Зарисовка

Я – в автобусе. Из окна видны цветущие кактусы, плантации апельсинов, утопающие в розовых облаках миндаля. Рыжие пятна зрелых плодов на темно-зеленом кожистом фоне листьев. Гид Миша рассказывает об истории Испании. Мы едем вокруг страны. За неделю должны проехать шесть тысяч километров и увидеть все Испании (они разные, поэтому даже испанцы говорят о своей стране во множественном числе). Нет, это не сон. Просто на каникулы я отправилась путешествовать. Первое, что поразило меня еще в аэропорту – обилие запахов, и то, что я смогла их почувствовать. В Москве, где я была еще утром, было минус двадцать, я куталась в шарф и чувствовала свой запах. Вообще, зима пахнет моими духами… А здесь – пальмы, цветы, я – в мокасинах и пиджаке, мне легко, лучик играет на щеке, и я дышу полной грудью, вдыхаю, не могу надышаться и боюсь упустить какой-нибудь запах. И это – всего через четыре часа полета. Невероятно. Аэропорт Барселоны утопает в анютиных глазках, и мне кажется, что это – не со мной. Почему-то к хорошему я не могу привыкнуть, вернее, просто не могу поверить, что это хорошее – мое. У меня с ним временная несовместимость. Но потом я привыкаю и быстро осваиваюсь. Я – первая с рейса, теперь стою у автобуса и жду остальных. Греюсь и нежусь в теплых лучах, еще не верю в настоящесть сочной зелени. Ко мне подходит Флора. Она из Киева, уже восемь лет живет в Америке. Флора начинает тараторить, я слушаю. Она рада видеть соотечественницу, ту, что только из Москвы, потому что ее общение с русскими ограничивается жителями Брайтона. Она спрашивает, что у нас нового, особенно ее интересует погода и цены. Постоянно твердит, что должна поехать домой, зайти к родителям на кладбище. Оказывается, за эти восемь лет она объездила полмира, сюда прилетела из Франции, но в Киеве не разу не была. Мне это странно, я не могу представить себя вырванной из языка и нестабильности, помещенной в парниковое благополучие (одна наша писательница называет это квасным-лубяным патриотизмом). Флора тем временем говорит, что в Нью-Йорке она покупает свежие фрукты круглый год и спрашивает, есть ли они в Москве. Я отвечаю, что есть, но клубника- водянистая, а надкусанные голландские яблоки не темнеют. Молодой человек в кожаной куртке, из тех, что я называю «живчиками» интересуется, из нашей ли он группы. Оказывается, из нашей. Я рада переключиться с говорливой Флоры на кого-нибудь еще, но обрадовалась я рано – он нудный преподаватель нашей академии с кафедры информатики. Через пару минут общения я понимаю, что он способен контактировать только с компьютерами. К тому же, всю дальнейшую неделю его приставания не дадут мне спокойно жить.
  Постепенно наш автобус наполняется, и мы едем в первую гостиницу в Барселоне. Меня селят в один номер с Лидой. Она какая-то европейская, очень интересная и самодостаточная женщина. Дома ее ждет муж, взрослая дочь и любимец Банзай. Лида выращивает цветы и мечтает увидеть Веласкеса в Прадо. По программе Мадрид – это пятый и шестой день нашего путешествия. Все впереди. Ей чуть за пятьдесят, но у нее все впереди. У меня чувство, что у нее – больше все впереди, чем у меня, хотя я на тридцать лет моложе. Лида болеет подводным миром и снова собирается на Красное море в апреле. Она уверена, что поедет туда. Я каждый раз боюсь, что эта поездка – последняя.
…Я люблю гулять одна. Мне не страшно – я брожу по улицам ночи напролет и боюсь упустить что-то, о чем буду всю жизнь жалеть. Незнакомый город, незнакомые улицы. Темпераментный говор, почти за каждой дверью – клуб с живой музыкой. Я подхожу к одной и прислушиваюсь – испанская гитара. Зажигательно-страстная, кипящая музыка. Мне хочется зайти, но дверь закрыта. Наверное, если я толкну сильнее, она поддастся. Но я отхожу и иду дальше. Вдали – порт. Корабли – моя страсть. Для меня их форма, мачты, паруса – воплощение совершенства. Набережная в огнях, в проливе – сотни и сотни парусников, мачты их вырастают в лес. С одной стороны – пальмы. С другой – мачты. Из черной воды мне подмигивают тысячи разноцветных огоньков. Я ощущаю счастье. Но, видимо, быть безоглядно и безусловно счастливой я не могу – сразу же примешивается чувство моей случайности. Я в этом порту на ночь. Я здесь, хотя мое место – в четырех часах полета к северу. Я чувствую гармоничную негармоничность. С одной стороны в эту секунду я – центр этой картины, я здесь, без меня тут была бы незаполненность. С другой – это не мое. Небесный Художник поместил меня сюда случайно. Он заметит это и переместит меня обратно. Хотя, говорят, Он ничего случайно не делает… Может, Он примерил меня к этой картине, потому что я по фактуре похожа на кого-то, кого Он хочет поместить сюда осознанно и надолго.


Следующий день начинается с экскурсии по Барселоне. Утором на улицах никого нет. Я – в восторге от режима, по которому живет Испания. В девять утра на улицах еще нелюдно, магазинчики, кафе, лавочки открываются в десять. И то не все. Зато засыпает город не раньше двух часов ночи, пик – одиннадцть-двеннадцать. Красота! Вот где я чувствую себя полноценным человеком.
  Готический Квартал, соборы, на площадях – гитаристы, и от этого воздух пропитан национальной музыкой. Они сидят на раскладных стульчиках и тут же продают свои диски. Музыкантов много. Здесь как в Грузии – все певцы и музыканты. В узких переулках - художники. Грифелем или акварелью они пишут милые пейзажи или достопримечательности и продают их туристам. Художники – в беретах, неторопливо курят трубки… От них веет неспешностью и неизменностью. Ощущение, что они сидят на своих местах со дня основания города. Или со дня, когда сюда приехал первый турист.

С остановками на час промелькнули Валенсия и Аликанте. От них осталось несколько кадров на пленке, а еще – впечатления от фонтанов на главной площади, картины Гойи в одном из соборов и апельсиново-лимонного сада. Потом – Гранада. Одно из самых красивых мест в мире. Сады Хенералифе – чудо света. Лабиринты вечнозеленых кустарников, похожих на туи, только высоких. Весенние цветы, которых я никогда раньше не видела даже в книжках, фиалки и ковры анютиных глазок самых невероятных расцветок, мирт, огромные кактусы с оранжевыми, красными и белыми цветами, фонтаны и каналы. Сад ждет, когда распустятся розы. Но это будет в апреле, когда в России только-только сойдет снег. Когда меня здесь не будет…

На Гранаду опускается ночь. Здесь спокойно и тихо. Я не могу находиться. Иду вникуда. Горят фонари. Мне ничего не хочется и никто не нужен. Я пропитываюсь счастьем, как губка водой, становлюсь тяжелой и неповоротливой. Черно-синее небо. Крупные звезды…Россыпи звезд. Я не вижу ни одной знакомой… Хотя в звездах не разбираюсь. Просто рисунок кажется незнакомым. Нет Медведиц. Где они? Там, где холодно. Но они не мерзнут – привыкли. Косолапые подруги бродят сейчас над моим домом и, может, заглядывают в окна. Видят спящую маму…
Кирпичные стены крепости, мощные и спокойные… И тут я слышу звуки. Чудесные и неожиданные. Саксофон – чуть хриплый и меланхоличный… Талантливый звукооператор. Я хочу Его увидеть и поднимаю глаза. А там – серебренное напыление. И никого… Но Он – там. Я чувствую. Я знаю. Ему приятно, что мне нравится, и что я подняла глаза. Нас трое – Он, саксофонист и я. Меня ведет музыка. Сад. Один фонарь. Под ним – романтик. Я подхожу, мы смотрим друг на друга… Сегодня мы одинаково настроены. Мелодия затихает. Молчание. Потом он снова подносит инструмент к губам и тихонько начинает извлекать звуки. Волшебник. Эту мелодию я раньше не слышала, но точно знала, что минуту назад хотела услышать именно ее. Ухожу – не решаюсь остаться дольше. Музыкант хотел побыть наедине с музыкой. Возвращаюсь в отель, потому что надо поспать. Но прохожу мимо и снова куда-то иду. Дорога освещена, и я вижу ступеньки. Поднимаюсь, прохожу через оливковый сад и оказываюсь на обрыве. Я – на самой высокой точке горы. Внизу расстилается город. Миллионы огней, стежки и узлы дорог, горят окна, подо мной – какая-то мерцающая субстанция. Я бегу обратно – мне просто необходимо с кем-то поделиться этим, забегаю в комнату, бужу Лиду, она нехотя встает, и мы снова поднимаемся. Потом долго стоим, не в силах вымолвить ни слова. Я не могу остаться здесь. Я стою и прощаюсь с Гранадой. Завтра мы выезжаем в Севилью, оттуда – в Мадрид. Я никогда больше не увижу это. Меня снова пронзает ощущение случайности. Стою, потом медленно, оборачиваясь и глядя, как панорама сужается с каждым моим поворотом, бреду спать. Еще мгновение назад я видела огонек на шпиле собора – и вот – только оливковые деревья. Гранада меня не отпускала, я снова рванулась к обрыву, постояла и попятилась, глядя на город. Теперь он исчезал медленно и плавно…

 Севилья – это памятник Моцарту, Дон Жуану, вино, Золотая башня и фламенко. Фламенко – статные танцоры и танцовщицы, страсть, кровь, желание, импульсы, инстинкты. Это именно та Испания, которая видится иностранцам. Экскурсия по городу. Впервые здесь не светит солнце. Накрапывает дождик. Пасмурность какая-то негрустная… Вечером – фламенко в клубе. Крошечная сцена, на столиках – «Малага», полутьма. Начинается спектакль. Стук каблуков, строгие, едва сдерживающие страсть движения, напряженность и ожидание неминуемой трагедии… Страна Кармен. Кастаньеты летают в руках танцовщиц и дисциплинируют музыку Бизе. Звонкие, сочные звуки. Тела – струны сначала избегают прикосновений, но это - игра – все понимают. Разжигающая недоступность ведет к почти животному порыву быть одним целым – на ночь, на минуту. И вот – взрыв. Все, что сдерживалось, вырвалось, сметая все преграды и приличия. Зал пропитан страстью и напряжением. Ощущение, что после того, как люди выйдут отсюда, они кинутся на первого встречного. Здесь я понимаю, что такое основной инстинкт. Я утопаю в красных фалдах юбок, ударах кастаньет, топоте ног, «Малаге» и поднимающемся откуда-то из живота непонятном, пугающе-сладком гуле.
 

Утро начинается с заталкивания вещей в автобус. Миша говорит, что сегодня нам предстоит проехать около шестисот километров. Мы направляемся в Мадрид.
Как же мне нравятся длительные переезды! Я вижу страну изнутри – деревни, природу… Удивительные сочетания – с одной стороны дороги – песчаные холмы, с другой – горы со снежными вершинами, только что проезжали оливковые рощи и бескрайние луга, а уже - сосновые горы справа и лунный пейзаж с голыми кратерами слева. Мы мчимся и не можем налюбоваться, вертим головы, то и дело щелкают фотоаппараты.
Тут надо сказать о Мише. Он – гид от Бога. История в его исполнении не вызывает зевоты, она наполнена людьми. Мне вообще легче воспринимать все через призму человека. Походы, завоевания, политика – всего лишь фон любви и трагедии Хуаны Безумной, взаимоотношений испанской королевы и Колумба, жизни Лорки и Гойи. Особенно мне нравится то, как он рассказывает о событиях двадцатого века. В автобусе играет подобранная им национальная музыка – она заводит, зажигает глаза, ноги начинают отстукивать ритм, за отсутствием кастаньет многие складывают пальцы и щелкают в такт, возникают идеи пойти на дискотеку и танцевать всю ночь. Миша – как провод, подающий электричество в приемник. Он черпает Испанию из Испании, своего восприятия страны, истории, культуры, языка, людей и подает ее нам. Без него мы бы не почувствовали страну. Миша увлечен Испанией и живет ею. Он гениален.
 Я предвкушаю Мадрид. Представление о нем ограничивается тем, что это столица Испании, самый большой по численности населения город и что там – Прадо. На осмотр Прадо у нас – три часа, а в Мадриде мы проведем целых два дня. Я знаю, что должна посмотреть Гойю. Я ждала этого пять лет. О Гойе я знаю то, что прочитала у Фейхтвангера, плюс то, что рассказал Миша – о жизни, женщинах, болезни, о том, что многое из того, что раньше считалось его картинами, принадлежит его ученикам (из-за этого из Эрмитажа убрали единственный портрет) и о том, что голова художника куда-то пропала и существует версия, что ее отрезала одна из любовниц Гойи, не пожелавшая расстаться с ним.

 Вечер. Закат и фонтаны. Это Мадрид. Узкие улочки, площади и брызги воды даже в самом маленьком сквере. Везде пробки, мы с трудом добираемся до гостиницы. После ужина я отправляюсь гулять. Темно и холодно – плюс двенадцать и ветер. Мне нравится все – толпы туристов, бродяги, бесконечные обувные лавочки и цветочные магазины, фонари и расставленные в витринах винные бутылки разных цветов и размеров, ухоженные бабульки, кокетничающие со старичками в кафе, наркоманы под кайфом и фонтаны, расстреливающие белой струей темноту. На площади Майор рабочие сооружают сцену – завтра здесь концерт. А еще завтра – день без экскурсий. Я смогу бродить по городу, сколько душе будет угодно. Мне холодно, и я возвращаюсь. В блестящей витрине вижу туфли и сумку. Туфелька – как раз моя. Чувствую. Как в сказке про Золушку – башмачок был точь-в-точь по ножке, а ножка – по башмачку. Я представляю, как здорово обуть это произведение искусства, небрежно перекинуть сумочку через плечо, одеть висящую на манекене юбку и куда-нибудь пойти. Мне хочется все это купить. Но денег нет. То есть я могу потратить все, что осталось, но тогда я вернусь без подарков. Я вспоминаю, как родители велели ничего для себя не жалеть, ничего не привозить (мои сумки с презентами и вином в почти неподъемных количествах уже стали поводом папиных шуток). Где-то далеко прошуршала мысль, что я так и сделаю… Я резко поворачиваюсь и отхожу в сторону. Я увидела Испанию. Этого хватит на всю жизнь. Родные ее не видели. Поэтому я привезу им кусочек радости. А приличные туфли я куплю дома. Тем более, мои старые еще почти новые. Все остается по-прежнему: я – с Испанией, Испания – с туфлями.
 
После завтрака я ухожу и предупреждаю, что раньше ночи меня не будет. Выясняется, что у меня нет карты и я не помню, как называется отель. Через подошвы чувствую булыжник. Тепло и радостно. Солнце не угнетает. Я брожу, путаюсь в лабиринтах улиц, фотографирую и пью Мадрид. Захожу в соборы – пахнет совсем не так, как в наших церквях - ставлю свечки. Ищу свои места. Ближе к вечеру нахожу невиданной красоты собор Святого Андрея. Он закрыт, но откроется через два часа. Спускаюсь вниз по улице, вижу еще какую-то церковь. Это музей. Но меня привлекает сосновая лапа, вдалеке свесившаяся над дорогой. Иду к ней и вижу высокое строгое здание красного кирпича. Перед входом - сквер с соснами и травой. От этого места веет покоем и надежностью. Оказалось, это что-то вроде высшего учебного заведения для священников. Особая аура, уходить не хочется. Неподалеку – чудесный сквер. Я уверена – это мой кусочек Мадрида. Я открыла его. Ощущаю, что это – мое. Два фонтана. Тихое журчание воды. Красное здание с одной стороны, обрыв и смотровая площадка с видом на новый город – с другой. Между колонн натянута палатка. Здесь живет бомж. Никого. Я сажусь на лавку и ухожу в себя. Тихий плеск воды уводит в параллельный мир… В реальность меня возвращает странный, нарушающий равновесие звук – бомж моет кастрюльку в фонтане и трет дно песком…
 Иду в музей и встречаю молодого человека. Он – из Австрии, объехал пол-Европы, в Мадриде первый день и зовут его Эндрю. Андрей, по-нашему. Мы лопочем по-английски и решаем продолжить прогулку вместе. Я спешу показать ему свой кусочек Мадрида – мою гордость, мое открытие. Мне нравится слушать его, иногда я не понимаю слова и прошу повторить. Когда нам удается понять друг друга почти без слов, мы улыбаемся. Мне интересно. На вопрос, чем он занимается, он ответил: «Путешествую». Интересно, если бы меня спросили, чем я хочу заниматься и я бы ответила «путешествовать», что бы обо мне подумали? Я спрашиваю, чем он живет. Вопрос приводит его в недоумение, и я поясняю – что может заставить чувствовать себя лучше, что доставляет удовольствие, чем готов заниматься бесконечно. Оказывается, Эндрю заядлый серфер и гонщик, любит джаз, рок и классику. Я говорю, что ему обязательно надо приехать в Россию. Эндрю отвечает, что хочет поехать туда летом, тут же спрашивает про погоду и сильно удивляется, когда я говорю, что у нас бывает тепло и даже жарко. Я советую посмотреть Питер и не забыть зонтик. Мы вместе едим мороженое и расходимся навсегда.
 
Прадо. Памятник Гойе. Мы приходим раньше времени, и ждем, когда откроется музей. Миша советует посмотреть сначала то, что мы считаем главным, и объясняет, в каких залах можно найти того или иного художника. Я сразу иду смотреть Гойю. Потом Босха. И затем, если успею, Веласкеса. Гойя поражает. «Иисус на кресте» приковывает и не отпускает. Я договариваюсь с собой, что вернусь сюда, как только посмотрю Босха. В музее – несколько его полотен. Не хватает на отдельный зал. Но это неважно. «Сад наслаждений» – то, ради чего стоило родиться художнику. То, ради чего можно ехать в Испанию. Я изучаю каждый миллиметр рая, земли и ада. Ненормальный гений. Хотя это одно и то же. Вернее, ненормальность входит в гениальность. Час с лишним изучаю Босха. Потом бегу к Гойе, возвращаюсь к «Саду наслаждений» и бегло по пути к выходу смотрю Веласкеса.

Последний переезд. Мадрид – Барселона. День в пути. Остановка в Сарагосе – на час. Кафедральный собор и площадь. Самый необыкновенный фонтан – стена воды и бассейн с ломаными краями. Тучи голубей, которых кормят старушки и памятник Гойе. Более, на мой взгляд, удачный, чем у Прадо.

 Десять вечера. Барселона встречает огнями и ужином в отеле. Мой последний вечер в Испании. Может, в жизни. Я иду в порт. Те же мачты и огни на воде. Я их видела неделю назад, когда все путешествие было впереди. Мне хорошо. Завтра в это же время я буду в России. Уезжать и хочется и не хочется одновременно. Я бросаю монетки в пролив. Хочу вернуться и увидеть все неувиденное. Направляюсь к центру и еще долго вижу мачты и маяки…


Утро. Автобус. Аэропорт.
 Рейсом номер 7772 «Барселона – Москва» летят муж с женой – красивая пара из Питера, пристающий препод и я. Больше всего я боюсь, что меня посадят рядом с ним. Я бегу регистрироваться и прошу, чтобы мне забронировали место в ряду, где все места уже заняты. Таких рядов нет. Спрашивают, есть ли у мисс иные пожелания. Пожеланий нет, я надеюсь на удачу. Вылет задерживается сначала на час, потом еще на час. Наконец объявляют посадку. В салоне начинается неразбериха, потому что это не тот самолет. Он менее совершенный и некоторых мест, указанных в билетах, нет. Мое место –«9 I». Но места – только до «F». Меня приютила питерская пара. Люди, не обнаружившие своих мест, начали паниковать. С горем пополам пассажиры расселись. Самолет набрал высоту…


…Россия. Я – центре внимания. Через час мы будем сидеть на кухне, и все будут слушать меня. Мы будем пить чай с испанской халвой, все сходство с нашей у которой ограничивается названием.
 Шоссе. Хлопья мокрого снега садятся на лобовое стекло. Дворники-метрономы размазывают их по краям. На дорожных столбах венки. Я дома. В России…