Р-раз... и за дружбу

 Кто-нибудь задумывался, как проводнику в поезде приходится мыть стаканы после «вагонного» чаепития? Нет не после современных пакетиков, а когда пачку заварки на чайник, а потом распушившиеся, набухшие чаинки во множестве остаются на дне стакана.

 Дома-то это пустяки. С остатками заварки в двух чашках канализация справится. А если перед вами стаканов сорок – пятьдесят? Слив мойки в служебке проводника выдерживает пять, после чего напрочь забывает зачем он, собственно, предназначен. Можно, конечно, выплёскивать остатки в ведро. Но это самое ведро ещё сначала найти надо, а потом тащить выливать в туалет, расталкивая стремящихся туда пассажиров.

 Чтобы избежать подобных проблем, проводниками, во всяком случае в тёплое время года, используется простой и надёжный, как автомат Калашникова, способ. Раскрывается окно, в стакан немного водички, взболтал и за окошко р-раз. Преимущества метода очевидны. Во-первых – безотходность. Во-вторых – забота об экологии. Спитая заварка, говорят, каких-то мух убивает. В третьих – пассажиры первого, а на большой скорости и второго купе получают массу удовольствия. Особенно, если им тоже придёт в голову распахнуть окно и полюбоваться красотами окружающего пейзажа. Явившийся лично поблагодарить проводника за дополнительный сервис пассажир, как правило имеет вид человека, получившего незабываемые впечатления.

 Генка, студент – проводник прекрасно знает эту методику. Поэтому, когда приходит трудный час мытья посуды, велосипед не изобретает. Распахивает окно, берёт один за другим стаканчики и р-р-раз, р-раз.

 Работа эта монотонная, не требующая внимания, поэтому, Генка не особенно следит за процессом. Руки сами делают привычные движения, а Генка занят своими мыслями.

 И вот, находясь в подобной прострации, он начисто не замечает, что поезд остановился на какой-то маленькой станции. Повернувшись выплеснуть очередную порцию, Генка видит с любопытством глядящего в окно мужика. Видеть-то он видит, но остановить, доведённое до автоматизма, движение руки не просто. Р-раз…

 Немая сцена. Генка стоит со стаканом в руке, тупо пялясь в проём окна. А за окном, как в фотографической рамке, стоит с головы по пояс облепленный заваркой, благо стакан удачный попался, здоровенный мужик. Генка и сам не маленький, но у этого плечи чуть не весь проём закрывают, а кулаки такого размера, что одним ударом синяк сразу на всё лицо поставит. И этот факт Генку ужасно расстраивает.

 Пауза Станиславского тянется секунд пять. Потом мужик начинает медленно багроветь под слоем заварки и открывать рот. Торопливый столичный житель, на его месте, уже давно бы истерично вопил и прыгал, пытаясь как-то добраться до Генки и осуществить справедливое возмездие. Но в глубинке иной темп жизни. Здесь человек привык всё делать вдумчиво, не спеша, получая удовольствие от занятия по полной программе.

 И вот, в тот момент, когда мужик окончательно созревает, вагон дёргается, трогаясь с места. Поезду ведь нет дела до желания провинциала со вкусом подойти к процессу. У него расписание.

 Генка понимает, что у него появился шанс уцелеть. Он пулей летит к окну и, одним рывком, захлопывает раму перед самым носом у мужика. Какую-то секунду тот стоит, не в силах поверить в подобную несправедливость. Затем, осознав всю глубину несправедливости происходящего, орёт что-то нечленораздельное и вцепляется в раму. Но снаружи-то окно не откроешь! А поезд идёт.

- Куда…!? – Ревёт мужик и начинает бежать вместе с вагоном.
Наконец, не выдержав темпа, отцепляется и бежит следом, до самого конца платформы,
громко желая Генке счастливого пути и доброго здоровья.

 Генка закуривает, вытирает, выступивший на лбу, пот и, наконец, начинает хихикать, вспоминая свежезаваренную рожу мужика. К вечеру Генка уже благополучно забывает об инциденте.

 Состав идёт в обратный рейс. Стемнело. Остановка на какой-то маленькой станции. Генка выходит из душного вагона покурить, лезет в карман, и тут чья-то огромная лапа сгребает его за ворот, почти перекрывая дыхание.

- Ну, здорово, парень! – Гудит над ухом мощный бас.

 От осознания того, кому этот бас принадлежит, Генкина душа проваливается куда-то намного ниже пяток.
 Громадный кулак медленно отводится за спину. Генка с кристальной ясностью осознаёт, что первый удар станет для него и последним. Хорошо, если мозги просто сотрясутся, а не размажутся вместе с треснувшей черепушкой по стене вагона. В отчаянной попытке спастись, он выпаливает первую пришедшую на ум фразу:
- Водку будешь?

За что мне нравятся наши русские мужики, так это за умение отделить главное от
второстепенного. Какой-нибудь там мстительный корсиканец, плюнув на ужин с молодым вином и на, подающую его, красавицу хозяйку, будет тупо точить в углу старый нож и сумеречно бормотать что-то про вендетту. Сосредоточенный японец станет долго медитировать, решая как ему поступить: снести дедовским мечом голову обидчику или сделать себе харакири? А, стоящий рядом, стаканчик подогретого саке будет остывать, превращаясь в совсем уже невообразимое пойло. Чопорный англичанин, назначив негодяю матч по боксу, примется изнурять своё тело овсянкой и режимом, запретив домашним даже произносить слово «бар».

 Наш же человек твёрдо понимает: мордобой может и подождать, а вот стакан водки, если промедлить с согласием, обязательно выжрет кто-то другой.
 Мёртвая хватка на горле Генки расслабляется.
- Наливай!
Генка, понимая что промедление будет «смерти подобно», мчится в служебку,
выдёргивает на стол ноль – семь «Московской» и, о закуске думать некогда, два чайных стакана. Плеснув в один грамм сто, он наполняет второй по самый ободок и протягивает протиснувшемуся следом мужику.

- Будем!
Генка, не чувствуя вкуса, проглатывает водку, и в этот момент поезд трогается. Мужик
оценивающе глядит на остатки спиртного и на Генкину физиономию, видимо прикидывая, что допить и дать в морду уже не успеть, и надо выбрать что-то одно.

 Представляя, как опасен для него неправильный выбор, Генка снова хватает бутылку, торопливо наполняет стакан мужика, остатки плещет себе.
- За дружбу!
- За дру-ужбу?! – Обиженно гудит мужик. – А сам… Ладно уж, повезло тебе паря. Будь!
Он одним духом выхлёбывает водку, дружески хлопает Генку по плечу и выскакивает из
вагона.

 Генка снова вытирает со лба пот и, на подгибающихся ногах, идёт в тамбур запирать дверь. Потом садится, потирая ушибленное плечо, и смотрит в окно, за которым исчезает тёмная платформа.

 Раздаётся гудок тепловоза. Поезд прощается со станцией, название которой Генка так и не узнал.