Майский граф. Глава пятая

Глава пятая

 Утро следующего дня выдалось пасмурным. Позже, горожане говорили, что природа оплакивала смерть хорошего человека. Небо задрапировалось серой ватой туч и, хотя импровизации ветра являли праздным наблюдателям тут и там кусочки голубизны, дождь был неминуем.
 Первые капли уже достигли земли, когда, в одном из переулков, было найдено тело Берта Ансельма. Он лежал в луже крови с проломленным черепом; при этом поза, в которой обнаружили члена городского совета, выражала полное недоумение и несогласие с произошедшим. Подросток, обнаруживший Берта, сообразил позвать банщика, но, прибывший на место происшествия Жерар, уже ничем не мог помочь Ансельму.
 В те времена, надо сказать, банщики занимались практической медициной. Они делали кровопускания, вправляли суставы, ампутировали. В сознании простого люда эта профессия считалась «нечистой», поскольку была связана с кровью и трупами. Отец Жастин, перед тем, как унаследовал дело своего отца, три года был подмастерьем у известного врача Арно де Вильнёва. Дипломированным медиком он не стал – жаль было тратить еще пять лет жизни на учение. Вернувшись и похоронив отца, сдал цеховой экзамен банщиков в присутствии старейшин и занялся, помимо основного дела, лечением больных. Авторитет его как лекаря возрос, после того, как он вылечил сына мэра от золотухи.
 Городской глава в молодости любил погулять, и, в одном из своих бесчисленных приключений, подхватил "дурную" болезнь. После свадьбы он остепенился, но было уже поздно – сын родился больным. Кого только не звали к несчастному ребенку, куда только не возили, все было напрасно. Жерар назначил мальчику жесткую диету: здоровое коровье молоко, черствый хлеб, овощи и фрукты и яйца всмятку; утром и вечером по чайной ложке неочищенного рыбьего жира и по стакану яблочной сыворотки. Ежедневное обмывание тела с добавлением морской соли и свежий, чистый воздух дополнили процесс лечения. Через год болезнь отступила.
 Банщик осмотрел рану, нанесенную, по-видимому, то ли обухом боевого топора, то ли булавой. Странно было видеть Берта неподвижным. Энтузиазму этого человека мог позавидовать любой. В магистрате он брался за все дела, требующие энергичных действий, будь-то переговоры с сеньором, постройка новых городских сооружений или подготовку к празднествам. Вот, и нынешний, так печально закончившийся праздник, только выиграл от того, что его организовал Берт Ансельм.
 Голоса людей, окруживших Жерара, становились громче. Насильственная смерть была редким явлением в городе, а убийство человека, известного в городе, - такого не помнили даже старожилы.
 - Во всяком случае, он умер быстро, - произнес банщик ни к кому не обращаясь.
 Из толпы выдвинулся Якоб Дамм. Он поднял руку, призывая собравшихся к тишине. Перебросившись несколькими словами с Жераром, член городского совета подозвал парнишку, стоявшего рядом и отдал короткое распоряжение. Затем сказал:
 - Это ужасное злодеяние не останется безнаказанным. Совет закрыл все ворота и до особого указа никто не выйдет из города. Проведенное расследование, безусловно, выявит преступника и...
 Больше говорить он не мог. Закашлялся и отвернулся от всех, чтобы не выказать своих чувств.
 Горожане начали расходиться, ожесточенно споря и размахивая руками. Вскоре, лишь лекарь и представитель городской власти остались рядом с телом Ансельма.
 - Что думаешь? – спросил Якоб.
 Банщик огляделся по сторонам, чтобы понять к кому обращены эти слова. Никого не увидев, сказал:
 - Рана не очень глубокая, но сам удар был достаточно сильным и точным. Тот, кто это сделал знал как и куда бить. Произошло это, я думаю, под утро, едва начало светать. В это время люди еще спят, но стоит поспрашивать – может найдется какой-то гуляка или молодая парочка, что целовалась неподалеку.
 - Твоя-то была дома? – взял быка за рога Дамм.
 - Ты Жастин сюда не впутывай, она девчонка правильная. Знаю, что встречается с Корсейном, но, пока грань не переходит, я закрываю глаза на их прогулки. Хоть и не очень нравится мне Петер, но парень он с понятием и за дочку я не переживаю: и защитит и не обидит.
 Якоб вздохнул: ожидался долгий день. Дождь потихоньку накрапывал и Дамм зашагал к дому Ансельма, предчувствуя тяжелую встречу с Альмой, теперь уже, вдовой Берта. В городе существовала своеобразная эстетика в сообщениях о смерти. Их надо было делать не спеша, постепенно, подготавливая получателя сообщения к страшной вести. Но волновало не столько изложение самого факта смерти (мир не без добрых людей), сколько необходимость объяснить какие меры будут приняты для поимки злодея.
 Альма Ансельм, под стать мужу, имела независимый характер, приличное образование (что даже среди сильного пола встречалось нечасто) и отличалась оригинальным мышлением. И, как многие яркие личности, не выбирала выражений в разговоре.
 Берт Ансельм жил на Рыночной площади. Прямоугольная, по очертаниям, площадь характеризовалась сплошной застройкой по периметру, прерываемой лишь выходящими на нее немногими улицами. Главное сооружение — здание ратуши — настолько сильно выделялось среди других, что допущенный в остальной застройке площади некоторый хаос в силуэтах зданий, а также многообразие их архитектурных форм не нарушали впечатления общего единства.
 Уже показался дом с узким фасадом и остроконечным фронтоном - сочетание кирпича с белым камнем. Большие оконные проемы фасада, забранные частыми переплетами помогали освещать внутренние помещения на всю их большую глубину.
 Ступив на кафельный пол большой комнаты, Якоб подошел к столу и оперся на прямую спинку одного из стульев. Вскоре послышалось шуршание шлейфа и в комнату вошла хозяйка дома. Альме было около сорока лет, но, даже, следы свалившегося несчастья, не могли исказить красивые черты ее лица.
 Гость почтительно поклонился, стараясь незаметно, как ему казалось, уловить душевное состояние женщины. При этом он не мог пропустить ни коричневой котты с длинными узкими рукавами и множеством мелких пуговиц от локтя до кисти, ни короткие замшевые перчатки, вышитые жемчугом, ни омюс с меховой пелеринкой. Такова была Альма Ансельм – даже в горе она оставалась знатной дамой.
 Член городского совета открыл было рот, чтобы исполнить свои функции, но был остановлен непреклонным жестом:
 - Спасибо, Якоб, твой визит облегчает мою боль. Я, конечно, уже знаю о случившемся и не нуждаюсь в утешениях. Теперь это только между мной и Господом.
 - Вы удивительная женщина, - восхищенно пролепетал Дамм. – Я знаю многих мужчин, которые повели бы себя менее достойно при таких обстоятельствах. Тем не менее, примите мои искренние соболезнования. Берт был моим другом, прекрасным человеком, и я не успокоюсь, пока он не будет отомщен. Скажите, Альма, не заметили ли вы чего-то, что показалось вам странным. Может поведение мужа отличалось от обыденного или его волновало что-нибудь?
 - После праздника я отправилась домой, так как Берту нужно было позаботиться об освобождении ремесленника, помилованного Петером. Муж считал, что дело это срочное и семья должна увидеть своего кормильца в тот же день. Я ожидала его через час, но так и не ... – голос женщины прервался. Даже человеку с такой сильной волей не под силу было держать себя все время в руках.
 Молчание гостя позволило даме справиться с волнением:
 - Однако, за день до праздника муж пришел домой взволнованным, что случается нечасто. Я старалась не вмешиваться в его дела, но в тот вечер спросила о причине такого настроения. "Городские заботы", - сказал Берт, и больше мы этой темы не касались.
 Якоб откланялся – спрашивать больше было нечего. Несколько слов утешения стали завершением беседы. Выйдя из дома, он направился к ратуше. После смерти Ансельма накопилось много неотложных дел.