает.
И вот сидя за столом в комнате своей однокомнатной квартиры, почему-то называемой общежитием, он читал и думал о ... себе, отмечая про себя, как были правы “враги” описывающие “угнетения” народа. Очень много писалось о голоде 33-го года, о репрессиях 35-37-го, о продолжении оных после Великой Отечественной, которую нет да называли “освободительной”... со стороны немецкой армии. Хотел негодовать Виктор Максимович по поводу “клеветы” и “лживой пропаганды”, но все его негодование, опять, же исходило к Наташе - ну как она могла иметь дело с такими вот... Какими такими Виктор Максимович не знал, но образ врага-коммуниста в лице Сокольского он уже себе сформировал...
Мучительные раздумье о своей не признанности или недооценке к утру проходили и товарищ Гривнюк всецело углублялся в свою такую, как он считал, необходимую работу. Нужно было готовиться в важному событию - Ленинскому коммунистическому субботнику. Не многие помнят, что это такое, а те кто помнит вряд ли скажут в чем была его важность. Для многих это был потерянный выходной а люди неизбежные потери желают чем-то скрасить. И очень часто политически окрашенные события становились чем-то на подобии массового гуляния. Да и не могло быть по другому весной в конце апреля. Но для комсомольского работника это было время напряженной суеты, которую все работники идеологического фронта любили называть работой, они и сейчас это любят - любят создавать руководящее движение. Для Гривнюка это была работа по созданию агитационных материалов, освещающих задачи и ход субботника; это и созыв комсомольского собрания, посвященного все той же теме ударного труда; это и создание комсомольского штаба субботника - стройка то большая и без штаба не обойтись. Думая о штабе субботника Виктор Максимович не переставал думать о Наташе и вопреки сложившейся практике - не привлекать к такой работе бригадиров, мастеров участков и другого руководящего состава, Виктор Максимович решил включить в список “комсомольско-молодежных штабистов” Наташу. Это было просто - составил список и подал на голосование, а проголосуют все единогласно - по другому люди еще не умели голосовать. Ах, золотое время было когда не нужно было думать за кого голосовать - можно было думать о чем-нибудь другом...
Но кроме работы по субботнику на стройке помнил Виктор Гривнюк и о задании своего тайного шефа тайных служб - помнил Гривнюк о том, что нужно ему выявлять врагов политического строя. Странно как-то получалось - а ведь именно о таком самом “поиске”, но в тридцатые годы, он читал в подрывных материалах. Много чего изменилось с тех пор, по-другому вели себя лидеры партии и враг был, наверное, другой - какой-то уж очень скрытый. Ходил в гости к землякам своим Виктор Максимович, говорил с ними на темы угнетения Украины Москвой, на темы демократии, но те или сильно замаскировались или не понимали о чем говорит комсомольский работник. Людей мало интересовала Москва и плохой уровень демократии: их интересовал заработок, горячий душ в общежитии, медленно строящиеся квартиры и периодическое пропадание продуктов в магазинах, а молодежь, черт побери - будущее страны, еще очень безыдейно хотела хороших американских джинсов, дискотек, модных кроссовок и разной мишуры, ассоциируя с ней свое благосостояние и именно в этом она понимала смысл демократии. Со временем Виктор Максимович даже удивится, узнав сколько людей были не довольны и сколько стремились к свободе и независимости, которая по их мнению, должна была принести эти самые продукты, квартиры, джинсы, сапожки и подачу вовремя качественного бетона, правда за бетон беспокоились не многие - почему-то люди не очень любили радостно трудиться, хотя искали радость во всем, даже в работе.
И субботник тот злополучный начался как-то радостно: солнышко светило, птички пели, зеленела первая травка и влюбленные дарили друг другу кроме поцелуев еще и первые цветы - подснежники. Народ собрался очень дисциплинировано - рабочие дни можно было и прогулять, а вот политическое событие нежелательно. Конечно же, был митинг, и было трудовое напутствие, которое так и никого не затронуло хотя одобряюще хлопали многие и некоторые даже пытались не членораздельно мычать, имитируя крик “Ура!”. Но это были проявления хулиганствующих элементов так выражающих свою несознательность в форме которая выглядела очень сознательной и воодушевленной. Краснел от страха, а думал что от стыда, за них Виктор Гривнюк, а секретарь парткома грозно хмурил брови...
Митинг прошел и все начали работать; рабочие на своих местах, управленческий аппарат - на уборке территории, совмещая полезное времяпровождение на свежем воздухе с полезным делом, то было редкое явление, когда управленческий аппарат с пользой для дела и для себя проводил рабочее время, обычно пользы для дела от них мало.
Для Виктора Гривнюка это был необычный день - Наташа была рядом. Такого душевного подъема Гривнюк не ощущал ранее, да и позже он не познает такого прилива энтузиазма и творческого подъема. В тот день у него получалось все - все то, что, как ему казалось, так нужно в деле организации молодежи на труд во имя идеи. Только вот какой идеи Виктор Максимович не помнил ибо его идея ходила рядом, выполняла его поручения, улыбалась и это от нее распространялось такое благоухание - благоухание весны.
Наташа была женщиной, а женщины всегда знают ради чего или ради кого стараются мужчины в том, что они считают своей работой. Она знала - вся эта ничего не значащая суета вокруг графиков, подсчетов результатов и агиток, делалась, вроде бы, ради нее, по крайней мере, она была мощным катализатором активности. Улыбалась Наташа ему, давая понять, что заметила старания, старания и не более. Но ошибался Гривнюк, думая, что она улыбается, выделяя его, благоволя ему в награду за его старания и его исключительные качества. Наташа не могла не улыбаться, потому что ей было хорошо, как может быть хорошо весной хорошенькой влюбленной и любимой женщине, на которую обращают внимания многие мужчины и многие готовы поклясться ей в любви, даже такая, по ее мнению, серость, как Гривнюк... Да, Наташа считала, распинающегося в трудовом порыве и идеологическом экстазе ради ее, Гривнюка серостью. Как она смеялась, когда Сокольский рассказывал ей о доносах на них в комитет. Бойтесь такого вот унижающего смеха женщин - женщины ничего не прощают, а особенно слабости с собой и подлости по отношению к себе.
Она улыбалась и не только. Вот вроде бы невзначай она коснулась его спины своей полной грудью, прижалась ягодицами или немного дольше чем раньше задержала взгляд - все это можно было расценить, как элементы флирта, а можно и не расценивать... Но влюбленному Гривнюку казалось, что все это делалось ради него. В высокоморального комсомольского работника не было опыта общения с женщинами и он не мог отделить искренность от игры. Хотя кто это может сделать, даже сами женщины не всегда уверены играют ли они мужчинами или питают к ним какие-то чувства, кроме чувства жалости или древних материнских инстинктов...
А потом был случай, обычный случай в случае когда заканчивается испорченный выходной день. Многие напились, особенно холостяки, проживающие в общежитиях, да и женатые от них не очень отставали. Ну напились, ну подрались. Все бы ничего, но это был день Ленинского субботника, а когда приехала милиция, то некто Марк Колонтай (фамилия как в революционерки), простой парень с Буковины, грязно ругался на компартию и обзывал милиционеров москалями. Когда он протрезвел, а на холодных нарах трезвеют быстро, то никак не мог понять почему именно он так говорил, но, как говорится, слово не воробей... Комитетчики зашевелились - у них появилась возможность доказать, что они не зря едят свой хлеб. Конечно, слова пьяного юноши это еще не суровый криминал, но все же, если постараться, то можно найти и тонны взрывчатки под фундаментом гидростанции, а при желании можно и подкоп соорудить - ведь не один такой вот работяга был расстрелян или пропал в сибирских лагерях, признаваясь, что хотел сделать тоже самое, но при строительстве Магнитки или Днепрогеса.
Естественно на такое событие должна была отреагировать комсомольская организация. Но сперва, как годится, отреагировала партийная, а то как же - партия была направляющей и руководящей силой и главным наставником комсомола. А комсомол стройки в лице его лидера Виктора Максимовича Гривнюка упустил свою воспитательную роль и допустил вражеские высказывания, а может и действия. На счет вражеских и подрывных действий было не совсем ясно, потому что несчастного парня куда-то увезли и хотя суда не было, но следствие было. Очень длительное следствие... И если бы демократия не победила и не перестала финансировать медицинские спецучреждения, то бедный Марк Колонтай так и не увидел бы своей “освобожденной” родины. Он ее увидел без документов, с выписным эпикризом “шизофрения”, без средств существования, без матери и отца, не дождавшихся своего сына, и с родственниками, не желающими знать не нормального. Повесился Марк Колонтай. И, о странности судьбы, как раз в тот день когда Гривнюк Виктор Максимович покинул похожее заведение, но уже в другом государстве.
Но Виктора Максимовича как тогда, так и после мало интересовала судьба земляка - он думал, как ему поступить в сложившихся условиях: винить себя во всем или искать виновного на стороне. А еще Виктор Максимович предполагал, что вправе рассчитывать на помощь и покровительство такого могучего Комитета, тайно которому он верой и правдой служил. Не знал тогда еще Виктор Максимович, что никакая сильная организация не покрывает слабых, даже верных ей - слабые всегда готовы продать кого угодно. Жизнь любит победителей, хотя проигравшие и составляют большинство, поэтому-то мир такой жестокий - проигравшие хотят отыграться любой ценой и не до любви в желаниях этих.
Узнал кто-то, а скорее всего донесли, что проводил провокационные беседы комсомольский вожак с молодежью, в том числе и с Марком Колонтаем. Не мог Виктор Максимович рассказать правду о этих беседах своих - боялся он. Боялся он и тайных хозяев своих и мнения людей о себе и не знамо чего больше. Пришлось ему выкручиваться и говорить, что-то в свое оправдание, а любое оправдание, как раз подчеркивает вину. И было указано секретарю комсомольской организации на недоработки, и указано на несоответствие занимаемой им номенклатурной должности. Ну, подумаешь указали, покричали, отыграли роль негодующих старших товарищей, но ведь кто-то предложил рассмотреть вопрос о его принадлежности к партии - это было уже серьезно, это был крах надежд. Он так и не понял кто первым сказал это, но вдруг все, как будто бы встрепенулись и набросились на Виктора Максимовича с различными обвинениями - его обычные служебные недоработки или незначительные ошибки вдруг ни с того ни сего выросли до размеров предательству высоким идеалам партии, тем идеалам которым Виктор Максимович старался служить и на страх и на совесть одновременно.
Потерял тогда контроль над собой Виктор Максимович и выступил. Он говорил то, что говорят простые работяги в курилках и за кружкой пива, он говорил то, что было написано во “вражеских материалах”, он говорил о том, что накипело: о несправедливости партийной номенклатуры, о злоупотреблениях, об очковтирательстве, о унижениях и о том, как искажается политика партии... В общем-то, он говорил то, что говорят не только в курилках, но и на партсобраниях, но Виктор Максимович совершил главную свою ошибку - он говорил конкретно, он называл фамилии, должности и дела тех людей, которые решали его судьбу. Конкретность всегда лишает смысла всякий спор, диспут - конкретность это всегда обвинение. В порыве негодующей страсти он вытащил свою записную книжку и начал чихвостить начальника стройки, рассказывая о его адюльтере - он обвинял всех в нормальной жизни - ведь нормы жизни и нормы морали это не одно и тоже...
Гнев и страсть заглушают рассудок, рассудок правящий миром - перебрал в своей обвинительной речи Виктор Максимович. “Клеветник”, “предатель”, “затаившийся враг”, “аморальный тип” - чего только не услышал в свой адрес Виктор Максимович от товарищей по партии с которыми буквально полчаса назад мирно беседовал и которые, похлопывая его по плечу, доброжелательно улыбаясь, обещали “чуть что, поддержать”. Так обычное партсобрание превратилось в громкое и резонансное. Так Виктор Максимович стал знаменит - не каждый день кого-то выгоняют из партии не за пьянку или мордобой.
Лишенные некоторых привилегий и называющие себя “народ” быстро присвоили Виктору Максимовичу “звание” своего защитника, а то как же - он был с “теми, кто наверху”, а теперь он с “народом”, теперь он нанизу. И народ начал негодовать по поводу несправедливости к себе. Говорили о не правильно распределенных квартирах (кстати, о медсестре так никто и не вспомнил), говорили о плохом завозе импортных товаров и обделении кого-то автомобилем, много о чем говорили в возмущенном народе, гораздо больше чем негодовал на партсобрании Виктор Максимович. Народ негодовал и негодование свое приписывал “пострадавшему за народное дело товарищу Гривнюку”. Странно, но практически никто не вспомнил о Марке Колонтай и никто, кроме близких не поинтересовался судьбой простого бетонщика, а ведь он тоже что-то говорил о несправедливости и тоже пострадал за разговоры эти.
А потом была “майовка”. От майовок предреволюционных и революционных лет она отличалась коренным образом - это был выезд на природу людей, измученных обязательным, пусть не тяжелым, но все же ежедневным трудом, людей уставших от однообразия будней, четырех стен бетонных коробок и жесткости асфальта. Майские праздники нужны людям - сложно объяснить почему, но нужны, разумеется нужны и майовки. Дети бегают по молодой травке, женщины смело оголяют когда-то привлекательные части тела, мужчины готовы заглушить или еще больше возбудить водкой зов природы к великим делам - да разве кто сможет описать все прелести майовки. По странному совпадению день майовки был и днем Пасхи - майовки первых государств и первых идеологий. И хотя на демонстрации все кричали “Ура!” и “Слава!”, подразумевая правительство и партию, но в каждой семье красились яйца и в каждой семье утро начиналось с прадедовского “Христос воскрес”. Но мало кто верил в Христа и еще меньше в партию и правительство - люди больше хотят верить сказкам и небылицам, а верят только фактам. А фактически была весна и больше ничего более важного - что может быть важнее жизни, важнее ее пробуждения и цветения. И все слои населения праздновали май - первый по настоящему весенний месяц, хотя он и был последним календарным месяцем весны. И первый тост был просто за май, а труд и мир просто подразумевались - труд он всегда был неотъемлемой частью людей, а мир желанной. Конечно, начальство отдельно провозглашало тосты за партию, за мир, труд и май, косясь на соседей - правильно ли те понимают смысл сказанного. Скучные застолья номенклатуры, хотя и богатые в смысле еды и пития. Но вся советская номенклатура вышла из того же народа и поэтому и они втихомолку били “крашенки” и тихонько говорили “Христос воскрес”, еще более остальных веря в нереального Христа, чем в реальную партию. А вот народ старался веселиться и радоваться жизни вовсю, и христовался в открытую, даже не зная зачем, может потому что это было запрещено в этот день - день совпадения майовки и Пасхи. Дешевая водка намного лучше дорогого коньяку, шпроты на бутерброде не менее вкусны чем черная икра, а салат из первой редиски, перьев лука, варенных яиц и густо полит майонезом куда лучше бледных и не вкусных тепличных помидор и не приятных для закуси водки заморских бананов и ананасов, а как прекрасны пригоревшие шашалыки из жилистого мяса - еда, питие и весна, что еще нужно для праздника души.
Праздновал Гривнюк вместе с народом, но праздника души не ощущал - он уже был исключен из номенклатуры. Не мог радоваться этому Гривнюк - а кто это будет радоваться перемещению на нижние социальные слои. Но для успокоения смятения в душе твердил, что рад - потерпевшие поражение ищут оправдание во лжи или в пьянстве. И пил по этому Гривнюк водку и ругал Гривнюк тех к кому несколько дней назад принадлежал. А народ он добрый, потому что сильный - жалел народ Виктора Максимовича, забыв о всех его больших кознях и мелких кознях. “Собака должна лаять - должность у нее такая, собачья, - вот и вся народная мудрость жалости к поверженным обидчикам своим и оправдания тиранам”.
Когда доза алкоголя превысила порог затопления или залития обиды, захотелось чего-то еще непонятного в особенности весной. Всем захотелось побуянить, покуралесить, разогнать застоявшеюся за зиму молодецкую удаль. Может это взыграли древние инстинкты зовущие в бой самцов. доказывающих свою исключительность самкам.
Виктор Максимович целовался с какими-то молодыми работницами, а потом его затащили или он кого-то и куда-то затащил в бурно зеленеющие кусты. Его называли “Витенькой”, он кого-то называл Наташей, думая о ней, о другой или все о той же... Это уже потом в СИЗО у него обнаружится сифилис и там же он узнает, что “наградила” его этим отличительным признаком богини любви одна из тех, кого за невыполнение плана или за прогулы он ходатайствовал сместить с льготной очереди на жилье. Месть ли это была или случайность, а может чей-то коварный план? Да кто его знает - поступки людей чаще всего разумом нельзя объяснить.
Закончилась майовка вечером, а точнее уже ночью. Как и всякое народное гуляние - закончилась скандалом. Почему Виктор Максимович очутился в центре небольшого городка строителей в толпе подвыпивших и выпивших молодых людей, которых он раньше возглавлял и до этого даже не знал, он не мог объяснить никому. Но они шли, что-то кричали, кого-то задевали - все было, как обычно. И Виктор Максимович тоже кричал. Но беда в том, что ничего кроме политических лозунгов он не знал - то он выкрикивал их. Может повинуясь чувствам своим, снедающей обидой от несправедливости по отношению к нему. эти лозунги были не политические, а антиполитические, то есть, не те которые он говорил раньше - а противу их. Появилась милиция и, как положено милиции, она пыталась соблюдать закон о уличных шествиях, общественном порядке и защите прав граждан на спокойный отдых. Многие свидетели утверждали, что Виктор Максимович требовал санкций, прокурора, угрожал высшими инстанциями и политически оскорблял лиц при исполнении служебных обязанностей, а в ответ на удары резиновой дубинкой наносил им побои каким-то плакатом с возмутительным содержанием. Потом Виктор Максимович так и не мог вспомнить откуда у него взялся этот плакат.
После этого, и это было естественно для государства, защищающего себя законами, Виктор Максимович и еще несколько смутьянов были задержаны и посажены в СИЗО. А после возмутительных политических заявлений, тоже естественно, в присутствии понятых в его квартире был произведен обыск и найдены провокационные материалы, которые было принято считать очерняющими и подрывающими существующий строй... Не мог понять Виктор Максимович почему следователь бил его по лицу и обзывал клеветником, когда он пытался сказать правду откуда у него эти материалы.
Но судили его не за политические высказывания и подрывные материалы, на этот счет было лишь частное определение суда (суд то был гуманный), а судили Виктора Максимовича по “хулиганке”, по статье 206-й, и определил суд ему почти по максимуму (нечего бить и оскорблять милицию) - пять лет лагерей общего режима. Многие политические карьеры начинались вот с таких приговоров - большие политические бандиты когда-то начинали или мелкими ворами или хулиганами, надо же с чего начинать.
Виктор Максимович поначалу даже и не думал быть политическим узником или узником совести - уж очень это считалось опасным в стране идеологических законов, которым он преданно служил. Не мог так сразу Виктор Максимович забыть кем он был и жизнь которой он жил. Но зона она быстро меняет взгляды, особенно если этих взглядов не было. По иерархии зоны он сразу был определен в разряд “политических”, что почти равносильно было быть блаженным, а это в свою очередь немного облегчало жизнь заключенному. И помогли стать ему этим самым “политическим” в руководстве зоной - номенклатуру, даже бывшую, берегли да и зона это была особенная - лес здесь не валили и камень не били, а делали здесь непритязательную мебель для разных общественных пользователей.
Трудился Виктор Максимович и вспоминал главы из истории КПСС о революционерах каторжанинах и примерял их облики на себя - получалось почти все также. Только вот не понимал еще Виктор Максимович, против чего ему нужно было сражаться в порыве революционного энтузиазма. На зоне можно было заниматься самообразованием, но также как революционерам прошлого была доступна та же литература - литература классиков и продолжателей дела марксизма-ленинизма. Но когда-то запрещенная литература была доступнее воздуха, а ум желал чего-то другого, объясняющего нынешнее положение узника, как считал Виктор Максимович - узника по не справедливости. И правильно он считал - узников по справедливости не бывает ибо нет в мире справедливости, особенно для узников.
И, как в царские времена на каторге или на выселке, на зоне были свои учителя. Как уже говорилось, это была особенная зона - преимущественно здесь находились не оправдавшие надежд руководства номенклатурные работники среди которых были и очень умные люди, появившиеся немного раньше чем нужно - очень умные люди всегда появляются раньше того времени когда просто умными становятся все. Зоной заправляли крупные хозяйственники, тайные цеховики и спекулянты сумевшие стать миллионерами, там где другие с трудом могли наскрести за всю тяжкую жизнь несколько тысяч рублей на некачественный автомобиль или угрюмую мебель, безвкусный хрусталь или собирающие пыль ковры. За маленькую толику своих припрятанных миллионов они покупали законы и принципиальных законопослушных хранителей этих законов, в очередной раз доказывая простую и вечную истину, что все идеи покупаются и что самые высокие идеи всегда имеют самую низкую цену - нереальность, иллюзии дешевы, хотя люди за них и платят за них тем что дороже денег - жизнью. Эти короли зоны ратовали за частную собственность, за эксплуатацию пролетариев и крестьян, видя в этом истинное предназначение людей: одним быть рабами другим олигархами. Они аргументировано доказывали порочность строя, мешавшего им достичь своих целей, но где вы видели не порочный строй особенно по отношению тех, кто не достиг своих целей... Но внимал заключенный Гривнюк их речам, не понимал многого, противившегося его, воспитанных комсомолом и партией, взглядов - не понимал, но соглашался - ведь он тоже был повержен, обижен, обделен этим строем. И затаил он тайную злобу на всех и вся: на родную партию и всемогущее КГБ, предавших его; на этих богатых нуворишей, покупающих и этим растаптывающих его идеалы; на зарвавшихся служителей закона, презирающих всех людей, волей-неволей попавших под их беззаконие, под дамоклов меч беспредела законов. Но больше всего возненавидел Гривнюк женщин: за то что одна Наташа насмеялась над ним; за то другая заразила его; временами он ненавидел и мать свою за то что она родила его...
Но никто не знал этого на первой пресс-конференции освобожденного из мест лишения свободы или из мест лишения ума идейного борца за... А за что еще было не совсем ясно - тогда все боролись с чем-то - это было время борцов, время когда казалось, что все можно после стольких лет нельзя. А ведь по сути своей можно было еще меньше. Можно было бороться с толитаризмом вмиг исчезнувшей системы; можно было бороться с историческими призраками, якобы стоявших в истоках этой системы; можно было бороться с непонятными силами противившимися этой борьбе - каждый, мнящий из себя Дон-Кихота, при желании всегда может найти свою ветряную мельницу. Но ветряные лестницы это только для Дон-Кихотов - в политике рыцарей не было и быть не может - в политике могут быть только конкретные люди...
 - ...Чувак, что ты конкретно предлагаешь, партию, какую еще на хрен партию, мы только что отмазались от партии?
На Гривнюка смотрели умные, но жестокие глаза громадного, толстого человека одного из участников застолья после конференции. Знакомым казался Гривнюку этот взгляд - так смотрели на всех паханы зон для которых люди были мусором, которые даже всесильную милицию, засадивших их по этим зонам, также называли мусором. Но не зря сидел пять лет Виктор Максимович - умел он уже говорить и с такими представителями человечества.
- Партию власти.
- Я и так могу купить любую власть, а если не купить, так убрать на хрен.
Большой человек пальцами взял пучок черной икры и, глотнув коньяку с маленькой хрустальной рюмки, запихал ее в рот, облизывая пальцы. Было видно, что большой человек просто куражится, играя роль грубого простака - криминального авторитета. Понимал Виктор Максимович, что его испытывают и знал Виктор Максимович, что простаки криминалом не управляют.
- Всех не купить, потому, что всегда найдутся те кто может дать больше. Да и перебить всех сложно - на войне возможны обоюдные потери. Лучше использовать легальные пути захвата власти, а для этого нужна партия, нужна сила...
- Знаем, читали - так учил вас великий Ленин. И где он сейчас этот Ленин с его говняной партией?
Большой человек смотрел на Гривнюка и казалось, что насмешливый рентген просвечивает самые дальние уголки мозга Виктора Максимовича. Сложно не сломаться под таким вот взглядом, но если не обращать на него внимания, то можно прослыть и храбрым.
- Ленин был не дурак, власть он захватил - упустили ее другие, - парировал реплику Виктор Максимович, - мне кажется, что сейчас время схожее с тем и кто первый разберется куда плывет рыбка в мутной воде, тот и станет главным рыбаком. А для этого нужны сети, хорошие идеологические сети.
- Да ты впрямь, как Иисус Христос, тот тоже двум рыбакам предлагал научить их стать ловцами душ. Молодец, умеешь мозги пудрить. И какие ты сети предлагаешь? Какую фишку?
- Национальное самосознание. Народ долго стонал под яремом Москвы и жидов, пора поднимать украинцев на священную борьбу, - глаза Гривнюка заблестели лихорадочным блеском.
- Но-но, не зарывайся, - нахмурил лоб большой человек - не любил он страстей, страсти губят любое дело. И еще, многие считали его евреем... - Народ - быдло. Куда его повернем туда он и повезет. Но фишка эта проверенная, как раз быдлу она и подходит. Бей жидов, спасай Рассею. Бей москалей, спасай Украйну - тоже не хреново. Ну, хорошо, уговорил, болтливый ты наш, уговорил. Предложим тебя мы Руху, там нужны такие - горлохвастые. Крутись как знаешь, но знай чей хлеб ешь. Мне насрать что ты там будешь орать, но главное за что должен бороться Рух - это приватизация, приватизация достойным народом достойного этого народа народного добра. Энегргетическая инфраструктура должна быть приватизирована в первую очередь, а затем земля - здесь больше нечего приватизировать, - Большой человек довольно похлопал себя по большому животу, тоном давая понять, что на этом деловая часть беседы закончена. - Теперь развлекайтесь, молодые люди, все оплачено. А мне пора решать более важные проблемы.
Большой человек и его свита ушли, а через несколько минут в банкетный зал вошли молодые женщины, арендованные на ночь топ-модели агенства Super-Models, все как на подбор длинноногие, худощавые с приклеенными улыбками на смазливых личиках - сегодня им предстояло отработать свои две сотни долларов. К Виктору Максимовичу подошла высоченная, по сравнению с ним, блондинка всем видом показывая свое расположение к новоявленному политику. Распорядитель вечера был еще не очень опытным и не знал всех тонкостей человеческой натуры - не мог новоявленный политик быть, как все, тем более его унижал высокий рост выбранной для него партнерши, а еще он боялся прослыть слабым в половом отношении - он столько не видел женщин, да и до отсидки имел очень плачевный опыт.
Ничего не оставалось Виктору Максимовичу, как возмутиться и уйти, сохранив свою моральную чистоту. И правильно он сделал - все происходящее потом снималось скрытыми кинокамерами, снималось так на всякий случай...
 - ...Что, он такой идейный? - спросил большой человек высокого седоватого мужчину, просматривавшего вместе с ним отснятые скрытыми видеокамерами материалы.
- Да нет, выпендривается, понты дешевые гоняет. Знаю я его - слабак он насчет женщин, вот и попытался сохранить хорошую мину при плохой игре.
- А что же ты мне слабаков подсовываешь? - играя недовольного, спросил большой человек бывшего сотрудника органов государственной безопасности, ныне отвечающего за его личную безопасность.
- Слабаками легче управлять, - спокойно ответил тот, - у нас всегда в запасе есть запасные ввожи.
- Дешевый компромат? - спросил, как бы нехотя, большой человек, но тренированный слух бывшего сотрудника госбезопасности уловил нотки настороженности, предвестника страха - даже самые сильные боятся неизвестности.
- Мне кажется, что Гривнюк много дал бы за подлинники его доносов.
- Что такие есть?
- Написанное пером не вырубишь топором, - седой бросил испытывающий взгляд на большого человека.
- М-да, Степан, монстра когда-то создали в виде вашего Комитета, монстра, который может сожрать своих создателей.
- Кормить нужно, тогда не съест, - подобие снисходительной улыбки мелькнуло на лице очень похожем на лицо американского киногероя.
- Хорошо, Степан, пусть будет по твоему сей раз. Но если наш клиент вырвется из под контроля или еще чего другого вздумает делать, спрос с тебя - ты его рекомендовал, - каждый слабак норовит стать сильным.
- Не вырвется, от нас никто не вырывался. Разве что в пекло, насчет этого мы специалисты...

 4.
Капитан Акулич с удовлетворением отметил, что в командировочном предписании уже было указано его новое звание. Приятно, что его труд был замечен и отмечен - это побуждало к еще более ответственному подходу к выполнению полученного задания. Ему предстояло отобрать кандидатов для обучения на “специалистов” - так в их системе сокращенно называли исполнителей разных конфиденциальных заданий, вступающих в противоречие с существующим законодательством, во имя сохранения этого же законодательства. “Специалисты” выполняли “специальные операции” о которых практически ничего не знали заинтересованные в них лица - приказы отдавали другие. Оно всегда так бывает - в случай чего страдают добросовестные исполнители - тореадоры убивают не виноватого быка, а воры бьют невинную собаку...
Шпионы, разведчики, диверсанты, провокаторы, связники, охранники или убийцы - мало кто мог получиться из будущих претендентов в “специалисты” - это было средне звено исполнительской тайной власти секретных служб. В отличии от других специалистов - народного хозяйства, их не готовили в специальных заведениях и сверхсекретных школах или базах - таких “специалистов” готовила сама жизнь, а опытные мастера, службы “плаща и кинжала”, лишь немного шлифовали мастерство молодых, передавая им свой богатый жизненный опыт. Отбор кандидатов в “специалисты” в основном производился среди молодых офицеров и солдат спецподразделений, уже прошедших сито многокритериального отбора - туда ведь и так отбирают лучших. Теперь вот из самых лучших нужно было отобрать достойных. Сложная это работа и не было никаких строгих правил, методик и инструкций, как это должно делаться. Поэтому, те службы и подразделения, которым требовались “специалисты” проводили такую работу самостоятельно, руководствуясь собственным опытом и потребностями. Но главное, что требовалось от новых “специалистов” - это осознание нужности своей деятельности, это желание работать не за плату (хотя и она подразумевалась), а по убеждению - в этом и состояло главное отличие решения кадровых вопросов русскими спецслужбами. Конечно, не все были безгранично преданы неким не всегда четким идеалам, не чего правды скрывать - корысть порой преобладала, особенно во время появления супербогачей и завоевания деньгами прочных позиций в градациях ценностей, но русский всегда должен быть идейным борцом иначе это уже не русский. Русская идея тем и сильна, что она русская. Самые сильные идеи произрастают в нищете но не гибнут в богатстве.
В настоящий момент времени требовались люди могущие работать не против “вечных врагов” -западных и восточных разведок - нужны были люди для работы в бывших “своих” республиках, нужны те, кто должен был работать против “своих”. То что образовались новые государства еще не означало. что они существуют отдельно - Россия, СССР были в крови, сознании каждого, даже самого ярого националиста, считавшего, что он должен быть независим, но все должны зависеть от него. В качестве личных достоинств, кроме принятых ранее, должны были быть и родственные узы, связи, при помощи которых можно было бы легко внедриться в правящие структуры новообразованных государств. “Мы должны всегда отстаивать интересы России, России, как части мировой истории. Все эти самостийные государства - это всего лишь нерадивые дети этой России. И наша святая обязанность вернуть их под сени матери своей, во благо всех народов, - так напутствовал генерал Трофимов Акулича в командировку”...
...Полигон дивизии внутренних войск имени Дзержинского. Учения групп антитеррора. Рослые парни в камуфлированном обмундировании и черных масках с прорезями для глаз, носа и рта показывали свое умение по действию в экстремальных ситуациях. Неискушенному зрителю могло показаться, что в этих действиях нет никаких ошибок, эти парни как раз те самые о которых поется в песне, что они могут спасти мир только стоит им взяться за руки и было не понятно почему они его еще не спасают. Но инспектирующие были как раз очень искушены в подобных зрелищах, они были немногословны, они почти совсем не разговаривали лишь время от времени одобрительно кивали головой или недовольно морщили лбы. А после многочасовых учений, на которых проигрывались всевозможные ситуации с заложниками, ликвидацией банд и захвата террористов измученные парни и не менее измученные инспектирующие лица предстали друг перед другом - начался, как они говорят, “разбор полетов”. Оказалось, что от бдительных глаз бывших диверсантов, разведчиков не скрылось ничего и каждый, вот именно, каждый участник этого впечатляющего действа получил свою индивидуальную оценку с учетом всех допущенных оплошностей. Что поделаешь, эти парни не должны ошибаться - их ошибки могут стоить очень много.
Говорили почти все, а некоторые даже и показывали ошибки и правильные действия. Молчал только один человек. Мало кто обращал внимание на скромно стоящего в стороне угрюмого молодого мужчину одетого, как и все в полевую камуфляжную форму без знаков различия, явно выделяющегося среди других своей скромностью и сравнительной не представительностью. Капитан Акулич действительно выделялся среди всех своей неприметностью, уж слишком агрессивны и подвижны были все остальные. Почему он находился здесь никто у него не спрашивал - здесь не принято было задавать такие вопросы - все знали, что лишних людей на этом полигоне быть не может, раз молодой человек находится среди уважаемых диверсантов и борцов против диверсантов значит так нужно для общего дела.
Эти общие дела начали обсуждаться уже немного погодя с командиром подразделения сдававшего инспекторскую проверку. После не долгих переговоров (деловые люди и профессионалы долго не говорят - они не политики) командир подразделения уступил или порекомендовал несколько человек для работы в резинтуре.
Что это были за люди? Обычные парни, может немного более крепкие, немного более подготовленные к жизни не как к борьбе, а как войне. Им твердили, что они супермены, что элита общества, что опора и надежда государства - много чего им говорили те, кто сам хотел верить в это, но кто забыл, как государство бросало на произвол судьбы их предшественников, как забывались прошлые заслуги, как в миг элита ставала изгоями или как их делали преступниками, даже не вспоминая, что называли их героями...
Владимир и Виктор Радченки были родными братьями - Владимир старше Виктора на два года, эти два года разницы в возрасте многое потом решили. А в детстве у них все было, как в детстве большинства детей станичников. В детстве они с упоением слушали рассказы деда о войне и о войсковой разведке. Возможно эти рассказы и грешили неким гиперболизмом, но всего лишь самую малость - подвиг, вообще-то, нельзя измерять, а тем более отличить от удали, особенно, когда эта удаль демонстрируется под пулями. И мальчики мечтали стать такими как дед, бывший полковой разведчик и как отец, бывший десантник. А еще мальчикам рассказывали о прадеде - героя 1-й мировой и лихого рубаку в гражданскую, правда в гражданскую он был под знаменами генерала Кутепова, а пропаганда такого героизма не очень поощрялась, более того, считалась вражеской. Но люди всегда делили окружающих на друзей и врагов, сами часто путаясь кто где и кто с кем - людям нужен враг ибо жизнь это не только борьба - жизнь все чаще становится войной.
И мальчики, как все мальчики воспитанные на героизме эпохи, бредили войной. Они стреляли с самодельных деревянных пистолетов и автоматов, но вреда “врагам” от обычного “та-та-та” не было. И они делали самопалы, взрывпакеты и мечтали о настоящем оружии. Такое оружие было дома - это были ружья отца и деда. Ружье отца находилось, как это требовалось, в специальном железном ящике, называемом сейфом, закрытом на большой железный замок. А вот ружье деда висело у него над кроватью. Самым большим праздником для мальчиков было разрешение деда потрогать ружье и поцелиться с него - дед патроны не давал. А самым незабываемым днем стал день когда отец дал каждому из них нажать на спусковой крючок своей “ижевки”. Конечно, отец сильно держал цевье ружья, но грохот выстрела, свист картечи дал почувствовать мальчикам свою силу, многократно усиленную силой оружия. Все мальчики так хотят быть сильными. Володя и Витя старались стать сильными, хотя, по общепринятым понятиям и нормам, они слабыми не были. Тяжелый крестьянский труд, футбол до потери чувственности тела, драки “до первой крови”, перекладина и брусья в школьном дворе, где собирались ребята показать свою ловкость и силу делая “штемп”, “склепку”, “выход на две руки” и, как самое выдающееся достижение, “солнышко крутануть”. Володя задних никогда не пас, а Витя, как мог, но старался от брата не отстать.
А потом армия. Первым пошел служить Володя и, как отец, попал служить в воздушно-десантные войска. Ах, как гордился Витя своим братом таким героем-суперменом юношеских грез в голубой тельняшке, с лихо заломленным на ухо голубым беретом. По окончанию срочной службы Владимира пригласили служить по контракту в элитное подразделение по борьбе с терроризмом. Это был другой уровень требований, другой уровень подготовки и ответственности. Переход Владимира в спецподразделения был секретом для всех, это было одним из условий контракта, для всех, но не для Вити, которому предстояло идти в армию. Благодаря стараниям старшего брата Витя попал служить в дивизию внутренних войск, считалось что оттуда легче попасть в подразделения антитеррора. Но для этого нужно было себя хорошо зарекомендовать. Как всегда младший брат хотел стать лучше старшего и Вите по некоторым показателям это удавалось. Через год, вопреки правилам, его пригласили для службы в спецподразделение. Так два брата оказались вместе.
Почему-то все думают, что в, так называемых, спецподразделениях учат только убивать. Виною этому американские дешевые боевики, насыщающие человеческие инстинкты жестокости, утоляющие путем проецирования жажду убийства - одну из самых сильных жажд человека, за всю историю убившего, ох, как много жизней. В спецподразделениях учат выполнять специальные задания. В этой подготовке сами специальные задания особой роли не играют, ведь и пожарники выполняют специальные задания и не только пожарники много людей выполняют задания согласно своей специальности, главное в подготовке секретных спецподразделений - это научить людей выполнять чужую волю или, если быть более точным, волю властей. И в том то наша беда, что наши власти чаще всего хотят кого-нибудь убить, превращая свои спецподразделения в обычные, хорошо вооруженные, хорошо обученные банды и к тому же защищены законом. Возможно эти банды, то есть, спецподразделения и будут кого-то защищать, но могу поклясться - это будут не интересы народа. Узаконенный безпредел - вот что такое спецподразделения в наше время и в нашей стране. Но поступающие туда на службу юноши хотят верить, что это не так - люди всегда хотят видеть себя на других ролях, чем предназначено им жизнью. Если стреляют другие люди - то это “антизаконное применение огнестрельного оружия”. Если же стреляют воины спецподразделений - то это “защита законных интересов граждан”, но ведь стреляют и убивают законно или незаконно всегда граждане и всегда защищая свои интересы. Вот в том-то и дело, что спецподразделения должны защищать интересы других, тех кто дает им законное право быть выше закона. И весь процесс обучения выполнению приказов снисходит к получению навыков по пользованию этим правом.
Нравилось братьям Радченко стрелять из многих видов оружия, не доступным остальным людям. Как часто со смехом они вспоминали свою наивную детскую мечту пострелять с отцовской “вертикалки” - теперь они могли так стрелянуть с крупнокалиберного пулемета или с того же подствольника, что по эффекту воздействия любое охотничье ружье показалось бы детским воздушным пистолетом. Нравилось им быть сильными, смелыми и знать, что практически все им сойдет с рук. Смело они выкручивали руки мелкой преступной шпане, уверены в том, что те никогда не ответят тем же; смело они врывались в офисы бывших криминальных авторитетов, ставших респектабельными бизнесменами, без надобности круша все вокруг, как бы доказывая свое превосходство, зная, что те уже боятся ибо им было что терять - страх завсегда есть там, где есть что терять.
Но больше всего братьям нравилось что-нибудь взрывать. Это так заманчиво бросить маленький кусок металла, начиненный тротилом и разнести в щепки автомобиль, обвалить межэтажное перекрытие или уничтожить несколько человек. Граната в умелых руках очень грозное оружие - “карманной артиллерией” зря не назовут. Хорошо владели различными видами оружия и приемами нападения и защиты без оружия, но больше всего их выделяло умение бросать гранаты, ставить мины-ловушки и использовать подручные средства, типа баллонов с газом, для нанесения максимальных разрушений и потерь. Хотя это редко требовалось в работе, к которой их готовили, тем паче к которую им предложили. А угрюмый офицер, представившись капитаном Акуличем, предложил братьям Радченко перейти на агентурную работу, не для работы в богатых странах Запада, а на территории недавних союзных республик. Не так это заманчиво, как в Европе, к примеру, но все же более престижно, чем в войсках спецназа, где и голову сложить, за черт его знает что, проще пареной репы. Агентурная работа предоставляла возможности больше проявить себя и она была, как ни как самостоятельным участком работы, подчиненным более жесткой дисциплине, но самостоятельным. Братья Радченко советовались между собой не долго - они согласились.
Через два дня они сменили пятнистую форму и краповые береты на обычные костюмы и вместо изнуряющих тренировок своего физического совершенствования их начали готовить совсем к другим действиям и другому образу мыслей: если они раньше учились скрывать лицо, не скрывая деятельности, то сейчас им предстояло научиться с открытым лицом действовать скрыто; вместо быстрых, почти рефлекторных действий нужно было научиться тщательно анализировать обстановку и спокойно принимать решения. В специальном заведении ФСБ, спрятанном от посторонних глаз в сибирской глухомани, неподалеку от города Новосибирск, опытные специалисты тихой подрывной работы начали разрабатывать план внедрения братьев в правящие структуры другого государства. Для тех, кто привык работать в противоборстве с контрразведками извечных врагов, очень легко было устроить братьев в правящие структуры регионального отделения социалистической партии Украины, партии защищающей клан контролирующий сеть мелкооптовой торговли бензином - крови транспортной системы зарождающегося мелкобуржуазного общества. Председатель партии, бывший партийный работник правящей партии Советского Союза, ничем кроме руководящей партийной работы заниматься не умел. На обломках той партии он быстро создал свою, не прилагая столь значительных усилий - нужно было лишь немного подумать, как изменить фасад большого здания поделенного меж его жильцами.
Любая партия представляет чьи-нибудь экономические интересы и вся политическая борьба ведется за постоянный передел сфер влияния в экономике - это аксиома. Но люди не хотят верить в очевидное - не охота ощущать себя таким, знаете, ничего не значущим маленьким и серым человечком от которого ничего в этой большой жизни не зависит. Поэтому и существует политика, как игра многих в то, что по настоящему играют единицы. Но человек игрок и каждый верит, что он выиграет в этой игре - в самой азартной игре под названием жизнь. Люди играют в политику и как всякая захватывающая игра - эта игра правил не имела. Правила игры всегда писались для слабых игроков - настоящая игра та в которой сильный диктует свои правила.
Понравилась братьям Радченко игра в политику. Эта игра была куда интереснее чем игра в суперменов, за бесплатно спасающих не понятно кого и не понятно от чего. В политических играх выигрывал почти каждый участник - одни меньше, другие больше, но без выгоды никто не оставался. Политика - игра без проигравшей для сильных и жаждущих. Пригодилась братьям Радченко и сила приобретенная в спецназе. Не всякие политические оппоненты понимали веские политические или другие доводы - обычно они хотели поиметь больше, чем им могли дать. И тогда могли появиться братья. Они могли взять на болевой прием, могли и гранату подбросить без взрывателя, а потом и взрыватель отдельно - умные люди понимали, что свести вместе взрыватель и гранату не трудно, умные люди на то они умные чтобы понимать текущее время. Никто не хотел связываться с региональным отделением социалистической партии, кто понимал правильно тот понимал, что копейки с литров проданных на многочисленных заправках, в очень короткие сроки становятся миллионами, силой с которой лучше согласиться и ждать лучших времен или считать лучшими времена наступившие.

 5.
Кто или Что правит миром? Как часто мы задаем этот вопрос и как часто, капитулируя, не желая признать свое неведение, даем однозначный ответ...
Конечно же, мы все хотим править, управлять миром или хотя бы своей судьбой. Но разве можно управлять своей судьбой не управляя судьбой мира?... В каждом из нас, в каждом маленьком человеке, сидит большущий магнат, всесильный диктатор, милующий и карающий мир весь во благо свое и думающий, что деяния его во благо чье-то. Но никто и никогда не правил, правит и не будет править миром, даже те кто стал императором, кто издает приказ на уничтожение миллионов - признать обратное значит признать, что маленький человек может логикой своей убогой управлять великим миром, не признающей никакой логики кроме логики великих и непостижимых законов, пред которыми даже меркнут наши представления о богах. Нет логики в и поступках людей, а лишь существует высшая необходимость поступков... Высшая эволюционная, космическая необходимость, не понимание которой создает понятие бога. Люди создали бога, как подобие свое, потому что сами хотят быть богами - у всех богов наших такие знакомые лица - они все подобие наше. И многие думают, что стали богами - люди так похожи... А чтобы быть похожими на богов нужно иметь силу, силу подобную божьей хотя бы в наших убогих умах. Оружие... Люди давно придумали оружие. Но дает ли оружие ту самую божественную силу? Ведь оружие может быть и в другого “бога”, очень похожего на нас. Оружие имеет убийственную силу - оно легко может убить любого нашего бога, любого из нас... Нет - оружие слишком материально, слишком реально, что быть силой придуманных богов - скольких богов уничтожил обычный нож, капля яда или маленький кусочек свинца. Нет, не может оружие быть божественной силой - божественная сила должна быть также мнимой - мнимой, но имеющей все признаки реальной, ощущаемой - божественная сила должна быть похожей на иконы. И люди создали деньги - самую могущественную и самую иллюзорную силу. Деньги - эквивалент божественности, все деньги были с ликами умерших и смертных богов человеческих. Деньги - маленькие иконы для маленьких людей, желающих стать очень большими. Тот у кого больше ноликов и единичек на банковских счетах - тот более божественен. Деньги, призрачные деньги - мнимый бог глупых людей, считающих себя очень разумными. Люди без денег даже работать не могут, они не могут жить без своего придуманного бога и они думают, что правят миром с помощью денег и деньги правят ими... Да, они правят миром, но своим миром - придуманным, созданным стремлением к упрощению. Скажите кому-нибудь, что он лишь нолики и единички написанные на чековой книжке и что тогда. Кто поверит, что он лишь написанные кем-то цифры...
Вадим Самуилович Розенберг как-то неожиданно даже для самого себя стал обладателем очень больших денег. Тогда, в условиях разваливающейся огромной страны - СССР, многие, кто хотел ставал неожиданно богатым. Обман и взятки помогли Вадиму Самуиловичу овладеть частью энергетической системы части того могучего Союза, которая, как-то неожиданно стала декларируемо суверенной, не понимая и не осознавая, что это такое суверенитет - желания и понимания это совершенно разные вещи. Многое понимал Вадим Самуилович, многого желал, но так и не мог сообразить, как это он стал править, управлять, указывать путь развития целому государству, будучи гражданином другой страны. А может ему это только казалось - ведь он по-прежнему был мало известен, мало приметен и с ним, если быть откровенным, в других странах никто не считался и даже открыто пренебрегал, хотя у него было больше денег чем у презирающих его...
Да, мог ли слабый еврейский мальчик, сын зубного врача и матери, бывшей скрипачки провинциального театрального оркестра, мечтать о том что он станет когда-то богатым, очень богатым человеком и эти большие и гордые “не евреи” будут перед ним заискивать, унизительно прося у него деньги на свои сомнительные финансовые махинации под сенью красивых политических лозунгов. Знал Вадим Самуилович, что как и в его детстве эти злобные представители другой нации, практически не отличающиеся от него, разве что записью в паспорте, обзывают его “жидом”, “порхатым”, “гнусным евреем” или еще как-то более унизительно. Но, как и тогда, сейчас это было проявлением слабости, а не силы - слабые как и всегда хотят унизить сильных, а невежественные очень слабы. Он знал это и ненавидел всех за это, ненавидел и жаждал мести, не понимая, что именно мстительностью можно объяснить многие из его поступков. Для любой мести нужна сила и этой силой для Вадима Самуиловича были деньги, поступающие на его счета от торговли энергией другого государства, которым правили те, кто у него эти деньги просил. Получался какой-то непонятный замкнутый круг, люди барахтались в этом кругу, даже не зная почему они это делают. Правители государства легко могли лишить Вадима Самуиловича всех прав на владение его прибыльного предприятия. Но в тоже время они сами зависели от его счетов и не могли обойтись без этой зависимости - они жаждали власти над собой, власти денег чужого государства, власти американских зеленых долларов, которые вроде бы им давал этот небольшого роста еврейский магнат или, как модно было говорить, олигарх. И олигарх старался поддерживать стремление правителей к этой зависимости, понимая, что именно такое стремление и делает его олигархом.
Заканчивался первый срок правления второго президента, от которого во многом зависело положение капиталов Вадима Самуиловича и связанного с ним Международного Валютного Фонда. С первым то они быстро нашли общий язык. Тот очень любил драгоценные камни, произведения искусства и считал себя знатоком. Воспитанник советской правящей системы только и мог себе позволить тайные искушения власти: изысканную еду, шикарные бани, охоты и проституток - агентов КГБ. Но ему хотелось большего - ему хотелось быть в интеллектуальной элите. Образование не позволяло стать интеллектуалом, а должность “комсомольского спортсмена” - заведующего отделом республиканского ЦК ВЛКСМ по работе с молодежью и спорту, сводящегося к организации материальной базы национальной футбольной команды, не допускала к другим областям деятельности. Оставалось искусство, недоступное народу.
“Шизофреник, - подумал о нем Вадим Самуилович, вспоминая видеокадры, снятые скрытой камерой, изображающих умиленное лицо Президента нового государства, в своем кабинете перебирающего свои побрякушки”. Знал Вадим Самуилович, что самые ценные экспонаты были проданы с согласия этого Президента за бесценок западным коллекционерам, на чем он, Вадим Самуилович, как посредник поимел значительные прибыли. А еще оказалось, что первый Президент всю жизнь мечтал стать миллионером и жить в спокойной Швейцарии, он даже собирал открытки с видами швейцарских Альп и озер, наивно предполагая, что тамошние ели и сосны чем-то отличаются от родных. “Дурень мыслям своим радуется,” - так гласит народная пословица. Предоставили человеку радость. Один миллион долларов, несколько низкосортных бриллиантовых побрякушек и домик в Швейцарии решил все - был поставлен нынешний президент, который обещал выполнять все, что ему скажут купившие для него президентский пост. Этот был самолюбив и порою терял контроль над собой, пытаясь быть самостоятельным. И лишь интелеткуальная ограниченность помогала держать его, как говорят русские, в узде...
Русские... Большая и сильная страна Россия, хотя ее сильно ослабило дробление после известной пьянки в Беловежской Пуще. С опаской наблюдал Вадим Самуилович за политическими перипетиями могучего северного соседа его бывшей Родины, которая всегда казалась слабой, но всегда была сильной. Если сказать правду, то Вадим Самуилович всегда тайно гордился этой силой, считая себя также русским. И хотя, там также правили чужие деньги, но русский непонятный дух был неукротим и в любое время.
Что же, русская нефть шла через украинские земли - хорошая кормушка для местных чиновников, но убытки для русских. Не смогут так просто русские сдать свои позиции на Украине, да и в мире - имели свой интерес русские на Украине, ох и имели. Слава Всевышнему, в борьбе за кремлевские портфели они не имели четкого плана на счет политического устройства младших своих славянских братьев. С Белоруссией им отчасти повезло - председатель колхоза, ставший президентом, стремился опять в большой колхоз, не понимая своей личной выгоды от единоличного правления - он жаждал объединения с Россией. Так было всегда: у богатых правителей были бедные государства - не хотел быть богатым белорусский правитель, он жаждал славы и следа своего в истории. А вот украинские политики ни за что не отдадут своей самостийности, ни за что - они любят быть богатыми во чтобы то не стало, богатыми в бедной стране. И их исторические лидеры такие как Хмельницкий и Мазепа готовы были угробить весь народ во имя богатства своего. Нынешние были не лучше, а может и хуже - та бывшая система воспитания советских руководящих кадров ограничивала интеллект правителей, оставляя им только алчность. Больше всего боялся Вадим Самуилович алчности этой, больше всего... И думал он о том, как бы это не допустить нового передела сфер влияния, вот только бы не допустить. Ведь более наглые могут лишить Вадима Самуиловича его доходов, ведь были же попытки обвинить его в шпионаже и даже его почти “собственный президент” ничего не мог поделать - выслали Вадима Самуиловича. Кого они выслали, кого? Того, кто купил им их независимость и их президента... Нет, нового передела с новыми у власти не избежать. Нужно было любой ценой оставить нынешнего у власти. Придется выложить несколько десятков, а то и сотни миллионов долларов, придется. В случай победы эти деньги быстро вернутся, а в случай поражения... А в случай поражения - не велика потеря, много ли человеку нужно. Но поражения быть не должно. Не должно, если заинтересовать в этом Россию, а это значит тех, кто оплачивает услуги Кремля - там тоже были “свои”, свои по национальному признаку, но враги по интересам...
Стоя у окна своего загородного дома в Австрии и смотря на величественные, спокойные Альпы, размышлял Вадим Самуилович о политических судьбах другого государства, где он считался олигархом. А здесь в западной Европе он был никем - обычным бизнесменом, президентом какой-то не очень известной иностранной фирмы. И хотя через счета этой фирмы перекачивались огромные суммы, и хотя договора с этой фирмой обслуживали некоторые регионы старой Европы нефтью, газом, электроэнергией – все равно, президента компании “Presto” не признавали, может потому, что название было не, как в конкурентов (вспомнив о конкурентах Вадим Самуилович презрительно скривился), “Firsto”. Власть, опять и снова вопрос о власти - признать влияние капиталов, значит признать власть над собой - этого старая Европа допустить не могла.
- Власть, главный вопрос - это вопрос власти, - тихо сказал Вадим Самуилович, постукивая своими тонкими пальцами по подоконнику.
Он подумал о Ленине, ведь это он когда-то говорил, что главный вопрос любой революции - это вопрос власти. Получить желаемую власть можно только путем революции. Революция - это диктатура, в диктатуре главное выбрать оружие, выбрать свою диктатуру. Всякие уже были революции и разные были диктатуры, но теперь назревала революция финансов, революция денег - возможно самая жестокая из диктатур, потому, что ею можно подавить любое сопротивление. Деньги это: голод, холод, тьма, страхи и страсть - это все то, что уже давно правит миром людей. Даже пролетарская революция не обошлась без денег, без денег своих врагов капиталистов. Сила денег, как и сила богов, в их призрачности, в их абсурдности и непонятности. Человек - самое абсурдное и не понятное творение природы и он любит поклоняться непонятому и абсурдному...
“Все люди идиоты... Кроме евреев.. Евреи придумали деньги и самого популярного бога. Интересно, Ленин был евреем? - размышлял Вадим Самуилович о том, о чем было приятно думать, о том что льстило самолюбию, - Говорят, что был. Нужно уточнить, обязательно уточнить... И за Гитлера нужно уточнить, и может за Сталина...” Зачем это было нужно Вадиму Самуиловичу он не знал, но ему очень хотелось, чтобы все великие владыки были евреями или хотя бы имели еврейские корни. Маленький еврейский мальчик не мог простить детских обид...
Вадим Самуилович посмотрел на блестящий циферблат настоящего платинового ROLLEX-а и, собрав пальцы в пучок, сильно ударил ими по подоконнику, с удовольствием ощутив боль, издав себе мысленный приказ: “Работать нужно, Вадим, работать... Жид порхатый...” Его тонкие губы скривились, он опять вспомнил запись закрытого совещания Руха, националистического движения, где лидер этого движения Гривнюк так отозвался о его, Вадима Розенберга, финансовом участии в выдвижении Руха на ключевые позиции политической жизни страны. “...Нужно тряхануть этого жида порхатого... - так сказали о нем, о маленьком еврейском мальчике, не прощающего обид”. Не знал Вадим Самуилович, что такую запись смонтировать специалистам бывшего КГБ ничего не стоит, а доставить ее до нужных людей в нужное время - так это, вообще, задачка для начинающих политических диверсантов и интриганов. Хотя бывшие чекисты не обманывались на счет отношения лидера националистов к вечным своим “национальным оппонентам”.
Вадим Самуилович подошел к своему большому рабочему столу отделанному пластиком под орех (не любил хозяин кабинета выбрасывать деньги на настоящую ореховую мебель - прожитая бедность приучила экономить) и нажал кнопку селектора, связывающего его с секретарем.
- Эмочка, будьте так любезны, найдите Косинского и пригласите его пожалуйста ко мне.
- Хорошо, Вадим Самуилович, - ответил влюбленным вздохом грудной голос секретаря Эммы Грабер, миловидной молодой еврейской женщины.
В отличии от многих своих знакомых, владельцев фирм, вопреки общественному мнению, избегающих романов на рабочем месте, особенно с секретарями, справедливо полагающих, что такие отношения могут повредить делу, Вадим Самуилович специально привез с собой из России Эмму Рудольфовну Грабер - потомственную еврейку, бабушка и дедушка которой, во избежания антиеврейских репрессий, поднимающихся нацистов, покинули Австрию в 1935 году. Но репрессий им избежать не удалось - сбежали они в Польшу в тогда еще польский город Львов, а затем, по волшебному мановению пера дипломатов, в одно мгновение вместо Польши очутились в СССР. А там уж за них взялись серьезно бдительные сотрудники НКВД - им срочно нужно было найти и обезвредить вражеских агентов на новых советских территориях. Всегда, когда нужно было найти врагов, их перво-наперво находили в еврейских кварталах или среди лиц, которых можно было считать евреями, хотя бы по фамилии, если же таких не оказывалось, то евреем могли объявить кого угодно. Может поэтому, когда евреи образовали свое государство там так много появилось голубоглазых блондинов и курносых русых шатенов с обычными славянскими фамилиями.
Эмма родилась в Сибири в далеко не еврейской автономной области, очень далеко расположенной от тех районов где издревле обитали представители этой древнейшей нации. Но эту автономию все-таки называли Еврейской и столица этой области имела странное, почти еврейское название - Биробиджан. Все сделали бедные родители для того чтобы их дочь очутилась на “Большой Земле” или Европе, подальше от своей паспортной родины, поближе к исторической - они умерли, а дочь их забрали к себе какие-то далекие родственники, которые и родственниками-то не были настоящими, но кой-какие деньги и даже ценности, приобретенные родителями Эммы, пробудили в старых евреях чувства довольно сносно похожие на родственные. Так в старой ленинградской коммунальной квартире появилась худенькая девочка Эмма Грабер.
Ленинградские коммунальные квартиры... Это отдельная повесть или это много повестей об интересных жизнях их обитателей. Ни один город не может похвастаться такими жителями коммунальных квартир, как Ленинград, он же Санкт-Петербург. Пережившие революцию, гражданскую войну, немецкую блокаду и многократные “чистки” всех видов властей, генетически не любящих или боящихся этого города, жители коммунальных квартир сумели сохранить тот неуловимый гуманитарный, интеллигентный дух ленинградцев, петербуржцев. Пропахшие молотым (обязательно молотым вручную) кофе и сигаретным дымом коммуналки помнят столько ценных мыслей сказанных вслух, а еще больше умолчаных, что им порою был удивителен сам факт существования глупости и бездуховности, а также массы других неприятностей сопровождающих развитие все деградирующего вне этих коммуналок человечества.
В коммуналке Эмма научилась слушать и уважать чужое мнение, терпеть нужду, а еще она приобрела жуткое желание навсегда покинуть эту коммуналку. И не потому, что в ней жили плохие люди, а лишь потому, что эти люди ей рассказали о другой жизни - жизни создавшей величие и богатство Петербурга. Они ей много чего рассказали и многому научили. Бывший зек Николай научил материться, а семидесятилетняя вдова погибшего профессора Клавдия Степановна - манерам, игре на фортепиано и перешиванию старых вещей. Тетя Клара, приютившая ее, умела хорошо готовить и знала многие рецепты разных кухонь мира (она долгое время работала в ресторане гостиницы “Ленинград”). Ее муж Виссарион неплохо знал немецкий. И Эмма постоянно совершенствовала знания двух основных европейских языков: английского и немецкого. Первоначальные и самые устойчивые знания заложили родители, но кроме знаний они внушили девочке, что прекрасное знание ею “родных” ей языков - это ее шанс пробиться в ту, лучшую жизнь, которая была где-то там - в старой Европе, ее действительно исторической родине. Правы были родители, говорившие это Эмме. Именно благодаря превосходному знанию немецкого она привлекла поначалу сравнительно молодого быстро прогрессирующего и богатеющего бизнесмена Розенберга. Их познакомили приемные родственники Эммы, бывшие очень дальними родственниками Вадима Самуиловича.
Вадим Самуилович был тогда женат, но жена, семья его уже мало интересовала - его всецело поглотил бизнес или та новая жизнь, окружавшая этот бизнес, как солнечный свет солнце. И заметил Вадим Самуилович, что успехи его на финансовом поприще напрямую связаны с его сексуальной активностью. Ударился было Вадим Самуилович в секс-разгул, но вовремя спохватился толи продажная любовь не давала полного удовлетворения, толи страх заболеть СПИДом, а может что-то другое... Ему хотелось обожания женщин с которым он связывал свое понимание любви.
Эмма обожала Вадима Самуиловича. Она обожала его за то, что он предложил ей поехать на Запад, на родину ее предков - в Австрию. Она обожала его за то, что он оплачивал ей небольшую, но очень уютную квартирку; за то что он высоко ценил ее труд в валюте; за то, что она могла ходить по шикарным магазинам и даже покупать себе там вещи; за то, что после работы она могла принять ванную в чистой ванной комнате, не ожидая своей очереди и никуда не спеша; за то, что отличный кофе здесь продавали просто на улицах... И когда предмет ее обожания обнял ее и, к своему удивлению и удовлетворению, лишил девственности, она окончательно убедила себя, что ее патрон - ее бог. Теперь любое желание бога было ее желаниями. И хотя их отношения были очень хорошо скрываемой ими обоими тайной, раздражала порою Вадима Самуиловича такая сильная привязанность его секретарши, но как часто нас раздражает даже наша собственная жизнь, а ведь без нее мы не есть мы. В Эмме Вадим Розенберг нашел воплощение других своих мальчишеских грез - его ведь не очень любили девушки, а одна из школьных красавиц, в которую было модно влюбляться всем мальчишкам, однажды назвала его “вонючкой”... Хотел бы найти Вадим Самуилович ту надменную школьницу, зачем и сам не знал. Помнил он фамилию и адрес ее, знал, что она несколько раз безуспешно поступала в театральный и больше ничего...
- Вадим Самуилович, Владислав Дмитриевич прибыл, - грудной голос влюбленной женщины, звучащий в динамике селектора, напомнил, что жизнь продолжается, а воспоминания остаются.
- Пригласите его, - властным голосом бога приказал Вадим Самуилович, подумав о том, как вздрогнула Емма, как искра желания пронзила ее молодое страстное тело. Заметил Вадим Самуилович - трепещет от такого его тона Емма, трепещет от страха и страсти одновременно...
Владислав Дмитреевич Косинский, известный в некоторых кругах по кличке Косарь был тридцати двухлетним слегка лысеющим шатеном, ростом около ста восьмидесяти сантиметров с раздобревшей фигурой бывшего спортсмена. Его слека распухшее от хорошей еды и спокойной жизни лицо всегда было настороженным. Когда-то, когда Вадим Розенберг только начинал вливаться в бурно нарастающий поток новой деловой жизни, Владик Косарь был рэкитиром, входившим в состав “бригады” несколько раз “наезжавшей”, то есть грабившей, Вадима Самуиловича. Еще тогда Вадим Самуилович приметил молодого и крепкого парня не очень желавшего участвовать в примитивных грабежах, который относился к своей деятельности как к продолжению спортивных состязаний. Поэтому он всегда обеспечивал прикрытие своих подельников и поэтому он получил минимальный срок, когда в милиции“бригаду”, как одну из самых малочисленных и не очень хорошо организованную, все же решили разогнать, тем паче, что за разгон банды Вадиму Самуиловичу пришлось выложить круглую сумму милицейскому начальству - это также был бизнес, взаимовыгодный бизнес.
Увидел Вадим Самуилович бывшего рэкитира случайно на разгрузочных работах в складах своей фирмы. Их взгляды задержались друг на друге больше чем это принято не придуманными нормами приличия о которых никто ничего не знает, но которые существуют среди людей. Подумывал давно Вадим Самуилович о личной охране и не о той, которая была у него и являлась по сути тем же самым модифицированным рэкетом, а о действительности личной, преданной ему охране, телохранителе или доверенном лице. А кто из бизнесменов об этом не думал о верном, как пес, человеке рядом - склонны люди к романтизму. Почему-то подумал Вадим Самуилович, что если он облагодетельствует этого молчаливого, с умным и настороженным взглядом молодого человека, то в благодарность получит то о чем мечтал. Так оно вроде бы и получилось.
Они переговорили, затем встретились в офисе Вадима Самуиловича. Владислав Косинский, как оказалось, отлично водил автомобиль, неплохо стрелял и, что очень удивило Вадима Самуиловича, довольно таки прилично знал английский язык. Вадим Самуилович в то время как раз задумывался над тем, что ему уже пора смещать на Запад не только капиталы, но и самого себя и поэтому усиленно изучал самый популярный там язык - английский. Ему казалось, что он его уже знает, но оказалось, что в сравнении с отсидевшим (был документ) срок бывшим кандидатом в мастера спорта по дзю-до он мог считать себя учеником. Как объяснил Владик Косинский, родители его работали в Англии в советском посольстве, но не дипломатами и это также было правдой. Со временем Вадим Самуилович обнаружил тот факт, что его новый сотрудник хорошо знает расстановку сил в криминальном мире и в политическом бомонде, которые в настоящих условиях так сильно переплетались, что порою было трудно понять, кто правит страной. Лично Вадим Самуилович, натерпевшись от криминального беспредела, считал, что страной правят исключительно бандиты и поэтому искренне желал появлению в стране нормальной, цивилизованной власти, на которую можно влиять своими капиталами, как это и принято во всем мире. Но в этой стране правили не только деньги и с этим приходилось считаться. Очень часто помогал установить связь с криминальной властью и решать через нее порою очень важные задачи его новый сотрудник, очень скоро, но как-то незаметно превратившийся из заурядного телохранителя в доверенное лицо шефа и даже в его тайного советника.
Вот и сейчас, в преддверии новых президентских выборов, нужно было Вадиму Самуиловичу узнать расстановку сил, борющихся за кресло главы государства, занимающего важное геополитическое расположение между нефтеносной и энергоемкой Россией и жиреющим Западом. Выгодное это было место для государства и очень выгодное для его главы. Все эти партии, идеи - мышиная возня возле большого куска сыра, а сыр, как известно имеет дыры - проигравшие в политических баталиях получали в приз большее количество дыр чем остальные, хотя в накладе никто не оставался. Бывший премьер очень быстро сообразил это и понял свою выгоду - за одиннадцать месяцев стал миллиардером, миллиардером в нищей стране. Да, такое даже шейхам, живущих на нефтяных скважинах не снилось. Пример премьера очень заразителен и теперь за все посты в государстве шла настоящая война, в которой, как и положено на войне, должны были быть жертвы. Вадим Самуилович жертвой быть не хотел. Он, как настоящий стратег, решил провести разведку, чтобы затем нанести свой концентрированный финансовый удар и одержать полную победу и возвратить многократно потерянное. Зачем ему было это он не понимал, как каждый человек не понимает зачем он живет - ему это было просто нужно, он этим жил...
Дверь небольшого кабинета Вадима Розенберга открылась и через две секунды в ней появился Владислав Косинский. Из-за слегка прищуренных век его глаза мгновенно осмотрели кабинет и, как бы удостоверившись, что никакой опасности нет, остановились на фигуре шефа, стараясь взглядом проникнуть в его глаза и отыскать в них ответ на единственный вопрос, что можно ожидать сегодня от этого внешне спокойного, но не предсказуемого человека, заставляющего всегда с лихвой отрабатывать, выплачиваемые им деньги.
- Здравствуйте, Вадим Самуилович, - безэмоционально, как с равным по рангу, поздоровался вошедший.
- Здравствуйте, Владислав, - Вадим Самуилович улыбнулся заученной карнеговской доброжелательной улыбкой. И не делая никакой паузы, как будто продолжая недавно прерванный разговор, даже слегка балагуря, Вадим Самуилович спросил, - Владислав, я давно хотел спросить у тебя, почему ты заходишь ко мне в кабинет, как в бандитское логово: паузу выдерживаешь, осматриваешь, как будто здесь впервые, да еще так бочком-бочком заходишь?
- Наверное, после зоны привычка хорошая осталась - ожидать опасности даже там, где ее нет.
- Да так и с ума от страха сойти можно, не боишься? - Вадим Самуилович продолжал улыбаться.
- С ума можно сойти, когда тебя вдруг ни с того ни сего по башке огреют. Да и осторожность - это не страх, скорее всего это инстинкт.
- Ну хорошо, Владислав, пусть твоя осторожность поможет тебе в жизни, - Вадим Самуилович улыбаться перестал, что означало, что он перешел от светских приличий к деловому разговору, - Тебе придется съездить в Киев и посетить все наши фирмы, сделав вид, что мы их держим на контроле - пусть не забываются и не очень наглеют от своей лени и жадности. Но это не главное - там и без тебя их есть кому контролировать. Мне нужно чтобы ты уточнил какие основные силы борются за победу на выборах и какие из них обладают реальной мощью - кто за ними стоит, какие деньги и какие интересы. Основное это деньги. Деньги еще раз деньги решают кто будет их иметь еще больше. Можешь пустить слух, что Вадим Розенберг хочет заменить нынешнего хозяина Марьининского дворца и теперь ищет в кого бы это вложить ему свои деньги. На первое время я дам тебе некоторую наличность, а все остальное ты будешь получать через свой личный счет. К конференции в Акмоле ты должен составить более или менее ясное представление о расстановке сил в предверии выборов. Мне временно не стоит появляться в Киеве, поэтому мы встретимся в Акмоле, я туда приглашен, а ты прибудешь с миссией обеспечения моей безопасности, к этому времени у тебя должно быть все готово. Желательно поменьше записей, все как в шпионском боевике. Ты же меня понимаешь? - Вадим Самуилович снова доброжелательно улыбнулся, хотя никакой доброжелательности к Владиславу Косинскому он не испытывал - это был его подчиненный, который, как полагал Вадим Самуилович, ему многим обязан и не очень добросовестно выполняет свои обязательства, впрочем, редко какой шеф думает иначе о своих подданных. Да и редко какой подчиненный думает только за интересы своего шефа, в свою очередь полагая, что шеф к нему не справедлив. В случае Владислава Косинского не все было так однозначно просто и ясно, может потому, что служил он не за деньги магнату Розенбергу, а более могущественной, чем деньги силе - он служил идее...
 
 6.
- ...Так ты утверждаешь, Косарь, что Вадик Розенберг хочет пробросить своего мальчика и ищет куда бы пристроить свои миллионы? - большой и толстый человек с громадным и безобразной формы черепом почти лысой головы повернулся в своем огромном и удобном кресле к сидящему напротив Владиславу Косинскому, стараясь подавить его волю своим тяжелым и хищным взглядом, немного выцветших карих глаз. Опустил свои глаза Вадик Косарь и не потому, что он боялся таких взглядов, он лишь не хотел показать отсутствие страха ибо те, кто считает себя сильным мира сего, больше всего боятся отсутствия страха к себе.
- Я, лично, этого не утверждаю, - стараясь выглядеть виноватым, отвечал Владислав Косинский, - Я лишь говорю, что получил задание от шефа узнать у кого шансы более предпочтительные. Я так думаю, что он ищет наиболее выгодное вложение своих капиталов - это всего лишь мои предположения.
- Мал ты еще и глуп, Владик, думать самостоятельно и делать такие предположения. Никто и никогда не решает куда вложить большие деньги. Деньги это не туалетная бумага - они сами знают куда им лечь. Глупые людишки погибают, а деньги всегда остаются: у денег нет хозяев - они сами правят миром, а алчным людям кажется, что все наоборот. Лично меня все считают олигархом, богатым, очень богатым человеком. Но можешь мне поверить - у тебя денег больше. Все что есть у меня - только вот это, - говоривший постучал себя большим кулаком по своей громадной голове, - это мое богатство. Все остальное принадлежит деньгам, я возле них их доверенное лицо и больше никто - деньги доверяют умным, а дураков они уничтожают болезнями и пороками. Твой самоуверенный шеф может пропасть в любую минуту, а его деньги будут работать так как это нужно им. Если хочешь править миром умей понять чего хотят деньги, большие деньги, а не та мелочь которую ты тратишь в борделях. М-да, Розенберг начинает мудрить, пора заняться им. Мальчик он талантливый, но своеобразный и не все еще понимает. Таланты не должны существовать самостоятельно - они должны быть управляемы иначе в любое время могут преподнести неожиданный сюрприз, переростя в крайнею глупость или гениальность. Бойся гениев и дураков, Владислав, все зло в мире от них, а разницу между ними так трудно установить, да это и не нужно. Иди и следи дальше за своим шефом и охраняй его от греха или от наказания божьего. Иди, Владик, отрабатывай наши деньги и помни, что деньги всегда существуют независимо от людей, и пусть твои деньги не сменят своего хозяина, а то не ровен час...
Интересные под час происходят случайные совпадения в нашем мире, наполненном совпадениями и не интересными вовсе. Но бывают такие мелкие совпадения, но такие занимательные, что даже не верится, что это совпадения. И тогда наша не очень богатая фантазия начинает придумывать такое... Хотя все в мире происходит потому, что должно произойти, потому, что не может быть иначе... Случайно, одновременно и по одной линии связи звонили разные люди и давали распоряжения касательно Вадима Самуиловича Розенберга. В общем-то, ничего особенного. Сотрудник ФСБ давал инструкции своему агенту, а глава Ассоциации предпринимателей евреев делал распоряжения своим сотрудникам. Затем практически одновременно агенту ФСБ позвонили сотрудники Ассоциации, а его начальнику звонил сам глава Ассоциации. Все звонящие и распоряжающиеся использовали одинаковые обороты речи и стремились к одной и той же цели - к контролю над финансами, связанными с именем Розенберга. Все они, вроде бы, противостояли друг другу, но в тоже время не могли друг без друга обойтись. Все они хотели находиться возле больших денег или хотя бы понять, что нужно делать, чтобы данное желание так и не осталось просто желанием.
После этих звонков началось небольшое движение людей кое, как ожидалось, должно было привести к большому передвижению капиталов. В мире денег любое движение людей должно сопровождаться движением капиталов, только вот разные люди двигают разные капиталы и никто не знает, что ценнее и что является истинным капиталом, накоплением людей. Может быть самое ценное это время - ведь история людей копит только время, время людей...
Получив инструкции агент ФСБ презрительно передернул плечами, мысленно недооценив умственные способности своего шефа, и начал собираться к отлету, чтобы одновременно выполнить распоряжение еще двух своих, априорно возглавляющих враждующие силы, шефов. Так как все эти распоряжения были во многом противоречивы, то агент не собирался выполнять их буквально - он, как всякий агент, вел свою игру или считал, что ведет такую. Да кто из нас так не считает. Каждый человек думает, что играет в жизни свою определенную роль, упорно не желая признать осознанный факт, что все роли уже давно распределены...
А через два часа Эмма Грабер, влюблено смотря на Вадима Розенберга, сообщила ему, что получено официальное приглашение на ужин с влиятельным лицом Ассоциации. Смотря на небольшой плотный кусок картона, напоминающий скорее визитку, чем приглашение на рандеву с олигархом (такие люди так просто не ужинают вместе), Вадим Самуилович ощутил непонятное волнение, он даже почувствовал слабость в коленках. Забытое с детства ощущение, страха и подавленности напомнило о том, что всегда есть кто-то сильнее. Но в тоже время он понял, что если приглашают, значит считаются, значит могут поделиться своим влиянием, своей властью, а то зачем же было обращать на него внимание. На него обратили внимание - это факт, но с какой целью... Хотелось бы думать, что его признали и привлекают в самую могущественную финансовую организацию Старой Европы, а то и мира - его признают равным среди самых сильных. Но так признание не оказывается - карточка с приглашением, от которого нельзя было отказаться, говорила лишь о том, что его вызывают. В принципе, ничем опасным такое приглашение не грозило и, как бы там ни было, являлось очередным шагом к финансовому влиянию мини-империи Вадима Самуиловича на судьбы мира. Подумав о мировом господстве, Вадим Самуилович облегченно вздохнул - он признался себе, что давно искал встречи с Ассоциацией. Он мысленно оценил свое состояние и сделал вывод, что вполне достоин быть членом клуба финансовых воротил, заправляющих судьбами мира.
Опять раздался тихий мелодичный сигнал переговорного устройства и грудной голос Эммы Грабер напомнил Вадиму Самуиловичу, что его ожидает заместитель министра одного из европейских государств, так называемой, постсоциалистической ориентации.
- Отмените встречу, - сухим тоном приказал Вадим Самуилович. Такого раньше он позволить себе не мог . Теперь многое изменилось - чувствовал Вадим Самуилович, что теперь не только замы министров, а и лица с более тяжелыми государственными портфелями будут ждать его милости. И еще - Вадим Самуилович поймал себя на мысли, что его абсолютно не интересует, как женщина, Эмма Грабер - она была всего лишь его секретарем и к тому же секретарем, который в последнее время по мнению шефа плохо справлялся со своими обязанностями и не отвечал уровнем своей работы уровню фирмы или уровню претензий главы этой фирмы...
Вадим Самуилович дал несколько распоряжений секретарю среди которых было распоряжение сделать объявление в агенство по трудоустройству о конкурсе на место секретаря в его фирме...
Эмме Грабер стало плохо, она выпила несколько таблеток успокоительного. А когда Вадим Самуилович покинул офис, даже не посмотрев в ее сторону, она открыла бутылку коньяку, предназначенную для визитеров, и прямо с горлышка сделала несколько глотков. От непривычки пить спиртное такой крепости и в таком количестве горло свело спазмом, но все-таки хмелящая жидкость попала в желудок. Стало немного тепло и в голове появилась незнакомая тяжесть непонятых никем дум или отсутствия таковых. Захотелось эту тяжесть увеличить, она сделала еще несколько глотков, потом еще... Охранник, давно влюбленный в секретаря своего шефа, зашедший поздно вечером в приемную, увидел предмет своего обожания лежащим на полу в состоянии бессознательного опьянения. Он вызвал скорую...
А в это время на вилле, скорее напоминающей дворец, принадлежащей одному из членов Ассоциации, за большим дубовым трапезным столом, принадлежавшим ранее королевской династии ужинали всего-навсего два человека, а прислуживали им два десятка лакеев. Ужин проходил по всем правилам светского этикета с сопровождающим его такими же бесполезными и ничего не значащими разговорами о качестве еды, вин, о погоде и последнем концерте светила оперной сцены. Говорили на русском языке, хозяин особняка владел им прекрасно, говоря без привычного жесткого немецкого акцента, чем очень удивил Вадима Самуиловича.
- Русский нужно знать. Это язык великого народа и кем бы ни был этот народ, врагом или другом, язык его требует должного уважения, хотя бы потому, что посредством его творили Толстой и Достоевский, создавали Королев и Келдыш, управляли Сталин и Ленин. Как раньше учили в русских школах: “Я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Ленин”, - говоривший улыбнулся, обнажив ослепительно белый ряд, не естественно ровных зубов.
- Так уже не учат, - постарался в ответ улыбнуться Розенберг, пряча свои зубы, подумав о том, что нужно найти время и сделать стоматологическую операцию, но данная мысль заглушалась другой: “У них здесь все искусственное: речь, улыбки и даже зубы...”
После длительного и сытного ужина Вадим Самуилович, не любивший объедаться, радостно принял приглашение выйти на балкон. Радость была двойная: во-первых, наступало ожидаемое время той части ужина ради которой его и пригласили; во-вторых, Вадим Самуилович не обладал той светской выносливостью, позволяющей выдерживать столь длительные нагрузки этикетов, он не знал еще, что его специально так долго держали в напряженном ожидании, сбивая мысль бессмысленной болтовней. Но, не смотря на перенесенные нагрузки, Вадим Самуилович продолжал мыслить самостоятельно до такой степени, что начинал подыгрывать хозяину вилы, показывая свою крайнею усталость, в которую тот чуть было не поверил. Да вот не выдержал Вадим Самуилович темпа своей игры уж очень его поразил вид с балкона вилы, расположенной не очень далеко от Вены, на возвышенности, позволяющей видеть ночной город одной из старейшего государства старой Европы, последней, общепризнанной империи на этом континенте.
Видя восторг озаривший лицо гостя, хозяин вилы первым нарушил молчание.
- Не правда ли, зря говорят, что Париж - это центр Европы. Центр Европы - Вена. Вена: это культура, это европейская стабильность, это блеск европейской династической демократии. Не зря в Вене хранится символ власти Копье Лангина. Вы вдумайтесь - символ христианской власти хранится не в Израиле, не в Ватикане, а в Вене. Вена - это и есть Европа, цивилизация. Нигде так не чувствуешь себя европейцем, как в Вене...
Рассеянный свет ночного города создавал феерический ореол покоя над сверкающей магическим огнем мирриадов светильников Веной. Этот божественный свет, как казалось, мерцающий под ногами, давал ощущение власти над этим городом, над тем, что он олицетворял - над Европой. Но в тоже время Вадим Самуилович ощущал или понимал, что эта власть принадлежит не ему. И воспитанная в советской среде антипатия ко всему западному нет да напоминала о себе желанием увязить этого самодовольного члена могущественной финансовой Ассоциации.
- Да, но именно в Вене начинал свою карьеру Адольф Гитлер. Он ведь также стремился во чтобы то ни стало завладеть этим самым Копьем Лангина. И может быть в Вене этот низкорослый, худенький, не признанный художник и поэт стал тем самым, кто создал Дахау, Освенцим, решив тем самым разрешить извечный “еврейский вопрос”, частью которого является загадка: кто и зачем распял а затем проткнул еврейского проповедника Иисуса Христа, - тихо, но твердым голосом сказал Розенберг.
- Еврейский вопрос, как и все что придумано людьми, примитивен по своей сути, но настолько усложнен своими создателями, что они и сами поверили в его существование. Эх, если бы человек был разумным существом, то он не создавал бы глупые проблемы. Но в том то и суть людей, не могущих разобраться в сложностях жизни, а поэтому создающих свои нелепые проблемы. А нелепость в постановке задачи делает ее не разрешимой, говорю Вам это, как бывший математик. Так что все неразрешимые проблемы в истории людей - нелепы по своей сути. Еврейский вопрос не разрешим, потому, что еще и не поставлен, а это я Вам уже говорю, как еврей. А Гитлер... Что такое Гитлер? Полукровка - мать его была еврейкой. И к власти привели его еврейские деньги. Да и концлагеря строились с экономическими целями, которые в большинстве определялись все теми же евреями. Когда-нибудь кто-то осмелится и напишет правду о том, что все еврейские погромы были лишь весьма эффективной формой конкурентной борьбы, безнациональной борьбы частных интересов... А Гитлер, кем был Гитлер? Он был никем. И Вена отвергла его, и даже Копье Ленгли не помогло, да и не могло помочь, - с улыбкой сказал хозяин вилы, делая вид, что наслаждается видом ночного города. - И может зря Вена сделала это, пускай рисовал бы здесь свои дворцы и богообразных нибелунгов. Я бы лично даже подарил бы ему то самое Копье, ведь это всего лишь символ, один из множества нелепых символов, созданных людьми. Люди любят нелепости, может потому, что сами нелепы по своей природе. - Затем он повернул свое лицо в сторону собеседника, пытаясь за мгновение цепким взглядом рассмотреть и понять самые скрытые его мысли, но, как бы в тему продолжил разговор, - Сталин ведь также был поэтом и он, как утверждают ваши современные историки, создал ГУЛАГ и, если верить Солженицыну, истребил больше людей чем Гитлер, хотя глупо утверждать, что один человек мог сделать то, что не интересно народу. Но то было время такое - время не признанных народных поэтов, нашедших свое воплощение, реализовав свое либидо в другом - в уничтожении, не признавших их. Наверное, не стоит обществу отвергать поэтов, особенно народных, нужно считаться с некоторыми их шалостями - они ведь как малые дети, а малые дети такое могут натворить, если захотят отомстить, за свои надуманные детские обиды. Вы знаете, что почти все кровавые диктаторы писали стихи: Нерон, Калигула, Наполеон, Нурьега, Мусса Бель-Ладан. И у всех их было униженное детство, а униженные дети никогда не взрослеют. Поэты инфантильны и к тому же примитивисты - они хотят весь мир загнать под свои рифмы, подчинить его своему ритму, но самый доходчивый ритм - это ритм боевых барабанов, ритм строя и еще ритм гонга, задающего темп ударов хлыста или палок - вот и все их ритмы и рифмы, вот и вся их поэзия. Мир творят не поэты, хотя им так этого хочется, и красота не спасет мир, так кажется утверждал ваш Достоевский. Мир творят и создают люди дела, именно деловые люди и призваны спасать мир от поэтов и порожденных ими диктатур. Мы с Вами принадлежим к этим людям.
Вадим Самуилович понял, что прелюдия закончилась и наступила основная часть разговора. Он внутренне напрягся и не понятно почему начал ощущать неудовлетворение, а может и страх. Странным казались ему эти чувства - ведь при получении приглашения на этот деловой ужин, он ощущал давно не испытываемый подъем жизненных сил. Ему показалось, что он понял главное - его опять пытаются унизить, ему опять указывают его место - он опять изгой, бедный еврей-изгой и не среди других, а среди вроде бы “своих”, среди евреев таких как он. Но они были не такие - они были хуже, Вадим Самуилович чувствовал, что намного хуже даже украинских националистов, презрительно называвших его жидом. “Вечный Жид, о ком это? - подумал Вадим Самуилович в первую очередь о себе, затем о своем отце, матери, друзьях по школе, институту. Он немного удивился своим мыслям, потому, что думая о унижениях и Вечном Жиде он думал не только о евреях, он думал о том народе среди которого он рос - он думал о тех, кого раньше было принято называть русскими или советскими...”
Хозяин вилы развернулся всем корпусом к Вадиму Самуиловичу и, все так же приветливо улыбаясь, начал говорить:
- У вас, у русских, принято говорить иносказательно, аллегориями, но я не столь владею этим языком, да и времени у нас с Вами мало для того, что бы ходить вокруг да около главного вопроса - наша жизнь слишком коротка, чтобы делать ее сказкой. Оставим аллегории и сказочные мотивы поэтам. Я позволю себе быть конкретным, - говоривший сделал небольшую паузу, как бы ожидая возражения или согласия, Вадим Самуилович молча, еле заметно кивнул голов в знак того, что он понимает зачем его сюда позвали и что он принимает условия предложенные хозяином. - Как Вы знаете, я являюсь исполнительным секретарем Ассоциации. Ассоциация уполномочила меня сделать Вам предложение о сотрудничестве. Цель сотрудничества проста - распространение влияние капиталов Ассоциации на русский рынок, я имею ввиду на всю территорию бывшего Советского Союза. Мы осведомлены о Ваших личных удачных операциях в сфере приватизации инфраструктуры части энергорынка, о Вашем влиянии на президента Украины и весь политический бомонд, мы довольно точно знаем Ваши оборотные средства, а также знаем и о тех шестидесяти с небольшим миллионов долларов на четырех счетах в Швейцарии, как у вас принято говорить, “на черный день”, - при этих словах улыбка члена Ассоциации стала не столько наигранно доброжелательной, столько искренне понимающей. Вадим Самуилович даже не успел удивиться услышанному, как тут же последовало объяснение, - Вы не должны этому удивляться, так как эти банки принадлежат Ассоциации, как практически все банки возжеленной Мекки всех теневых капиталов - Швейцарии. Более того, я могу открыто сказать Вам, что там хранятся или работают на Ассоциацию деньги третьего рейха, КПСС, деньги кокаиновых баронов и арабских шейхов, деньги почти всех тайных служб мира - это все не их деньги, а наши, потому, что мы знаем, как ворох бумаги сделать деньгами, а они нет. Но главное - в любой момент времени мы можем уничтожить всех, кто считает себя сильным мира сего. Уничтожить не физически, а уничтожить финансово. Человек в наше время без денег никто - я надеюсь Вас в этом убеждать не нужно. Так что практически весь Старый Свет, да и значительная часть Нового контролируется Ассоциацией.
Но была и есть одна страна в цивилизованном старом мире, где деньги пока не имеют полной власти над людьми - это Россия, то есть бывший Советский Союз, особенно в его европейской, славянской части. Россия стоящая на границе желтой и белой расы, на границе дикости и управляемости. Россия это страна, где бессмысленные идеи могут овладевать массами. И дело здесь не в идеологиях - все идеологии мира одинаковы, дело в том, что Россия всегда стремилась создавать свою параллельную историю - историю нищеты или, как они любят говорить, историю духовности. Идея у них проста - попробовать заменить пищу тела пищей духа. А дух, он как ветер, как воздух - непредсказуем. Если эту страну развратить сытостью, то падет последний бастион хаоса и безвластия не только в Старом Свете, но и на планете. В настоящее время сложилась очень благоприятные условия для управляемости процессами происходящими там. Поэтому Ассоциация привлекает всех заинтересованных лиц к решению этой проблемы. Сейчас, Вадим Самуилович, мы стоим на пороге того, чтобы планета Земля стала землей обетованной для тех, кто когда-то был избран Богом. Это великая и святая цель, которой служит Ассоциация, во имя которой Вы до этого времени работали самостоятельно, а теперь, я надеюсь на это, мы будем трудиться вместе.
Вадим Самуилович понял, что за него уже давно все решено и что отказ сотрудничества будет означать подписание себе приговора, приговора финансового краха, что для него, ощутившему власть и могущество денег, действительно было страшнее приговора смерти. Сделка была совершена без его ведома. По всей видимости это была выгодная сделка, но как все выгодные сделки она требовала особой платы - эта плата была его свобода выбора, было ясно, что этой свободы он частично лишался - частично это еще не означало полностью. Теперь, согласно всем правилам существующим при проведении подобных сделок, ему полагалось выторговывать для себя наиболее выгодные условия, но какие он так и не мог точно сформулировать. И поэтому он задал естественный в этом случае вопрос:
- Какие с точки зрения Ассоциации будут мои функции и моя конкретная личная польза?
- Вы деловой человек, - хозяин вилы удовлетворенно кивнул головой. - Если Вы не против, то Ассоциация хотела бы видеть Вас в роли главного координатора потоков финансирования на Украине.
- Конкретнее.
- Пользуясь Вашим знанием специфики данного рынка, Вашим влиянием на правительство и деньгами Ассоциации, Вы могли бы полностью контролировать и развитие региональной экономики в русле интересов Ассоциации. Естественно, в русле и Ваших личных интересов - Ваша личная прибыль будет зависить только от Вас.
- Какие наиболее приоритетные цели, интересы Ассоциации?
- Фактически цель одна - полный контроль над этим отколовшимся от России регионом и недопущения возвращения его под тени крыльев двуглавого Кремлевского орла. Ближайшие стратегические цели: разрыв исторических, культурных и экономических связей, уничтожение общей энергетической и транспортной инфраструктуры, уничтожение высокотехнологических, конкурентноспособных отраслей промышленности, науки. Как бы это не звучало кощунственно - мы должны превратить эту страну в сельскохозяйственный придаток и земельный резерв новой Земли Обетованной, где будет править только народ избранный Богом. А в плане общей геополитической стратегии эта часть Европы должна стать своеобразной буферной зоной между контролируемой цивилизацией и угрозой очередного желтого нашествия.
- Еврейский фашизм?
- Нет. Вы не должны так относиться к этому вопросу. Это всего лишь восстановление исторической справедливости. Если хотите, это очередной этап эволюционной борьбы - выживает сильнейший. В своей истории - истории нашего притеснения, в своей борьбе с этим мы набрались силы, теперь мы очень сильны. Да и не стоит сбрасывать со счетов и библейские мотивы - в них много загадочного и не изученного, на пример, теория Ивана Панина о Библии, как закодированном послании действительно высших сил. А некоторые аспекты мировой истории, освещенные в Библии, могут смело претендовать на пророческие. Можно сказать, что наш народ слишком долго терпел и заслуживает лучшей участи и это предопределено. Так что, это не “еврейский фашизм”, а скорее всего еврейская самозащита от исторического холокоста еврейского народа. Мы не должны допустить появления нового Освенцима или Майданека, мы должны обезопасить свой народ.
- А захотят ли этого другие народы, ведь это передел сфер влияния, может опять начаться Великий Еврейский Погром, Апокалипсис - всегда борьба за передел сфер влияния заканчивалась мировой войной, в которой почему-то больше всего страдали именно евреи. Не все люди знают и верят библейским текстам.
- В результате каждой такой войны банки Ассоциации только обогащались. Ну, а народы, о которых вы так беспокоитесь, никто и спрашивать не будет - жертвы всегда были против жертвоприношения, не понимая, что это всего лишь и всегда было богоугодное дело. Финансовая война самая тихая и самая бескровная, хотя слабые погибнут очень быстро и никто этого не заметит. - Хозяин вилы улыбнулся во весь рот, - Да не бойтесь Вы, Вадим Самуилович, досужего суда истории. История никого не судит - это люди пытаются судить историю, слабые люди в никчемности своей хотят осудить своего Творца, но этим самым осуждают себя. Историю для людей, для этих жалких рабов жизни, пишут сильные, а сильные не подсудны. Так что соглашайтесь и пишите историю так, как Вам заблагорассудится, оставляйте в ней свое имя. Сейчас для Вас главное выиграть выборы “своему” президенту. А далее все пойдет как по маслу: наши невозвратные кредиты, разворованные чиновниками и все: правительство делает то, что скажете Вы, то есть, что нужно в интересах Ассоциации, а значит и нашего великого народа. Ех, Вадим Самуилович, мы единственные кто действительно может воссоздать золотой век на земле.
- Но это пока еще только слова, нужны конкретные цифры, расчеты, обоснования. Я ведь должен знать с каким материалом мне придется работать.
- Насколько я понял, Вы согласны? - взгляд могущественного финансового магната стал испытывающе суровым.
- Я думаю, что у меня нет выхода, - не задумываясь ответил Вадим Самуилович прямо смотря в глаза собеседнику.
- Возможно я не так выразился и Вы меня поняли превратно. Ассоциация уполномочила меня сделать Вам всего лишь предложение, обычное деловое предложение солидному деловому человеку, в том, что Вы деловой человек, я убедился еще раз во время беседы с Вами. Мы никого не вынуждаем принимать наши условия. У Вас всегда есть свобода выбора.
- У нас ни у кого нет свободы выбора: человек не свободное существо - он все время цепляется за жизнь, а истинную свободу дает лишь смерть.
- Ну, что Вы так обреченно. Жизнь человека продлевается в его делах. Иисус прожил всего лишь тридцать три года, а сделал столько, что по сей день благ в воспоминаниях людей - для них он вечен.
- Я лично чем больше пытаюсь понять, что он сделал, тем больше этого не понимаю, - немного задумчиво сказал Вадим Самуилович.
- Это одно из важнейших доказательств Его божественности - не постижимость содеянного.
- Но и человек не ведает, что творит.
- Человек не знает, а Бог предполагает, - назидательным тоном и как показалось Вадиму Самуиловичу слегка раздраженно парировал его фразу собеседник.
- А был ли он вообще, этот людской Бог?
- Если есть люди, значит должен быть и Бог, люди не могут жить без Бога, также как не могут жить и без Дьявола. И каждый, кто захочет, может стать тем или другим. Но всегда Иисус будет первым, а значит и последним Богом на Земле. И заметьте, это был еврейский Бог. Вот почему все православные должны быть нам благодарны, вот почему и возникла Ассоциация. Мы посланы, чтобы воплотить божественный замысел.
- Продление божественной власти денег?
- Можно считать и так. Деньги лишь инструмент власти. А власть и есть божественная сила людей.
Вадим Самуилович развернулся спиной к городу, посмотрел на свисающий виноград, увивающий балкон, затем перевел взгляд на полированные гранитные плиты пола. Мысли, самые неожиданные мысли роились в его голове. Вот он подумал о том, что гранит на полу террасы, по всей видимости, из Полесья, только там могут быть такие серые лабладориты - одна из контролируемых им фирм занималась массовым вывозом не только драгоценных и полудрагоценных минералов, но и художественных строительных материалов, а также ценных пород мебельного дерева. Он также подумал о предыдущем президенте многое сделавшего для начала разграбления своей страны именно по этим направлениям. И подумал Вадим Самуилович о том, что щупальца Ассоциации уже давно опутали все госструктуры, которые он считал своими. Он вдруг представил, как тонкое зеленое щупальце обвивает его горло и действительно на какой-то миг у него перехватило дыхание и он инстинктивно поправил тугой узел галстука.
“Спокойно, Вадим, спокойно, - дал он себе мысленную команду, - это бизнес, а бизнесе много были, хотя золотой, но все же пыли. Это они здесь, в своей Европе, короли и боги и ни в коем случае их нельзя пускать на наш рынок...”
- Заманчивое предложение стать богом, не каждый день и не каждому такое предлагают, - Вадим Самуилович говорил улыбаясь, пытаясь выглядеть беззаботным, довольным и даже веселым.
- Вы правильно поняли. Как говорят у вас в России: “Свято место пусто не бывает”. Места на Олимпе давно расписаны, так что стремитесь занять свое.
- А может это не мое место? - Вадим Самуилович некоторым усилием воли подавил внезапно возникшее желание засмеяться. Ему стало смешно от того, что кто-то может стать богом - вечным богом. Все его мировоззрение противилось такой заманчивой мысли. Но смешнее всего было представить в виде грозного бога своего собеседника - низкорослого полноватого еврея, богатого, с сильными связями в мире, но все же слабого и смертного, как и все живущие.
- Это уж никому не известно: человек предполагает, а Господь располагает, - маленький земной бог развел руками, смешно поморщив свой не очень божественный лоб, - если вы будете не предполагать, а располагать - значит Вы и есть Бог.
- Так чем же я буду располагать конкретно?
- Это, если вы не против, мы сейчас обсудим в моем кабинете.
- Что же, я готов опуститься на Олимп.
- На Олимп поднимаются.
- Это смотря в какой системе отсчете.
- В любой: высота всегда остается высотой.
- Но у нас говорят, чем выше поднимешься, тем больнее падать.
- С высоты не падают, падают как раз с того, что кажется высотой. Высота это полет выше, а, как Вы говорите, в другой системе отсчета полет заканчивается ударом: полеты ударом не заканчиваются - ударом заканчиваются только падения или полеты наоборот.
Они шли, мило болтая, думая каждый о своем. Хозяин вилы был немного недоволен собой, он впервые за много лет почувствовал, что его не очень боятся, что его вера свое божественное предназначение поддавалась сомнению и кого - того, кого он все время считал значительно ниже себя - людей с другого мира, людей с небольшими, по сравнению с его, капиталами. Он жалел о том, что ему приходится поручать важные дела практически неизвестным людям, но другого выхода не было - Ассоциация уже много потеряла денег в России и было принято решение привлекать тамошние кадры, естественно, прошедших строгое сито национального отбора - Ассоциация была верна своему национальному знамени. “Ничего, - в утешение думал исполнительный секретарь Ассоциации, - убрать мы его всегда успеем - это мусор...”
А Вадима Самуиловича охватил азарт борьбы, азарт схватки с сильным противником. После пережитого смятения, после очередного унижения своего глубинного естества, он опять захотел отомстить, еще не зная кому и конкретно за что, да разве боксер на ринге знает за что он колотит в ничем не винного соперника, да и не знают этого ликующие трибуны, жаждущие чужой крови...
Весь разговор на терассе вилы был зафиксирован на несколько магнитофонов в том числе и на видеопленку, хотя вила многократно проверялась специалистами службы безопасности на предмет подслушивающих приборов. Но кто может гарантировать безопасность в наш техногенный век. Не могла проверить служба безопасности оригинальные неоновые светильники, а ведь это были трансляторы изображения и звука, работающие в спектре невидимого ультрафиолета. И не обратили специалисты радиоэлектроники внимание на мох в тени каменных колонн - весьма оригинальные антенны длинноволнового диапазона, маскирующие сложномодулированный сигнал под фон электрического тока осветительной сети. И уж куда было европейским специалистам заметить два спутника враждующих между собой стран, с мощными объективами способными фиксировать текст газет. А маленький невидимый зонд-шпион, взлетевший над виллой по приезду туда Вадима Розенберга мог снимать даже давление крови и температуру тела разговаривающих. Практически все заинтересованные лица имели возможность в темпе реального времени получать всю интересующую их информацию. Наверное, эта информация не была столь важной, потому что все заинтересованные лица, получившие ее, ожидали такого хода событий или им так казалось, что они их ожидали. А впрочем, ведь ничего такого серьезного не произошло - это был обычный разговор, обычных мультимиллионеров, которые, как обычно, думают о каком-то господстве, чаще всего о мировом. Впрочем, о мировом господстве втайне мечтали и те, кто получил запись разговора и еще много людей живших до них...

 7.
Симеон Бахрус очень любил порассуждать о человеческих пороках. Даже когда он оставался один, сам на сам со своими мыслями, даже тогда, когда можно уже не лгать и не притворяться, он повторял свою любимую фразу:
- Люди порочны, ох как люди порочны...
В рассуждениях своих о людях и себе выделял себя Симеон Бахрус или отделял от остальных людей, впрочем он не уникален в этом случае - так думают почти все люди, почти все люди считают себя не такими, как все - может быть они и правы. Вот и теперь, когда кабинет покинул очередной заказчик услуг его фирмы, Симеон Бахрус, директор модельного агентства “X-Terra”, расположенного в одном из незаметных старых зданий в пригороде Лондона, астматически вздохнув сильно утолщенным окончанием груди, свисающим над широченным поясом почти безразмерных брюк, снова подумал о людских пороках и о том, как они, эти пороки, разлагают общество, а еще о том, что он, Симеон Бахрус, этим порокам не подвержен и поэтому ему предстоит вечная жизнь в раю. Очень много мысленно рассуждал Симеон Бахрус о рае, о вечной жизни и о своем практически безгрешном существовании. Особенно эти меланхолические, философские рассуждения о вечном или сущем овладевали им, когда он держал в руках солидную пачку денег. Десять тысяч долларов (он всегда предпочитал доллары. хотя и жил в консервативной Англии) держал в своих руках Симеон Бахрус. Сто новеньких стодолларовых купюр в одной банковской упаковке - десять тысяч наличными, не облагаемых никакими налогами и только ему одному, плюс еще оплата и также наличными услуг его фирмы, с этих денег минимум 20% также будут его - и все это задаток, задаток за его молчание, хотя хотелось думать, что за качество работы или его, Симеона Бахруса, исключительные менеджерские способности. Но молчание - это также великая работа. В молчании и в еще не написанных книгах сокрыта вся мудрость человечества. О многом мог бы рассказать Симеон Бахрус людям, но он молчал: его молчание было действительно золотым - ему за него платили.
- ...Порочен человек, порочен и к тому же жаден, - думая о том, что за молчание богатые должны платить больше, тяжело кряхтя Симеон Бахрус встал со своего широченного кресла и подошел к стене, где, как полагается всякому нелегальному магнату, у него был встроен небольшой сейф, замаскированные под не очень объемный навесной аквариум.
Кнопка управления механизмом поворота аквариума и освобождение доступа к сейфу находилась в двух метрах от аквариума на бронзовом бра сделанном под старину. Не очень хитроумная уловка, но Симеон Бахрус гордился ею так как придумал ее сам. Он нажал на рычажок в виде бронзового лаврового листка и аквариум повернулся вокруг своей оси, за ним был сейф с двойным кодовым замком - ошибись условный грабитель только в одной из шести цифр, хотя бы в одном замке и ядовитый, нервно-паралитический газ в одно мгновение лишит его жизни. Симеон Бахрус цифры помнил пуще своего собственного имени, и еще он помнил сумму денег лежавшую в этом сейфе, где кроме денег лежали еще бриллиантовые украшения, имеющие огромную историческую и банковскую ценность - это были украшения из коллекции самой Екатерины II. Любил Симеон Бахрус рассматривать сверкающие бриллианты и изумруды, одетые в изысканный платиновый костюм, работы самого Фаберже, вспоминая при этом все исторические байки о развратной сущности великой русской царицы, повторяя про себя свою любимую фразу о пороках. Вот и опять, аккуратно положив пачку банкнот, он с благоволением открыл большую коробку с бриллиантовым гарнитуром, большими и толстыми пальцами погладил холодную прозрачность изысканных линий драгоценнейших кристаллов. И подумал Симеон Бахрус о том, что великие и тщеславные люди касались этих камней, а теперь вот он, постоянно голодный выходец с бедных эмигрантских кварталов, может сделать с ними все что захочет: теперь они его эти бриллианты, теперь у него есть много денег и еды, теперь у него есть то к чему стремятся многие, если не все люди - у него есть тайные рычаги власти. У него теперь много чего есть, а главное что есть у него, то что больше всего нужно этим тщеславным людям - у него есть их пороки. Все, кто был заинтересован в главном человеческом пороке - в сексе, знал, что модельное агентство “X-Terra” предоставит любой, пусть самых экзотический вид сексуальных услуг.
Разветвленная сеть сутенеров, публичных домов, массажных кабинетов, восточных бань и саун, секс-шопы, ночные кабельные каналы телевидения, порнографические издания, своя служба безопасности и своя, если так можно выразиться, разведка, следящая за всем, что ни на есть сексуального практически во всем мире. Но самое интересное, что Симеон Бахрус стоял поосторонь от криминального мира, заправляющего секс-индустрией практически везде, где ею руководил Симеон Бахрус. Как ему это удалось не знает никто. Когда-то он решил не связываться с преступным миром - ему эмигранту нравилось жить в законоуважающем обществе и ему нравилось быть законопослушным. Его карьера как раз была нравоучительным примером тому, как законным путем стоять на службе у порока. Он понял смысл старой английской пословицы: “Законы создаются для того, чтобы их нарушать”. И если его не устраивал какой-то закон, он покупал его у властей, предлагая им деньги, пороки или ... свое молчание.
Сам Симеон Бахрус внешне выглядел респектабельным и главное беспорочным. Он не курил, не пил, исправно посещал католическую церковь, но главное - он никогда не пользовался услугами жриц любви своего агентства, хотя и был не женат. И ничего удивительного в этом не было - Симеон Бахрус был импотентом. Когда-то, молодым, стройным и красивым юношей он был влюблен в настоящую англичанку, оказывая ей всевозможные знаки внимания. Тогда он очень желал женщин - южная кровь предков определяла повышенный мужской темперамент. Юная английская девушка мечтала, как и все юные английские девушки, воспитанные в хороших семьях, стать леди и в какой-то момент времени ухаживания молодого, черноволосого эмигранта стали ей надоедать - настоящая леди не может выйти замуж, а именно этого добивался молодой Симеон, за иностранца, да еще за бедного, за богатого куда еще не шло - кумир многих английских девушек, леди Диана, собиралась выйти замуж за мусульманина-миллионера или миллионера-мусульманина и это не было осуждаемым. Пожаловалась юная поклонница леди Ди на своего настойчивого ухажера своим друзьям и ухажерам, которые также мечтали стать уважаемыми джентльменами, так как также воспитывались в хороших, пуританских семьях. Однажды, поздно ночью, когда молодой Симеон возвращался от дома своей возлюбленной эти молодые наголо стриженные джентльмены, одетые не во фраки, а в кожанные куртки с металлическими наклепками, вооруженные кастетами и дубинками, в темном переулке остановили Симеона...
Он выжил, часто вспоминая ту ужасную боль тела и не востребованную боль души, тогда он и стал импотентом. Его били и кричали, что он “порхатый еврей” и что ему не место в старой и доброй Англии. Почему-то его многие считали евреем. Но Симеон Бахрус евреем не был - он был эмигрантом из России, бывшего СССР. Мать его была русской, а отец окончательно обрусевшим узбеком Бахтияровым, это от него получил в наследство Симеон хорошо очерченные карие глаза и жесткие черные волосы. А от матери у него была стойкость русского характера и вот русское имя Семен. Родители Семена были музыкантами и играли в одном из государственных оркестров СССР. Как и водится, в каждой артистической среде происходили различные интриги в результате которых одни ставали заслуженными артистами, другие менее, хотя все считали себя при этом чрезвычайно талантливыми и все равно не заслуженно не признанными. Отец маленького Семы считал себя очень гениальным виолончелистом, которого “затирали” менее гениальные коллеги, кстати, отец всегда считал их евреями. Мать играла на скрипке, но гениальной себя не считала, она всего лишь хотела иметь детей и спокойную жизнь. Может поэтому они, приехав в Англию на гастроли, попросили там политического убежища. То было время, называемое временем “холодной войны” во время которой вечно враждующие страны хотели нанести максимальный ущерб друг другу не “горячими” средствами, часто раздувая единичные житейские конфликты до уровня мировых проблем. Чета Бахтияровых была принята в лоно английской Фемиды под лозунгом “ущемления прав национальных меньшинств в СССР”. И за подыгрывание этому чете некоторое время проплачивали минимум для проживания. Это время быстро закончилось. И вот настало время настоящей платы по счетам - “гений” не был востребован свободным обществом - свободному обществу нужна свобода, а не гениальность. И стал незаслуженный виолончелист играть на улице, старась добыть шиллинги на пропитание маленькому Семену, а мать, позабыв о скрипке, поступила в ночной стрип-бар, вроде бы мойщицей посуды. Жили они в полуподвалах самых дешевых лондонских кварталов, где Семена все называли Симеон, а его отца “русским Бахом” в свободной траскрыпции бедных лондонских кварталов и сокращенно - Бах Рус. Когда настало время натурализации и выдачи паспортов подданых Ее Королевского Величества русско-узбекский юноша Семен Бахтияров стал Симеоном Бахрусом, которого очень многие считали евреем. И очень многие думали, что он извращенец - мало кто знал о импотенции Большого Симеона (он и это сумел скрыть), хотя почти все знали характер деятельности возглавляемого им агентства.
Так что Симеон Бахрус был беспорочен. Мало того, он еще часто занимался благотворительностью, правда не за счет своего похудения или уменьшения номинального содержимого потайного сейфа. Уж очень он любил посещать детские приюты и благоволил многим красивым девушкам из бедных семей. Очень многим молодым красивым девушкам и, подчиняясь требованиям рынка, юношам помог Симеон Бахрус выйти на профессиональную ... панель. Он искренне считал, что помогает им. Что ожидало их - ничего: материальные неурядицы, деспотизм семейных отношений, неразборчивые половые отношение и загубленная молодость, красота. Панель, в понимании Симеона Бахруса, давала возможность заработать, познакомиться с солидными мужчинами и может выйти удачно замуж (случалось и такое, редко, но случалось). Симеон Бахрус искренне думал, что благотворит если устраивает кого-то на работу в своей индустрии порока. Думать по другому Симеон Бахрус не мог - он думал так, как ему позволяла его жизнь, впрочем так многие думают.
Вот и сейчас, получив задаток и изучая внимательно очень выгодный заказ, размышлял Симеон Бахрус о людских пороках и своей благотворительности.
Ему заказали обеспечить то, что обычно заказывают очень богатые “гурманы-извращенцы”: девушек-девственниц в возрасте 10-12 лет; “опытных” мальчиков; более зрелых человеческих особей. Были указаны специфические требования как-то: национальность, формы тела, рост и в отдельных случаях одежда. И подумал Симеон Бахрус о том скольким бедным семьям он поможет - ведь своим агентам за каждую девочку он платил по пять тысяч долларов (клиент давал двадцать). Но делал вид он, что пребывает в неведении в том, что чаще всего родители ничего не получают за своих детей (беспризорных для дорогих клиентов не брали - они были плохо воспитаны), что их отбирают за долги, а то и просто крадут, второе все чаще и чаще. С девочками азиатками, именно их предпочитало большинство клиентов из нового заказа, вопрос решиться сам по себе - здраво предполагал Большой Симеон - население островов Полинезии быстро беднело потому, что их правительства быстро богатели. Могла возникнуть трудность с японкой лет 12-13, знакомой с древней японской культурой секса, но и этот вопрос решаем - с якудзой установлены хорошие отношения, тем более что за “специфичность” заказа клиент доплачивает еще двадцать тысяч. В общем-то, заказ технически был не трудным. Что больше всего обращало внимание так это место куда должны быть доставлены работники индустрии порока - это был старинный замок в графстве Девоншир, одном из самых яростно-католических графств. И замок этот принадлежал одному из важных финансовых сановников королевства, фактическому владельцу нескольких банков Старого и Нового мира.
- Что скажешь, - тяжело вздохнул Симеон Бахрус, укладывая деньги и бриллианты в сейф, - человек порочен, очень порочен...
Старинный замок уже давно перестал быть тем старинным замком, предназначенным для защиты и укрепления власти своенравного барона, не считавшего себя вассалом короля - он стал лишь олицетворением богатства очередного своего хозяина. Какая-то странная судьба была у этого замка - его хозяева никогда не хотели быть вассалами, они всегда хотели только править, но никто из них так и не дождался своей абсолютной власти... Но в рассматриваемое время это громадное сооружение, наверное, и замком быть перестало. Громадные рвы, залитые водой были засыпаны и на их месте расположились стоянки автомобилей и площадка для гольфа, узкие бойницы расширены и в них полуграмотные дизайнеры вставили литые чугунные решетки, которыми никогда не пользовались бестрашные рыцари, а громадные каменные залы были распланированы под множество жилых и ванных комнат и заставлены различной утварью и мебелью даже близко не напоминавшей скромное убранство полуказарменного жилища воинов, не очень любившим мыться - но почему-то это все считалось сохраненным с тех исторических времен, когда бесполезное ныне здание считалось кому грозным напоминанием о власти, а кому служило лишь укрытием от чей-то еще более кровожадной власти. Тщеславные люди перекупали друг у друга этот замок, увеличивая уплаченную сумму, так им, простым смертным хотелось победить время, хотелось хоть в чем-то быть похожими на никому не нужный замок, который они считали несокрушимым и вечным - покупали бы лучше горы, они еще более старые чем камни из которых были сложены казавшиеся неприступными стены.
В то время, когда Симеон Бахрус получил заказ на доставку в замок своих работников, другие работники получили приказ подготовить замок к приему гостей. Замок, как и всякий замок был полон ленивой челяди, мнящей себя очень загруженной работой и получавшей малое жалование за то, что ничего не делала. И вот во избежании конфликта с хозяином, которого никто в этих краях никогда не видел, челядь решилась на трудовой подвиг, выдаваемый за английскую добросовестность, - в короткий срок убрать все комнаты, числа которым так никто и не знал, перестирать гору разных штор, занавесок, скатертей и постельного белья, протереть или натереть до матового блеска бессмысленное нагромождение мебели, старый в новых заплатах паркетный пол. Началась суета, не вкладывающаяся ни в какие сроки и сметы. Вдруг ни с того ни сего оказалось, что прогнила не так давно установленная система водоснабжения замка и бесчисленные ванные комнаты, два бассейна оказались бесполезными. Но недостаток воды мог с успехом пополниться через прохудившуюся крышу, уже несколько столетий не пропускавшей воду, а вот теперь вот вздумавшей сделать это. Управляющий замком, победив свой страх перед расчетом и возможной ревизией, смогущей легко обнаружить его воровство и недоработки, запросил денег у нового хозяина. К своему большому удивлению деньги он получил, всю сумму, хотя он запрашивал ровно в два раза больше чем нужно было - это не было похоже на традиционную английскую расчетливость, граничащую с обычной человеческой скупостью. Хозяин был щедр, но требователен - он строго указал на сроки выполнения работ и разрешил не стеснятся в средствах. Любой управляющий умеет не стеснятся в средствах, особенно если это средства не свои, а хозяина. И когда все работы были почти завершены прибыл какой-то молодой и энергичный мужчина и, представившись провайдером нового хозяина, показал новый план переделки замка. Управляющий, увидя новый план, заболел не излечимыми головными болями и слег от непонятности своего положения. Но его присутствие было уже не нужно - молодой и энергичный провайдер, что впрочем означает всего лишь доверенное лицо, привез с собой бригаду инженеров, стилистов, дизайнеров, архитекторов и, что очень важно, много чужих денег. На неделю самые старые камни замка, если бы имели память, то вспомнили бы молодые годы свои - годы воен и осад. Замок действительно осадили целые полки и дивизии рабочих. И за неделю замок перестал быть таким, каким его изображали в исторических справках и путеводителях по графству. Внешне силуэт его остался практически прежним, но только силуэт... Стиль отделки фасада, внешнего убранства не вписывался в никакие из известных стилей, тем более в средневековой, к примеру скажем, что вряд ли в средневековье были вертолетные площадки, хотя говорят, что легендарный Леонардо Да-Винчи построил вертолет...
Складывалось впечатление, что хозяин замка или сумасшедший модернист или уж очень гостеприимный хозяин, старающийся угодить всем своим возможным гостям, подстраиваясь под различные вкусы их. Но бытовала другая версия: поговаривали, что хозяин хочет отпраздновать новоселье самым что ни на есть сумбурным карнавалом. Все понимали, что в демократическом государстве свободный человек на своих трехстах акрах земли может творить что угодно, но... Но все хотели, чтобы новый хозяин считался с несколько убогой жизнью провинции и не разжигал не здоровых чувств зависти и алчности, прикрытых, как фиговым листком, придуманными этическими нормами, выдаваемые за обычаи края. Работы по реконструкции замка посещал сам кюре местного католического храма, он с не срываемым огорчением узнал, что гордость края, их замок, и на этот раз купил иностранец и судя по всему еврей. Не довольны по этому поводу были и многие посетители местного паба и нескольких пивных.
Нужно отдать должное новому хозяину замка: он не хотел быть просто владельцем недвижимости, по всей видимости, он желал установить хорошие отношение со всей округой. На второй день после первого своего посещения перестраиваемого замка кюре получил очень большую сумму наличными, как бы на ремонт храма. Но за эти деньги в данной местности можно было построить новый такой же храм. И кюре понял - новый хозяин замка очень приличный человек и что национальность и вера не являются преградой на пути к Богу, вспомнил кюре и первую заповедь о том, что Бог един, как для католиков так и для иудеев. И как не вспомнить эту заповедь, если деньги выдавались молодым и энергичным человеком один на один и без никаких финансово отчетных документов. Жители округи также остались довольны новым владельцем замка. Во-первых, он дал возможность всем желающим подзаработать на реконструкции. Во-вторых, все, что инженеры, дизайнеры и архитекторы посчитали не нужным продавалось по чисто символическим ценам, а то вовсе дарилось малоимущим жителям или, с целью благотворительности, местным властям. А среди этого “не нужного” было очень много ценных и полезных вещей, а особенно мебели, посуды и постельного белья. Все кругом решили, что новый владелец замка достойный джентльмен.
Но вскоре челядь немного изменила свое мнение о хозяине так как хозяин прислал своих поваров, с этим легко смириться - привык человек к своей кухне, но зачем он прислал тогда всех остальных, включая управляющего, охрану и конюхов. Солидное выходное пособие лишь на немного скрасило обиду челяди - челядь она на то и челядь, чтобы вечно служить хозяину, вечно обворовывать его и вечно быть недовольной жизнью. Особенно бывшей челяди не понравилась новая и очень многочисленная охрана нового хозяина замка. Спрашивается от кого его здесь нужно охранять целой своре молодых и крепких мужчин хотя прилично одетых, но все в темных очках и похожие на арабов или палестинцев, да еще и разговаривавших между собой на незнакомом в этой местности языке. Все почему-то решили, что замок купил или арабский шейх или колумбийский наркобарон - и то и другое настораживало и вызывало антипатию. Кюре убеждал, что это всего лишь старый еврейский миллионер, который любит Англию, а глава местной администрации ничего не видел предосудительного в том, что в местный бюджет будут поступать налоги от владения недвижимостью, а может не только на налоги надеялся чиновник, присягавший королеве - подаренный новым хозяином замка, вроде бы мэрии, джип Ford хороша машина, но есть и получше...
Провинциальные пересуды вспыхнули с новой силой когда весь замок начал готовиться к какому-то торжеству. Подготовка велась тайно или этого хотел хозяин, но разве скроешь от посторонних глаз приготовления к приему большого количества гостей.
И вот гости прибыли. Они прибывали поздно ночью или ранним утром, желая быть не узнанным. Но даже если бы они прибыли днем их все равно никто в данной местности и не узнал, да и не только в данной местности - это были банкиры, крупные инвесторы, некоторые малоизвестные политики, в общем те люди, которых мало кто знает, но которые могут очень много, по крайней мере они сами так о себе думали. Что бросалось в глаза, так это то, что эти люди хотели прибыть не только не узнанными, но и тайно, причем эту свою “таинственность” и “секретность” они всячески старались подчеркнуть. С каждым новым гостем прибывала целая когорта дорогостоящих машин со своей охранной и представителями дорогостоящей челяди, как-то: секретари, референты и другие очень таинственные люди с кожаными портфелями, Notebook-ами и специальными средствами связи. Не пустовала и вертолетная площадка.
И вот час “Х” настал... И ничего особенного не случилось. Местные жители ожидали скандалов, фейерверков или хотя бы громкой музыки или шума, на которые потом можно было жаловаться и списывать свои мигрени. А местных папарацци многочисленная охрана вылавливала на подступах к замку и предупреждала о священной частной собственности, да так предупреждала на классическом английском языке, что ни один тайный мечтатель о Гонкуровской премии не рискнул подумать о ее получении.
Местные жители так и не увидели нового хозяина замка в лицо, даже сам мер не был приглашен на непонятные торжества, если таковы имели место. Да и торжеств никаких не было. Кульминацией столь долгих приготовлений должно было быть собрание членов могущественной финансовой Ассоциации. Ради этого короткосрочного, в сравнении с приготовлениями, события и затеивалась вся эта суета.
Ровно в полночь, как будто на сеанс спиритической магии, в большом кабинете или это был малый банкетный зал, собрались члены правления Ассоциации. Эти люди, втайне завидовавшие и ненавидевшие друг друга, вместе собирались очень редко, даже в случаях предписываемых уставом Ассоциации они всегда находили причины, чтобы не присутствовать. Но, наверное, это был особый случай, если и замок для этого купили.
Заседание открыл самый богатый член правления - все собравшиеся знали, что этот человек обладает контрольной властью над финансами нескольких европейских государств и даже на Уолт Стрит его слово весомее чем слово президента Америки.
- Господа, рад приветствовать вас в столь исторический момент. С полной ответственностью я заявляю, что сегодня начинается отсчет новой эры для всего человечества - сегодня мы принимаем Меморандум...
Говоря слово “Меморандум” председательствующий приподнялся со своего дубового сделанного под старину кресла и его старческий голос зазвучал твердой повелительной силой. Члены правления сидели на таких же креслах расставленных вокруг круглого стола, что по замыслу дизайнера символизировало преемственность с рыцарями Круглого Стола, а на самом деле было лишь данью человеческому тщеславию (никто не хотел сидеть близко к углу). Эти люди не привыкли вставать во имя соблюдения различных ритуалов, он даже позволяли себе сидеть при исполнении государственных гимнов или речи очередного властелина, они даже не поклонился бы и Папе Римскому - они не признавали никакой другой власти кроме своей личной. Но на этот раз они, не подчиняясь условностям или чей-то команде встали. Для ни х это был действительно торжественный момент - они все одновременно почувствовали, что являются творцами новой истории человечества. Они все думали о том, что сейчас они становятся богами, властелинами нового тысячелетия, забывая при этом, что жить им осталось от силы десятка два лет. В этот момент они забыли о времени - они ощущали себя и его властелинами.
Председательствующий и далее говорил свою торжественную речь о Меморандуме, громоподобным эхом разносилась она под склепением старинных каменных стен, акустику которых очень сложно испортить даже современным дизайнерам. Все старались внимать его словам и не потому, что эти слова несли в себе какую-то полезную информацию или были наполнены исключительным смыслом - эти слова уже давно звучали внутри каждого члена Ассоциации. Несколько лет разрабатывался Меморандум Ассоциации - документ планирующий достижения абсолютной власти горстки супербогачей, считавших себя элитой всего человечества, считавших себя истинными потомками народа избранного Богом - какой-то сверхвысшей властью, с которой никто и никогда из них не считался. И почти каждый из них имел в тайных запасниках доказательство того, что он является потомком какого-нибудь библейского святого или проповедника. Здесь было несколько потомков самого Моисея, Ноя, Давида или Соломона. И как бы это не звучало странным, некоторые, в том числе и сам председатель (как самый богатый) доказывали сами себе, что они являются потомками Самого Христа, в которого, как известно, детей не было. Но в наше время доказать все возможно, особенно научно и в письменной форме. На то она и создана наука и письменность чтобы все, что нужно человеку, доказывать или скрывать. То что есть доказывать не нужно - доказывают всегда то, чего нет, но хотят чтобы было - как жаль, что этим грешат почти все науки, а особенно история...
Как для людей, не любивших даром разговаривать, речь звучала очень долго. Чувство торжественности и своей значимости достигло самого высочайшего уровня, граничащего с умалишенным экстазом. Людям стоящим вокруг круглого стола казалось, что они потеряли вес и воспаряются над всем сущим. Каждый из них уже ощущал трепет планеты под своими пальцами...
- ... Сейчас каждый из нас получит CD с Меморандумом и с завтрашнего мы начнем действовать по согласованному плану, по плану Меморандума. Отсчет нового времени начался...
Завибрировал воздух в таинственном пространстве столетий, застывших в каменном мешке замка и чудилось, что вздрогнули исторические эпохи в ожидании чего-то страшного, что могло уничтожить их, эпохальное и историческое созидание. Чудилось лишь тем, кто слушал речь о Меморандуме в этом зале. Реакция других, кто в разных концах мира слушал эту сверхзасекреченную речь была очень разная: от гнева до насмешки, но все, кто слышал эту речь или еще услышит внутренне напряглись - все готовились к борьбе, не понятно с чем и как, но чувство противника, чувство борьбы - самое древнее чувство человека, стремящегося выжить среди себе подобных, выжить любой ценой, но не только выжить, а и завоевать ту не понятную вершину иерархии человеческих ценностей, называемых одним словом - власть...
После торжественной части происходила не менее тайный и торжественный ужин, как заметил один из присутствующих: “Тайная вечеря”. И все отметили удачное сравнение, подумав о себе в роли Спасителя, начав при этом мысленно искать Иуду, всячески отметая мысль от том, что Иудой хотел бы стать каждый ибо это был самый известный апостол, ибо благодаря ему вознесся Христос - без гибели Его не было и вознесения: слава одних - это всегда чье-то предательство...
Во время ужина обсуждались всякие мирские дела в основном связанные с деньгами и способами их тратить. Но уже начали решаться вопросы затронутые в Меморандуме.
- ... Как прошла Ваша беседа с Розенбергом? - поинтересовался председательствующий в ответственного за влияние на восточно-славянский регион в части касающейся стран бывшего социалистического лагеря.
- Он даже не шази - он русский, - презрительно ответил владелец венской вилы, вкушая дорогое красное вино, но не очень хорошего качества, - ему не понять высоких целей Меморандума и всего нашего движения.
- Вы ему сообщили о его корнях и о том, что он может оказаться наследником очень больших капиталов? - задал вопрос на который знал правильный ответ председательствующий - он также имел запись того разговора в Вене.
- Нет, зачем. Он все равно не чистой крови и ни к чему наши деньги отдавать плебеям. Пусть служит идее Меморандума, пока мы сочтем нужным пользоваться его услугами.
- Вы знаете, как мне кажется, такие деньги могут очистить любую кровь. Деньги обладают порою не понятной силой, - масляно улыбнулся говоря председательствующий, сам при этом подумав, - А кто ты тогда: немного поляк, немного немец, немного мадъяр и даже цыган, но только не еврей...
Торжественное мероприятие, подготовка к которому длилась несколько месяцев, а если учесть и время создания Меморандума, то и несколько лет, закончилось на удивление очень быстро. Как оказалось утром больше половины приглашенных покинули гостеприимный замок, так и не успев по достоинству оценить все приготовления в их честь - у многих оказалось есть неотложные дела. Складывалось впечатление, что не для всех это событие было столь важным, как им казалось это на полуночном заседании. Да и местные жители были сильно разочарованы - они еще помнили бурные вечеринки с фейерверками и скандалами проводимые рок-звездой, владевшей некоторое время этим замком. Все было очень тихо и мирно, как и должно было быть при проведении действительно значимых мероприятий - шумят только те, кому хочется внимания, а внимания хотят те, кто его не достоин. Каждый хочет того, чего у него нет - и в этом суть действия человеческой натуры.
Единственно, можно отметить, некое может не очень приятное событие, никаким образом не повлиявшем на судьбы всего человечества. Четырнадцатилетняя девушка-японка, вроде бы, владеющая древними приемами восточной любви, которую, кстати, представили, как двенадцатилетнюю, трагически погибла - в порыве страсти ее задушил председательствующий. Любил стареющий богач молоденьких японок, нравилось им их мелодичное лепетание, а особенно страстные мольбы не делать им больно... перед смертью. Любил этот человек чужую боль и это не удивительно - многие это любят, но не многие могут себе позволить любить то, что им хочется. Но еще ни разу он не убивал, хотя ему этого очень хотелось. Страх, страх огласки, наказания, страх суда земного или высшего не позволял ему удовлетворить тайное свое желание. Но теперь, казалось, позволено все, чего желалось. А полмиллиона долларов он дал на замятие столь не значительного инцидента не со страха, а, как он считал, во имя какой-то справедливости, боясь себе признаться в том, что он боялся огласки пуще прежнего - бог боялся оказаться земным червем.
Полмиллиона долларов... Каждый убитый иранец в Сирийскую компанию обошелся ему в сто пятьдесят тысяч.
Симеон Бахрус получив двести тысяч, сто положил в свой тайный сейф, а сто передал представителю якудзы. Глава местного клана одной из префектур острова Хонсю получил двадцать тысяч и, немного подумав, поборя в себе обычную жадность, тысячу дал бедным родителям давшим ему свою младшую дочь для обучения искусству гейш. Родители остались очень довольны - теперь у них были деньги для приданного старшей...
- ...Порочен, ох и порочен человек, - астматически вздохнув, сказал Симеон Бахрус, мысленно сам с собой обсуждая произошедшее, - двести тысяч дал, а мог и больше...
И в этот же день Симеон Бахрус пожертвовал тысячу долларов на сиротский приют. Деньги он передал лично один на один настоятельнице монастыря в ведении которой был этот приют для девушек-сирот. Приняв благодарственное крестное знамение, Симеон Бахрус, как бы в невзначай спросил:
- Сестра, а есть ли в приюте девушки с востока, с Японии, например, лет так десяти-двенадцати?
- Есть, брат мой, есть. Четыре беженки из Таиланда, одна из Бирмы - это почти тоже самое что и Япония, - настоятельница монастыря и попечительница приюта понимала о чем идет речь.
- Я могу предложить им обучение и работу, сестра.
- Да благословит тебя Бог за твою доброту, брат, - монахиня опустила глаза, подумав, что тысяча долларов это очень мало, - если бы все были, как ты, то не рушилося бы здание Господа нашего.
- Хорошо, сестра, я помогу и храму Вашему и девушкам-сиротам, помогу, обязательно помогу...
Они еще поговорили о благотворительности и оба остались очень довольны собой - в этот момент времени они искренне верили, что совершают благое.
... Вечером, сидя в своем громадном и мягком кресле, рассуждал Симеон Бахрус о благотворительности своей, о том, как помогает он ближним - вот пять девушек на работу пристроил. Где бы они нашли работу эти кукольно-миниатюрные восточные красавицы: без знания языка, без образования, без денег в чужой и сытой Европе - а вот он, Симеон Бахрус, помог им. И он знал, что Господь отблагодарит его за это, он уже отблагодарил так как хозяин борделя дал ему за каждую девушку по пять тысяч. И подумал о тех кто ходит в бордели Симеон Бахрус...
- Порочны, очень порочны люди...

 8.
Поражающая воображение синхронность свершения некоторых событий в мире может легко трактоваться, как их предопределенность, планируемость или управляемость некой, богоподобной высшей силой. Но люди забывают о том, что наш сложный мир подчиняется многим общим законам, настолько общим и настолько могущественным, что даже наше представление о богах меркнет перед их величием. Никто уже не удивляется тому факту, что все брошенные камни так или иначе возвращаются на землю - действует закон всемирного тяготения; никто не удивляется тому, что солнце всегда восходит на востоке и упорно заходит на западе - законы небесной механики неумолимы, как “честный” прокурор, засуживающий мелкого жулика на максимальный срок и либезящий перед министром своровавшим миллиард... Очень многим законам подчиняются люди, сами того не подозревая, не желая с этим считаться и даже не желая этого знать: жить в неведении легче и с некоторой точки зрения интересней - такого можно придумать самому, что никакому высшему закону не снилось. Можно придумать, что все вокруг придумали и сотворили люди. Может они и по сей день творят, сами того не ведая, что именно творят...
 Вот, к примеру, загадка человеческой привязанности к индийскому ведическому знаку вечности - к свастике. Немного распрямив закругления этого знака и уже вечность жизни можно трактовать по иному - так, как кому заблагорассудится. Но почему-то все стараются знак вечности жизни воспринимать, как знак смерти, ассоциируемый с фашизмом и его черной свастикой на кровавом фоне...
Резкие углы стилизированной свастики на красной нарукавной повязке, резко выделяющейся на фоне черной ткани рубашки одного из лидеров РНЕ (Русского Национального Единства).
- Жидва поднимается, суки! - голосом разъяренного зверя прорычал широкоплечий, коротко стриженный мужчина. И вместе с этим рыком скрипнули ремни коричневой портупеи из атрибутов формы бывшей советской армии, а под рубашкой зловеще заиграли крупные мышцы, тренированного спортсмена. - Ты смотри, что творится - они задумали Россию погубить. Они и так ее разорвали на мелкие княжества, но им этого мало. Блин, пора народ к топору звать, пора.
На большом столе перед этим лидером русского националистического течения лежали распечатки некоторых положений сверхсекретного Меморандума. За этим же столом в мягком кресле, обтянутом черной кожей, полуразвалившись сидел двухметровый русоволосый гигант, одетый в обычный светло-серый костюм, он делал вид, что просматривает подшивку газет, но сам внимательно наблюдал за реакцикй человека в черной рубашке. Тот продолжал читать документ, громогласно озвучивая некоторые выдержки:
- ... Во падлы, смотри что пишут: “... Поддерживать все мирные инициативы, ведущие к торможению развития военных программ в России...” Или вот: “... поставлять на русский рынок по заниженным ценам западную видео- и аудио- продукцию. С целью снижения цены, не требовать уплаты авторских прав...” Так-к, теперь ясно почему братья Вилькенштейны у нас главные продюсеры и главные поставщики этой американской дряни... А вот это, так это ни в какие рамки не лезет: “... С целью снижения интеллектуального уровня населения внедрять интенсивные методы лечения, разрушающие психику, упор делать на детей... Применять запрещенные в культурном свете препараты...” Вот это да! Значит мы не культурные, значит наших детей можно убивать. Объясни мне это, Костя.
- Все просто Дмитрий, - гигант лениво поднял глаза, - многие антипиретики, анальгетики и седативные препараты разрушают синаптические связи, замедляют реакции возбуждения, основу жизнедеятельности...
- Короче и попонятней.
- Димедрол, анальгин, цитрамон, кофеин и некие другие препараты, а также созданные на их основе, в определенных дозах в детском возрасте разрушают не только иммунную систему человека, но и резко снижают его интеллектуальный потенциал и даже делают его наркоманом, скрытым наркоманом, то есть управляемым - без дозы колес жить человек не может нормально. Практически все импортные лекарства, рекламируемые на телевидении, имеют как раз такое воздействие.
- А это что за говно: “... Закрепить законодательно кредитно-эммисионную экономическую политику, как основу разрушения экономики...”? Как это понимать?
- Это самое подлое их изобретение - это их кредиты. Схема проста и в этом ее гениальность и действенность. Вся экономика должна строиться на предварительном кредитовании и инвенстировании, при том на кредитатах противостоящих стран. Страна кредитор отпускает кредит только под выгодные ей отрасли, для нашего случая это под ресурсодобывающие и ни в коем случае под новые высокоэффективные производства. Далее: кредит выдается под проценты, которые не превышают прибыли. Все проплаты идут на валюте кредитора а свои деньги, наши рубли, автоматически переходят в разряд “мягких валют”. Таким образом вся экономика России начинает работать на того, кто дал кредит, укрепляя ту валюту, обогащая тех кто дал кредит и заодно наших ублюдков радостно слизывающих крохи с этих кредитов. Но обогащение других это еще полбеды. Самое гадкое во всем этом то, что процент по кредитам чуть-чуть превышает прибыль, кредит становится не возвратным и вся Россия становится фактически проданной на многие века. Ты понимаешь: все будущее, наши дети, внуки, правнуки - рабы этих кредитов, рабы Запада. Почему стоят наши заводы, наши ученные и инженеры торгуют тампонами и другим говном - потому, что им там не выгодно, чтобы работал наш ВПК, наша авиационная, космическая индустрия, чтобы развивалась наша наука. Весь расчет этой политики на продажность государства, а государство - это чиновники. Наши чиновники при советской власти боялись слова взятка, а сейчас им их насильно дают и не в конвертах, а законных акциях приватизированных объектов или как процент за содействие в коммерческой операции - это узаконенное продажное правительство, продажный парламент, продажный президент - все кругом продали свою душу, свою Родину.
- Я знал, догадывался, что здесь не все так просто, а теперь вижу - это же диверсия! И что, это все правда? - человек в черной рубашке, стукнул кулаком по столу.
- Ты же сам видишь. Это дерьмо, называемое Меморандумом, принято месяц назад, Контора достала его сразу и я участвую в группе проверки представленых в Меморандуме данных. Все, что ты видишь - это всего лишь часть, касающаяся России и все мы проверили. Скажу тебе правду - все это уже начало работать и работает уже давно. Но это еще не все - они приняли такие разработки по всем странам мира. Я так думаю, что Контора уже прорабатывает все направления.
- И что, это все знает правительство?
- Дмитрий Иванович, да не тебе говорить что такое наше правительство, - гигант привстал, - они же, ****и, все куплены этими евреями. Ты посмотри, кто трахает Кремлевскую Семью - жидва одна, куда не плюнь одни Робиновичи и Адамовичи. Я почему с вами, почему я предаю Контору, а это почти верная смерть, да потому, что на вас одна надежда - на вас, русских мужиков. Россия гибнет и каждый русский должен стать на ее защиту.
- Так ты говоришь Кремль в курсе... - лидер РНЕ задумчиво посмотрел на окно, плотно прикрытого плотными белыми шторами, выбивая крепкими пальцами такт какого-то марша.
- Конечно, насколько мне известно, им сразу на второй день после того вонючего заседания принесли дешифрованную копию. Они дали приказ проверить, не выделив на это ни сил ни средств - заминают гады.
- А жидва знает, что Кремль в курсе?
- По всей видимости да. У меня таких сведений нет, но анализ перемещений спонсоров Семьи, показывает, что они засуетились.
- И какая была реакция Ассоциации?
- Они решили срочно выделить кредиты под проекты, курируемые ихними агентами.
- Что это за проекты?
- Да разное дерьмо: пресса, телевиденье, нефть, газ. Сейчас будут цены на энергоресурсы сбивать, чтобы напугать возрастанием задолженности и сделать уступчивыми в политических вопросах; раструбят о нарушении прав человека, опять Чечня; опять организуют парочку политических узников; опять будут намекать на взяточество, раздавая сами эти взятки; поймают парочку “шпионов” - короче, все как всегда, на счет этого они не очень изобретательны и всегда действуют по апробированным схемам.
- Развалят Россию, развалят гады, - опять заскрипела портупея и заиграли могучие мышцы лидера РНЕ, - нужно срочно забивать стрелку, созывать всех мужиков и мозговать, мозговать... А ты что думаешь по этому поводу?
- У нас есть их план, мы можем сыграть на опережение.
- Это как?
- Как в борьбе: на долю секунды опережаешь и проводишь контрприем, используя энергию прийома противника, превращая его энергию агрессии в энергию своей победы. Перво-наперво нужно заняться их деньгами, вкладывать туда куда не выгодно им и выгодно нам. Потом найти возможности по нейтрализации их обширнейшей агентуры. Хотя, все это будут полумеры - нужно создавать свой Меморандум: на каждый их пункт - наш контрпункт, но более жесткий, более действенный.
- Да тут один контрпункт: давить эту нечисть надо, уничтожать, стирать с лица земли, - лидер РНЕ силой потер кулак о кулак.
- И это не исключается. Для острастки с десяток самых непонятливых придется убрать. Всех, конечно, не передавишь, потому, что может случится так, что никого не останется - только одно вечно недовольное быдло, которому и так все пофиг. Может это и к лучшему, если всех передавить, - гигант на мгновение задумался, - быдлу всегда будет нужен поводырь ибо без поводыря оно или само себя пережрет или будет съедено волками. Все, как и всегда, упрется в вопрос власти... Для Единства, как мне кажется, главным остается вопрос власти. У вас мощная организация, но недостаточно сильная. В первую очередь ее нужно усилить финансово, немного подтесать имидж и начинать участвовать в политических играх, захватывать новые позиции, стараться, чтобы новые президентские выборы шли уже с русскими патриотами.
- Костя, пока мы будем заниматься этой херней жиды с американцами задавят матушку Русь. Они и так ее порвали в 91-м на куски. Сейчас, сейчас нужно звать Русь к топору, к топору... - сильно сжатые кулаки одного из лидеров РНЕ обрушили всю свою мощь на ни в чем не повинный стол, но крепкое дерево на этот удар отреагировало лишь еле слышным глухим звуком, похожим на стон умирающего.
- Ни топором, ни ядерной ракетой мы не поднимем Россию - это лишь вспомогательный инструмент. Мы, Дмитрий, живем уже в другие времена...
- Брось, Костя умничать, вы там в своей Конторе слишком переумничали тогда, переумничали или пересцали, что почти один черт. Нам как раз не хватает парочку ракет. А то бы мы сразу, как ах... - наконец-то кулак разжался и крепкая ладонь, как меч свиснула в воздухе...
... Что интересно, именно в это время в одном старинном львовском особняке, приютившем несколько организаций и офисов фирм, была произнесена та же фраза:
- ... Нам как раз не хватает парочку ракет. А то бы мы сразу, как ах ...
И так же рука в черной рубашке рассекла воздух. И что удивительно, на рукаве рубашки была очень похожая темно-красная повязка с изображением, стилизованной под националистический тризубец, свастики.
Худощавый, болезненного вида, высокий, немного сгорбленный блондин, лет сорока - сока пяти, с крючкообразным маленьким носом, серыми злобными глазами, одетый в черную рубашку и затянут новенькой коричневой скрипучей портупеей бывшей Советской армии был одним из лидеров УНФ (Украинского Национального Фронта). Ему также два часа назад принесли распечатку некоторых положений Меморандума. Принес эту распечатку сотрудник разведки, но вот какой точно он и сам точно не знал ибо, как истинный современный профессионал, не обремененный книжными моральными нормами, числился на содержании нескольких разведок. Руководство некоторых разведок догадывалось, а может и знало о его многоличии и поэтому старалось использовать своего агента-перебежчика для ведения сложных и настолько запутанных интриг спецслужб, что и порою само не могло разобраться во всех тонкостях проводимых ими операций. Этот сотрудник был небольшого росту, но имел одну отличительную особенность, делавшею его заметным -он имел несоизмеримую с ростом, большую голову и к тому же он был совершенно лысым, что делало его похожим на очень большого карлика. Может поэтому в нескольких разведках он имел одну и туже кличку - “Гулливер”. Эта кличка тянулась за ним еще со школьных лет и знал о ней агент, но всегда верил в то, что Гулливер - это великан, лишь однажды попавший в страну людей более высоких. Поэтому агент Гулливер тайно презирал всех, кто выше его ростом - он считал их ... карликами, но в другом измерении. Ну, а звали агента “Гулливер” просто Константин - вновь совпадение...
- Ты, Костю, того уверен, что это не липа?
- Дмитро, наша контора липу не строгает. Здесь чистяк - наш агент был на том совещании и это с его дискеты копия, - презрительно, как к маленькому человечку большой, ответил агент Гулливер, догадываясь, что предоставленный ему документ вероятней всего есть дезинформация, но вот от кого и зачем он никак не мог точно определить. Да не больно и перебивался мыслями поэтому поводу агент - он думал о своем, очень личном, о своих обидах и о том, что жизнь проходит, а он все, как прежде, должен выполнять чьи-то опасные поручения, не понимая зачем и, рискуя своей жизнью, не имел за это того, что желалось бы...
- А почему здесь не все?
- Мы не можем все расшифровать. Слава Богу, что то что касается Украины начали медленно расшифровывать.
- Если это правда, - худощавый прикрыл глаза и сжал свои тонкие белые пальцы так сильно, что его кулак стал похож на вытесанный с гипса муляж скелета кисти руки, лишь немного обтянутого белой кожей, - если это правда, то Украйне угрожает опасность похуже, чем отключение газа москалями. - Его подбородок заострился и он силой ударил своими костяными кулаками по столу, - это московские жиды все придумали, чувствуется рука Кремля.
- Да, наши аналитики считают, что это все и придумали в Москве - ты же знаешь, кто по настоящему правит Россией. Ну сам посуди: “... Украина должна стать самым большим должником России. К 2000-му году ее внешний долг должен превышать несколько годовых бюджетов, что должно привести к попытке нового раздела собственности, к локальному конфликту между Россией и Украиной...” Ты видишь, они ядерную войну между Россией и Украиной считают локальным конфликтом, такой себе Чечней, твою мать... “В таком случае Украина должна будет вступить в НАТО...” И вот дальше, как сделать Украйну вечным должником Москвы, ты смотри: здесь и закрытие атомных станций, здесь и прекращение инвестирования в нашу угольную промышленность, закрытие финансирования геолого-разведовательных работ, направленных на обнаружение новых месторождений нефти и газа, прекращение инвестирования в науку, разрабатывающую новые энергетические технологии...” Все с датами, числами, все спланировали. Да эти суки нас просто загоняют в энергозависимость от москалей! И в тоже время другие ****и, там на Западе, по дешевке скупают нашу энергию, по дешевке скупают наши металлы, наши продукты, наши земли - они нас имеют за дешевых сук, так же как наших баб.
- А может это мы так все дешево продаем или так дешево продаемся? Чи то нас Москва заставляет перепродавать их нефть и газ, а долляры ховать на островах, га, Костю?
- Мы с тобой дешево не продаемся, это там в Марьиненском... - Кривил душой слуга нескольких разведок - он то знал, что его услуги оплачиваются по самым низким тарифам и если бы пайки его национального ведомства, то не хватало бы и на еду - низкопробное предательство, как низкопробное золото, ценится очень низко. - Это они там все и в Верховной Раде и в правительстве - все по старой совковской привычке смотрят на Москву, ждут подачки и им насрать на народ...
- Москали они везде лезут, но мы им не Чечня, мы им дадим просраться, пусть только сунутся. Жалко, что мы свои ракеты демонтировали. И кто это придумал?
Блондин подошел к большому холодильнику, стоящему в углу комнаты и закрытого давно не стиранной занавеской, достал из него бутылку водки с изображением на этикетке Богдана Хмельницкого. Из тумбочки стола извлек две рюмки, подул в них, как будто выдувая пыль, хотя пыли там уже давно не было - рюмки здесь эксплуатировались очень часто.
- Так кто это придумал все Костю, га, ты скажи мне - мы перед лицом опасности вторжения москалей попилили свои ракеты, - руководящее лицо УНФ подвинул полную рюмку водки на край стола, где восседал его собеседник.
- Без Москвы это не обошлось. Москва приказала Западу, а те приказали нам, - ответил агент, почесывая край своего носа.
- Так сколько нам могут все приказывать? - Блондин залпом выпил свою рюмку водки, агент по кличке Гулливер сделал лишь маленький глоток и поморщился - он не любил пить.
- Нам будут приказывать столько, столько мы пожелаем сами, - агент Гулливер сделал еще маленький глоток и опять поморщился, не смотря на свою антипатию к водке, он хотел напиться, а вот почему не знал. Ему хотелось кому-то излить душу, но что было в этой душе, привыкшей все скрывать, даже от хозяина, он не знал - он чувствовал, что там был какой-то сумбур. - Ты знаешь как нас называют на Западе? Знаешь! Чехи нас называют “волле” - волы, быки, а поляки так те не стесняясь говорять “быдло”. Ты понимаешь, мы быдло. Москали они русские, их боятся, их уважают. Чеченцев боятся, бо те на Москву поперли. А мы быдло, наши женщины для них мясо, а наши политики дешевые взяточники. Понимаешь, ты Дмитро, быдлу нужен поводырь, пастырь - иначе кранты. Как говорил наш инструктор в спецшколе: “Быдло без поводыря пережрет само себя или будет съедено врагами”. Этим народом нужно управлять, нужна сильная рука и наглыгач. Ты со своим УНФ можешь? А УНА-УНСО может? Кто может вывести это громадное стадо и затоптать всех хотя бы в Европе, как топчет всех Америка во всем мире, как она топчет нас, кто? Никто! Контора создала Рух, Контора породила УНА-УНСО, а они только бабки делят народные и за место у кормушки грызуться, суки, сволочи...
Агент Гулливер допил свою водку и на услужливое движение руки с бутылкой хозяина комнаты категорически отрицательно мотнул головой.
- Здесь, Дмитро, нужно быть трезвым, это очень серьезно, очень, - и как бы наставляя кого-то на путь истинный, он еще помахал указательным пальцем правой руки.
- Не козак ты, Костю, не козак. Те как на Сеч принимали: выпивкой и знамением крестным, - сказал Дмитро наливая себе еще водки в рюмку.
- Потому они и проиграли, что доверяли крестному знамени и мозги заливали водкой. На пьяную голову настругали дебилов - нас с тобой настругали наши козаки.
- Не-е-е, не потому. А потому, что они были дети малые и слишком верили: своим гетьманам верили, а те их продавали, как пушечное мясо; польским королям верили, русским царям, а те думали только про власть, про себя думали. Бодя Хмель булаву поднял, коды его обидели - бабу у него отняли. А где он до этого был? Верили ему, а он продал народ свой, продал и предал. И сейчас этим новым верят, а они еще хуже - они уже все продают, даже веру. Но мы никому не верим, никому. У нас, как и в вашей Конторе тотальная слежка, а чуть что - так же, как и у вас: есть человек - есть проблема; нет человека - нету проблемы. Мы будем всех резать, всех: жидов, комуняк, москалей: кто не с нами - тот против нас. Мы возродимся, на крови возродимся. Еще не поржавели в схронах автоматы. Мы им не Чечня - мы им такое устроим, что самим страшно станет. Да мы тупое, жадное и жестокое быдло. Пусть так. Мы их всех забодаем, затопчем, - и сильно ударил каблуками, покованных хромовых сапог, блондин снисходительно улыбнулся агенту Гулливер, - Вот так-то, Костю. Так что будем живы не помрем, будьмо, - и снова одним глотком один из лидеров националистического движения выпил рюмку водки.
Вскорее бутылка водки с изображением Богдана Хмельницкого на этикетке была допита и на столе появилась вторая с изображением гетьмана Мазепы - это были бутылки из подарочного набора “История Украины”. И, как обычно, в этом случае заплетающиеся языки пытались говорить то, что было на уме или то что там отсутствовало.
- ... Костю, эти сволочи нас грозятся от газа отключить, по какому праву, га? Я тебе скажу по какому - потому, что у них есть ракеты, а у нас нет. Но у нас есть леса, мы в партизаны уйдем.
- Дмитро, Дмитро, при чем здесь ракеты - мы же им за газ не платим да еще и приворовываем, да не тебе говорить за что живет Рух - за ворованный ихний газ. Да ты представь, что мы своровали что-нибудь у американцев или задолжали им хотя бы десятую часть того что Москве, да Косово покажется тогда пионерским лагерем и игрой в “Зарницу”. Мы же в Таджикистане хотели покупать по той же схеме: вы нам газ, а мы вам дулю без маку. И что - сразу краник хлоп и усе. Ты пойми, бендеровкая ты голова, мы живем за счет России, мы паразиты. Почему никто из вас не сказал спасибо России за то, что вы стали украинцами - вы же под венграми и поляками были.
- Шо ты мелешь, Костю, если бы я не знал кто ты я бы тебя убил. Москали суки, суки и падлы. Они нам всегда должны давать, всегда. Ты понял? - костистый кулак блондина уперся в кончик носа агента Гулливер.
Затуманенные алкоголем рефлексы все-таки сработали. Агент Гулливер перехватил руку Дмитра и заломил ее за спину своему собеседнику или собутыльнику, голова того гулко ударилась об стол.
- Ты на меня руку не поднимай, - протрезвевши угрожающим голосом сказал служитель тайных служб, - я тебе не москаль, я отсюда, я такое же говно, как и ты. Но я в отличии от тебя люблю свою Украйну и хочу чтобы она была сильной, а не вороватой и вечно всем должной. Я не хочу, чтобы польские и чешские погранничники меня пинали и говорили, что я волле или быдло, я хочу быть гражданином, а не пьяным скотом...
Две очень схожих ситуации еще не есть удивительный факт цепи случайных совпадений - это в действительности мог быть только случай. Но в том то и состоит загадка закономерности, что она состоит из множества случайностей или разрозненных фактов, которые в единичном своем могут казаться таковыми.
Над множеством схожих фактов задумался генерал Кулебяка Виктор Трофимович. Его агентурная сеть сообщала о появлении некого Меморандума, как-будто принятого на секретном совещании финансовых воротил еврейской национальности. Странные это были сведения. Практически одновременно всем националистическим центрам всех стран новой и старой Европы поступили отрывочные материалы этого загадочного Меморандума и эти материалы касались как раз именно тех стран, где при поддержке государства поднимали голову националисты. Было явно заметно, что кто-то целенаправленно хочет разжечь националистическую рознь. Генерал Кулебяка читал тексты глав Меморандума, присланных ему его агентами с разных стран и видел, что они очень похожи на выдержки из одного документа, но всего лишь похожи. По мнению генерала те, кому приписывают создание Меморандума, не являются примитивистами до такой степени. Но если принять за версию то, что это всего лишь липа, дезинформация, тогда и дезинформация выглядела довольно таки примитивно... Задумался генерал. Он рассматривал снимки лидеров националистов, их собрания, съезды: очень похожие все лица, практически одинаковая форма, все тоже приветствие в виде вскинутой руки и свастики, свастики, свастики - много различных, стилизированных или слегка замаскированных фашистских свастик, будто бы создатели их стеснялись указать на свою принадлежность к последователям “Майн Кампф”. Но все таже риторика, все те же враги... Враги... Кто враг новых фашистов? Генерал проанализировал полученные тексты, особенно из стран бывшего Союза. За некой, сильно смазанной антисиммитской риторикой явно указывался другой враг - Россия. Этот документ строго направлял националистические силы на Россию. И ничего удивительного: почти все фашисты всегда рассматривали Россию в качестве своего врага. Фашизм - это истерические попытки слабых занять позиции сильных, поэтому он такой и кровавый - истерия всегда заканчивается кровью. И в этот раз было видно, что фашизм, как крайнею форму национализма, пытаются использовать для развала всех стран бывшего соцлагеря. Но особенно и явно просматривалась политика уничтожения стран, входивших в Союз: уничтожения их экономической самостоятельности, для уничтожения их независимости, той истинной независимости, которую они приобрели вместе с Россией. И генерал понял, что для примитивизма националистического мышления такой документ не может рассматриваться, как дезинформация - это действительно был Документ и название ему было Меморандум. “Конечно же, - размышлял генерал, - то, что дошло до националистических центров не есть сам документ, но за его примитивизмом кроется очень надежная маскировка. Самая надежная маскировка - это примитивная маскировка. Они создали свой Меморандум, а запустили ложный, но этот ложный сохраняет дух того, настоящего - в этом и смысл примитивной маскировки. Но кто, кто запустил ложный и где настоящий? Масоны, масоны... Неужели они существуют?...”
Ввиду своего гиперболизированного самолюбия люди представляют свою историю историей жизни и деятельности своих исторических личностей. Слабые, порою очень недалекие по уму своему цари, короли и императоры творят историю миллиардов, переворачивают столетия... Абсурд... “Верую потому, что абсурдно, - твердил один из создателей и проводников христианства римский сенатор Тулеан”. В то чего нет верить легче всего: потому что его нет, потому что в то, что есть, не верят - им живут. Людям легче верить в жизнь после смерти чем в неизбежность смерти; людям легче верить в то, что они могут творить историю свою - так легче жить, не зная, что все твориться помимо нашей воли, помимо наших желаний, потому, что и наши желания есть выражение необходимости законов развития немыслимых по своему масштабу, законов существующих независимо, существующих вечно.
В то время, когда в своем скромном, хорошо охраняемом и засекреченном кабинете генерал Кулебяка размышлял над сведениями о странном Меморандуме в Англии, в также хорошо охраняемом, но не засекреченном большом и роскошном зимнем саде, старинного рыцарского замка Председатель Ассоциации подрезал кусты дивных роз, любовался орхидеями и слушал доклад своего референта по очень секретным операциям, то есть, по операциям связанных с выполнением положений Меморандума.
- ...Великолепно, - с наигранным восторгом знатока сказал он, отрезая, вроде бы, не нужную колючую ветвь от куста, стараясь показать, что донесения референта ему безразличны, - Вы смотрите, Ричард, как порою не мудро поступает природа: она создает такое совершенство, как розы, одновременно создавая нас - людей, не видящих этого великолепия и, в лучшем случае, наслаждающихся погаными копиями с природы, но все чаще нарцистически любующихся только собой и своими глупыми поступками...
Председатель немного, а может и всегда лгал - он мало интересовался розами и очень любил себя, любил похвалу в свой адрес и ждал, что его референт скажет что-нибудь оригинальное и лестное. Он провоцировал, он ждал хвалебного дифирамба, зная, что его не будет. Ричард Дворский - наполовину поляк, наполовину еврей был гражданином Израиля только в первом, так сказать, поколении. Это был блестяще образованный и талантливый молодой аналитик, далекий от карьеристических мыслей и связанного с этим раболепского поведения - кровь бывших польских аристократов не позволяла ему быть льстецом, но в тоже время другая кровь должна была напоминать о выгоде своих деяний. Может только за это и держал возле себя его всемогущий Председатель, видевший в людях услужливых будущих предателей. “Умников сейчас много - людей гордых и независимых, имеющих свое мнение мало, - рассуждал Председатель, думая прежде всего о себе, ну и о ... своем референте.” А еще что нравилось Председателю в Ричарде Дворском, так это то, что он внимательно слушал своего патрона, особенно его поучительные замечания - очень хотелось бездетному Председателю оставить свой след на земле, хотя бы в ученике. И вновь почему-то вспомнилась та молодая японка, ее мольба о пощаде и его не понятное желание чего-то, что уже свершиться не может. Но тайны наших желаний навсегда останутся тайной пока есть мы, ибо это и есть тайный смысл нашей жизни - за тайнами наших желаний лежат тайны поступков наших. А в той, обычной, жизни которой мы живем открыто мы желаем чтобы нас видели такими, какими мы сами хотим казаться. И казался себе в этот момент времени Председатель Великим Судьей или Великим Учителем, который должен спасти мир, мир в котором ему так мало осталось жить, хотя он об этом этом еще не знал...
- ... Так Вы, Ричард, утверждаете, что ложные Меморандумы легко могут вывести на след истинного? - продолжил слушание доклада Председатель, - Так что из этого изменится? Я так думаю, что Вы еще застанете то время, когда его будут изучать почти во всех школах мира наряду с “Отче наш”: раньше или позже, какая разница - колесо истории невозможно остановить, оно катится сверху, понимаете, сверху, - Председатель поднял указательный палец вверх, а затем опустил его вниз, к земле, - и вниз.
- Да, но можно подставить маленький камешек и оно свернет в сторону, а если перевести рельсы так колесо покатится туда куда приведут его силы инерции.
- Не очень удачное сравнение, Ричард, не очень, - Председатель вздохнул, подумав о том, что сравнение, все-таки, удачное, но улыбнулся улыбкой приветливого и сытого крокодила, - колесо истории нельзя остановить, нельзя повернуть к нему можно только прицепиться и тогда ты будешь всегда на гребне истории или, как говорят у вас в восточной Европе, будешь крутиться. Держаться за него, ой как не просто. Да, можно и увернуться, чтобы не раздавило и при этом убедить себя подождать, пока оно не повернется, а это уже историческая смерть - колесо истории не возвращается - кто за него не уцепился тот или будет раздавлен или забыт. Настоящий момент времени тому подтверждение. Никто не надеялся, что СССР так быстро развалится: многие желали этого, но не ожидали - вот Вам и сюрприз истории, хотя, как Вы знаете, многие утверждают, что это должно было случиться. Теперь слова предсказателей уже не нужны, сейчас важно схватиться за этот маховик и использовать, как Вы заметили, его силы инерции, чтобы он катился туда куда нам нужно. Это могучие силы, Ричард, в России люди, сумевшие использовать эти силы, за один день ставали мультимиллионерами, уличные торговцы и пьяницы - первыми лицами в государстве. Конечно, в этом случае, пользуясь аллегорией раскрученного колеса, нужно обладать недюжинной силой, а то неровен час и центростремительные силы отбросят в неведомое еще быстрее, чем на вершину. Наша задача крутиться с этим колесом в нужном направлении, мы должны быть в колеснице, которую двигает история - так надежнее. А для этого требуется знать какие силы двигают историю и очень важно еще - ослабить соперников, чтобы не мешали, чтобы.. - Председатель приблизил свое лицо к огромным белым розам, вдыхая их аромат, - Чтобы, Ричард, они сорвались и были раздавлены - всем места на колеснице едущей в золотой век места не хватит. А для этого нам нужно и дальше продолжить процесс развала России. Многие делают ошибку, думая, что России конец. Россия дикая, варварская страна и нужно помнить, что варвары разрушали все великие империи. Россию нужно сделать управляемой, а для этого ее необходимо раздробить еще больше. Формальное разделение на мелкие княжества еще не означает фактического - все-таки они столетиями жили вместе и, кстати, не плохо жили, но об этом им нужно скоро забыть, чем скорее тем лучше для нас, Ричард. Это и есть первый шаг Меморандума к завоеванию мира. И будем воздействовать мы на этот процесс нашим самым надежным оружием - деньгами и на законном основании. Сейчас мы купим себе их правительства, поэтому для нас так важны их президентские выборы. Особенно важно разорвать связь России с ее родственными странами: Украиной и Белоруссией, а Азия и Кавказ сами отколются. В Белоруссии и Украине нужно срочно поставить своих людей, ручных и послушных. Ваши кандидатуры не подходят. Вы предлагаете крайних националистов. Да, национализм - это эффективное средство для уничтожения сплоченности любой нации. Если хотите сделать переворот в любой стране цивилизованного белого света киньте кличь бить инородцев, евреев, на пример, - Председатель лукаво улыбнулся и внимательно посмотрел на гордо молчащего Дворского. - Нет, дорогой Ричард, националисты нам не подходят, хотя национализм и будет основным козырем в развале этого монстра. М-да, национализм или еще какой-нибудь -изм...
Председатель Ассоциации задумался и погладил маленькой холенной рукой необычайно пышные гиацинты.
- Тогда я не вижу яркой личности, смогущей привлечь к себе массы и чтобы одновременно ее политика соответствовала нашим требованиям. Тогда придется поддержать старого президента в Украине, а в Белоруссии найти кого-нибудь в эмиграции.
- Почти правильно, Ричард, почти...
Небольшого росту Председатель Ассоциации и его рослый референт некоторое время медленно и молча прогуливались по оранжерее зимнего сада. Дворский не смел первым начать говорить и высказывать свое мнение, так как понимал, что его мнение уже никого не интересует, а значит может раздражать - этикет царедворцев не меняется никогда. Первым нарушил молчание Председатель.
- Вы провели большую аналитическую работу, Ричард, но мой вам совет на будущее: никогда не ставьте в политике на яркие личности. Яркая, заметная личность, как и яркая комета - горит лишь мгновение, а делов может натворить разных. Да и народ не очень любит тех, кто в чем-то лучше его. Ставьте на безликих. Безликому легче всего стать кумиром, богом, потому, что каждый может наделить его своими качествами. Безликие - они многоликие в воображении. И что очень важно, каждый мнит себя лучше и каждый думает, что может вскорести занять место очередной серости. Но безликость, дорвавшись до вершины власти, никому ее не уступит. Самые жестокие тираны были очень ограничены. Не верьте их историкам, те писали биографии с несуществующих правителей. Мы будем ставить не ярких политических лидеров, не сексапильных плейбоев - это себе может позволить, пока, только богатая Америка - богатая нашими деньгами, - председатель презрительно скривил губы. - Мы будем ставить на серость и будем держать ее в страхе, что у нее отберут власть - самую сладкую пищу для дрессированных правителей. А для этого мы будем подкармливать и тех, кто мнит себя яркой величиной. Действительно толковых людей нужно покупать, сманивать на свою сторону, но ни в коем случае не допускать к власти. Миром должны править мы, нашего ума должно хватить. Так что работайте, Ричард, согласно всем пунктам Меморандума - там все продумано до мелочей и не стоит Вам сомневаться в верности его положений. Вы ведь засомневались, да? - Председатель посмотрел на Дворского, как смотрят строгие родители на непослушных детей своих.
- Я действую строго в рамках Меморандума, - ответил Дворский лишь на секунду опустив глаза, - но я хочу понимать - правильно ли я действую. Я ведь не простой исполнитель, Вы ведь сами возложили на меня всю ответственность на разработку деталей операции по реализации Меморандума.
- Это похвальное стремление, Ричард, очень похвальное. Я рад, что именно Вы занимаетесь этим вопросом.
“Старый шизофреник, возомнивший себя богом, - подумал Ричард Дворский о своем шефе. Он был не доволен тем, что шеф был в чем-то прав и ему казалось, что его, Дворского, отчитывали как мальчика, - посмотрим, кто все решает...”
“Самовлюбленный мальчик, - подумал о Ричарде Председатель, - нечистокровная красивая лошадь, растаскивающая навоз. Но кто-то должен чистить эти Авгиевы конюшни - не чистокровные, не идущие впереди и срывающие свой приз...”
 
 9.
Вроде бы стихийно возникшее, но изначально немного скоропалительно организованное, движение Рух, готовилось к своему первому учредительному съезду. Борьба за власть разгоралась не шуточная. Прозябавшие в нищете и зависти к властьимущим рвались к рычагам раздела разваливающейся экономической системы, а потерявшие инстинкт самосохранения и привыкшие к охране со стороны монстра карательных служб, власти, создавшие структуры оппонирующие себе и потерявшие над ними контроль, терялись в водовороте новых политических веяний, которые новыми были только для них. Ничего нового в борьбе за власть не было с тех пор, как только возникло такое понятие, как власть: грабь ближнего, грабь дальнего, грабь сколько можно и узаконь это - это основной принцип любой власти. Можно его сформулировать и более красивой форме: “Разделяй и властвуй” или “Властвуй - это разделяй”.
Но в большинстве своем, дерущиеся за власть на, так называемых “баррикадах”, то есть публично, еще не уверены что они борются именно за свой кусок. Им приятней думать, что они отстаивают интересы многих людей, которых любят называть “мой народ”, практически этим самим показывая кем они хотят быть - властелином “своего народа”.
Виктор Максимович Гривнюк был среди лидеров нового движения. Как он им стал ему было не понятно. Его, как было обещано, представили лидерам националистического движения и на каком-то собрании больше похожем на митинг, его избрали в президиум и попросили выступить. Он был шокирован аплодисментами и криками приветствия и ему вдруг показалось, что его все знают, он не знал, что люди приветствовали всех, что людям было весело от съеденного, от выпитого и от не понятно чего - эйфория толпы, масс чаще всего возникает безпричинно - это в природе людей, жаждущих излияния своей силы в массе себе подобных. И мало кто знал, что в этой толпе были те, кому было приказано поддерживать того или иного оратора - это были катализаторы настроения, ну как тут не вспомнить о поводыре стада... Людям было разрешено делать то, что раньше запрещалось и им указывалось на то, что им раньше запрещалось, и никто не задумывался над тем, что происходит - всем было от чего-то радостно. А делали то все, что и тогда, во времена “запретов”, на митингах, майовках и об этом не задумывались. Правда появилась возможность открытого проявления протеста и без разницы против чего, пусть даже против самого себя. Людям нравилось кричать “Долой”, “Ганьба” или “Хай живе!”. Почему? Да наверное потому, что они люди - людям всегда нужно с чем-то или с кем-то бороться иначе это будут уже не люди. Но Виктор Максимович тогда не задумывался над истоками внезапно появившегося патриотизма или национального осознания и для себя решил, что это он и создал Рух к которому примкнул, повинуясь рекомендации или необходимости - нужно было как-то использовать политическое реноме “борца за национальные интересы”. И этот имидж вдруг ни с того и ни с сего начала обеспечивать ему хорошая политическая реклама в нескольких читаемых газетах и на телевидении. Он знал, что это стоит дорого и бывало задавал себе вопрос о оплате его политической карьеры и о том, кто стоит за ней. Ответы он себе придумывал разные и ему очень хотелось, чтобы на него тратились большие деньги - ему хотелось быть проданным по большой цене. Но об этом он никогда и никому не скажет и даже в мыслях своих не назовет это продажной политикой. Впрочем, никакой продажной политики не было - а было время, требовавшее своих кумиров и кто станет таким решал лишь случай, даже если этот случай был спровоцированный. А новые герои, “нового времени” оплачивались, как модные картины, ценности, которых никто и никогда не понимал, потому что их ценность была лишь в наших желаниях...
Не хотел задумываться над этим Виктор Максимович, он твердо уверовал, что действует во благо “своего народа”, что его все любят, что его жизнь и есть правильной и есть нужной. Нравилось так жить Виктору Максимовичу. После зоны, после спецбольницы, после пережитых унижений... Шикарный номер в гостинице или шикарные загородные дома, шикарные обеды и ужины, шикарный автомобиль в распоряжении и всегда рядом два лба-охранника. Не было проблем и в выборе женщин, но будем справедливы - для Виктора Максимовича это было не главным. А главным было то, что с тобой считаются, с тобой разговаривают солидные люди и у тебя появляются деньги, а с ними и настоящее ощущение власти. Он так не разбирался откуда у него появлялись деньги. Ему казалось, что это его личная заслуга, что под движение дают очень большие суммы, а чтобы ни у кого не возникало иллюзий на счет заслуг Виктора Максимовича перед движением, большинство денег переводилось на его личные счета. Те кто давал деньги никаких условий не выдвигали, но знал Виктор Максимович, что никто и ничего даром не дает - за все придется платить иначе... Иначе, даже личные счета не спасут - законы зоны действовали вне зоны и действовали более жестко. Вот и главный бухгалтер или экономист движения был назначен теми, кто давал деньги, они ни с кем из лидеров партии такой вопрос не согласовывали - сказали, что будет именно так и не иначе, и все - деньги хозяев должны ими и контролироваться. В общем-то, весь хозяйственно-экономический штат движения, как базис его существования, никому из движения не подчинялся. Много в этой партийной экономике было темных пятен, очень много криминала, который никак не вязался с декларируемым народолюбием. Но не очень печалился этим фактом Виктор Максимович - деньги были и ладно. Он знал, что эти деньги дают под него, что официальным лидером движения должен стать он ибо впереди были выборы Президента, на этих выборах должен победить он и только он. Не видел Виктор Максимович другой кандидатуры достойнее. Ему противостоял представитель бывшей номенклатуры, которую народ не любил - этот народ, как ему казалось, любил таких же ранее поверженных, как сам. Но народу позволено любить только того, кто имеет больше прав говорить “мой народ”...
Закулисная борьба на то она и закулисная, чтобы о ней мало кто знал, а видел лишь результаты. Не было очень активной закулисной борьбы за власть в движении Рух: умные видели, на кого ставят те, кто держит реальную власть, глупые ... а есть ли глупые, вообще, в стане борющихся за власть - если человек борется за власть, то он уже не дурак - дураки на своих плечах несут на трон своих будущих узурпаторов... На учредительном съезде Виктор Максимович подавляющим большинством был избран Председателем движения Народный Рух. И откуда-то, как по волшебному мановению, появилась отлично изданная брошюра с программой Руха, провозглашающая ближайшей целью победу на президентских выборах.
Первые выборы он проиграл, хотя был уверен, что выиграл. Соратники по партии его убеждали, что проигрыш был сфабрикован теми, кто упек его когда-то в Сибирь. И он был готов поверить, что это Сокольский или тот высокий, седой кагебист Степан Андреевич, воспоминания о котором заставляло Виктора Максимовича боятся всего, даже темноты и тишины закоулков - теперь он никуда не ходил и не ездил без личной охраны. При мысли же о Сокольском сердце наполнялось злобой, председатель партии громогласно боровшейся за демократию хотел было приказать своим боевикам уничтожить своего, как он считал, главного конкурента за благосклонность Наташи, да вот тому “повезло” - он умер от инфаркта, не восприняв новых перемен в обществе. А Наташа... А Наташа куда-то пропала. Его служба безопасности наводила справки и узнала, что Наташа уехала куда-то в Россию, некие непонятные свидетели утверждали, что у нее был ребенок от Сокольского. В России следы Наташи потерялись. Эта информация вызвала в душе Виктора Максимовича очередной прилив сильнейшей неудовлетворенности, вроде бы, беспричинного гнева - после этого сообщения он всегда поддавал резкой критике все русское и во всех бедах, как личных так и национальных, в первую очередь винил Россию. Теперь он искренне верил, что победивший его в коротком президентском спринте конкурент ставленник России, что его любое действие направленно против него и против Украины. Теперь его уверенность в своей великой исторической миссии стала основной доминантой оценки всех своих действий и мыслей.
Впереди были другие выборы, нужно было вести борьбу за победу на них. Он мотался по стране, он убеждал, ранее кем-то убежденных, выделять деньги под его имя. Деньги выделялись неохотно, но предлагались заманчивые коммерческие предложения, которые он должен был лоббировать и прикрывать их некую антизаконную деятельность. Те, кто выходил на председателя Руха с такими предложенями, знал, что нужно начинать с антирусской и антипрезидентской риторики. Так был предложен крупный проект по воровству русского транзитного газа и переработке его в низкокачественные марки бензина, которые легко можно было реализовать в родной стране, не защищающей права потребителя. Во всю мощь заработал Ужгородский газоконденсатный комбинат и никто не смел приблизиться с проверкой его финансовой и хозяйственной деятельности - могли обвинить в предательстве интересов народа, но чаще всего использовали другой метод воздействия - подкуп или убийство. Энергетические сферы экономики оказались очень выгодными финансовыми инструментами всех политиков, вот и пришлось Виктору Максимовичу отвоевывать свою партийную или нефте-газовую нишу, способы для этой борьбы годились всякие. Мало кто обращал внимание на способ, всех интересовал результат. Народ нищал, расцветал, прикрываемый политиками криминал, но богатели партийные покровители. Прошло не полных четыре года и новый съезд Руха показал его возросшую силу. Теперь ни у кого не возникало сомнений, кто должен победить на очередных президентских выборах. Плохо когда нет сомнений - сомнения предтеча анализа - самого разумного, что есть в разуме. Удовлетворение без сомнения губит...
Такого чувства удовлетворения жизнью, как после этого съезда Виктор Максимович не испытывал еще ни разу. Он видел себя обожаемым и восхваляемым всеми Президентом процветающей страны; ему чудились колонны радостных демонстрантов, скандирующих его имя; он подумал о том, что его речи будут цитировать; что он станет ... вечным... Он даже не мог вспомнить, что это все было не так давно, но не с ним, что все это видел он сам шагая в колоннах и что он сам радостно скандировал чужие имена, чужие лозунги и кто-то думал, что так будет вечно...
Был, правда, один не приятный прецедент. Какой-то бомж, грязный и оборванный каким-то образом, обманув охрану, приблизился к нему и, дыхнув в лицо гнилью испорченных цингой зубов, спросил:
- Что, Витек, узнаешь корефана, как и ты пострадавшего за идеалы?
Немного опешил Виктор Максимович, он не мог узнать в бомже хотя бы одного из своих сокамерников или того с кем привелось сидеть на зоне или в психушке.
- Ты кто? - спросил он на всякий случай.
- Марк Колонтай, Витя, тот самый, кто с тобой по одному делу загремел, кого ты, сука, подставил, - гнилые остатки зубов изобразили улыбку.
- Марк Колонтай, - Виктор Максимович сделал вид, что задумался, - не помню, но если чего нужно обратись к секретарю, а сейчас извини, у меня важные дела.
С криком: “Ах ты, падла, козел опущенный!” - бросился бомж на Виктора Максимовича. Но охрана сработала четко быстро заломив руки слабому бомжу и, предварительно сломав ему два ребра, отдала в руки милиционеров, которые продолжили “допрос с пристрастием” в КПЗ. Этот случай не был “замечен” прессой и нигде не освещался. И, вроде бы, никто и никогда не интересовался судьбой умершего в КПЗ от милицейских побоев бомжа назвавшегося Марком Колонтаем. Можно сказать, что никто кроме скромно стоящего и неприметного мужчины заснявшего весь инцидент на скрытую камеру и сдавшего материалы в архив своего ведомства - СБУ, бывшего КГБ.
А еще через некоторое время, другой внешне не заметный и не очень известный журналист одной из небольших газет некто Антон Шульга передал через службу безопасности Народного Руха небольшую видеокассету адресованную Виктору Максимовичу. На первый взгляд ничего компрометирующего на этой кассете не было, так что на шантаж такой подарок не походил, но все же Виктор Максимович решил, что лучше будет если об этой кассете никто не будет знать. И он позвал этого журналиста к себе. Журналист рассказал, что кассету эту он купил у одного любителя поснимать и что больше копий нет. Специалисты из СБУ подтвердили факт того, что на кассете была первая запись и каким-то способом убедились или убеждали, что копия с этой пленки не снималась, хотя это было антитехническим бредом. На второй день после получения экспертных данных Антон Шульга стал пресс-секретарем Председателя Народного Руха Виктора Максимовича Гривнюка. А со временем, отказавшийся от гонорара за видеокассету, скромный и очень молчаливый журналист, стал незаменимым для Виктора Максимовича - он добросовестно выполнял все поручения и никогда не требовал себе никаких материальных благ за свою преданность. Бойтесь преданных и безкорысных: человек всегда хочет иметь плату за свой труд и если ему не платите вы значит он ворует или ему платит кто-то другой...
Действующий президент страны, узнав о избрании Гривнюка единственным кандидатом от Народного Руха на выборы нового президента, пришел в некоторое замешательство. Нет, он точно знал, что это должно произойти да и по другому быть не могло, но ему обещали, что у него не будет такого сильного конкурента, а вот теперь...
- За что я плачу этим ублюдкам, этим прохиндеям и сраколизам, за что? - спрашивал он сам себя уединившись в своем огромном кабинете.
Ему обещали, что у него непоколебимый победный рейтинг, что народ его любит, что второй президентский срок ему обеспечена. Ат, нет - народ его не любит. Он знает это твердо. Как ни пытаются его оторвать от народа во времена выездов к избирателям, он все равно видит и слышит, что о нем говорят люди. Люди, привыкшие жить беззаботно, привыкшие кивать головой на Запад и жаловаться в партийные организации, в какой-то исторический миг были лишены всего этого, они поддались вечному желанию ухватить побольше но так и не сообразили, что это кто-то сделал первым и, естественно, первыми были те, кто и раньше был ближе к кормушке - к распределению народных средств. Это они, вседержатели, придумали эту сказку о процветании независимой Украины, которую, вроде бы, грабили проклятые москали. Но вот они “самостийны” и что же в результате: самый низкий уровень жизни из всех стран бывшего Союза и это на вечно цветущей Укранине; все возрастающие долги за энергоносители; до чего дошло - хлеб начали покупать в Казахстане, в Казахстане где урожайность 10-12 цнт. с га считалась рекордной, а какой уровень преступности - Президент вздрогнул, вспоминая с каким отребьем ему приходилось вступать в переговоры, чтобы укрепиться во власти...
- ... Развал, полный развал, за что нас любить, - как мимолетное прозрение мелькнула мысль и тут же исчезла. Не хотелось думать об этом, как не хотелось думать о том, что зять является одним из тайных олигархов, вывезшим в ошфорную зону не один миллиард долларов. Не хотелось думать о казнокрадах, покупавшим ему за сворованные деньги “любовь народа” в виде голосов избирателей, в виде “ликующей толпы” и визжащих от восторга юнцов, когда он появляется вместе с их поп-кумирами на сценах. Ради чего все это или ради кого...
О развале экономики думать не хотелось, не хотелось думать о врагах явных и тайных - он желал лишь одного - снова стать Президентом. И вот тогда... И вот тогда он сумеет реабилитироваться перед избирателями, перед своим народом. Он искренне верил в это и он не мог не верить в это иначе терялся бы высокий смысл низменного желания. И он верил в то: что пересадит всех коррумпированных чиновников; что даст людям свободно трудиться, уменьшив невообразимо высокие налоги; в то, что будет всячески содействовать расцвету науки, культуры, нации... Он верил в это, хотя знал - эта вера сродни детским фантазиям о фее, волшебной палочке и великанах, легко борющих любое зло - любая вера сродни шизофрении...
Все нереальные мысли были отброшены, нужно было думать о выборах. Он никому не говорил, даже себе боялся признаться в том, что с этими выборами связывал большие надежды на будущее - второй президентский срок нужно было продлить до неопределенности, сделать власть наследственной, а свое имя застолбить навечно в скрижалях мировой истории и не важно в каком качестве - тиранов помнят больше. Так уже сделали почти все “восточные братья” из бывших братских республик. А для этого нужно заручиться поддержкой сильных мира сего, то есть, больших денег. Первую компанию помог выиграть Розенберг, но теперь конкурентам из парламента удалось сделать его персоной нон-гранда, да и вряд ли сумеет Розенберг выделить такие суммы. Тогда можно было обойтись миллионами, а сейчас и миллиарда будет маловато - многие сумели урвать свой куш. И кто помог им сорвать свой выигрыш - он сам взрастил врагов своих, сам... Не подберешься к ним - прочно засели они в парламентских структурах, оградив себя создаваемыми ими же законами. Одного он сумел выжить хитростью, напугать и сидит бывший премьер в американском СИЗО, с комфортом сидит, но сидит. Остальных не напугаешь, остальные сами кого хочешь могут напугать - грохнули же для острастки несколько друзей и соратников. Этих нужно покупать или разорять, а для этого нужны деньги, очень большие деньги.
На саммите в Давосе Розенберг представил Дворского, как представителя денежных сил, заинтересованных в его президентстве. Наглый этот парень - Ричард Дворский, никакого почтения ко всем атрибутам президентской власти, сразу было видно - чувствовал за собой огромную силу. Вальяжно, с видом хозяина, открытым текстом он представил программу, которую должен поддерживать новый президент суверенной и независимой Украины в случай своего избрания и только под эту программу выделялся неограниченный кредит. Какой-то сопляк диктовал ему - Президенту. А иначе...
- ...Что иначе?... - мысленно спросил себя Президент, - Что они могут сделать, я же Президент?...
Не хотелось думать о том, что могут сделать с ним те самые “денежные силы”, выделяющие под его компанию уйму тайных средств равных по сумме годовому бюджету его страны. Не хотелось думать о том, что эти деньги могут быть выделены другим. Не хотелось думать о том, что его покупают. А если его покупают, то сможет ли он стать тем кем хочет. А он хотел власти, неограниченной власти и обожания. Кто хоть раз почувствовал это упоение своим могуществом, тот захочет еще и еще стать величественнее, значимее, властнее. А особенно те, кого часто унижали в детстве, юности, кто знал, что есть много лучше его, но глубоко в душе не смог с этим смириться...
Он опять начал листать программу, представленную ему Дворским. Что-то очень было много в ней общего с требованиями Международного Валютного Фонда, Фонда Реконструкции и Развития, с требованиями США, ФРГ и других мощных стран, очень четко прослеживалась линия разрыва всяческих отношений с Россией. И подумал Президент независимой Украины о том, что ему опять диктуют чью-то волю. Сколько унижений терпел он, сколько насмешек и ради чего, чтобы опять повторялось все тоже. Не будем лгать, в этот момент времени он не думал о “своем народе”, о судьбе государства - он олицетворял требования к Президенту со своим именем, ему было легче думать что эти требования лично к нему, а не к покупаемому государственному чиновнику.
- ...Сволочи, жиды, - засвистели сквозь скрежет зубов слова, - хрен вам...
Он продолжал ругаться мысленно, уже давно решив согласиться с любыми требованиями, даже не ознакомившись с ими. И убеждал он себя, что все эти требования направлены на усиление “его государства”: экспансия чужого капитала приносила пользу своим бизнесменам; запрет обратной интервенции означал задержку остаточных капиталов в своем государстве; превращение народа в низко квалифицированную рабочую силу делала его послушным и легко управляемым; продажа земли иностранцам, как думалось, была передачей ее в хозяйственные руки, что опять было заботой о своих гражданах - так он себе думал, так он себе все объяснял, полностью заглушив остатки разума, твердившего как раз обратное.
Он начал вспоминать своих, доморощенных миллионеров, которым не менее и даже более будет выгодно его новое президентство. Они зажрались, они, как прежде не хотят с ним иметь дело, но они же нажились благодаря ему. А что случиться если президентом станет не он... И он отложил в сторону программу, предложенную Дворским.
- Так ты говоришь Ассоциация желает, - вновь вслух размышлял он, уверен, что его не прослушивают и в этом ощущая одну из привилегий высшей власти - поговорить откровенно хотя бы с собой. Но он заблуждался - все, что касалось президента, прослушивалось, даже его храп, - пускай себе желает - хотеть не вредно. А мы создадим свою Ассоциацию.
И назначил он встречи министра внутренних дел, затем председателя СБУ и Председателя Совета Безопасности. Встречу назначил тоном повелителя: указав точно время, требуемые для беседы материалы - все эти материалы касались теневой экономики, коррупции. Это была самая популярная тема и самая закрытая для обсуждения, даже для Президента - это было табу, так как все политики без исключения были коррупционерами и все так или иначе принимали участие в теневом бизнесе. Это был один из внешних парадоксов власти: власть стремилась бороться со злом за счет которого жила. И это был не парадокс и не изученное явление - это был лишь принцип самой власти - власть ради власти не существует, она должна приносить выгоду иначе она смысла не имела. Но в острые моменты политической борьбы запреты и табу снимались, каждый применял приемы способные нанести противнику максимальный урон - дивиденды этого стоили. Компрометирующую информацию нужно было применять, но вот как. Можно заняться войной компроматов, а можно... Вспомнил Президент, как Дима - его хитрый советчик и реферат, предложил использовать теневые финансовые структуры. Дима и сам стал крутым теневиком, влез в нефтяной бизнес, где вроде бы все ячейки и ниши были заняты, и теперь он был не прочь был подсидеть конкурентов, но как говорится - не рой яму другому...
И после совещания с министрами, было проведено, вроде бы тайное совещание Совета Безопасности, после которого в одного из членов Совета неожиданно заболело сердце - это был Председатель Таможенного комитета, самой мощной на то время теневой структуры. Через таможни проходили громадные товарно-денежные массы и только от действия таможни зависело, как будет обогащаться государство за счет своего очень выгодного геополитического положения. Пока такую выгоду имели таможенные короли, в богатстве своем перещеголявшие нефтяных и энергетических.
После этого, действительно тайного, совещания силовые министры, как доказавшие свою преданность, остались на месте, плотоядно посматривая на покрасневшего Председателя Таможенного комитета, которому предстояло еще доказать свою преданность, а значит сохранить свое место и остаться при своих капиталах в все тех же ошфорных зонах. А то не ровен час - можно оказаться в местах не так удаленных, как Сибирь, но таких же по условиям содержания. Президент так и сказал:
- Советую Вам, Павел Иванович, повесить у себя на стенке портрет моего прежнего премьера, а Вы в свою очередь посоветуйте повесить на стенки его портреты в арестантской робе всем своим подчиненным, чтобы помнили с чей руки хлеб едите...
Через два дня на другом, еще более секретном, совещании действительных тайных властелинов региональных таможенных ведомств, на котором было позволено присутствовать и Председателю Таможенного комитета, было решено выделить на президентскую компанию три миллиарда долларов, обговорены каналы переправки их назад в Украину. А для того, чтобы победить свой страх перед имитацией разбушевавшейся стихии исполнительной власти, тайное совещание теневых олигархов выделило деньги для подготовки и проведения операции по физическому устранению президента. Это еще не означало, что его будут убивать - ведь ружье, висящее на стене, очень редко стреляет в конце последнего акта...
- ... Он замахнулся на абсолютную власть, - на тайном совещании, с видом всепрощающего или всех наказывающего повелителя, резюмировал обсуждение последних событий разомлевший от выпитого и молоденьких массажисток, Председатель Таможенного комитета, - он очень хочет стать пожизненным президентом. Этого, конечно, не будет. Но сейчас мы его изберем и зафиксируем нашу помощь документально, если он этого не поймет, значит он ничего не понимает в этой жизни, а непонятливые жить не должны...
Все присутствующие молчаливо согласились, они простили ему такую вольность - им нравилось наблюдать за тем как рассуждают их слуги. И на всякий случай “откровения”, назначенного Президентом и предложенного ими, Председателя Таможенного комитета было зафиксировано на видеопленку, так же как и его невинные шалости с несовершеннолетними массажистками. Так и закончилось совещание, где было принято решение на начало массированной президентской компании.
В этот день вовсю мощь заработали банки, тайно контролируемые таможенными магнатами и надежно защищенные юрисдикцией сопредельных государств. Главные экономисты и исполнительные директора многих фирм, отмывающих тайные таможенные поборы, а это в основном большие морские и сухопутные транспортные компании, были весьма озадачены новым подходом в освещении финансовой деятельности и предложенными новыми схемами обработки валютных счетов - деньги оставались на Родине, что уже само по себе было очень не понятно ибо чудес не бывает - это вам скажет любой финансист. Хотя фактически произошло маленькое чудо - была предпринята попытка обойтись без западных денег для решения своих внутренних вопросов. Но это была всего лишь попытка, так как банки в ошфорных зонах в которых не понятно для чего накапливались тайные капиталы, контролировались Ассоциацией, мало того, эти банки были созданы как раз для таких целей - целей контроля за тайными средствами, которые тайными были лишь потому, что обслуживали закулисную политическую борьбу в разных регионах мира. Таким образом, Ассоциация могла спокойно наблюдать за всеми перипетиями этой борьбы.
В стране, не привыкшей еще жить по законам больших денег, политическая борьба могла выйти из-под контроля и стать не управляемой при помощи денег - этого опасались многие, играющие на политике олигархи, как свои так и чужие. Свои, правда, меньше - они, вышедшие из относительной бедности, еще не привыкли терять много.
- ...Ричард, как это случилось, что он действует не по нашей программе - мы же ему заплатили? - всего через полтора месяца, после принятия решения Ассоциацией на работу Меморандума, немного раздосадованный Председатель оной спрашивал в своего референта Дворского.
- Русские не выполняют свои обязательств, если это им не выгодно. Тем более, что нашлись те, кто вложил в него больше чем мы.
- Да знаю, знаю, - уже явно раздраженно махнул рукой Председатель, - мы все контролируем...
“Контролируете, а ничего не можете сделать, - мысленно парировал Дворский”.
- Мне одно не понятно, почему он действует вопреки своей выгоде - сотрудничество с нами обогатит его так, что ему и не снилось, пускай поучится у своих западных братьев славян, те давно поумнели.
- Извините, сер, - на английский манер обратился Дворский к председателю, они же все-таки находились в Англии, - мне кажется, что он хочет стать пожизненным императором.
- Что-о, что он не понимает, что ему этого никто не позволит? Это же дикарство, мы живем на демократическом, цивилизованном пространстве, - Председатель впервые искал ответа у своего референта.
- Прошу прощения, сер, но я думаю, что это мы их не понимаем - им нравиться жить в дикости, как племенам в джунглях Амазонки.
- Так, если это так, то мы сместим центр тяжести на сторону национального движения, тогда мы поддержим крайних правых. Что Вы скажите по этому поводу?
- Президентская компания идет под более выигрышным логосом - борьба с коммунистами. Там у многих коммунисты ассоциируются с властью и ее привилегиями. А национализм не очень популярен на Украине, особенно в развитых промышленных районах, где проживает много русских.
- Черт побери, но мы же почти полностью остановили их промышленность, какие там еще промышленные районы, что там еще осталось?...
- Люди остались. Люди жившие другой жизнью и в другом государстве, люди привыкшие сверяться с Москвой.
- Срочно, срочно нужно финансово усилять национализм. В первую очередь нужно экономически усилить западные районы Украины, где культивируется национализм и продолжить разрушение восточных районов и Крыма. Всячески разрывать все культурные связи с Россией. Они, как это не странно, сильно связаны духовной сферой. Что там предлагают наши специалисты?
- Разделение церквей, изменение языка...
- Интересно, это как “изменение языка”, насколько мне известно они не приняли русский за государственный?
- Изменение государственного диалекта. Раньше это был полтавский, освоенный почти 90% жителей Украины. Наши специалисты предлагают ввести, так называемый, канадский или западно-украинский диалект. Во-первых, это позволит уничтожить весь культурный пласт прошлого и создавать тот который нам нужен - кроме нас там некому финансировать развитие их культуры, науки, образования. Во-вторых, тем самым мы сделаем доминирующим националистически настроенное население Западной Украины, отсталое во многом от восточных районов. Мы уже финансируем институт Слова, радиостанции и телестудии ведущие программу как раз на таком диалекте. Начали разрабатывать новые учебники...
- Да-да-да, нужно начинать со школы и даже раньше, извините, я Вас перебил. Продолжайте.
- Еще нам удалось создать мощную фракцию низкобразованного парламентского лоби, - Дворский криво улыбнулся, - тупые податливы, потому что жадные. Эти делают все, что им прикажут. В данный момент они делают все, чтобы поссорить Украину с Россией: открыто поддерживается все антирусское, ломаются экономические связи.
- Поистине дикий народ. Ради мнимого, мимолетного обогащения они готовы уничтожить сами себя, свою нацию, свое государство. Теперь вы понимаете, Ричард, великую миссию Меморандума и нашей Ассоциации, мы не должны допустить, чтобы эти отсталые нации развивались. Миром должны править разумные нации - альтернативы евреям нет...
“...Альтернативы России нет, только Россия может спасти мир от этого мракобесия, - генерал Кулебяка отложил в сторону донесения информационных служб о событиях. подтверждающих работу Меморандума, - В который раз Россия. Странно почему всегда Россия спасает мир. Монголы, Наполеон, фашизм, мусульманский экстремизм и вот теперь Меморандум...” Генерал начал мысленно связывать все события последнего времени в единую логическую систему, пытаясь просчитать дальнейшие действия тех, кто запустил механизмы Меморандума и не только его - России противостояли и другие силы, почти весь мир...
“... Почти весь мир ополчился на Россию и славян, почему? - генерал начал перебирать в памяти исторические события, даты, личности, пытаясь ответить на этот вопрос. Умение задавать вопросы самому себе - самое важное свойство аналитика, - Может Россия агрессивно действует против всех. Так нет же - Россия всегда жила своей жизнью, стараясь не вмешиваться в дела большой политики. Когда Португалия, Испания, а затем и Англия завоевывали весь новый мир, уничтожая коренное население и культуры целых материков, Россия лишь отстаивала свою независимость. Покорение Сибири - это всего лишь объединение разрозненных племен, грабивших друг друга. Почему никто не вспоминает тот факт, что ясак, назначаемый русскими казаками был в два раза ниже, чем ясак от своих ханов. Россия победила сибирских татар не огнестрельным оружием - Россия победила их миролюбием. Да не смог бы Ермак разбить все татарское войско сотней своих головорезов, если бы их не поддерживало местное население, ненавидевшее своих хозяев. Мудрые охотники здраво рассудили, что дальний царь лучше ближнего, тем паче если берет меньше. Тоже самое и на южных рубежах. Россия, числом бесчисленных жертв спасла Украину от порабощения поляками, литовцами, татарами. А когда свои ново спеченные “приказные казаки” начали грабить - не выдержали бывшие соратники “батьки Хмеля”, удирать начали ... к москалям, в Россию. И приняла Россия беглецов на Дону и Кубани. Факт остается фактом, что и “батько Хмель”, оставшись на пустых землях “без своего народа” просился в русского царя назначить его гетьманом над сбежавшими - вот такой был национальный интерес в национального героя. Со времен предательского для украинского народа Белоцерковского мира, подписанного их гетьманом Богданом Хмельницким, живут бывшие потомки гордых козаков в своих слободах. В “слободах” - в свободных поселениях. Россия дала им свободу. И что в благодарность - Россия враг... Вся Европа “вдруг прозрела” и забыла концлагеря, забыла массовые расстрелы, геноцид - Россия их спасла от фашизма и Россия враг. И молчит Великая Россия, терпеливо снося оскорбления неблагодарных соседей и детей своих. Наверное, такова судьба всех матерей...”
И вспомнил генерал Кулебяка своих родителей и их неторопливые рассказы о войне, голодовках - голодовках на землях житницы Европы... И в этих голодовках обвиняют Россию. А сейчас, а сейчас - вы же “самостийны”, никто вас не грабит, почему вы закупаете зерно в России на деньги, вырученные за ворованный в России газ, за спекулятивные операции с нефтью на границе. История любит повторения, очень любит. Как и тогда, так и сейчас - сосед грабит соседа, указывая пальцем на Россию, на москалей. Вспомнил генерал рассказ матери о зверствах комбеда (комитета бедноты), созданного из бывших сельских воров и пьяниц, которые знали, кого грабить. Они надели на себя кожаные куртки с портупеями, нацепили наганы и пошли по домам, где жили хозяева, настоящие труженники. А потом... Спокойно рассказывала мать, как сын комбедовца выедал мякишь с белого хлеба а корку бросал в толпу собак и детей, дравшихся за эту корку. И дети побеждали собак, потому что собаки могли есть мышей и друг друга, а дети ели лишь кору и зерна трав. А потом люди ели людей... Люди ели людей, но не поднялись против своих обидчиков с наганами за поясом, на своих бывших соседей, не поднялись на воров и пяниц - они начали есть друг друга... “Моя хата с краю - я ничего не знаю...” Как часто любили повторять украинцы эту поговорку. У них всегда хата с краю... И у этих новых хаты с краю, на Канарах или еще где-то, и им наплевать на национальные интересы. Легче всего обвинить во всем москалей или евреев... Конечно, враг должен быть - без врага, такое злобное существо, как человек, существовать не может, но почему этот враг всегда ближний - тот который никогда врагом-то по сути и не был. Наверное потому, что человек еще и очень слабое существо и дальнего боится. А может потому, что самый большой враг для человека он сам: и Бог и Враг внутри каждого из нас - вот и борются они между собой, уничтожая то что рядом, разъедая среду своего обитания - свое нутро.
Вот и национализм, что это такое? Как часто ловил себя Виктор Трофимович на мысли, что он думает националистическими образами. Вот и сейчас, думая о родине своей - об Украине, он мыслено говорит “у них”. Теперь это уже не его Родина? Он там родился, правда в другой стране - в СССР, но всеже, он все время считал себя украинцем, хохлом. Его отец говорил, что их фамилия означает особый сорт хлеба, выпекаемый козаками - кулебяка. А вот мальчишки в детстве дразнили Куль Бяки, что на их детском языке означало мешок дерьма. Он отстоял отцовскую версию происхождения фамилии от названия казацкого хлеба, он очень гордился тем, что расквасил носы двум самым задиристым, но не меньше гордился тем, что его фамилия козацкого роду. А вот с некоторых пор он русский, “москаль” и живет в Москве, а его бывшая родина стала “у них”. У них все стало как-то по другому, они начали враждовать с ... ним и с многими такими, как он - рожденными украинцами и ставшими не по воле своей русскими. Да есть ли какая-нибудь между ними разница? Язык, вера? Да каждый регион имеет свой диалект: коренной полтавчанин с трудом будет разговаривать с жителем Карпат. А вера - сплошные концессии и мессии. Когда-то в Союзе насчитывалось около 60-ти различных религиозных направлений, контролируемых Комитетом госбезопасности, а теперь страшно подумать - по его сведениям 2200, а еще утверждают, что Бог един...
Не религия и не вера, тогда что, может какие-то более высокие, непонятные ему генералу бывшего КГБ, идеалы - идеалы национализма... Видел он видеозапись допроса западно-украинских наемников, захваченных ФСБ в Чечне - никакой идеи и никаких национальных претензий - все решали деньги, всего лишь деньги. А то что есть общего в мусульманского беспредельщика Басаева с православными парнями. Симпатичные были парни, а нищета погнала их в кавказские горы и никакого национализма и никакой национальной гордости - они стали лишь пушечным мясом для обычных бандитов. Ведь кто такой самый “крутой” националист и мусульманин Шамиль Басаев - обычный московский рэкетир по кличке Шамо. Сам себе придумал такую кличку, уж очень ему нравился грузинский террорист, называвший себя революционером, Камо. Грабил гордый выходец из гор бабок на московских рынках, проституток держал в страхе, очень ему хотелось быть крутым. Но не выдержал он давления русских братков, те быстро разделили зоны влияния, потеснив заносчивых кавказцев. И пошел Шамо в наемники. Сначала война в Приднестровье на стороне ... русских, увы, именно русских, да еще в одном окопе с русскими казаками - будущими своими врагами. Затем Абхазия и он уже против русских, но еще на стороне христиан, а потом, когда перестали нуждаться в наемниках-грабитялях пришлось заделаться Шамилю Басаеву национальным героем Чечни-Ичкерии. Просто стать национальным идолом там где этих идолов временно не стало - в Москву все перебрались, в Россию, образовав одну из самых малочисленных, но самых финансово влиятельных и самых жестоких диаспор русской столицы. И пошла по неслась куралесица со стрельбой и взрывами. И ради чего - где здесь национальный интерес? Интерес Шамо в долларах от тех кому хочется потягаться с Россией за нефть Кавказа, но чужими руками...
А вот теперь те, кто оплачивает Меморандум, ставят на национализм, на Гривнюка в Украине. Это что, опять новая Чечня и где на его Родине, на Украине?... А ведь Гривнюк может быть катализатором такого вот столкновения. Гривнюк жаден до власти, жаден до денег, до пошлых радостей жизни и он властно замыкает все националистическое движение на себе. Знал генерал Кулебяка, что не довольны внутри движения узурпаторскими наклонностями Гривнюка его соратники, среди которых были толковые люди, жаждавшие не только ублажения естества и своего честолюбия - они жаждали больше, они хотели быть любимы народом, они хотели войти в историю вместе со своей нацией, а не без нее. Тратя деньги на свое возвеличивание, утверждая авторитаризм, Виктор Максимович Гривнюк действовал так как должен действовать Президент. Но он слишком торопился или торопил события, время, а это делать нельзя, время не терпит тех, кто указывает ему, как изменяться.
“...Он становится лишней фигурой, - подумал о нем Виктор Трофимович, - его нужно убирать...”
“...Он лишний, - подумал о том же человеке, как о самом своем серьезном конкуренте, действующий Президент страны...”
“...Он мешает движению, - так решили на охоте в горах два крупных игрока в политику, владеющие не только Рухом, но и другими партиями помельче...”
Судьба Гривнюка была предрешена и уже ничто не могло его спасти, разве что разумное им осознание своего положения и ухода в политическую тень, хоть на время. Но страсть, но жажда власти затмила разум, она ослепила его свои воображаемым величием. Шизофрения власти самая сильная форма заболевания - прозрения наступают очень и очень поздно, если вообще наступают...

 10.
Убить человека легко. Как бы не хотели этого, считающие себя гуманистами, люди - человеческая жизнь это самое дешевое приобретение прогрессирующей цивилизации. Но человеку свойственно старание придать своей жизни смысл вечности или величия. Человек придумал ад, рай, стараясь в любом случае продлить свое мелочное и очень краткое земное бытие. Он строит храмы, величественные мавзолеи, могильники, пишет историю и все с одной целью - преодолеть свой страх перед концом, пред осознанием своей низменности и своей очень низкой цены для жизни. Страх ничтожности порождает миф о величии. Значительная часть “великих” людей истории были очень большими ничтожествами, сумевшими свой страх передать другим, уничтожая и порабощая их. И все “великие” очень боялись смерти, а особенно преждевременной, насильственной. Они создавали сложнейшую и вроде бы самую надежную в мире охрану, но их, если это было нужно, всегда убивали, чтобы успешно занять их место - место самого запуганного из “великих”...
Убить человека легко и очень легко убить “великого” человека, присвоившего себе статус “исторического лица”. Но люди на то они и люди, чтобы жить иллюзиями своего бытия, своего надуманного величия. Убийство “великого” всегда должно быть обставлено также “исторически”, чтобы было заметно в “истории”. История всегда будет помнить “великих убийц” и тех кто убил их. Громкие и шумные убийства должны всегда напоминать человеку, что он все-таки ничтожество. Ведь можно было тихо и бесшумно убрать с политической арены Джона Кеннеди, но его специально убили при большом скоплении народа, чтобы показать бессилие власти явной перед властью тайной, чтобы показать, что самые великие это всего лишь мелкая мишень для обычного снайпера, чтобы вселить страх в людей, напомнив им о их истинном положении в иерархии ценностей.
Убийство всегда стояло на острие истории и всегда должным образом отображало период развития этой самой истории - история это сплошные убийства. Убить человека легко, но сделать всегда это нужно было так, чтобы история была удовлетворена формой его, не нарушающей ее сказку о самой себе, о истории людей...
Решение на убийство Гривнюка было принято, хотя никто из принимавших это решение слово “убийство” не произносил - прозвучала лишь мысль о том, что Гривнюк может помешать планам тех кто определяет выбор народа. И вскоре на счет строительной компании “Second Block” пришли деньги от нескольких частных заказчиков, на постройку современного офисного здания в центре столицы. А через два дня в абонементском ящике этой фирмы (и не только в ее абонементском ящике) появились агитационные листовки, призывающие избрать в президенты Гривнюка. Это был сигнал к действию. Конечно, строительный заказ начал выполнятся, бухгалтерия была в порядке, а листовки никто не читал, их, вообще, после замеченной фотографии, выбросили в мусорный ящик - так поступили многие, кто получил такие листовки. Но количество поступивших денег говорило о серьезности и важности заказа. Глава фирмы Каталиченко тяжело вздохнул, как перед выполнением тяжелой и ответственной работы и набрал номер телефона связника с просьбой подыскать специалиста для работы с новыми материалами по бесшумной и непыльной работе, так как предполагалось построить офис одной из фирм, прямо в центре столицы.
Ни в одном государстве мира, если вы вскроете самые секретные материалы и государственные тайны, вы не найдете даже намека на существование подразделений, групп, учреждений или специалистов для проведения политических убийств. Но вы бы удивились, если бы узнали, как их много этих подразделений, групп, специалистов. Если бы их всех запустить в работу, то врядли хватило бы политиков. И все политики догадываются о их существовании, финансируют их тайную подготовку и содержание... против других политиков, и может только некоторые из них, просыпаясь ночью в поту от страха, вспоминают древнюю пословицу: “Не рой яму другому”...
Валерий Александрович Житник некоторое время работал переводчиком в одном из НИИ. Он был хорошим переводчиком - отлично владел несколькими европейскими языками и поэтому часто выезжал различные командировки, даже заграницу. Его, как специалиста, приглашали в различные миссии, посольства, предлагали работу издательства, платившие солидные гонорары за быстрые и качественные переводы. Потому никого не удивлял зажиточный образ жизни Житника. И никого не удивило, что он покинул свой институт и занялся полуподпольной, в смысле налоговых деклараций, деятельностью частного переводчика а может и репетитора. В общем-то, никто и никогда не пытался узнать все источники доходов переводчика, который имел неплохую квартиру в престижном районе, имел два добротных и современных дома - один в Подмосковье, другой на берегу Финского залива и еще несколько автомобилей. Не смотря на свою зажиточность, Валерий Алексадрович жил скромно и много работал - он писал книги по лингвистике, истории развития языков и все хотел разработать самый оптимальный разговорник, чтобы люди мира могли понимать друг друга в любой части света. Ему было сорок девять лет (еще не пятьдесят - он так любил повторять эту мысль), он был спортивен, эрудирован и довольно таки симпатичен. Он нравился женщинам и поэтому не был женат а постоянно сожительствовал с какой-нибудь привлекательной молодой особой, надеявшейся наконец-то его приучить окончательно и женить на себе. Но эти попытки были тщетны - кто любит жизнь, тот не любит рабства, которое непременно несет с собой семья с ее придуманными обязательствами, впрочем, все обязательства придуманы. А в Валерия Александровича были очень важные обязательства перед очень могущественными силами. Ведь никто и никогда не интересовался, чем занимался Валерий Александрович до сорока лет то есть до тех пор, как стал переводчиком в НИИ.
А был Валерий Александрович сотрудником органов, тех органов, которые очень бдительно хранят тайны всех своих сотрудников. Наверное, никто так и не узнает об обстоятельной беседе с первокурсником филологического факультета, который со временем не только хорошо изучал иностранный языки, но и учился правильно составлять донесения и писать отчеты. Такую деятельность ошибочно называют стукачеством, забывая о том, что подготовка агентов должна производиться в условиях приближенных к “боевым” - нельзя готовить боксера для боя только с тенью.
Валерий Александрович был агентом, не резидентом, но и не рядовым курьером - он был специалистом по “особым заданиям” - он был организатором и исполнителем резонансных убийств. Кто и когда заметил способности молодого сотрудника в организации требуемого сценария ликвидации очередного неудачника, не успевшим правильно воспользоваться успехами в жизни, вам врядли кто скажет - в органах работа с кадрами происходит постоянно и каждому дается возможность проявить себя в деле реализации тайн.
Несколько очень удачных операций провернул Валерий Александрович за границей, что могло привлечь к его особе особое внимание и руководство, во избежании потери ценного кадра, решило отправить своего агента в “отстойник” - в официальное прикрытие, каким и оказалась должность переводчика в НИИ.
И вот бывший сотрудник НИИ Валерий Александрович Житник получил новый заказ от строительной фирмы “Second Block” (только заинтересованные лица знали, что эта фирма работает на капиталы финансового конгломерата “Presto”) на перевод одного из технических изданий по новым строительным технологиям. Для тех, особо посвященных в криптографию, могу сказать - это была подробное описание заказа, но ни один криптограф мира об этом не догадался, читая скучнейшие описания бесшумной и беспыльной технологии быстрого, даже очень быстрого строительства нового здания в центре столицы. И никто не заметил некого странного совпадения - агитлистовки с предвыборными претензиями Гривнюка появились в абонеменском ящике вместе с заказом на перевод.
Валерий Александрович посмотрел на улыбающегося лидера опозиции и выбросил агитлистовку в мусорное ведро, вместе с похожими другими, рекламирующих других претендентов на пост главы государства. Валерий Александрович вскользь подумал о других претендентах и том, что кому-то из них было бы очень выгодно, чтобы Гривнюк исчез из политической арены как можно более естественно, очень быстро и без лишнего шума. Выгодно было всем, но кто-то же заплатит ему за это. Кто? Да какая разница - тот кто влез в большую политику, а значит в большие деньги, должен знать, что теперь его жизнь имеет назначенную цену от купивших его. Не думал Валерий Александрович о жертвах своих - новый заказ для него был обезличен. Новый заказ для него был новой интригой, новой игрой воображения, новой игрой в большую жизнь в которой он ощущал себя ведущим игроком. Сколько таких вот улыбающихся звезд людской толпы стали ничем, стали обычным прахом. А вот он, Житник, жив и готов опять отправить на вечный покой еще одного. Но отправить красиво, чтобы заказчик был не только доволен, чтобы заказчик боялся - боялся неизвестных ему исполнителей готовых в любой момент времени произвести туже операцию и с ним.
Валерий Александрович улыбнулся своим мыслям. Он сделает этот заказ красиво, также красиво, как это сделала британская МИ-6 с принцессой Дианой. Только он сделает это быстрее и не так шумно - так как заказывали. И вновь Валерий Александрович ощутил давно забытое чувство куража, подъема, четкой работы мысли...
Ровно 21.10 он подошел к бармену кафе “Орион” и положив на стойку бара купюру номиналом в десять долларов, попросил ее проверить на детекторе валют, мол знакомый долг вернул, а купюра оказалась подозрительной. Бармен под пристальным наблюдением клиента проверил купюру и, кивнув головой, сказал:
- Все в порядке.
Валерий Александрович взял аккуратно десятидолларовую бумажку и положил на стойку мятую гривню - чаевые. А еще через два часа в одном из бывших зданий Комитета человек в должности начальника одного из отделов читал короткую шифровку, полученную от Житника: “ ... (код). Планы по перемещению. Точки питания. Ночь.” Начальник отдела, расшифровав код, понял, что кому-то и зачем-то нужны планы по перемещению Гривнюка, обеспечение предполагаемых точек питания (если таких нет, то организовать такие) людьми Комитета и желательно, чтобы все это происходило в ночное время. Шифровку начальник отдела отсканировал на сканере своего персонального компьютера, записав ее в скрытый файл, а саму шифровку уничтожил. По существующим правилам он должен был уничтожить все следы операции, но эти правила устанавливали люди, которые были не вечны. Офицер службы безопастности хорошо усвоил другое правила органов в которых служил: никому не верить и всегда иметь аргументы для своей защиты и, в случай чего, обеспечить свою личную безопасность от органов безопасности. Он только одного не учел, что это правило знали все служители тайных служб. И когда этот начальник ушел домой, другой начальник послал своего человека и тот списал скрытый файл на дискету для своего начальника и ... для себя. Но и за этим человеком также следили. В тайных службах более всего следили за своими сотрудниками и своими начальниками и членами правительства, так что враги безопастности государства могли чувствовать себя вольготно. Дело в том, что и вражеские службы были заняты тем же - слежкой сами за собой. Верна библейская истина о том, что нет врага человеку более ближнего своего...
Одним из наиболее близких людей Гривнюку был его пресс-секретарь Антон Шульга. Все знали Антона, как бескорыстного малого, беззаветно преданного своему шефу и его идеям, которым-то и сам шеф не был предан и оставшись наедине сам с собой, рассуждал о низменности человеческой души, верящей во все, что только может оправдать алчность или жестокость натуры человеческой. Антон был хорошо образован, не плохо разбирался в перепитиях политической возни на государственном олимпе и уж это могло насторожить, так как безоговорочно в идеи национализма могут верить только ограниченные люди, которым нечего предъявить миру кроме своей преславутой национальной принадлежности. Но никто не пытался вникать в тайные мысли Антона - он был предан, как верный пес или играл роль такового, главное, что он устраивал шефа и его окружение, не претендуя на исключительные роли в партии и движении. Правда, была одна страсть в Антона - женщины. Почти все свободное время он уделял ухаживанию за ними. Все знали об этом и лишь слегка подтрунивали над ним, особенно на “тайных совещаниях” в саунах с проститутками, в которых Антон непременно влюблялся и предлагал им руку и сердце, еще больше укрепляя создаваемый им образ человека чистых помыслов. В связи с приближением дня выборов в президенты, времени для разрешения своих амурных дел у Антона оставалось все меньше и меньше.
Ночью того дня, когда была расшифрована записка Житника, Антону Шульге позвонила некая Инга и сказала, что не может без него жить. Через час после звонка шикарная блондинка, которой было впору заменить любую топ-модель на пядестале мировых красавиц, появилась в дверном проеме ошарашенного Антона, не подозревавшего о наличии в Системе (так он называл Комитет) таких связников, он даже подумал, что только из-за этого стоит служить Системе. На этот раз красавица не удовлетворила разбурлившие сексуальные желания Антона - она передала ему пачку сигарет Bond в которой, как намек на знаменитого литературного агента, содержались подробные инструкции.
Красавица ушла. И если бы кто-нибудь спросил ее почему она это сделала, она ответила бы, что Антон прогнал ее. Кстати, Антон подтвердил бы это, искренне сожалея о своей лжи. После ее ухода он внимательно (по другому было нельзя) изучил инструкции, сжег их в небольшом металлическом камине, разворошив пепел и засыпав его шлаком давно сгоревшего угля. Глубокие морщины прорезали чело внешне беззаботного пресс-секретаря лидера националистического движения - понял он, что дни его шефа сочтены. И начал думать Антон Шульга, как ему самому остаться в живых - не всегда крысы могут спастись с тонущего корабля, особенно внезапно пораженного торпедой...
А в это время Валерий Александрович Житник сидел в национальной научно-технической библиотеке и в персональный диапроектор изучал личные дела ближайшего окружения Гривнюка. Если бы кто-то и когда-нибудь поинтересовался что за диафильмы взял бывший переводчик, то библиотекарь показала бы ему выписной прейскурант в котором числилися бы статьи по лингвистике, касающиеся древних романских наречий. По всей видимости не было таких сфер, которые не контролировались бы Комитетом, представители которого считали, что нет лучше засекреченных мест чем места публичные.
Не интересовали Валерия Александровича партийные сподвижники Гривнюка, хотя он твердо знал, что девять десятых их в тайне хотят сместить своего шефа и занять место, а одна десятая надеются, что это за них сделают другие. Для исполнителей операции они не годятся - алчны, а значит трусливы. Для исполнения коварного плана Житника нужны нейтральные или преданные Гривнюку люди. Поэтому очень заинтересованно читал специалист по особого рода заданиям досье на личного водителя-телохранителя политика. Не пьющий, не курящий, спортсмен-автогонщик, “Мастер спорта”, не плохо владеющий приемами рукопашного боя, отличный стрелок, пловец и что особенно отмеченно в тайном досье - честный и порядочный человек.
- Порядочный и честный, - подумал Житник, - это хорошо и плохо. Порядочных мало и жаль, если станет на одного меньше...
Нет, не было в размышлениях специалиста по особым предприятиям того, что принято называть совестью - это были лишь размышления, мимолетные размышления о жизни, которыми страдают все люди, даже трезвомыслящие.
Жизнь бывшего автогонщика, конечно же, была интересной, но она мало интересовала бывшего переводчика. Его наибольше заитересовал факт, что когда-то водитель Гривнюка был незаслуженно обижен - его засудили на союзных соревнованиях и он не поехал на чемпионат мира. А еще один незначительный факт из личного досье очень обрадовал Житника - спортсмен из всех напитков придпочитал холодный виноградный сок...
Посетитель библиотеки учтиво поблагодарил интеллегентного вида женщину-библиотекаря, передавая ей ролики с пленкой вроде бы по лингвистике. Она отправила их в хранилище. В хранилище технический работник подменил пленки и передал пленки с досье и шифровкой Житника дальше по каналам связи Системы. Система заработала...
А еще через две недели кандидат в Президенты страны, которому очень многие пророчили победу, лидер националистов Гривнюк, в очередной раз встречался с теми, кого он во всеуслышанье называл “народом”, в политических беседах - “лекторатом”, а за дружескими застольеями - “быдлом”. После встречи и митинга были деловые встречи с бизнесменами и бандитами, что в этой стране было одно и тоже, с целью выманивания у них денег на свою предвыборную кампанию. Потом был ужин в ресторане. Все ели, пили и много говорили о политике, женщинах и снова и политике, при этом все сильно ругались. Пресс-секретарь пил мало, сославшись на головные боли и сильную усталость, водитель не пил совсем - он только внимательно следил за присутствующими на деловом ужине, этого требовали его обязанности и принципы. Он лишь только попросил холодный виноградный сок. Молодой, спортивного телосложения бармен принес отличный холодный виноградный сок и, немного краснея, попросил автограф.
- Я узнал Вас, Вы Анатолий Шарадов. Я жил в Свердловске, он сейчас Екатеринбург. Я смотрел первенство Союза. Я был мальчишкой. Вас тогда не справедливо засудили. Если бы Вы поехали на чемпионат мира, Вы бы победили - Вы тогда объективно были сильнейшим в мире.
Бармен говорил сбивчиво, но одновременно очень пристально следя за реакцией бывшего гонщика. Глаза безпристрастного, сильного человека стали влажными. “Помнят, знают, - подумал он и с превеликим удовольствием расписался в блокноте молодого бармена”. Выпил стакан соку. Сок оказался великолепным: свежим, бодрящим - давно такого не пил Шарадов - личный водитель-телохранитель Гривнюка. Только два человека знали, что за тип транквилизатора подмешан в такой замечательный сок. Транквилизатор имел аккумулирующие свойства - с увеличением его дозы эффект действия усиливался. К тому моменту когда нужно было выезжать шеф был пьян окончательно, пресс-секретарь был пьян или пьяным прикидывался, а водитель был бодр, как никогда. Энергия действия переполняла его, ему хотелось, как тогда в Свердловске, почувствовать кураж чемпиона, он уже ничего не видел, память востановила до мельчайших подробностей каждый миг той замечательной гонки, гонки в которой он чуть не стал чемпионом Союза, а может и чемпионом мира.
Мотор TOYOTA взревел и легкая, как ветер машина. сорвалась с места. Голова пьяного Гривнюка качнулась вперед, но его удержал ремень безопастности. А лежавший на заднем сидении пресс-секретарь свалился с сидения.
- Толик, полегче, а, - попросил он водителя, забираясь опять на сидение.
Тяжелые думы овладевали Антоном Шульгой. Прошло две недели, как он передал подробный график движения своего шефа и теперь его жизнь превратилась в одно сплошное ожидание часа “Ч”, когда должно было произойти, то что должно было произойти. Он знал, что Система, решившая убрать кого-то, сделает это во чтобы то не стало и не смотря ни на что. Даже если погибнет полчеловечества - Системе всеравно. Едино, на что надеялся Антон, так это то, что он преданно служил Системе и в благодарность за верную и практически бескорысную службу Система должна была бы оставить ему жизнь. Ошибался Антон: любая Система в первую очередь уничтожает преданных ей - преданные и верящие разрушают главное на чем держится Система - они разрушаю Страх, подменяя его зыбкой, всегда могущей разрушиться верой. Ведь все системы не вечны, как и вера в них...
А машина мчалась по темной дороге, скорость ее достигала скорости легкого самолета, так что правомерно было говорить о полете. Отличный водитель сидел за рулем этого чуда японской техники, другой бы на этой скорости уже давно слетел бы в кювет, другой - но не Анатолий Шарадов. Анатолий был в восторге от своей езды, от черной безны ночи, прорезаемой мощными прожекторами фар и от того чувства куража, овладевшего им. Очень сильно захотелось пить. На ходу, держа руль лишь одной рукой, он открыл последний пакет с превосходным виноградным соком, не подозревая, что в этом пакете было самая сильная доза транквилизатора, именно этот пакет сока подарил такой учтивый молодой бармен “за счет фирмы”.
После выпитого сока, Анатолий Шарадов скорость почти не сбрасывал. Инстинкты страха, самоохранения были заторможены настолько, что казалось их не было вовсе. Несколько громадных куч гравия, на которых машина чуть-чуть не перевернулась вселила еще большую уверенность в своем могуществе гонщика. Вот впереди мигнули огни какого-то автомобиля.
- А-а, падла, счас мы тебя сделаем, - злорадно прошипел Шарадов.
- Толик сбрось, ты что это с цепи сорвался, - испуганно пролепетал проснувшийся пресс-секретарь.
Но увидев блестящие глаза водителя и его хищное выражение лица, осекся. “Это все, - подумал он, лег опять на сидение, скрутился “калачиком” и закрыл глаза...”
...Прохор Иванович Засека не был автогонщиком - он был водителем-профессионалом с двадцати пяти летним, безаварийным стажем работы. У Прохора Ивановича кроме его любимой профессии была жена и трое детей - два мальчика и девочка. А еще у Прохора Ивановича было очень много проблем. И самая важная из них, как заработать денег. У многих, ой как у многих людей существует такая вот проблема и каждый старается решить ее по своему. Прохор Иванович ничего, кроме того, как быть хорошим водителем, делать хорошо не умел. Но с развалом Союза и уничтожением советской власти спрос на водителей резко упал. Большие автохозяйства простаивали, а водители старались занятся кто чем может, чтоб как-нибудь выжить. И как большой праздник воспринимался ими любой заказ на работу.
Поступил такой заказ от частной фирмы и на их автоколонну - нужно было перевезти большую партию зерна с зернохранилища на перерабатывающее преприятие. Платили сдельно, от ходки - больше перевез, больше получил. И решил Прохор Иванович работать почти круглосуточно. Усталости он не чувствовал - он был профессионалом. А профессионалы ответственные люди, они умеют во имя дела побеждать все остальные свои жизненные потребности. Но всетаки заполночь устал Прохор Иванович и пропустил поворот, сокращающий путь к предприятию. Остановил машину Прохор Иванович, посмотрел в зеркало заднего вида, дорога, вроде бы, была пуста лишь вдали виднелись огоньки движущейся машины. “Успею, - подумал Прохор Иванович, - и начал разворот своего могучего груженного КАМАЗа с полуприцепом”. Не рассчитал опытный водитель, не мог он предположить, что автомобили могут двигаться с такой скоростью...
Как молния резанули в глаза мощные фары TOYOTА-ы.
“Откуда она взялась!? - лишь успел подумать Прохор Иванович и подобная мысль посетила разгоряченное сознание несостоявшегося чемпиона Шарадова”...
Единственным пассажиром машины Гривнюка, оставшимся в живых, был его пресс-секретарь Антон Шульга, да и тот в тяжелейшем состоянии, под усиленной охраной был доставлен в республиканский институт травматологии, где лучшие специалисты страны начали бороться за его жизнь. Груженному КАМАЗу ничего не было, машина врезалась в полуприцеп. Водитель Прохоров вначале отделался легким испугом, а потом, сидя в одиночной камере, испугался очень сильно - он понял, что теперь его могут обвинить в убийстве популярного политика, депутата Верховной Рады и возможно будущего Президента...
Услышав о проишествиии Валерий Александрович облегченно вздохнул - задуманное им свершилось с первого раза. “КАМАЗ - это случайность, но случай ищет жаждущих его, - удовлетворенно подумал он”. Знал Валерий Александрович, что в запланированной им операции, аварии было избежать очень трудно. Как раз за местом где водитель Засека разворачивал свою машину, начиналась серия крутых виражей, дорога была в прескверном состоянии, с большими выбоинами, а также на всякий случай им были приготовленные “естественные ловушки” в виде “случайных” прогалин, камней и куч со строительными материалами. Данный тип транквилизатора действовал безупречно, при этом замедляя реакцию, а главное - его практически не возможно обнаружить в застывшей крови...
... В Майями, в арендуемом фирмой Presto офисе, президент нескольких транснациональных компаний Вадим Розенберг озабоченно поморщил лоб. Он одумал, что Гривнюка уничтожили, как по заказу, но кто. А может это случай, проявление божественной воли? В высшие силы Вадим Самуилович не верил - он верил только в здравый смысл. А здравый смысл ему подсказывал, что кто-то еще ведет свою игру на Украине и этот кто-то имеет силу с которой приходится считаться. Но, как бы там ни было, один из самых сильных кандидатов в президенты государства, где правил подконтрольный ему глава правительства, был убран. Теперь предстоял следующий этап спланированных действий по обеспечению победы нынешнего президента на предстоящих выборах. Но что-то мешало получить удовлетворение от произошедшего. Неожиданно Вадим Самуилович понял, что также могут убрать и его, что есть более влиятельные силы, чем обеспечиваемые деньгами Ассоциации. От такой мысли он ощутил непрятный холодок на спине, по которой стекала тоненькая струйка пота.
- Емма, зайдите пожалуста ко мне, - позвал он секретаршу.
...Через двадцать минут он безразлично смотрел, как одевается Емма, выглядевшая немного обескураженной не понятным приливом страсти ее рассудительного и внешне почти холодного в сексуальном плане шефа...
 11.
Страх... Что это такое: болезнь, состояние или часть натуры человеческой? Человек не может жить без страха, он просто не выживет если не будет бояться. Ведь не зря древние ассоциировали страх с мудростью, а значит и с разумом, помните: “... Начало Мудрости - Страх Господен...” - так говорил Соломон, а он, говорят, очень мудрым был.
Естественно, президент страны не может быть не мудрым. Так что нет ничего удивительного в том, что узнав о гибели своего основного конкурента в борьбе за “свой народ” - лидера Народного Руха Гривнюка Виктора Максимовича, Президент испугался. В начале своем страх образа не имеет - просто наступает торможение сознания, как предверие осмысления своего положения - страх заставляет думать, вынуждает быть мудрым... Испугался ли Президент за свою жизнь? Извините, а кто из нормальных людей этого не боится, или может вы желаете, чтобы странной правили ненормальные, которым не хочется ценить то, ради чего они живут - которым жизнь своя не дорога? Чтоже тут такого, что за свою жизнь испугался сам президень. Он то точно знал, что приказа убрать Гривнюка со своей предвыборной дороги он не давал и, как ему казалось, даже не намекал на это. Мешал ему Гривнюк? Конечно мешал, но на то она и борьба, что кто-то кому-то мешает, а побеждает сильнейший. Думал ли он о смерти своего основного конкурента? Ну, бывало что мелькала мысль, что не плохо было бы... Ну и что с того, что мысль мелькала - никто же не знает наших тайных мыслей, а особенно мимолетных. Но приказ на уничтожение он точно не отдавал. А кому такой приказ он мог отдать, кому - кругом же продажные чиновники, людей то преданных нет - кто в госаппарате будет преданно служить, если можно сорвать куш за предательство, их же всех научили только предавать и не только национальные интересы. На то он и государственный аппарат, чтобы менять интересы государства на свои личные. “Государство - это мы, - так могут сказать все чиновники всех стран. Гривнюка убрали - президент был в этом уверен, уж очень своевременно произошла эта случайность, эта внешне нелепая авария. “Наверное водителя также уберут - еще одна невинная жертва, - подумал Президент”. Но жалел он водителя и его семью, оставшуюся без кормильца - президент подумал о новых невинных жертвах и опять почему-то мысль о жертве возвращала его к собственной персоне. Совершенно ясно: те кто убивает без приказа президента сильнее во власти самого президента.
Но вот он цел, а Гривнюка нет - значит кому-то очень выгодно иметь его за президента после грядущих выборов, значит этот кто-то будет его защищать. И страх смерти понемногу утих и неожиданно возник другой страх - страх проиграша другим силам, ведь он остался не один и может это те, другие решили убрать Гривнюка, а сейчас возьмутся за него... Конечно, убить президента страны - это вам не грохнуть “случайной смертью” лидера фракции в парламенте и всего лишь кандидата в президенты, пусть даже фаворита. Хотя, даже во всесильной Америке убили Кеннеди и по этот день никто и ничего толком сказать не может, кто это сделал. Но президента можно “убить” законным путем и стоит только ему не быть избранным на второй срок так сразу его съедят политически, уничтожат исторически, а как это делается он знает. Того умника, которого пригрел возле себя в качестве премьера, фактически он сдал американцам. Зарвался его бывший подельник: называл себя Хозяином, а его, президента страны - маленькой рыжей обезьяной. А когда он, во имя поддержания международного статуса государства, начал наращивать себе волосы на все расширяющейся плеши, то эта неблагодарная сволочь назвала его “облезлой рыжей обезьяной”. Такие вещи не прощаются. И не помогли бывшему премьеру ни его депутатская неприкосновенность и то, что он купил парламентское большинство, не помогли его миллионы долларов в иностранных банках, и тот печально известный “чемоданчик компроматов”, который бывший премьер ни за что не выймет на свет божий ибо это будет смертный приговор ему и он это знает. Но сидит он там в Америке и думает о мести. Вскормил здесь мощную партию, лидерам которой наплевать на их “томящегося в американских застенках спонсора”: им не нужен политический балласт в виде проворовавшегося бывшего премьера - они хотят президенства, они хотят политической смерти его - нынешенго президента страны. А чем физическая смерть хуже политической...
Мощные это были конкуренты: возглавлялись опытными номенклатурщиками, создавшими крепкое лоби на перефирии; у них была крепкая финансовая база, державшаяся на торговле продуктами сельського хозяйства, продуктами нефтепереработки; их поддерживали русские капиталы куда более щедрые чем западные; и у них был главный козырь - окончательно разваленная в годы его президенства экономика страны.
“По их экономической основе ударить легко, - подумал Президент, - стоит только дать команду “фас” Таможенному комитету и те голого разденут, копейку не пропустят мимо себя. Но как быть с иммиждем, как быть с их относительной порядочностью...” Было над чем задуматься, было чего бояться Президенту. И он вызвал своего бывшего референта, своего бывшего управляющего делами президентской администрации, своего вездесущего Диму. Нет, он не вызвал его к себе в президентские апартаменты, он не посылал ему приглашение на ужин или уик-енд - у президента страны весь день расписан по минутам, да и нынешний статус Димы - свободного предпринимателя и крупного бизнесмена, не позволял Президенту встречаться с ним на людях, открыто, то есть, официально. И Президент лишь сказал своей супруге (ей то он мог доверять), чтобы она срочно договорилась с Димой о “случайной” встрече где-нибудь во время отдыха, например, на рыбалке в Конче Заспе.
- ...Пора тебе, Дима, опять ко мне в администрацию, - улыбаясь пожимал Президент руку своему бывшему управляющему, - раздобрел ты на свободных харчах, а когда работал со мной, то был строен и поджар.
- Как прикажите, я с радостью приму любое Ваше предложение, - солгал Дима, надеясь, что для предложений официальной службы такая примитивная секретность не нужна.
- Нужно подумать, - хитровато улыбнулся Президент, - такая личность и на свободе.
- Свобода, что собаке кость - чем больше ее, тем крепче должны быть зубы, - притворно вздохнул Дима.
- Оно то да, - Президент постарался пристально посмотреть в глаза Диме, что было очень не просто, тот умел прятать не только правду глаз, но и настоящую правду, - с руки хозяина всегда легче есть.
Дима понимал, что Президент намекает на то, что покрывал некоторые Димины махинации с денежными средствами правительства в результате которых поимел безродный референт крупную недвижимость в столице и не только. Теперь Президент требовал отдачи, открытым текстом намекая на отсидку - ведь знал Дима о совещании Президента с силовыми министрами, знал и о тайнах Таможенного комитета и еще много других тайн знал Дима, но никому о них не говорил и это также был страх, как мудрость - тайны всегда должны оставаться тайнами ибо могут стать злом. И решил Дима на этот раз промолчать, ожидая в каком русле продолжит разговор Президент. И Президент понял, что Дима готов выслушать его и наделся, что он поймет все правильно.
- Видишь ли, Дмитрий, с годами начинаешь ценить искреннюю преданность, профессионализм старых и испытанных кадров. Я по это время сожалею, что отпустил тогда тебя на вольные хлеба. Хотя понимаю, что по другому и быть не могло - нельзя подрезать орлу крылья и садить его в золотую клеть - орел птица свободолюбивая и только на свободе он иможет сослужить хорошую службу хозяину, другу... - Президент сделал паузу, теперь он точно знал, что Дима слушает очень внимательно и что он все поймет правильно, - Есть для тебя несколько интересных предложений, даже очень интересных: политическая карьера, большие деньги - для верных людей и во имя интересов страны ничего не жалко. Но, как ты знаешь, мой срок заканчивается. Мы все так надеялись на Гривнюка, но эта досадная случайность, эта нелепость, это горе для всего народа - его гибель, перечеркнули многие мои планы. Ты же знаешь, я не раз утверждал, что на второй срок не соглашусь (Дима этого не знал, но не удивился реплике - все правитель лгут и верят в свою ложь, им по другому нельзя). Но в данной ситуации я не могу бросить на произвол судьбы начатое дело - я не могу бросить свою страну. Я не вижу кто бы мог достойно продолжить начатое. Понимаешь, кроме меня и Гривнюка никого не было. Но не тебе говорить кто и что подпирает нас слева и с центра, особенно меня тревожит та неистовая баба, набирающая популисткие голоса и социалисты. После Гривнюка - это мои единственные достойные конкуренты, надеюсь ты это понимаешь. Ты понимаешь, чем это грозит в первую очередь тебе - ведь ваш бизнес пересекается и если допустить вариант, что я проиграю выборы... - Президент задумчиво копнул носком полуботинка землю, не придав значения тому, как легко отстал дерн, а зря - еще два-три сантиметра и он заметил бы миниатюрное прослушивающее устройство, оставленное садовником утром.
После некоторой паузы бывший управляющий администрации президента уверенно сказал:
- Я думаю, господин Президент, этого не случится. Баба есть баба - ее популярность это лишь волна, всплеск. У нее очень много слабых мест, я думаю, что она вскорее снизит свою активность, потому, что все ее козыри фальшивые и будут не только биты, но и выброшены на мусорку. А с социалистами легко договориться - у них свой мощный бизнес, если не поймут, то и договариваться не стоит. Лишим их финансовой подпитки, выхода на телеэкраны и от них только название в бюлетне останется.
- Нет, Дима, нет. Они сильны. В нашем народе, ты знаешь, битых любят - у них имидж битых и гонимых, а еще эти коммунисты, аграрии с ними хотят слыгаться. Коммунисты и социалисты - это уже сила.
- Посорим, господин Президент, посорим. Они же все враждуют, все друг друга боятся и держатся на плаву только благодаря пенсионерам, желающим вернуть свою молодость, а это не возможно. Да и деньги любят больше чем свои идеалы - они, как-ни как трезвые. Посорим, обязательно посорим.
- Может ты и прав, Дмитрий, может, - Президент поднял голову вверх как бы рассматривая тучи, неподвижно зависшие над землей, - только вот кто это сделает, кто...
- Да кто угодно, умных и сумашедших всегда было достаточно на Украине.
- Так то оно так, - Президент внимательно посмотрел на своего молодого собеседника, улыбнулся и обнял его за плечи, - если такое случиться, то тогда можно заняться нефтепроводом Одесса-Броды-Гданьск, чтобы наконец-то развязаться с Москвой. А там мне нужны надежные люди, люди которым я мог бы верить, как тебе, ведь там будут крутиться миллиарды народных денег. А еще есть перспективные проекты по приватизации алюминевой, никелевой промышленности. Ах, Дмитрий, какие могут открыться перспективы...
 Они еще немного побеседовали о прелестях рыбалки и о достоинстве карпа зажаренного в сметане. Но Президент был настолько занят, что не смог посвятить себя ловле этого карпа на специальном зарыбленном озере. Ничего, за него это сделали другие - обслуживающий персонал. И отличные зеркальные карпы появились на дорогом Бессарабском рынке, они всегда там были - президенские озера поддерживались в отличном состоянии и стоило это лишь немногим больше, чем содержать мотострелковый полк.
 А немного погодя, после рандеву с Президентом его бывший администратор вежливо попросил охранника своего офиса пригласить некого Степана Андреевича, если тот появится на работе. Этот Степан Андреевич был пенсионером КГБ и отвечал не только за охрану всего бизнеса фирмы, но и был что-то вроде посредника с теневыми структурами общества, которые себя теневыми не считали так как жили и действовали открыто и никого не боясь, хотя их боялись многие.
Степан Андреевич появился только после обеда, он всегда появлялся в офисе, когда считал нужным в интересах дела, которым он был занят и никто и никогда не нарекал на то, как он выполнял свои обязанности - он всегда их выполнял, может потому и выполнял, что никто толком не знал в чем состоят эти самые обязанности. Вот и сейчас он был готов исполнить любую посильную просьбу шефа. Он скромно попросил секретаря сообщить о его прибытии и, как положенно обычному малозаметному исполнителю, подождал разрешения войти. В кабинете шефа этот высокий, елегантно одетый в костюм светлого тона (все знали он любил светлые тона), седой, загоревший мужчина с внешностью американского героя вел себя уже не как скромный работник - он держался на равных с шефом, а может даже и немного покровительственно. То, что он считал бывшего управляющего делами самого президента в некоторой степени зависимым от себя, он особо и не скрывал.
- Здраствуйте, - поздоровался он войдя, обнажая ослепительно белые зубы, не знавшие бор-машины, что говорит о прекрасной наследственности и ведению здорового образа жизни, - Вы меня просили зайти.
- Да, да, Степан Андреевич, - искренне обрадовался его появлению шеф, уже начавший волноваться по поводу данного президенту скрытого обещания помочь ему с уменьшением вероятности выиграша президентских выборов кандидатом от левого крыла. Дима всегда людбил давать обещания, которые потом должны выполнять другие - беспорно, это также талант. - Есть дела, Степан Андреевич, требующие Вашей консультации, а возможно и посильного участия, - голос шефа стал немного заискивающим, глаза просящими. - Вчера я был у одного старика, ну Вы понимаете?...
- Да, конечно, дань уважения старости нужно оказывать и помогать решать старикам их стариковские проблемы также нужно, - снисходительно ответил Степан Андреевич, усаживаясь без приглашения в кресло напротив шефа. Знал Степан Андреевич о визите шефа к президенту, о просьбе того - он дважды прослушал запись той беседы и понимал о чем его будут просить этот раз. Кстати, подготовкой данного, еще не озвученного задания, он и занимался до обеда - просто супер подчиненный.
- В Старика обнаружилась небольшая язвочка где-то внутрях, такая ли знаете червоточинка. Ему только не так давно сделали операцию по удалению более серьезной болячки, ну а такую мелочь не и заметили, ну Вы знаете этих врачей, - шеф испытующе посмотрел на своего эксперта по особым делам, тот улыбаясь лишь кончиком губ, участливо покачал головой.
- Я наслышан, говорят блестящая операция, практически без негативных последствий.
- Да, да, Вы правы. Но Старик волнуется, а волноваться в его положении вредно. Вы бы не могли посоветовать к кому бы обратиться, к каким специалистам?
- А диагноз какой?
- Да вот, врачи написали, - шеф подсунул к краю стола листик с отрывного календаря на котором были написаны фамилии тех кандидатов в президенты, которых побаивался нынешний хозяин Марьиненского дворца, - почитайте сами, а то я не очень разбираюсь в этих каракулях.
Степан Андреевич мельком взглянул на надписи и отодвинул листик назад.
- Ничего опасного, мне кажется Ваш Старик зря волнуется - это всего лишь, так можно сказать, прыщик, его можно выдавить, а скорее всего он и сам сойдет.
- Да и я так думаю. Но сами понимаете, как трудно разговаривать со стариками они что дети малые, если что вобьют себе в голову, то оттуда уже ничем не выбить, - шеф посмотрел на своего, вроде бы и подчиненного, с мольбой.
- Ну что ж, я понимаю, старческий мараз и все такое. Этому делу можно помочь, специалисты разные имеются, только вот нужно определиться чего он хочет Ваш Старик, какого лечения.
- Если можно, то без крови, что-то типа екстрасенса или какого-нибудь гипнотизера, а может лишь немного прижечь или там какое-нибудь иглоукалывание, ну чтобы без боли, если, то самую малость. Боится о у нас боли и криков...
- Хорошо, Дмитрий Янович, вопрос, вобщем-то, решаем. А средствами Ваш Старик располагает, сейчас такое лечение стоит не очень дешево?
- Вся надежда на спонсоров, может я чего подкину, может еще какие добрые люди помогут - благотворительность, знаете ли, модно это сейчас в предверии президентских выборов.
- Благотворительность - это хорошо, - опять краешком губ улыбнулся Степан Андреевич, - как говорится, благость сторицею воздасться, но это там, в той жизни, - и полистав отрывной календарик на столе шефа, он пальцем указал на цифру 1 при этом указательным и большим пальцем другой руки изобразил цифру ноль, дважды махнув кисть руки - это означало сто тысяч долларов.
- Эх, - вздохнул шеф, одобрительно кивнув головой и открыл тумбу стола доставая оттуда пакет с пятюдесятью тысячами долларов, он заранее подготовил четыре такие пачки, - не в той и не в этой жизни нам никто не воздаст по заслугам, если сами не возмем...
Через два дня братья Радченки, наконец-то, дождались задания - им поручили сильно напугать одного кандидата в президенты, одновременно бросить тень на другого. Операцию нужно было провести безкровно, но с большим шумовым еффектом. В результате этой операции браться должны были засветится и уйти в подполье, их обещали прикрыть. Все детали операции были детализированы в прилагаемой зашифрованной инструкции.
Братья обрадовались работе, а может и не только работе, а еще и десяти тысячам долларов каждому за пустяковину - что для них стоило бросить по гранате...
Гранаты они бросили, одна из них не взорвалась, а другая лишь покалечила несколько человек, невинных зевак или зрителей. Кандидат в президенты осталась жива, но она поняла этот взрыв по своему и, не смотря на уверенные заявления, сильно испугалась, резко ограничив свои поездки по стране. Ну а партия социалистов, в которой числились братья Радченки, попала под пристальный надзор, под шквал критики и рейтинг ее резко упал. Вроде бы все так просто...
Очень просто бывший референт и бывший управляющий делами президента получил несколько пакетов акций приватизированных предприятий общей стоимостью в полмиллиарда долларов, но это было уже потом, после выборов в которых успешно победил его Старик...