Странная фотография

Хочу познакомить вас с уникальной фотографией, которая досталась мне от Лизы Юлёнен, родившейся в 1913 году в средней Финляндии. Снимок представляется мне настолько интересным, что захотелось написать этюды, чтобы развить тему.
В первой зарисовке есть слово ”теребить” - ”собирая, выдергивать с корнем, а также разминать, раздергивать. Теребили лен, коноплю, шерсть. Также - частыми, повторяющимися движениями дергать, трогать” (из словаря Ожегова)
Во второй зарисовке, которую я написала в 2004 году, тоже можно найти слово ”теребить”. Майса теребила косу. Я вдруг вспомнила одно старинное финское сказание, в котором говорится о сотворении мира. Чудище-великан ”теребил” сосны. Выдергивал их из земли, разрывал на части.
Интересна пила, изображенная на снимке. Такие пилы были и на Руси. В фильме "Петр I" показан кадр, где бревна пилят на доски с помощью подобного инструмента.
По поводу стилизации финских песен. Финнам трудно произнести славянские слова типа ”цок”, ”тпру” и многие другие, поэтому в скобках я дала русские варианты.

Этюд 1

Тсок-пос-кок (цок-поскок)
поет пила.
Труй, Мансикки, (тпру, Клубничка)
Труй, Мустикки, (тпру, Черничка)
Труй, котиин (тпру, домой).
Труй - ййй!
Но, милая,
Но, хорошая,
Не останавливайся,
Нету дома у меня.
Труй -ййй!
(из финской народной песни про дом, где говорится, что ”oma maa - mansikka, muu maa - mustikka”, в переводе ”своя земля - клубника, чужая земля - черника”).

***
Лиза стояла на распиленных досках, упершись в них ногами и держа за ручки пилу для распилки бревен. Юрьё осторожно тянул на себя длинную пилу, направляя ее. Девушка удивлялась, как дерево легко разделяется. Все равно, что стебли льна.
В детстве Лиза работала на льняных полях. Тонкое, стройное растение, стелющееся при ветре до самой земли и снова выпрямляющееся, ей хорошо знакомо. Лен легко вырвать с корнем, но трудно разорвать. Девочка пыталась надломить стебель, но в середине его что-то хрустело, а кора не поддавалась.
- Юрьё, а почему стебель льна не разорвать поперек? - морочила она деревенского парня.
- Для этого существуете вы, женщины, чтобы задавать глупые вопросы! - отвечал он серьезно.
Лиза знала по опыту, что стебель поперек никак не разорвать, а вдоль легко разделить на тонкие нити. Из этих нитей ткали полотно. Но сначала, как только коробочки с семенами начинали желтеть, лен теребили, то есть выдергивали из земли. С мамой они теребили лен каждое лето, работая на хозяина.
Широкую сосновую доску они с Юрьё распилили. Парень помог Лизе спуститься, когда она села на бревно. Это был самый важный момент. Лиза подозревает, только ради того, чтобы она спрыгнула к нему в широко расставленные руки, соседский мальчишка согласился работать бесплатно.
В доме они умывались, поливая друг другу из ковшика. Мать подала домотканое полотенце. Как оно пахнет льном!
...Стебли впивались в кожу, особенно между большим и указательным пальцами. Порыв ветра принес горячий воздух. Земля стала очень теплой, и поле задышало по-особенному. Лен цеплялся за руки и ноги. Голени и щиколотки покрылись сыпью, руки до локтя тоже. Лиза ненавидела поле, на котором сотни былинок переговаривались между собой. От ветра стебельки наклонялись, образуя волны, они шептали: вот идет Лиза, задайте же ей! Мать отлучилась, наказав продолжать работу. Коробочки желтели на глазах, надо успеть выдернуть лен, пока он не начнет выпускать семена. Оставшись одна, Лиза заплакала. Поле как будто притихло, девочка легла на матрас из стелющихся по земле волокон. По небу плыло облако из густого дыма. От сильного запаха гари запершило в носу и горле.
На краю поля, где начинается ельник, горела недостроенная рига, напоминавшая больше сарай. В нем прятали от дождя снопы, там же хранили лодки и рыбацкие снасти. Постройка пылала сверху, очень красиво, величественно. Сила огня была необычайной. Стихия торжествовала: никто ее не остановит! Лиза, как во сне, подходила все ближе и ближе к огню. В воздухе стоял треск горящих бревен, слышно было, как они падали, раздувая пламя. В мареве качались ели. Лиза, как завороженная, наблюдала танец огня. Щеки горели, пылал лоб, слезились от дыма глаза. Лиза сняла с себя всю одежду: льняную длинную рубаху и холщовую юбку. При свете пламени все тело сделалось необычайно красивым, ровного розового цвета. Девочка рассматривала руки, ноги, живот, грудь. Наверное, она уже взрослая, у нее такое же тело, как у старшей сестры. Распаренная розовая грудь Саймы, какой Лиза запомнила ее в сауне, чуть-чуть побольше. Дым поднимался высоко в небо, он совсем не мешал. Так же жарко в натопленной сауне, но там всегда темно, а сейчас Лиза окружена потоками света. Ей не стыдно быть раздетой среди бела дня. Не хотелось уходить от потухающего и вдруг вновь разгорающегося огня. Языки пламени как-будто говорили что-то, Лиза вслушивалась, стараясь понять...
Соседский парень Юрьё не смеялся над Лизой, как другие. После того пожара по хуторам пошел слух, что дочка Кайсы чокнутая, и что она подожгла ригу. Видано ли, чтобы девица разгуливала по дороге в голом виде и улыбалась встречным!
Юрьё влюбился в Лизу. Он готов был распилить сколько угодно досок, только бы она стояла на бревне, а он глядел на нее. Юрьё сочинил серенаду в честь Лизы.

Под жужжание пилы
Руки чешутся у Юрьё.
Мама Лизу не пускала,
Та сбежала не спросясь.
Ведь кого, друзья, удержишь,
Когда сердце рвется в пляс?
Саливили хиппут туппут таппут
Хаппит типпут хилияле!

Лиза польку танцевала,
Люди собирались в круг.
Юрьё Лизу приглашал,
Обнимал за талию.
И народ их не смущал,
Что бы там ни сочиняли.
Саливили хиппут туппут таппут
Хаппит типпут хилияле!

Мама заперлась в каморке
Возносить мольбы богам.
Молодые о пожаре
Очень долго рассуждали.
Девка гребень потеряла,
Не распутать ей волос...
Саливили хиппут туппут таппут
Хаппит типпут хилияле!

***
Этюд 2

Во время Зимней войны в Финляндской армии действовали специальные подразделения, в которых находились сестры милосердия, ”лотты”. Женщины и девушки должны были являться в казармы до 22.00, отбой был в 22.30.
Здание казармы красного цвета из кирпича, построенное еще русскими солдатами во время первой мировой, я видела в городе Миккели. Там располагалась ставка Маннергейма.
Трагикомический случай произошел с одной деревенской девушкой по фамилии Нейтсют, что означает ”девственница”.
Героиня второй зарисовки Майса Нейтсют действительно странная. О девушке рассказала мне Лиза. На фотографии изображены ее подруги. Снимок сделан до войны, в начале тридцатых годов. Майса одевалась во все мужское. На снимке хорошо видны пиджак, кирзовые сапоги и войлочная шляпа финского крестьянина. Если бы было можно, Майса носила бы вместо юбки льняные штаны брата или отцовские военные брюки.

***
В десять вечера, когда все собрались в зале, служившем спальней, вошла раскрасневшаяся Майса. Лотты ложились спать, кто-то торопливо дописывал письмо, кто-то уже дремал, закрыв устало глаза.
- В следующий раз не опаздывать! - проворчала старшая, расчесывая прямые черные волосы костяной гребенкой. В мерцающем свете керосиновой лампы на Майсу уставилась лосиная морда, изображенная на старинной лапландской расческе.
 
Майса улыбнулась растерянно и села на стул дежурной.
- Я попала в газету!

Пожилая лотта, с родинкой над левой бровью и усиками над губой, округлила свои раскосые глаза, отчего выражение лица ее стало дурацким. Все замолчали и уставились на девушку, улыбавшуюся, как ребенок. Она заговорила очень быстро, не характерно для своего мелодично-растянутого говора.
- Теперь меня знает вся страна. Вот увидите, я стану известной, мое имя уже напечатали в газете! Это знак!

Старшая присела на стул, сощурила глаза-щелки и, застыв как божок, сложила руки на огромной груди. Подруга Майсы захлопала в ладоши. Все остальные изумленно и радостно смотрели на юную лотту, примерную санитарку и безотказного человека.
- Мое имя гремит по всем фронтам и тылам нашей Родины. О господи, как я тебе благодарна! – Майса ликовала.

Она теребила одной рукой толстую косу, а другой поглаживала покусанную мошкой белую сдобную икру, спустив гольф до самой пятки.
-Да что же такое написали? Не тяни, отряду спать пора! – сердито сказала старшая.
Уже все повскакивали с кроватей, окружили Майсу. Ее ближайшая подруга побледнела от волнения. Тогда Майса засмеялась, по-деревенски прикрывая рот ладошкой. Старшая властно выдернула свернутую газетку из кармана девушки. Это был листок из свежего номера фронтовой газеты, наверху которого напечатано мелким шрифтом ”Донесения с передовой”. Командирша уткнулась глазами в текст, выделенный химическим карандашом.
- Ну читайте же! – сестры явно нервничали.

Старшая лотта, лапландская знахарка, очень медленно достала бархатный футляр с очками. Подышала на толстые линзы, с достоинством вытерла их краем фартука, аккуратно повешенного на спинку стула, начала читать, растягивая слова и понижая тон и без того низкого грудного голоса.
«Медицинский контроль налажен с особой тщательностью в женских батальонах», - после многозначительной паузы лотта продолжила. «Военнослужащая 14 дивизии 111 батареи», - посмотрела строго на белобрысую, которая вскрикнула: «Ой, да это про нас!» и зачитала: «Майса Нейтсют подверглась обследованию на предмет венерических заболеваний». Дальше шел длинный абзац о необходимости моральной чистоты в суровых условиях военного времени, но имя героини уже не упоминалось.

Какая-то двусмысленная пауза вдруг повисла в холодном зале казармы. Майса продолжала невинно и открыто улыбаться, хлопая длинными белыми ресницами. Девичий румянец горел на ее щеках нежными красками северного восхода. Она еще не успела и влюбиться как следует, так сильно, как, например, ее лучшая подруга в одного пленного. Секреты запрещенной любви Майса хранила свято, служа посыльной у влюбленных. Майса разносила любовные записочки, рискуя собственной репутацией.

Сестры в молчании разошлись по местам. Старшая, поджав губы, патрулировала взад и вперед по казарме. Под ее тяжелым взглядом подруга Майсы сжалась в тщедушный комочек и передвинула свою койку подальше от Майсиной. Никто не проронил ни слова. Зловещая атмосфера войны вернулась в помещение.