Клоун

Этого улыбчивого, в блёстках, клоуна, крутящегося в обруче, подарили маме на первый её семейный Новый Год. Мама уже седьмой месяц носила меня в себе, тянуться к ёлке ей было трудно - я был крупненьким и непоседливым мальчиком. Потому клоуна на самую верхнюю ветку привязал отец.

Там потом и повелось. Звёзды на макушку терялись, разбивались, не всегда удавалось найти новую звезду. Но клоун непременно пристраивался на верхнюю ветку и крутился на ней всякий раз, как открывалась дверь и на пороге стучал унтами отец. Или же приоткрывала дверцу печки мама, подкладывая дрова и выпускала горячечный воздух, который снова толкал веселящегося клоуна и тот кружил волчком.
Я быстро подрос и однажды мне доверили повесить семейную реликвию самому, подсадив на стол. На следующий год я забирался на стол уже сам, а потом и он не понадобился - достаточно было табуретки. Я подвязывал клоуна, а родители перешептывались:
- Как подрос-то, - в прошлом году еще до верхушки не доставал, а нынче...
Потом, когда младшие стали подрастать, сестра выпросила у меня эту ответственную миссию, уступив её маленькому брату уже только к моменту моего отъезда из дома в университет.
Последующие новогодние праздники я отмечал в общежитии, с потехами, возлияниями и утренними страданиями. Ёлку в комнате ставить было некуда, потому на веточку сосны накидывалась блестящая мишура - так традиции были соблюдены.

Прошли годы, я оказался в декабре в родительском доме, моя молодая жена сдавала экзамены в другом городе утром 2-го января, потому встретить Новый год вместе не было возможности.
Старый дом немного стал усаживаться, появились трещины и сквозняки. Маленький, с улыбкой, стертой временем, клоун всё так же крутился на ёлке, пугаясь каждого сквозняка и почти не сверкая при свете гирлянд.
Трещины в доме заделать было некому - отец появлялся всё реже и реже, вот и на вечер 31-го он задерживался, задерживался... Да так и не приехал. Мы с мамой молчали, бездумно переключая программы и тайком посматривая на часы.
Наутро мне надо было уезжать, мама собрала вещи, положила своих фирменных пирожков. Ёлка стояла голая, на деревянном, еще отцом сделанном, кресте, но уже без мишуры и игрушек.
- Вот этот сверток вези аккуратнее, я там тебе положила, потом разберешь.

Про свёрток я забыл, он провалялся на антресолях много лет, нераспакованным, пыльным, забытым.
Однажды дочка, увидев, как я очередной раз передвигаю пыльную груду, напросилась разобрать "бабушкины передачки" и обнаружила там множество старых ёлочных игрушек.
Немудреные, нынче смотрящиеся странными, шары, нелепые снеговики с облупившимися носами. Почти всё хрупкое было в процессе переездов и ремонтов подавлено и разбито. В самой середине свертка лежал, завернутый в старую шаль, клоун.
- Пап, а почему он такой грустный? Клоуны должны улыбаться!
- Ему много лет, Саш. Я его вешал на ёлку, когда был таким же маленьким, как ты сейчас. Про него все забыли - а он, видишь, нашелся.
- Пап, а можно я его разукрашу и повешу на ёлку?
- Конечно, можно, Саш. Теперь это будет твой клоун, будешь вывешивать его на самой высокой ветке каждый год.
Сейчас в углу комнаты согревается принесенная с мороза ёлка, она уже расправила ветки, пахнет хвоёй.
Вечером мы будем её украшать и Сашка сама сможет выбрать место, куда пристроит своего любимца.
И, я видел - он уже улыбается.