Чайник со свистком

 Сейчас не увидишь в продаже ни часов с кукушкой, ни чайников со свистком, ни других предметов обихода, к которым непонятно зачем пришпандоривали эти в общем-то бесполезные архаичные прибамбасы. Кому нужны все эти бирюльки в наш сурьёзный, прагматичный, насыщенный электроникой век?
 Но однажды мне повезло. Представился случай приобрести чайник со свистком. Я раскошелился и стал обладателем допотопного антикварного чайника, выполнявшего кроме своих прямых функций, ещё одну – сверхнормативную: как только вода в чайнике начинала кипеть, чайник начинал свистеть. Я подолгу мог слушать это своеобразное соло. Чайник, как мастер художественного свиста, то заливался соловьём, то колоратурил перепёлкой, мог исполнить лихую кадриль, мог душещипательный полонез. Он многое мог, этот повидавший на своём веку чайник.
 Не скрою, вскоре я привык к нему, полюбил его, и он, как мне кажется, отвечал мне взаимностью. Я стал считать его одушевлённым предметом. Да и как же иначе. Для меня он был не просто кипятильником, а другом, делившим со мной радость и горе. Когда мне было грустно, он затягивал мелодию своей и моей юности, когда я был весел, и он заводился с пол-оборота. Конечно, были у меня жена, дети, сослуживцы. Но никто из них не умел подладиться под меня, угадать моё истинное настроение. А ведь это так важно – угадать настроение и потом уже подобрать под это настроение нужный аккомпанемент. Со мной это мало кому удавалось. Жена? Мы прожили с ней долгую жизнь, но понимать меня она так и не научилась. Дети? – те и подавно, а сослуживцы – ведь это, в сущности, посторонние люди, которых не выбираешь, а принимаешь, как неизбежную сторону жизни.
 Особенно раздражала меня жена, подруга жизни. Всё у нас с ней было наоборот, всё получалось невпопад. Я приходил домой чем-то расстроенный, она в это время некстати смеялась, у меня на душе было светло и радостно, она, казалось, надевала на лицо чёрную паранджу. Нет, не понимала она меня, и главное, не пыталась. А чайник – тот понимал. Мой верный старый чайник, прошедший огонь и воду, ни разу не обманул моих надежд, ни разу не отказал мне в сочувствии.
 И вдруг я обнаружил, что в мои взаимоотношения с чайником пытается втиснуться третий. Я подсмотрел как сын тихонько, таясь от всех, с упоением слушал чайник. Это меня удивило. Ему-то зачем? Неужели его подстриженная, а вернее, нестриженная по последней моде башка недостаточно загружена поп-музыкой, джинсами и футболом? Неужели в ней осталось свободное место для чего-то ещё?
 Несколько дней я ходил обескураженный этим неожиданным открытием, пока не застукал за тем же занятием дочь. Она прослушивала чайник упоённо закрыв глаза, и думала о чём-то своём. О чём? Этого я не знал.
 Жену я выслеживал специально и таки накрыл её на горячем. Подперев рукой щёку, она сидела на кухне один на один с чайником, и тот на разные голоса ублажал её, насвистывал ей лирические рулады; чуть-чуть фантазии – и можно было представить, что это пылкий юноша объясняется в любви своей ненаглядной.
 - Тоже мне французский треугольник, - ревниво подумал я, - он, она и чайник.
 Жена не замечала меня. На лице её отражалась вся гамма чувств, которые она испытывала в это время. Вот она смахнула слезу, вот нахмурилась, вот, что-то вспомнив, принялась хохотать так искренне, так счастливо, что мне стало до боли обидно: со мной она так не смеялась, с чайником ей, видите ли, было гораздо веселей, чем с законным мужем.
 Я вышел из своего укрытия и ехидно спросил:
 - Чему ты так заразительно смеёшься? Что сегодня за праздник?
 - Праздник, - грустно ответила она.
 - Какой же?
 Она промолчала.
 - Может ты сегодня прибарахлилась? – продолжал изгаляться я. – Новая кофточка, туфли, безделушка какая-нибудь... В чём твой праздник? В нарядах, шмотках, лишней паре сапог?..
 - Да нет, - вяло ответила жена. – Сегодня исполнилось двадцать лет со дня нашей свадьбы.
 Она сказала это будничным, серым голосом, встала из-за стола и ушла из кухни.
 Я остолбенел. Вот так номер. Как же я мог забыть? Как мог так опростоволоситься?
 Я стоял на кухне одинокий и жалкий, а рядом чайник насвистывал какую-то нежную, давно забытую мелодию, которую в своей жизни я уже вроде бы слышал. Где? Когда? – я старался изо всех сил, но никак не мог вспомнить.