Про блюз и тягучий свет

Вот чем прикрыться, когда закрыв глаза – возникают миражи. Призраки живых.
То зеленые человекоподобные лица в огромном числе отрывают рты и летят прямо на тебя.
То они некий график неизвестно чего.
То они словно иглы проникают в лоно закрытых глазниц. Я знаю – их тысячи, а может даже десятки. И все внутри звука неизвестного науке радио, а значит осязаемы.

То все в какой-то квадратной дымке с разрешением 640 на 800. Все видно плохо. Кто-то держит себе подобного за тех, кого не видел никто из нас. Нет такого места. Не на карте, не на грани пошлости, не в любой физиологии. Белесая, слащавая трибуна вместо руки партнера содержит в себе РАЙ. Мутные саркофаги тумана каждой клеточкой своего «телеса» жаждут ощутить прикосновение. А касается бесноватых призрачных бедняжек их отражение. В другой, чужой, идентичной им, но такой любимой трибуне. Радость от антиматерии и два плохо осязаемых субъекта выбрасывают тепло и обретают свободу от просьбы старого отца помочь донести, от двух пар влюбленных глаз и тьмы вокруг, от детского смеха по которому так часто стреляют Робин гуды ветхой преданности…

А то серебристого цвета люди демонстрируют свою бесполость. Открываешь глазенки обратно в этот сказочный сон и пробирает дьявольский хохот. От осознания того, что все едино. Все обширный общественный кусок крашенного баллончиком графитчика металла.
Где существует сразу все, что когда бы то не было, было… Где, как в страшном сне любого думающего куска высокоорганизованного дерьма, любой взгляд имеет цену и степень заморозки в рыночной стоимости крашенной краски, масленного масла. Которая не стоит и слезы, которая затопила гнилью уже сотни и без этого мертвых городов. Слеза девчушки-войнушки.
И все это проносится перед моими очами каждый день, когда я снова мертва в любезных разрешениях помочь сделать то, заколотить это, закопать именно здесь…

Как собиралась эта свалка в поднебесье?
Там кости гниют и мяско свежайшее говеет неким стоном.
Один летел, Другой летел.
Крюк синий облака образовали.
Один запел, другой задел
Крюк облаков познания спиралью
Нег и блажей, что последнему
Сиротами давно уж представлялись…

А если крюк любой всегда имеет смежный,
То это и не крюк, а карусель для Высших…
И вертится от тлена колыбелей,
И новые счастливые глазенки
Прозрачно-бородатого дитя
Не поленясь гнушаться в поднебесье,
Как тройка вороных в ту муку встрять…

И без сомнения чтоб стать бессмертным,
Умей летать и танцевать на плоти оного погоста,
Что некие обходят стороной, тому причина есть.
Предполагают, что полет тот крючковатый
Преобладает только в высшем свете
Морозной книги, коей миллион,
А чернь уделом неба до конца гордится,
Верует и побеждает,
В той карусели вязкой всякого творца…


Рецензии